Алексей Юрьевич Петров
Старая крепость
2. Политические комиссары – инициаторы варварских азиатских методов ведения войны. Поэтому против них следует немедленно и без всяких задержек действовать со всей беспощадностью. Если же они оказывают вооружённое сопротивление, следует немедленно устранять их силой оружия.
В остальном действуют следующие положения:
Во фронтовых областях:
1. Обращаться с действующими против наших войск политическими комиссарами согласно «Указу о военной подсудности в районе «Барбаросса». То же самое относится к комиссарам всех видов и должностей, даже только подозреваемых в сопротивлении, саботаже или подстрекательстве к ним. Основой являются указания «О поведении войск в России».
2. Опознать политических комиссаров в качестве органов можно по особому знаку различия – красной звезде с вытканным на ней серпом и молотом на рукаве.
Их надлежит немедленно, то есть прямо на поле боя, отделять от всех остальных военнопленных. Это необходимо, чтобы лишить их всякой возможности оказывать влияние на взятых в плен солдат. Комиссары в качестве солдат не признаются; никакая международно-правовая защита к ним не применяется. После произведённой сортировки их следует уничтожить.
3. Политических комиссаров, которые не виновны ни в каких вражеских действиях или только подозреваются в них, первоначально не уничтожать. Только в ходе дальнейшего продвижения вглубь страны может быть решён вопрос о том, следует ли их оставить на месте или же передать в руки зондеркоманд. Следует стремиться, чтобы те производили следствие сами. При решении вопроса «о виновности или невиновности» в принципе личное впечатление имеет значение большее, чем, по всей вероятности, недоказуемый состав преступления.
4. Все вышеназванные меры не должны задерживать проведение операций. Поэтому планомерные поиски и «чистку» полевым войскам запретить.
Во фронтовом тылу:
Комиссаров, схваченных во фронтовом тылу при вызывающем сомнение поведении, следует передавать айнзацгруппам или айнзацкомандам Службы Безопасности». Хофмайер замолчал, переворачивая страницы.
Так, об этом Указе я что-то слышал. Если не ошибаюсь, то в моём времени он был известен как «Приказ о комиссарах».
– На этом закончим, – произнёс обер-лейтенант, – я довёл до вашего сведения все необходимые документы в части касающейся. Удачи на полях сражений! Честь имею! – с этими словами он отдал воинское приветствие и, круто повернувшись, вышел из каземата.
Ну, всё, Хофмайер ушёл. А сейчас Рауш примется за рядового Ланге, – обреченно подумал я и внутренне приготовился к крикам и брызгам слюней от орущего мне в лицо обер-фельдфебеля. Но я ошибался. Наш взводный вышел перед строем:
– Итак, вы всё слышали. Рейх даёт нам карт-бланш и было бы глупо этим не воспользоваться, не так ли?
– Это что же получается, господин обер-фельдфебель, – подал голос Викинг, – я могу пристрелить любого русского, и мне за это ничего не будет? Всё равно какого: ребёнка, старика, женщину?
– Не совсем так, но суть отражена верно. Есть условие. Небольшое. Вы можете пристрелить любого русского только в том случае, если он предпринимает враждебные действия. Ну а уж оценка враждебности этих действий, – целиком ваша прерогатива.
– Ух ты, здорово! – радостно осклабился Рюдигер, – Ну, мы им покажем!
– Как бы совесть потом не заела, покажет он… – с неприязнью покосился на него Викинг.
– Не переживайте, господин обер-гефрайтер, – с совестью я уж как-нибудь договорюсь – подмигнул ему Отто и снова заулыбался.
– Ладно, взвод, – перейдём к более насущным делам, – остановил разгорающийся конфликт Рауш. Он достал из планшета какую-то бумагу.
– В соответствии с приказом командира батальона, наш второй взвод, практически в полном составе, за исключением ездового Кепке, теперь становится второй штурмовой группой. Командиром её, естественно, назначаюсь я. Как видите, практически ничего не поменялось. Кроме того, в нашу группу дополнительно включили огнемётчика. Вот он, знакомьтесь: гефрайтер Юрген Клинсманн!
