Алексей Кудесин
Возвращение полуночи. Арка 2. Твари в ночи
– Ха-ха! У нас тоже есть один тролльчонок! – расхохотался Любимка, выразительно глядя на Ярополка.
– Молчи, холоп! Это тебе любая грязюка – привычная среда обитания. Мы же непривыкшие к такому, вот и высказываем своё мнение…
– Маменьке дома ты тоже своё мнение высказывал?
– А-а-а! Да я тебя, холоп!..
– Отставить перепалки. В этом лесу выживают лишь жизнелюбивые жизнерадостные люди, – наставительно молвил богатырь и улыбнулся, дабы продемонстрировать светлый взгляд на жизнь. – Вышло зловеще, поэтому тягатели поспешили согласиться. Раздался тяжкий вздох, и все разом повернулись к Несмеяне. Та отвернулась. – Либо очень сильные, – добавил Стоян и осклабился. – Заметили, что к Несмеяне не вяжутся даже демоны? Они её очень хорошо помнят. Те, кто выжил. До сих пор небось своих деток её именем пужают.
Девушка глянула на Стояна, потом опустила глаза и снова тяжело вздохнула.
Сказ 8 – Хранительница полигона
Ночь прошла не ахти как. Первыми дежурили Ярополк и Димитрий. Они провалили задание настолько быстро, что большинство тягателей не успели глаз сомкнуть. Наверное, поэтому сапоги Лексия остались при нем.
– Ясно. Минус два, – объявил Стоян. – Следующие Наум и Шестерён.
Остап скептично фыркнул, но толстоватый тягатель даже не поглядел в его сторону.
– Я справлюсь, можете спать спокойно – моргулы не пройдут.
Моргулы и правда не прошли. Прошли Топтуны. Произошло это после того, как Шестерён слишком увлёкся своим альбомом механизмов, потерял бдительность и задремал. Пока он спал, топтуны сделали стремительную вылазку и украли альбом. К несчастью это были не единственные потери тягателей: у Неждана пропал последний нож, Димитрий утратил замечательный плащ, а Остап – золотую серьгу. К счастью, топтуны оказались существами ловкими и не стали обрывать её вместе с мочкой, а аккуратно вынули. Больше ничего сделать не успели – Шестерён проснулся и, не обнаружив альбом, начал причитать и ругаться. К его радости Стоян прировнял альбом к сапогам Лексия и вернул его, хотя Наум решил, что он просто задумал похвастаться устройством тягоходного моста перед Данило-Мастером, которому Шестерён наверняка покажет свои зарисовки.
Стоян похвалил Наума и поставил следующую стражу – Настеньку и Любимку. Девушка уселась на одном конце поляны и принялась перебирать травы из своего мешка. Когда встречала прорванный пакет или изломанный стебель – просто отбрасывала в сторону, даже не хмурясь. А потом и вовсе замурлыкала песенку.
«Да. С той стороны Топтуны точно не придут», – подумал Любимка. Он отвернулся, твёрдо решив, что справится не хуже.
– Снуф! Снуф! Сну-уф!
Знакомые звуки и холод.
– Да что же это такое?! Ёшки-матрёшки! Отстаньте уже от меня!
– Мы приш-шли! С-с миром!
– Мы прох-хгнали топтунов-х!
– Мы х-хотим говорить-х!
– Не желаю… – воскликнул Любимка, оглянулся и приглушил голос. – Не желаю с вами говорить! Удите!
– Наш-ша добрх-хая воль-ля. Прох-хгоним топтуновх-х…
Отрок вскочил, но шёпот в голове уже пропал. Исчезли и мелкие вредители, весь остаток ночи прошёл в тишине и спокойствии.
– Два полоротых, – язвил Ярополк, выспавшийся и полный сил.
– Видите, – шептал Димитрий тягателям, готовым его слушать. – Он явно с ними договорился. Ещё одно доказательство.
Неждан и Клоп недоверчиво круглили глаза, а Лексий мрачно кинул:
– Может, ты и прав.
Он отвернулся и утопал на другой конец лагеря. Тмутараканские тягатели переглянулись.
– Уж если Лексий поверил… – молвил Неждан.
– Та-та! – закивал Клоп.
