Алексей Игоревич Шаханов
Привилегия выживания. Часть 1
Ночью девушки вместе с матерью проснулись от крика, младший зачем-то открыл входную дверь, за которой стоял оживший мертвец. На крик ребенка буквально за какие-то секунды сбежались соседи. Мертвеца оттащили и проломили ему топором голову, но было уже поздно.
В течение следующих нескольких дней сначала окончательно вырубился и без того почти не функционировавший интернет, потом перестала работать мобильная связь. Затем прекратилась подача отопления, электричества, воды и газа.
Объявили тотальный карантин и экстренную общую эвакуацию города, о чем вещал мегафон из патрулировавшего квартал бронетранспортера. Из сборного эвакуационного пункта, до которого необходимо было добраться самостоятельно, людей транспортировали до седьмой центральной больницы, где проводили какие-то тесты, после чего вывозили к одному из нескольких КПП за чертой города, откуда уже впоследствии должны были доставить в некую безопасную зону.
Мать ни в какую не хотела уезжать без отца, убедить ее было невозможно. Они прождали его еще трое суток. К этому моменту последние продукты были на исходе, оставшиеся скудные запасы воды превратились в лед, отогревать ее было нечем.
Собрав небольшую группу соседей из тех, кто еще не эвакуировался, Ольга вместе с сестрой и матерью погрузили в машину самое необходимое и поехали до ближайшего СЭПа.
По ее словам, в городе царил полнейший хаос: трупы на улицах, стрельба, сгоревшие автомобили, разгуливающие мертвые, мародеры, на свой страх и риск обчищавшие магазины средь бела дня.
На территорию сборного пункта, организованного в здании школы, их не пустили, он был переполнен. Военные у шлагбаума нехотя пояснили, что до больницы раз часа в три ходит всего пара грузовиков, а людей в здании уже на три дня таких рейсов.
Еще в двух СЭПах, куда рискнули съездить, ситуация была та же самая. Оставаться в доме, превратившемся, по сути, в бетонную коробку, было бессмысленно, дежурить у СЭПа в надежде, что освободятся места, представлялось слишком опасным, единственным выходом виделся вариант самостоятельно ехать напрямую до больницы.
Выждав у шлагбаума около часа и пристроившись к одному из эвакуационных конвоев, под прикрытием БТРа группе повезло без серьезных проблем достичь больницы. Но там их также отказались пропускать, мотивируя тем, что эвакуируемых принимают только из СЭП.
Таких самостоятельно добравшихся у ворот скопилось уже огромное количество. Площадь перед больницей была буквально забита людьми и автомобилями. Со стороны больницы через мегафон раздавались призывы немедленно разойтись и не мешать проведению эвакуации, в ответ неслись крики, что, мол, сами пиздуйте, что следующий конвой захватим, и что вообще сейчас ебальники обезьянам камуфляжным повскрываем.
Военные до поры все это игнорировали, разве что установили на один из БТРов водомет и с недвусмысленным намеком развернули его в сторону толпы за воротами.
Намек дал скорее обратный эффект, в стекло будки охраны у ворот полетела бутылка, потом еще несколько камней полетели в солдат, причем одному из них камень угодил в лицо. Его с окровавленной рожей увели в здание, и в ответ пальнули из автоматов в воздух, а по первым двум рядам людей у ворот долбанули из водомета.
За всем этим почти никто не заметил, что к площади со всех сторон стягивались ожившие мертвые. Только когда уже на самой площади стали раздаваться душераздирающие вопли тех, кого начали жрать, стало понятно, что происходит.
Толпа в панике ломанулась на территорию, полезли через забор, стали таранить машиной ворота. Началась страшная давка. В это же время военные открыли огонь на поражение. Толпа шарахнулась в обратную сторону, но у некоторых гражданских также оказалось при себе оружие, они начали стрелять в ответ.
Во время перестрелки матери девушек пуля угодила в ногу, они еле успели отвести ее до машины. Военные вызвали подкрепление, подъехали два танка, сделали несколько выстрелов из пушек, постреляли из пулеметов, и на этом конфликт исчерпался ввиду очевидного неравенства сил.