С этими словами он протянул руку и поманил к себе кого-то с левого фланга нашего строя. Несмотря на характерные имя и фамилию, на бывшего немецкого футболиста и тренера сборных США и Германии, огнемётчик похож не был. Перед нашими взорами предстал коренастый невысокий паренёк лет двадцати. Ничего необычного в нём не было, – хоть сейчас на вербовочный плакат войск СС. Впрочем, его бы туда не взяли: он, конечно, выглядел как истинный ариец, но своим ростом метр шестьдесят испортил бы всю селекцию этим бравым парням.
– Гефрайтер Клинсманн войдёт в группу управления и подчиняться будет напрямую мне. Теперь о предстоящем деле. Вкратце, план таков: после артподготовки, по команде, мы всей группой форсируем Буг на лодках, что любезно предоставили для этой цели сапёры. У меня есть схема крепости и наш маршрут следования, – он помахал перед собой сложенным листком. К сожалению, схема всего одна, поэтому ещё пять экземпляров для всех унтер-офицеров нам сделает большой любитель истории и мыслей вслух рядовой Ланге. Я не требую зеркальных копий, но сходство должно иметь место. Задача ясна, историк? – это он уже мне.
– Так точно, господин обер-фельдфебель! – я немного растерян, – не ожидал, что отделаюсь так легко.
– Прекрасно! Держи схему. Бумагу и карандаши найдёшь сам. Времени даю три часа, до ужина. На построения можешь не ходить. Выполняй!
– Есть! – беру рисунок и иду к дальней стенке каземата, к столу. Выставляю поудобнее лампу и рассматриваю выданный Раушем листок. В верхнем левом углу надпись: карта цитадели Брест-Литовска. Масштаб 1:4500. И коротенькая легенда, всего две надписи: здания и вода. Основную часть листа занимает старательно вычерченная схема крепости. Сделана она от руки или напечатана в типографии, – сказать не берусь, но выполнена схема довольно качественно.
Показавшаяся сначала лёгкой задача, при ближайшем рассмотрении, оказалась весьма трудной. Начну с того, что чертёжник из меня так себе: те линии, которые должны быть прямыми, у меня такими не получаются. Что по линейке, что от руки, – выходит практически одинаково. Но это ещё полбеды. Больше всего меня пугает объём работы, точнее, – наличие множества мелких объектов, которые должны присутствовать на плане. Вырисовывать и закрашивать крохотные, в масштабе листка, отдельно стоящие здания при столь отвратительном освещении, – то ещё удовольствие. И всё в пяти экземплярах, да за три часа! Эх, жаль нет ксерокса под рукой… Хотя…
– Герхард! Студент! – заорал я в сторону гудящей как улей солдатской массы, судя по всему оживлённо обсуждающей последние новости, столь круто повернувшие их жизнь. Они так шумели, что кричать пришлось не один раз.
– Кто меня зовёт? – из-за спин камрадов показался, наконец, наш посыльный.
– Герхард, это я!
– О, Макс! Чертишь? – подходя, спросил Штубе.
– Ага, весь в процессе. Хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Помочь с рисованием? Нет, извини, старик, я, – пас. Тебе поручили, – тебе и отдуваться. Да и черчу я как курица лапой, – засмеялся Герхард.
– Нарисую я сам, не переживай. А от тебя я вот что хочу: мне бы копировальной бумаги на пять экземпляров раздобыть… У тебя же есть знакомые писари в штабе батальона? КП Праксы сейчас здесь… С меня пачка «Экштейна»!
– Хм, а ведь ты прав, чёртов гений! КП здесь, да и Зонне тоже при нём…
– Ты Зонне скажи: если нужно будет бумагу вернуть, – я верну, без проблем.
Вижу, что Студент колеблется, и решаю увеличить гонорар.
– Герхард, давай так: ему пачку и тебе. Две пачки «Экштейна», пойдёт? Вот, смотри! – с этими словами достаю из кармана сигареты и кладу на стол. Против такого приёма он точно устоять не сможет.