Димитрию пришлось закрыть рот ладонью и отвернуться, чтобы спрятать торжествующую улыбку. Похоже, дело сдвинулось с мёртвой точки. Ещё чуть-чуть – и удастся убедить даже неудачников, что стояли вместе с холопом против бера.
– С-славно! С-славно!.. – прошелестело в ушах. Княжич резко обернулся, но рядом никого не было. Лишь ветер запутался в траве и играл крупным опавшим листом.
Утром Стоян накормил тягателей невесть откуда взявшимся завтраком. Никто не видел, чтобы кто-то приходил или чтобы Стоян готовил. Все недоумевали, а Конопат был счастлив.
Далее был очень скоростной марш. Очень-очень-очень скоростной. К его окончанию даже Любимка уже не мог радоваться тому, что они так спешат к месту спасения Прутика. У него вообще больше не было сил.
Устали все. Один лишь наставник был бодр и весел. Стоян бегал вдоль растянувшейся колонны тягателей и раздавал тумаки и комплименты.
– Остап! Шире шаг! Ты же казак, а не какое-то недоразумение! Наум, кто-нибудь видел Наума? Что? Помер и просил его не тревожить? Не-ет! Помер – это не оправдание! Сейчас он у меня скорее вас побежит.
– Верится с трудом… – пробормотал Остап.
– Ты не веришь в своего наставника? – опечалился Стоян. – Гм. Что же мне сделать? Убыстрить Наума или замедлить вас? – Тягатели тревожно переглянулись. С первого наставника станется – нагрузит всех какими-нибудь брёвнами. Или заставит друг дружку тягать…
– Ага! Вижу, – сказал Стоян и исчез в лесу. Ребята непроизвольно прибавили шаг. На всякий случай. Кто знает, что у наставника в голове.
Поначалу сзади было тихо, потом раздался страшный хруст и топот.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Мимо них, как метеор, пронёсся Наум. На спине его была прикреплена соты с диким мёдом, следом, грозно жужжа и раскачиваясь в воздухе, летела стая крупных пчёл.
– Ого, как бежит! – ревниво запыхтел Неждан.
– Этак он похудеет, – козырьком приложил ладонь Ярополк. – Остап, к чему придираться станешь?
Казаку было не до зубоскальств.
– Какой интересный способ тренировки, – сказал он восхищённо. – Наставниче, а почему используете только на толстом?
– Его не жалко, – хихикнул Неждан.
Наум, даже используя весь свой многомудрый мозг, не мог понять, как он до сих пор жив. Под конец ему помогали Любимка и Сойка, а Настенька сочувственно блестя глазами на бегу рылась в сумке и предлагала то бодрящую травку, то восстанавливающую. Когда Наум, вместо того чтобы заглотить травку, занюхнул её, он так расчихался, что Сойка всерьёз принялась размышлять, нельзя ли использовать энергию чиха для ускорения бега. Этим тут же заинтересовался Шестерен.
– Если держать толстяка ровно вдоль земли и вызвать в нем чихание равномерной и умеренной силы, то бежать будет вдвое легче.
Он попытался что-то зарисовать в своём альбоме, но с разбегу врезался в дерево. Любимка застонал сквозь зубы. Показалось, что сейчас придётся нести двоих. Но Шестерён оказался крепче, чем казался. Вскочил, покрутил ошалелыми глазами и рванул следом за тягателями. Писать в альбоме больше не пытался, чихать Науму на ходу не предлагал.
Ближе к полудню Стоян сжалился и замедлил шаг. Потом и вовсе остановился.
– Отдыхайте и приводите себя в порядок. Вы должны выглядеть безупречно.
Подавая пример, сам достал из сумы расчёску и аккуратно причесал бороду и волосы. Деревянные зубья скрипели по волоскам бороды ничуть не приятнее Стояновых ногтей.
У Любимки расчёски не было, поэтому он ограничился тем, что поплевал на ладони и пригладил волосы. Впрочем, они тут же встали обратно ещё в более причудливой форме. Хотя отрока это уже не волновало: парня переполнял трепет – что же там дальше? Что нового интересненького ожидает их за следующим поворотом и когда же, наконец, они соберут отряд и отправятся спасать Прута?!
Когда все были готовы, наставник повёл их дальше. Лес расступился, и перед ними открылся простор. Среди суровых деревьев Запредельного леса пряталась небольшая уютная долина. Деревья густо обступили её, но ни одно не рискнуло зайти за невидимую черту. Трава здесь не подымалась выше щиколотки, а посреди долины…
– Ух ты! Вот это да!