Та часть группы, которой удалось пережить перестрелку и не попасть в зубы мертвецам, в больницу проникнуть больше не пыталась. Они вернулись к своему дому, теперь пришлось уже самим стать мародерами, чтобы хоть как-то существовать.
Следующий месяц превратился в ад. В городе развернулись боевые действия, с танками и вертолетами, при этом было абсолютно непонятно, кто с кем воюет. Но шанс получить пулю во время «похода за продуктами» стал чуть ли не больше, чем быть сожранным зомбаками.
Помимо этого, между мародерствующими группами людей, запертых в городе, часто происходили конфликты, порой оканчивающиеся убийствами.
СЭП, находившийся в школе, перестал существовать. Что именно произошло, Ольга не знала, но видела воронки от взрывов на школьном дворе, усеянном телами людей, и частично обрушенное само здание.
К середине третьей недели от группы в двенадцать человек осталось только пять, из них двое раненых. Канонада уже давно стихла, теперь тишину нарушали лишь редкие перестрелки. Тем не менее, зомбаков на улицах меньше не становилось, а найти что-то ценное или, еще важнее, съестное, становилось все сложнее, и для этого приходилось уходить от дома все дальше.
Отчаявшись, перестав надеяться хоть на какое-то подобие чуда, девушки отправились на разведку к выезду из города, где располагался наиболее близкий к их району КПП. Все, что они увидели, это сломанный шлагбаум и несколько трупов вокруг палаток. Не то что охраны не было, вообще ни одного живого человека поблизости.
Девушки рванули обратно в город, чтобы вывезти остальных, но дом, в котором они скрывались все это время, оказался пустым.
– Остальное вы в принципе знаете, – вздохнув, закончила Ольга.
– А до того момента вы у КПП никогда не были? – осторожно спросил я.
– Нет, я же сказала, нас бы не пустили, какой смысл?! – отрезала она.
– А мать ваша где тогда? – я глянул на Ольгу через зеркало заднего вида.
– Мама… – замялась она, но спустя пару секунд нашлась, – я не знаю, мы не нашли ее.
– Понятно, – кивнул я.
Очевидно было, что из рассказа упущены некоторые детали, да и по времени не все совпадает. Теперь я был уверен на сто процентов, что видел уже их легковушку, да и спецоперация «черепов» против двух военных частей в черте города, которые требовали эвакуации, не желая оставаться в карантинной зоне, длилась всего неделю, а не три.
Но в целом Ольга не врет, скорее недоговаривает, боится превратиться в наших глазах из жертвы обстоятельств в убийцу сослуживцев. И, положа руку на сердце, я понимал ее мотивацию, более того, в подобной ситуации наверняка сам принимал бы похожие решения, так что устраивать допрос с пристрастием и мстить за погибших солдат в ту ночь, когда тройка машин была расстреляна при попытке пересечения границы города, у меня не было ни малейшего желания.
Однако посвящать присутствующих в результаты своих дедуктивных изысканий я также не торопился. В той заварушке у Фитиля погиб приятель, земляк, с которым они росли вместе. Зная характер Фитиля, информация о том, кто был виновником, в отличие от смерти Рики, которого, к слову, за его длинный язык готова была подвесить большая часть роты, могла чрезвычайно плачевно сказаться на здоровье обеих девушек.
– Ладно, – подал голос Смоукер, – а что с больницей, ты уверена, что она еще работает после всего?
– Не знаю, – ответила Ольга после паузы.
– А военные все еще там? С чего ты взяла, что если тогда по вам херанули из танков, то сейчас в кокошниках с караваями встречать будут?
– Не знаю.
– Так если они в больнице, как мы внутрь-то попадем? Или может, ты как обойти знаешь?
– Это при условии, что там вместо армии и докторов не окажется полная больница мертвецов, причем ходячих, – предположил я, – тогда медпомощи мы там огребем по самые гланды.
Ольга промолчала. Ясное дело, ответов ни на один из поставленных вопросов у нее не было.
– Заебись план, а? – хмыкнул Смоукер. – Четкий. Хант, как тебе?
Да уж, изначально выбранная нами линия, мягко говоря, перестала быть актуальной. Собственно, вопрос Смоукера завуалировано подразумевал не столько оценку Ольгиной идеи добраться до больницы, которой до плана, как до Луны раком, сколько сомнение в наличии оснований в таких условиях рисковать собственной жопой.