– Ладно, попробую, жди здесь – заядлый поклонник табака, Студент смахивает со стола курево и, заговорщицки подмигивая, ныряет в полумрак каземата.
В голове моей, тем временем, русский Иван в очередной раз яростно спорит с немцем Максом. Один доказывает, что это противоестественно: просить об одолжении у своего товарища и предлагать за это какие-то материальные блага. Другой, – что это абсолютно нормально: немцы даже сигареты друг у друга не стреляют, а просят в долг. Ну, никакого братства, короче говоря, нет у проклятых фашистов. Интересно, на войне да под пулями так же будет?
– «Ганс, у меня кончились патроны!»
– «О, у меня как раз ещё есть две ленты, Фриц!»
– «Одолжишь?»
– «Нет, извини, Ганс, – ты мне ещё сигарету с позавчера не вернул! Только наличные!»
– «Хорошо, Фриц! У меня как раз есть! По два-сорок за ленту, как обычно?»
– «Ну что ты, Ганс! Я же не торгаш, чтобы наживаться на своём товарище! Для тебя по два-тридцать!»
– «Спасибо за скидку, Фриц! Вот, держи 5 рейхспфенигов!»
– «Чёрт, Ганс, у меня не будет сдачи!»
– «Действительно, Фриц, – как-то не по-немецки! Эй, ребята! Кто разменяет 5 пфеннигов?»
И такие голоса на фоне взрывов и стрельбы:
– «Я разменяю! Как раз продал гранату Иоганну, – сейчас подползу к вам!»
Голос Макса в голове возмущённо фыркнул и попросил не перегибать палку и не путать немцев с евреями. Меня вообще время от времени забавлял этот диалог русского и немца. Нет, можно было, конечно, совсем задавить внутри себя истинного Макса Ланге, но я так не делал: просто загонял его, когда нужно, поглубже. Иначе среди фашистов не выжить. Всё-таки, он лучше знает местные реалии, как себя вести и что делать со своими соплеменниками. Кстати, Макс уже не так горячо реагирует на «фашистов». По первости постоянно поправлял, что они, – немцы, на крайний случай, – нацисты, и к фашистам – итальянцам отношения не имеют. Я ему сочувствовал, но помочь ничем не мог, – привычка-с! Как были немецко-фашистскими захватчиками, – так и остались. Да, я знаю, что вы ничего не захватывали, а освобождали и вообще, всё было по любви и они сами хотели, ага. А вот и Герхард!
– Гляжу, ты не с пустыми руками?
– А то! Держи: вот тебе копировальной бумаги, как просил, – пять листов. Возвращать не нужно. От Зонне привет: обращайся, если что будет нужно, – Штубе сунул мне листы, хлопнул по плечу и с достоинством удалился.
Вообще-то, конечно, я просил бумаги из расчёта на пять экземпляров, ну да ладно – сделаю шестой в качестве запасного. Как именно делать, – я уже придумал: сверху кладём экземпляр Рауша, под него копирку, затем чистый лист, ещё копирку, опять лист и так далее. Но, немного подумав, решил от этого плана отказаться. Во-первых, таким способом не получится сделать шестого экземпляра. Во-вторых, Рауш не разрешал ничего чирикать на своей схеме. Ну что же, значит, придётся вспомнить молодость и попытаться скопировать с первоисточника. Прикинув с чего начать и как всё расположить, я принялся за работу.
Через три часа всё было готово, – даже хватило времени почётче обвести свой «неучтённый» экземпляр схемы. Собрав листы, отправился к Раушу.
– Господин обер-фельдфебель! Ваше приказание выполнено, – планы готовы! – я протянул взводному плоды своего труда. На мой взгляд, получилось неплохо. Не как оригинал, конечно, но всё же…
Рауш взял схемы, нашёл свою, сравнил с остальными:
– Мда… Не Лиске, конечно… Ну да ладно, – сойдёт, – одобрительно кивнул он, – Господа унтер-офицеры, прошу ко мне, – наш Ланге нарисовал для вас планы!