– Мечи-калачи! Она существует!
Посреди круга стояла большая изба на кривых куриных ногах. Правда, ноги были, скорее, не птичьи, а драконьи – большие, в роговой броне, с длинными острыми когтями.
Стоян повёл их к избе. Трава была мягкая, ярко зелёная, травинка к травинке. Настенька присела и водила по ней рукой.
– Какая мягкая…
– Выкажи своё восхищение хранителю полигона, – сказал Стоян с улыбкой. – Она будет рада…
– Она?! – вскинул голову Любимка.
К избе добрались без происшествий. По траве ходили странные волны, хотя ветра не ощущалось. Сойка что-то надумала, сунула пальцы в рот, но свистнуть так и не решилась.
Изба высилась огромная и неподвижная. Когти впились в землю, словно хотели утащить долину с собой. Стены сложены из толстых брёвен стального дуба, не такие толстые, как в тягательском тереме, но такие же прочные на вид. Крышу покрывала чешуя, подобная рыбьей, отливающая зеленоватым металлом. В одном месте её вспучивала широкая труба, обложенная камнем – такая широкая, что через неё прошла бы пара Наумов, не меньше.
Тягатели осторожно приблизились к чудищу. Изба подслеповато глядела на них тусклым запылённым окном и не реагировала на гостей.
– И что нам с ней делать?! – спросил Неждан.
Стоян отступил в сторону, давая понять, что полностью полагается на их решение.
– Я знаю, что надобно говорить, – Наум важно ступил вперёд. – Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а к нам передом.
Захрустело, закряхтело, ноги дрогнули и приподнялись, а потом просели обратно. Больше ничего не изменилось.
– Чего это она? – Неждан поглядел на толстоватого паренька, потом на избушку. – Глухая, небось.
– Тут лес со всех сторон, – подал голос Димитрий. – Она и так стоит к лесу задом.
– Ха-ха, избушка такая же умная, как Наум, – развеселился Остап. – Или Наум такой же мудрый, как избушка! Ха-ха-ха!
Любимка не слушал их, он с восторгом глядел на странное сооружение. Потом с широкой улыбкой прокричал:
– Ну, здорово, изба лесная! Пришёл к тебе я – будущий сильномогучий богатырь! Давай соревноваться!
Тягатели замолкли. Потом кто-то хихикнул, другие рассмеялись, Ярополк крутил пальцем у виска.
Хрясь! Бах-бах-бах! Джух!
Изба задрожала и привстала на корявых лапах. Бревна захрустели, скрипнули и вдруг вывернулись из своих пазов.
Вжух! Вжух! Вжу-ух! Толстенные бревна стального древа вращались, как части мудрёной головоломки.
– Вот это да! – Шестерён подался вперёд, дрожащими руками пытаясь коснуться этого механического чуда. – Изба-трансформер!
– Трапор… Транорп… Что?! – вытаращил глаза Наум. – Что за мудрёное слово.
– Изба осуществила трансформацию, значит она транс-фор-мер.
Тягатели подались назад – кто знает, упадёт такое брёвнышко – костей не соберёшь. Только Любимка остался на месте, хотя бревна проносились, едва не касаясь его лица.
– Зацепов нет, а как мудрено складывается, – восхищался тульский мастер. Тут же явился альбом с зарисовками. Парень послюнявил кончик пишущей палочки и принялся водить ей в книжице.
Теперь изба больше походила на огромного человека, сложенного из брёвен. Срип! Скри-ип! Бревенчатый человек обвёл рукой большой круг.
– Наперегонки вкруг поляны? – весело воскликнул Любимка. – Давай! Раз-два начали!
И он кинулся к лесу. В избушке что-то грохнуло, покатилось, она сорвалась с места и, набирая скорость, ринулась следом. Через каких-нибудь пару скачков она поравнялась с Любимом.
– Ха-ха-ха! – от восторга тот так и подпрыгнул. – Врёшь, не возьмёшь!
И наддал, только пятки засверкали.
Топ-топ-топ! От избушкиной поступи дрожала земля. Когти вспарывали дёрн, от каждого скачка крыша подскакивала, а внутри что-то громыхало и ухало.