С одной стороны, я данное мнение поддерживал всеми руками, с другой – до родного дома нам пилить больше, чем дохуя, провианта и горючки нужно много, остановка для этого в населенном пункте по пути так или иначе гарантирована, так проще уж это сделать в относительно знакомом городе. Все это я и высказал вслух.
– Стволы еще нужны, – вставил Фитиль в общем-то правильное замечание, – и патроны не помешают.
– Кроме того, рекогносцировку еще никто не отменял, – добавил я, – с разбегу в пекло не полезем, осмотримся на месте, тогда и определимся.
– Ну, будем посмотреть, – протянул Смоукер. – Ты город хорошо знаешь?
– Нормально знаю, – откликнулась Ольга. – Только зря вы надеетесь, порастащили уже все, что только можно.
Снегопад все не утихал, но даже при этом было заметно, как поредел лес по обе стороны дороги. До КПП по моим прикидкам оставалось всего несколько километров. Во время остановки для «отлить», Фитиль, сложив одно из задних сидений, перебрался в багажник, где, согнувшись в три погибели, при помощи горелки развернул полевую кухню, разогрев на всех воды и тушенки.
Организм встретил полутеплые консервы с ликованием, потребовалось немало волевых усилий, чтобы ограничиться только половиной наших скудных запасов.
Лена выпила несколько глотков воды, молча отказавшись от тушенки. Ольга даже не пыталась уговорить сестру. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять – дело совсем не в принципах. Я старался вести машину аккуратно, но увидеть все неровности дороги при такой погоде было нереально, машина то и дело подпрыгивала, отчего Лена каждый раз тихо охала, и ее бледное лицо искажалось гримасой боли.
Совсем снижать скорость было нельзя, до заката оставалось всего несколько часов, учитывая рассказанное Ольгой, соваться в город с наступлением темноты – форменное самоубийство.
Впереди показались палатки, модульный вагончик охраны и сетчатый забор, перпендикулярно дороге уходящий в обе стороны. Стрела у шлагбаума отсутствовала, притормозить пришлось только для того, чтобы аккуратно объехать валявшийся на дороге труп. Судя по раскуроченному основанию шлагбаума, стрелу снимали передним бампером на приличной скорости.
– Хант, вырубай светомузыку – сказал Смоукер, передавая мне автомат.
Я выключил противотуманки, дорогу стало различать сложнее, но и шансов заметить нашу машину стало чуть меньше.
Сквозь падающий снег впереди медленно проступали очертания домов. На первый взгляд, никаких отличий со времени моего последнего приезда – в начале осени дали увольнительную на трое суток. Впрочем, погружаться в воспоминания сейчас было не самое подходящее время.
Мы миновали первые дома и несколько валяющихся на дороге человеческих тел. Одно из них, лежавшее поперек дороги почти посередине, переехали на чем-то крупногабаритном. Даже запорошенное снегом, оно заставило комок подкатиться к горлу.
– Куда дальше? – спросил я, не оборачиваясь.
Ольга с заднего сиденья наклонилась вперед и, нависнув над моим ухом, стала объяснять проезд до больницы, периодически сопровождая вербальную навигацию жестами.
– Здесь направо, на мост, – ткнув пальцем в отпочковывавшуюся от шоссе эстакаду, сказала она, – и до второго съезда справа.
– Почему не по шоссе, оно же вроде до центра идет? – запоздало спросил Смоукер, когда мы уже миновали желтые отбойники на развилке.
– Там дальше авария была. Много машин разбитых, не проехать.
Шоссе явно до самого последнего момента активно эксплуатировалось военными, занятыми в эвакуации, и даже при том, что снег, разумеется, никто не убирал, колея позволяла на скорости стабильно держать машину на курсе. Но вот после выезда на эстакаду я почувствовал, что ни полный привод, ни относительная внедорожность нашего транспорта не спасала от периодических заносов.
Когда до больницы оставалось, по словам Ольги, меньше пары километров, впереди сквозь мельтешение снега я уловил какое-то движение. По мере приближения стали различимы фигуры двух человек, бредущих по дороге прямо на нас.