Пока собирались командиры отделений, я отирался рядом, надеясь услышать что-нибудь важное из разговоров начальства. Однако, бдительное око обер-фельдфебеля разглядело мои телодвижения, а сам Рауш приказал покинуть унтер-офицерский уголок. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Тоже мне, «тайная вечеря». Кстати, интересно, – почему на той знаменитой картине Христос с учениками сидят не как при нормальном застолье, а за одной стороной стола? Впрочем, вопрос риторический, из разряда «я – художник, я так вижу».
После ужина все собрались по отделениям для детальной проработки предстоящей операции. Мы стояли тесным кружком, в центре которого за столом восседал наш командир отделения, унтер-офицер Курт Винсхайм. В руке он держал остро отточенный карандаш.
– Все собрались?
– Так точно, все!
– Отлично! Итак, смотрите!
Все склонились над нарисованной мною схемой.
– Задача номер один, поставленная нашей штурмовой группе, – это скрытный выход на исходные позиции по сигналу. Скрытный, Рюдигер, – ты понял? Не нужно стучать своим карабином по каске, как ты любишь, катать по траве газбак и вытворять другие, так тобою любимые, действия или ещё что-то в этом роде. Модель, – лично за него отвечаешь!
Отто замотал головой, отрицая свою причастность к обвинениям Винсхайма:
– Да я буду тише воды и ниже травы, господин унтер-офицер!
– Я за ним присмотрю, Курт!– подал голос старший стрелок Модель.
– Надеюсь на тебя, Хайнц! Значит, первую задачу запомнили. Скрытно, по сигналу, выходим на позиции. По схеме мы сейчас находимся тут, а это место вот здесь, – Винсхайм ткнул карандашом в заштрихованный овал на западном берегу Буга.
– Идти здесь недалеко, так что, надеюсь, доберёмся без замечаний. Далее, задача вторая. Форсирование реки. Опять-таки по сигналу, занимаем места в лодке. Согласно расчётам, одно отделение помещается в одну лодку. Поскольку посудины с мотором, на рулях будут находиться сапёры из 133-го полка. Они приданы нам только для переправы и с нами дальше не пойдут. В чём особенность этого этапа? Форсировать Буг, возможно, придётся под ружейно-пулемётным и артиллерийским огнём противника. Если от артиллерии нас ничто не спасёт, то от огня противника противоядие есть. Для помощи и прикрытия района высадки, нам выделена 12-я пулемётная рота. Располагаться она будет на нашем берегу, вот здесь. Пулемётчики будут вести огонь не только по своим определённым целям, подозрительным местам на той стороне реки, но и по нашему целеуказанию. Для этого, каждый командир отделения имеет магазин с трассирующими пулями. Ещё по форсированию: река, вернее, – канал, – как вы видели, не очень широкая, в месте переправы всего 20-30 метров. Максимальная глубина, – около двух метров. Если кто окажется в воде – выбирается к тому берегу, до которого ближе.
– А кто не умеет плавать? – спрашивает Михаэль Кляйн.
– Тот мужественно тонет. Спасатели на этой переправе не предусмотрены. Хватайся за лодки, за плавающие обломки, кричи, – больше ничего посоветовать не могу. Кто ещё не умеет плавать?
Помимо Кляйна, руки подняли ещё трое: Рюдигер, Модель и, как ни странно, Лерман. Вот уж от кого не ожидал, – так это от него. Вот тебе и Викинг.