– Ха-ха-ха! – заливался Любимка на ходу.
– Дзинь, бац, бум! – отвечала изба. Потом к этому добавился скрипучий голос. – Скорей! Наддай, колченогая! Неужто нас малец безусый обставит!
Половину круга Любимка бежал впереди, потом земля ушла резко вниз – отрок ухнул в овраг. Пока выбирался с другой стороны, услышал над собой лихое:
– Иоху!
Над ним промелькнула большая тень, рядом, едва не задев, шлёпнулась пара брёвен. Любимку обдало землёй и обрывками травы.
– Мечи-калачи! Так не честно! – заверещал он, выкарабкиваясь из оврага. Едва оказался сверху, припустил за удалявшейся избушкой. – Не честно перескакивать!
Земля вновь опустилась, они с размаху вбежали в заросли огромных извивающихся гладких стеблей. Отрок не сразу понял, что это чудовищной толщины корни, выпирающие из земли. Они изгибались, словно толстенные змеи. Когти избы впивались в них с такой силой, что лопалась кора, из трещин выступала смола и древесный сок. Любимка скакал следом. Пару раз так приложился о корни, что из глаз посыпались искры. Лицо овеяло прохладой – это Воронов Глаз выдал порцию земной тяги на защиту и лечение.
– Не отстаёт, болезный. Переходим в ускоренный режим, – послышался скрипучий голос.
Щёлк-щёлк-щёлк. Изба ощетинилась брёвнами, словно взорвалась изнутри. Любимка заметил что-то пёстрое и шевелящееся. Бревна сложились по новому, превратив избу во что-то приземистое, похожее на бронированного паука.
Бам-бам! – по земле раскатилось ещё несколько брёвен стального древа. «Она становиться легче!» – понял Любимка, едва успев увернуться. Одним бревном так рвануло волосы, что холодные мурашки побежали по спине. Коли на волосок ближе, окончились бы похождения Любима, будущего сильномогучего…
Но думать некогда. Полегчавшая изба развила такую скорость, что разом превратилась в крохотную точку на том конце поля.
– Ну уж нет! – позабыл обо всем на свете отрок. – Волна-тяга – выручай!
Он ринулся со всей доступной скоростью, нисколько не заботясь о препятствиях. Избушка, наоборот, как будто устала и замедлилась. Вскоре тягатель вновь подобрался к ней вплотную.
Дверь бревенчатого чудища отворилась, и из неё вылетела старушка. Любимка понял, что за пёстрое мелькало внутри избушки.
– Кха-а-а! – выкрикнула она в страхе. У Любимки замерло сердце. Он позабыл про погоню.
Кап-кап! Перед глазами упали тёмные капли. Любимка ощутил, как мир вокруг застыл, как вмороженная в дно ручья лягушка. Отрок изо всех сил стал продавливаться сквозь затвердевший воздух, чтобы добраться до падающей фигурки.
«Скорее! Я должен её спасти!»
Он сократил отставание наполовину, когда застывший мир дрогнул, старушка просела. Любимка вытянул вперёд и вверх руки и наддал ещё сильней. Ноги замелькали, как ножи Неждана, когда он принимается ими бахвалиться.
Кха-а-а-а-а-ау! Хлоп! Поймал!
Любимка подхватил летящую старушку, время вернуло привычную скорость, руки едва не вырвало из суставов. Может быть, и вырвало б, коли не прохладное покалывание – земная тяга сияющего рыцаря в очередной раз уберегла от повреждений.
Любимка замер посреди поляны с верещащей старушкой на руках. Избушка продолжала скакать, оставляя то здесь, то там тёмные бревна. Она уже была в два раза меньше первоначального.
– А нуй хватит! Всю Фросю мне развалил! – скрипуче воскликнула старушка.
– Фросю?
Любимка от удивления стал опускать руки.
– Стоять! Ать-два! – рявкнула старушка очень похоже на команду Стояна. Хотя, может, это как раз наставник делал это похоже на неё. – Девушку словил, так изволь до дому доставить. Ишь, сперва ухватит, а потом, дескать, и не причём. А ну, домой меня неси давай!