– Не останавливайся, – завидя их, вцепившись в мое сидение, сдавленно выпалила Ольга.
– И не собираюсь, – насколько мог спокойно ответил я, сбросив скорость до минимума, чтобы аккуратно объехать обоих.
Одного взгляда на близком расстоянии было достаточно, чтобы понять, это не путешественники автостопом. У одного отсутствовала рука, у второго была рваная рана на шее с одной стороны, так что голова почти лежала на противоположном плече. Они вялым шагом приближались к автомобилю, но когда между нами оставалась всего пара метров, я плавно выжал газ, и через левое зеркало пронаблюдал, как мертвецы растворились в белой мгле позади.
Ольга с явным облегчением выдохнула и отпустила мое кресло.
– На следующем светофоре направо, больница почти сразу слева, большие ворота и забор, увидишь, – сказала она.
После поворота кроссовер выехал на большую площадь. Слева, как Ольга и сказала, находилось большое белое здание в десять этажей, обнесенное решетчатым металлическим забором метра три в высоту с массивными раздвижными воротами посередине. Некоторые окна в здании были разбиты. На заборе отчетливо виднелась колючая проволока.
И все же первое, что действительно бросилось в глаза, – это количество автомобилей на площади. Несколько армейских, припаркованных рядом с будкой охраны, остальные гражданские. И вот их было, пожалуй, несколько сотен. Они занимали большую часть свободного пространства за исключением небольшого пятака перед воротами и узких проездов, ведущих от него к выездам с площади. Даже на небольшой лужайке, окружавшей памятник какому-то деятелю, было припарковано несколько штук.
Некоторые машины частично или полностью сгорели. Снега навалило прилично, но даже через сугробы то тут, то там были видны трупы и несколько небольших воронок от взрывов.
Очевидно, Ольга не врала насчет расстрела гражданских, большая часть пулевых отверстий в машинах были со стороны больницы.
Я притормозил в доброй сотне метров от ворот и, выключив двигатель, повернулся к Смоукеру.
– Ну что, пора на разведку?
Он кивнул.
– Так, – сказал я, передавая ключ от машины Фитилю, – ты здесь, если что – отъедешь к назад эстакаде, там встретимся.
– Ну, не вопрос, – пожал плечами он, явно недовольный таким решением.
– Осмотримся, – обратился я уже к Ольге, – если все нормально, позовем.
– Давайте побыстрее, – сказала она, поглядывая на сестру.
Фитиль вышел вместе со мной и Смоукером из машины, чтобы перебраться на водительское место.
– Ну что, махнем через ворота? – уже на ходу спросил я Смоукера. – Туда они колючку не вешали.
– На кой хер? – ответил он, вытянув руку чуть левее ворот. – Вон калитка.
Слева от охранной будки действительно наличествовала калитка, которую я сразу не заметил. Сама будка явно пустовала уже какое-то время, дверь была распахнута настежь, стекла выбиты, на единственном столе внутри слой снега толщиной с ладонь.
Тишина вокруг стояла полная, лишь изредка нарушаемая карканьем воронья, вившегося вокруг нескольких относительно свежих, видимо, трупов.
Подойдя почти вплотную к воротам, за одной из машин мы увидели четырех дворовых собак, глодавших лежащую на земле оторванную взрывом или просто крупным калибром человеческую ногу. Три помельче, видимо, терпеливо дожидавшиеся, пока сильнейший наестся, сразу бросились наутек, главарь шайки, напротив, схватив зубами голень и не будучи в состоянии поднять ногу полностью, волоком оттаскивал ее, не забывая попутно злобно рычать на нас.
Смоукер поднял было на всякий случай ствол автомата, но я, положив руку на ствольную коробку, мягко опустил его вниз, показав Смоукеру движением головы, что лучше обойти. Псина проводила нас взглядом, но следом не пошла, считая, что отстояла свою добычу.
Калитка оказалась незапертой, только закрытой на задвижку. Петли для замка были соединены намотанной проволокой.
– Безопасность на высоте, – хмыкнул Смоукер, переведя автомат за спину, стал не спеша разматывать проволоку.