– Примите соболезнования, друзья. Если же говорить серьёзно, – то держитесь ближе к тем, кто умеет плавать: они помогут, в случае чего. Задача третья. Высадка. Поскольку, рассчитать какая из лодок окажется на противоположном берегу первой, невозможно, – то первые высадившиеся экипажи, в зависимости от обстановки, действуют так: если противник оказывает сильное сопротивление, – занимают оборону и прикрывают высадку остальных, по возможности расширяя плацдарм. Если сопротивления нет или оно незначительное, – передовые отряды стремительно продвигаются вперёд вот в этом направлении. Вновь переправившиеся, устремляются за ними следом. Лодки отходят к своему берегу и производят погрузку и переправу второй волны атакующих. Хочу отметить, что левее нас, рядом с разрушенным мостом, реку будет форсировать наша 11-я рота. После переправы, она должна наступать вдоль вот этой дороги, что проходит по центру Западного острова. Обращаю на это внимание во избежание «дружественного огня».
Далее. Пересекаем, вот здесь, мост через Буг, в районе Тереспольских ворот, и врываемся на центральное укрепление. По данным разведки, центральное укрепление представляет собой кирпичную кольцевую казарму. Основное назначение: проживание личного состава. Для обороны эти жилые помещения мало приспособлены. Поэтому, проблем с их взятием возникнуть не должно. Задача первой штурмовой группы, – захват Северного моста и прилегающего участка, на схеме он находится вот здесь. Задача второй, нашей, штурмовой группы, – захват господствующей над территорией центрального укрепления церкви. На схеме она расположена вот здесь. Церковь представляет собой кирпичное сооружение сложной архитектуры, высотой в два этажа. По периметру обоих этажей имеются окна, есть несколько входов. Точное их расположение неизвестно. На настоящий момент, церковь превращена большевиками в клуб. Внутренне расположение помещений также неизвестно. Задача третьей штурмовой группы, – захват здания Инженерного управления, что находится вот здесь, рядом с Холмскими воротами. Со стороны Южного острова к этим воротам подойдут парни из 133-го полка. 11-я рота подавляет оставшиеся очаги сопротивления на центральном укреплении, сортирует пленных и разбирает трофеи. Первый батальон, в это время, разбирается с Северным островом. Мы соединяемся с ним и выходим к центральному вокзалу Бреста. Если всё пройдёт гладко, то к обеду мы уже всё закончим, – заключил, откинувшись на стуле, Винсхайм, глядя на схему крепости, – У кого есть вопросы?
– Какое количество войск у противника? – поинтересовался Викинг.
– Точно неизвестно, но не более пяти тысяч на всю крепость.
– Ничего себе! – в изумлении присвистнул Рюдигер.
– Многие части у большевиков сейчас выведены в летние лагеря, – проигнорировав реакцию Отто, продолжал Винсхайм, – В казармах остались, в основном, тыловые службы, так что серьёзного сопротивления вряд ли можно ожидать. К сожалению, точного расположения войск большевиков мы не знаем. Надеюсь, после артподготовки количество их солдат, как и желание к сопротивлению, здорово уменьшится, – криво усмехнулся Винсхайм.
– Раз нам поставлена задача захватить и удерживать церковь, то патронов предлагаю взять побольше, – предложил Лерман.
– Мысль здравая, – согласился Курт – Мне тоже кажется, что одного боекомплекта может не хватить.
– Да там и одного много, – дел-то всего до обеда пострелять! – выступил наш штатный лентяй Рюдигер, который не любил таскать тяжести.
– Как оно повернётся, – никто не знает. Так что, возьмём с запасом, – оборвал его Винсхайм.
– Вообще, по снаряжению: газбаки и ранцы с мыльно-рыльными принадлежностями оставляем здесь, под охрану Кепке. Лишний груз нам ни к чему. Берём только фляги с водой и сухарные сумки. Провизию и боеприпасы, – по максимуму, но размещаем их так, чтобы не мешали при стрельбе и беге. На подготовку даю час, потом строимся и проверяемся. Разойдись!
На кителе немецкого солдата М40 имеются четыре прекрасных наружных кармана, куда, оказывается, влезает много полезных вещей. И это помимо внутреннего кармана, в который помещаются два индивидуальных перевязочных пакета. Лично я распихал по карманам 4 банки сардин, 6 пачек галет, 2 плитки шоколада и 4 гранаты М39 – яйца. В сухарной сумке, помимо восьми пачек 7,92х57 патронов, прекрасно поместились ещё 2 банки сардин, 4 плитки шоколада и 6 пачек сигарет.