Любимка ошалел и потерялся, но послушно зашагал следом за, гм, брёвнами на ножках – избой это теперь не назвать даже с натяжкой. Мимо притихших тягателей перемещался почти бегом, ощущая стыд. Вот Ярик смеяться станет. А то и…
Изба вновь – щёлк-щёлк-щёлк – преобразилась и стала похожа на обычную избушку. Теперь она встала другой стороной. Видны стали ещё одно окно, дверь и покосившееся крылечко. Старушка буркнула пару чётких команд. Отрок подошёл ближе, и она перелезла на крыльцо. Утратившая с десяток брёвен изба выглядела карикатурно низко. Бабушке даже пришлось пригибаться, чтобы попасть к двери. Только теперь Любимка смог разглядеть её внимательнее: одета в длинное платье с зелёными оборками и меховыми вставками, на голове лихо сидел грязный плат, повязанный не как у других женщин Руси, а, скорее, как у Остапа, только узел отчего-то не сзади, а на лбу. Сухонькие, как веточки, ручки сжимали большую метлу с длинными прутьями. Откуда взялась? Когда вывалилась из избы, ничего в руках у бабушки не было.
– Ой, потешил, касатик! Ой, ублажил! Я ить как будто в молодость вернулась! Кхе-кхе-кхе! – она скрючилась и ухватилась за поясницу.
Тягатели робко стали приближаться. Кто-то глядел молча, другие тянули к избушке руки, осторожно, как к кусачему коню. Первый наставник, наоборот, отошёл назад и, прошептав «Оставляю их на тебя!» – пух! – исчез.
– Потешил, касатик, – сказала бабушка громко. Во рту у неё было ровно два зуба: верхний правый клык и левый нижний. Это придавало ей немного жутковатый вид. – Держи приз!
В сторону Любима мелькнуло что-то серебристое. Шлёп – он поймал серебряный кругляш.
– Что это?
Он поглядел на ладонь. На кругляше изображён значок, похожий на бегущего оленя.
– Скороход, – пояснила бабушка. – Меня зовут Яга. Я ить, касатики, тоже ваш наставник. Мои знаки могут облегчить жизнь на полигоне, коли ими умело воспользоваться. Отдашь Стояну, он запишет…
– Дядьке Стояну? – Любимка обернулся. – Куда он делся?
– Отдыхать побег, – отмахнулась Яга. – Знает бабушку. Не мешает.
Она недобро осклабилась своими двумя клыками.
– Олень? Ха-ха! У Любимки рога выросли! – сзади подкрался Ярополк.
– Это кто тут над моими подарками хохочет? – оживилась Яга и вдруг громко и чётко добавила. – Ого! Да это У ТЕБЯ РОГА ВЫРОСЛИ!
Сын воеводы побледнел и цапнул себя за голову. Руки наткнулись на что-то твёрдое и длинное.
– А-а! Что это?! Что у меня?!
Он бросался от одного тягателя к другому.
– Рога! И правда – рога! – захохотал Неждан.
– Та-та-та-та-та!
– Оленьи. Как настоящие. Я в книжке видел, – заметил Наум.
– Клац-клац-клац!
– Почему «как»? У оленей такие и есть. Я сама видела… – ответила Настенька.
– ОТМЕНЯЮ!
Последнее произнёс Любимка. Так же раздельно и громко, как Яга. Пространство над головой Ярополка подёрнулось туманом, руки парня провалились в него и коснулись волос.
– Что это?! – ошарашенный сын воеводы несколько раз повёл руками над головой, убеждаясь, что рога действительно исчезли.
– Добрай ты, касатик, – покачала головой Яга. Тягатели вовсю хохотали.
– Богатырский морок. Наставник же нас учил… – сказал Остап и расхохотался. Ярополк покраснел и ушёл за избушку дуться.
– Экие вы славные, ребята. Держи монету!
Мелькнула серебристая вспышка, Остап машинально поймал и с нарастающим восторгом глядел на кругляш с изображением тумана.
– Эй, а разве так можно было?! – заорал Неждан, указывая рукой на разбросанные по поляне бревна.
– Та-та-та! – бешено жестикулировал Клоп.
– Да коли бы мы знали, мы бы вас скорее Любима догнали! – воскликнул Матфей.
– А разве надо просить разрешения? – искренне удивилась старушка. – Бери от жизни что надо, и докажи, что ты этого достоин. Ха-ха-ха!
Любимка сжал монету.