Пока он был поглощен этим занятием, я пытался рассмотреть что-нибудь через окна первого этажа больницы. Но до здания было не меньше метров тридцати, кроме того, в отсутствие электричества во всем городе на улице было намного светлее, так что узреть ничего интересного не удавалось.
К площадке перед рядом дверей вела широкая лестница и огибавшие ее по сторонам два широких полукруглых пандуса. Сами двери, как центральные раздвижные, так и обычные распашные, по краям были из темного стекла и тоже не давали возможность увидеть что-либо внутри здания.
Смоукер тем временем закончил возиться с проволокой и, отодвинув щеколду, толкнул решетку калитки. Та со скрежетом и скрипом отворилась, и мы зашли на территорию.
– Люди здесь все же есть, – заметил Смоукер, указывая на вытоптанную в свежем снегу тропинку, ведущую к центральному входу.
– Я уже не знаю, хорошо это или плохо, – буркнул я, вспоминая Ольгин рассказ.
– Заходить не будем, глянем вполглаза, если заведение работает, вернемся к тачке.
– Глянем.
Смоукер первым поднялся по лестнице, дернул одну дверь, вторую, крайняя слева оказалась открыта. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Прошло секунд пять, прежде чем он многозначительно изрек: «Хмм…»
– Что?
– В том и дело, что ничего.
Он зашел в здание. Я следом.
Широкий холл во всю длину. Как только дверь за нами закрылась, стало почти темно, только в дальнем конце было посветлей от окон с противоположной стороны.
Прямо перед нами стоял ряд турникетов, за ними ряд рамок металлоискателей. Слева и справа от металлоискателей по одному большому интроскопу и кабинке для личного досмотра. На одном из столов рядом с интроскопом лежал мобильный детектор взрывчатки, этими штуками мы проверяли всех эвакуируемых перед входом на КПП. Похоже, всю эту байду установили недавно, наверное, при вводе карантина.
Справа вглубь холла тянулась длинная стойка регистратуры, слева – гардероб и несколько рядов кресел, как в зале ожидания. Дальше виднелись широкие проемы лифтов, по паре с каждой стороны.
Людей в холле не было. Мы простояли еще несколько секунд без движения, прислушиваясь. Ни звука.
– Ау, есть кто дома? – громко спросил Смоукер в пространство.
Я не стал ждать ответа и, обойдя турникеты, направился к стойке регистратуры, где на оргстекло перегородки скотчем были прилеплены большие листы с крупными надписями.
«Порядок процедуры эвакуации», по пунктам. Рядом лист с номерами СЭПов, против каждого один или два номера кабинетов. Местонахождение временного хранилища личных вещей и тому подобное.
– Есть что полезное? – спросил подошедший Смоукер, дымя сигаретой.
– Пока нет, может, по кабинетам пройдемся? – предложил я.
Смоукер открыл было рот, но ответить не успел.
– Замерли оба и подняли руки! – раздался голос со стороны входа.
Приплыли, бля. Из досмотровых кабинок выскочили два человека с автоматами, из-под стойки, перед которой мы стояли, вынырнули еще трое. Краем глаза я уловил движение у лифтов, с той стороны нас тоже встречали.
Мы медленно подняли руки, у Смоукера сигарета так и осталась зажатой между пальцев.
Худшее, что я представлял себе до этого момента, – нас сцапает военная полиция на территории. Похоже, это было из серии, когда реальность превосходит все ожидания. Эти хрены были в гражданской одежде и к армии или полиции, кажется, никакого отношения не имели.
– На колени встали! Руки не опускать! – мужик, который кричал, подбежал к нам и уже чуть спокойнее скомандовал к троим за стойкой, – Давайте, бля, стволы у них заберите.
– Дэн, не ори, сейчас, – ответил за всех троих молодой парень в центре.
Троица отбежала от стойки и скрылась где-то в глубине помещения между стеллажами с папками, а секунд через пять выбежала в холл со стороны турникетов.
Я лихорадочно прикидывал, стоит ли изобразить бойцов при исполнении: нападение на оных в условиях военного положения было приговором для нападавшего, стрельба на поражение открывалась без разговоров.