Волевым решением командиров, было принято решение взять с собой ящики с патронами: по одному на штурмовую группу. Носить их поручили миномётному расчёту, который остался без своего 50-мм миномёта, чьё использование в условиях боёв в зданиях было признано нецелесообразным. Так у нас появилась группа боепитания, которая, помимо своего боезапаса к Kar98k, носила ещё и общественные патроны. Ящиков-укупорок на выбор было три вида: на 900, 1035 и 1500 патронов. Естественно, был выбран третий вариант: роскошный деревянный ящик с ручками на две персоны, весом 45 кг. Грубер с Хофманом несут этот ящик, а их командир, унтер-офицер Мюллер, охраняет подчинённых со своим МП-40. Изобретение было тут же опробовано и признано пригодным к боевому использованию.
Ближе к ночи выяснилось, что с нами идёт и командир роты вместе со своим посыльным и денщиком. Помимо него, в нашу штурмовую группу вошли два радиста: гефрайтеры Тухель и Кюхлер.
Тем временем, на улице окончательно стемнело. Наконец, суета улеглась: перестали бегать посыльные, сновать туда-сюда солдаты. Люди сидят, устало привалившись спинами к стенам. Ждём.
21:00. Слышно, как поднялась и выходит 12-я рота из дальних казематов. Самые любопытные выбегают посмотреть в коридор: что там? Но ничего интересного не происходит: видно только как пулемётчики, нагруженные ящиками, станками, лентами, по-одному выбираются наружу и пропадают в темноте. Логично, что они идут раньше: ведь им нужно ещё успеть занять позиции для обеспечения переправы. Оживление, вызванное уходом пулемётчиков, спало, и в каземате вновь наступила тишина. Незаметно для себя, я даже задремал.
Проснулся оттого, что все вокруг вдруг зашевелились, заходили. Команды не слышал, но понял: началось. Взглянул на часы: 22:00. Ну что же, наша очередь. Сейчас выходит первый взвод. Через несколько минут, – мы: в колонну по-одному, гуськом, выскальзываем из казематов. Снаружи тепло, тихо, всё залито лунным светом. Несмотря на то, что довольно светло, дистанцию держим практически на расстоянии вытянутой руки. Вдруг, впереди идущий Викинг приседает, а затем и ложится на землю. Что это он? Замечаю справа от себя фигуру, – она машет рукой: вниз, вниз! Послушно опускаюсь на тёплую землю. Дальше, – ползком. Уже близко. Сзади пыхтит Эмиль. Молодец, не отстаёт. Ничего не видно, – только подошвы сапог Викинга впереди. На них и ориентируюсь, стараясь не отстать. Потеряешься тут, – позора не оберёшься. Думаю, у Райзингера сзади мысли точно такие же. Викинг меняет траекторию, – вроде как, теперь ползём в гору? Наконец, Лерман останавливается и машет мне рукой, – мол, давай ко мне. Подползаю ближе, Викинг шепчет:
– Всё, на месте, давай следующего.
Я киваю, оглядываюсь назад и тоже машу рукой Райзингеру. Подползает. Копируя Лермана, шепчу в ухо Эмилю:
– Всё, на месте, давай следующего.
Тот разворачивается и так же машет рукой. Процесс повторяется. Оглядываюсь по сторонам: лежу почти на гребне невысокого вала, а передо мной, буквально в нескольких метрах, катит свои воды серебряная от лунного света река. Несколько редких кустиков практически не препятствуют обзору. Смотрю на противоположный берег: там тишина, ни огонька. Кустов у них гораздо больше. Под каждым, между прочим, может лежать зоркий пограничник в зелёной фуражке и с биноклем, который вполне может видеть меня сейчас. От этой мысли чувствую себя очень неуютно. Сколько я уже дней в шкуре немца? Пять? Шесть? А так до сих пор и не знаю, – что делать дальше? Плыву по течению, надеясь на случай да авось. Вот и приплыл…