– Мы тоже хотим соревноваться, – сказал Лексий.
– Ну тогда…
Шлёп! На голову Лексия шлёпнулось что-то жёсткое и колючее.
– Метла?! – сын богатыря брезгливо отпрянул. – Чего это ему так соревнование с избой, а мне…
– Да, вспомнила! – обрадовалась бабушка и выдернула у него метлу назад. – Метла тебе без надобности. Надобно стволы собрать, что моя Фрося уронила. Вперёд!
– И не подумаю! Я сюда не для тог…
Хлоп! Лексий распластался в пыли. Бабушка огрела его метлой, но выглядело это так, словно ему на плечи свалилась гора. Сын богатыря подскочил и с круглыми глазами ухватился за ближайшее бревно.
– Ух, силища! Больше, чем у Дыни. Лучше не перечить!
Остальные тягатели переглянулись и гурьбой ринулись помогать.
– Все собрали? – Яга прошлась вдоль сваленных брёвен, водя по ним сухонькой ладошкой и шевеля губами. – Тфуй, пропасть! Сбилась. – Она повернулась к избушке. – А тый чево встала? Для кого молодцы старались?
Изба скрипнула и подалась ближе. Щёлк-щёлк-щёлк! Бревна сами собой подскакивали и становились в пазы. Изба сразу же подросла в два раза.
– Все-таки это нечестно, – буркнул Любимка. – Так себя облегчать во время гонки.
– А ктой тебе, касатик, сказал, что мир – честная штука? – обратилась к нему Яга.
– Когда стану сильномогучим – я сделаю мир честным! – горячо сказал Любимка.
Тягатели дружно заржали, Яга, прищурившись, взглянула на тягателя.
– Слыхала я таковые слова, не раз слыхала! Раньше было чаще, теперича, почитай, ты один такой…
Любимке показалось, что на лице старушки отразилась скорбь. Как будто могла увидеть будущее и углядела там для него чего-то скверное. Но отрок только упрямее нагнул голову: «От своего пути не отступлюсь!»
– Добро, – бабушка отвернулась от него и взглянула на избушку. – Все на месте?
Та скрипнула, немножко склонилась, точно кивнула.
– Ну и славной, – обрадовалась Яга и клацнула клыками. Тягатели вытаращили глаза. Как она это делает, ведь один слева, другой справа?! – Идёмте, покажу мой полигон!
Она потопала впереди бодрой совершенно не старушечьей походкой. Тягатели потянулись следом, перешёптываясь и обсуждая странности бабушки и избушки. Шестерён с трудом оторвался от изучения устройства избы, которая кокетливо поворачивалась к нему то одной стороной, то другой и в смущении шаркала лапками.
Яга вела их в ту сторону, где долина немного поднималась. Пологий склон порос все той же мягкой зелёной травой. Они взобрались на пригорок навстречу небу, и Яга повернулась к ним, раскинула руки.
– Добро пожаловать на богатырский испытательный полигон.
Один за другим тягатели становились с нею рядом и застывали. То, что они увидели, выйдя из леса, теперь не казалось им простором. Это, скорее, был крохотный пятачок, небольшой газончик у входа. Настоящие просторы расстилались внизу.
Они стояли на краю настоящего обрыва. Далеко внизу простирался огромный котлован, по территории едва ли меньше Москвы вместе с её пригородами. На дне располагался целый мир.
– Ух ты! Глянь – озеро!
– А там! А там! Дуб! Огромадный!
– Мечи-калачи! – в восхищении протянул Любимка. – Будет где развернуться.
– Твояй правда, касатик, – Яга подбоченилась и гордо глядела вниз. – На моем полигоне есть все!
Они и правда видели все, что только можно вообразить. В замкнутом пространстве котлована были и горы, и озера, огромный раскидистый дуб и рощи мелколесья, жёлтые пески и степная трава, то тут, то там были видны странные механизмы, устройства и строения – и все это располагалось так, что являло из себя гигантский лабиринт с десятками входов и выходов.
– Мечи-калачи! Жду не дождусь, когда можно будет туда войти! – молвил Любимка.
– Не торопись, касатик. Спервай мы должны понять, кто из вас кто. А уж потом избранные поучаствуют в великих тягательских испытаниях.
Тягатели переглянулись. Каждый из них ощутил трепет и значимость момента.