Оставшийся у кабинок автоматчик подбежал к выходу из здания и, почти прилипнув мордой к стеклу, осматривал окрестности.
– Вы хоть в курсе, что полагается за ваши действия при военном положении? – спросил я, стараясь держаться как можно увереннее.
– Еще раз вякнешь – получишь пулю, – ответил у меня из-за спины кто-то из тех троих, что скрывались за стойкой регистрации.
Проверять его слова я не решился, если Ольга не врала, то этим засранцам может быть абсолютно по барабану любое положение.
С нас сняли автоматы, после чего тот хрен, которого назвали Дэном, принялся хлопать по карманам сначала Смоукера, потом меня.
Нащупав пистолет, он расстегнул две верхних пуговицы моей куртки, запустил туда руку и попытался его вытащить. Крепко привязанный, пистолет не поддавался. Засранец с силой дернул его разок так, что шнурки перевязи впились мне в плечи, после чего озадаченно уставился на меня.
– Че за хуйня?
– Он привязан, – спокойный тон давался мне уже с большим трудом.
– Дебил, бля, отвязывай давай, – с этими словами он с силой ткнул мне стволом автомата в висок.
Я подчинился. Мысль в голове была только одна – нас не убили сразу, значит, им что-то нужно.
Как только я передал пистолет, нам накрепко смотали руки за спиной скотчем и, подгоняя прикладами и матюками, потащили в дальний конец холла, потом направо по коридору и вниз по лестнице, где шедший впереди Дэн и кто-то позади нас включили фонари, освещая путь. Пройдя четыре пролета и пару коридоров, мы попали в большой зал с пустым бассейном посередине, где нас снова поставили на колени недалеко от бортика.
После недолгих вполголоса переговоров нападавших, все, кроме Дэна и еще одного мужика, у которого за спиной висел автомат Смоукера, ушли обратно наверх.
– Кто еще с вами? – спросил Дэн, наведя на нас фонарь.
По спине пробежал холодок, до меня окончательно дошло, насколько серьезно мы попали. Как только они узнают, что им нужно, почти наверняка тут же нас грохнут. Если будем молчать – тоже грохнут, чуть позже. Смоукера, видимо, тоже не посещали никакие светлые мысли, потому молчал вместе со мной.
– Вы че, ебанутые что ли?! – разозлился Дэн и врезал мне носком ботинка под дых.
Больше от неожиданности, чем от боли, я завалился вперед и сильно треснулся головой об кафельный пол. Дыхание перехватило, я только беззвучно открывал и закрывал рот.
– Тоха, подержи фонарь, – сказал Дэн своему приятелю, и, переступив через меня, подошел к Смоукеру.
Вдохнув наконец воздуха, я попытался подняться.
– Лежи, сука, – Тоха наступил мне на спину, заставив растянуться на полу.
– Я тебе щас колено прострелю, веришь? Веришь?! – с нажимом сквозь зубы процедил Дэн.
– Верю, – ответил Смоукер.
– Кто еще вами? Че здесь делаете?
– У нас раненый. Мы хотели его врачам передать.
– Какие врачи? – искренне удивившись, заржал Дэн. – Че ты мне плетешь тут?
– Я не плету, я объясня…
– Не пизди!
Раздался звук удара, Смоукер тихо взвыл и повалился на кафель рядом со мной, получив прикладом.
– Вас в машине минимум трое было с оружием, – тоном, не терпящим возражений, произнес Дэн, – и не надо мне тут зачехлять, что он раненый. Еще раз для тупорылых: че здесь забыли?!
В этот момент там, откуда мы заходили, хлопнула дверь.
– Что у нас тут? – донесся от двери еще один голос.
– Карантинщики, двоих взяли, – ответил Тоха, – пиздят про какого-то раненого.
– Ну-ну, понятно. Сейчас посмотрим. Поднимите-ка их.
Нас обоих рывком подняли и поставили обратно на колени.
– Так, – протянул вошедший, наклонился и посветил фонарем поочередно на наши лица, – Дэнчик, иди-ка ты наверх, ребятам помоги.
– Старый, я…
– Все, я сказал, – спокойно и властно прервал его Старый. – Череп хоть не проломил. Кто ж по голове-то стучит, а? Давай родной, топай, не серди меня.
Дэн, не проронив больше ни слова, вышел из зала.
Я глянул на Смоукера. Он был без шапки, а с левой стороны головы красовалось приличное рассечение, кровь капала с мочки уха.
Старый почти шепотом перебросился несколькими фразами с оставшимся в зале Тохой, потом отошел и вернулся с пластиковым креслом, которое поставил в метре от меня и уселся в него, чуть подавшись вперед. Рассмотреть его никак не получалось из-за пляшущих после света фонаря цветных кругов перед глазами.
– Зовут меня Степан Артемьевич, – представился Старый. – Откуда ж вы такие, ребятки, нарисовались? Прямо теряюсь в догадках. Может, просветите?
– Мы везли раненого в больницу, – тщательно подбирая слова, начал я, – должны были передать врачам, чтобы оказали ему медицинскую помощь. Здесь же есть медперсонал? – спросил я как бы невзначай.
– Не-не, дружок, кстати, как тебя?
– Семен, – сказал я.
– А ты? – обратился Старый к Смоукеру.
– Иван.
– Ваня и Сеня, значит. Так вот, Сеня, так дело не пойдет. Сперва вы мне на вопросы ответите, а там видно будет.
Попытка втянуть его в диалог провалилась. Но без информации не будет ни единого козыря на руках.
Круги перед глазами, наконец, начали растворяться в темноте зала. В свете фонаря передо мной сидел высокий грузный мужик, на вид полтинник, может, больше, судя по сильно седеющим аккуратным усам и короткой бороде, волосы на голове были коротко стрижены. Что реально привлекало внимание, так это синий бронник с надписью «PRESS» и затертыми пятнами крови.
– Значит, раненого везли, говорите. И где он, этот раненый?
– Снаружи.
– В синем паркетнике?
– Да, вы знаете, где они?
– Вопросы задаю я, ты отвечаешь, – не меняя благожелательного тона, вкрадчиво произнес Старый, – в третий раз объяснять не буду. Сколько вас всего?
– Пятеро.
– То есть машина одна?
– Да.
– И все из одной военчасти?
Что он хочет узнать? Что? Наверняка мы живы только потому, что он этого пока не знает. Смоукер отмалчивался. То ли ему действительно крепко досталось, то ли просто не видел выхода из ситуации.
– Не все, нет, – покачал головой я.
– А кто остальные?
– Точно не знаю, недавно пересеклись.
– Машина у вас откуда? Оружие? – вдруг сменил тему Старый.
– Оружие табельное, – я сразу ответил на самый простой вопрос, чтобы дать себе время подумать.
– Понятно, а машина?
– Нашли, на дороге.
– С ключами внутри, – с налетом иронии как бы подсказал Старый.
– С трупом внутри, – быстро нашелся я, – ему вроде уже без надобности.
– Понятно, – усмехнулся Старый, – а «Зиг Зауэр» тебе по табелю положен? – спросил он про пистолет.
– В бардачке нашел, – не моргнув глазом, ответил я.
– Ну да, ну да. А ты, друг мой ситный, – обратился он к Смоукеру, – что такой неразговорчивый?
– Голова болит, – буркнул тот, – дайте закурить.
Смоукер решил потянуть время. Хотя, судя по всему, фактор времени для этих людей особого значения не имеет. А помощи ждать все равно неоткуда, даже если Фитиль после долгого нашего отсутствия решит заглянуть в больницу, в лучшем случае его ждет та же судьба, что и нас.
– А отчего ж не дать, – Старый был само гостеприимство.
Он, не торопясь, извлек из кармана пачку сигарет и, достав одну и привстав с кресла, поднес сигарету к лицу Смоукера, после чего выудил из другого кармана зажигалку, и, щелкнув ею, подождал, пока Смоукер прикурит.
– На чем я остановился?.. – Старый потер бороду. – Да, в бардачке нашел, значит. Давно из части слиняли? Или с дежурства? – его тон почти неуловимо изменился, стал жестче.
Все предыдущее было так – разговор по душам.
– Мы не линяли, – стараясь говорить твердо, но без вызова возразил я, – на нас напали, выбора не было.
– Кто напал?
– Мертвецы.
– А где конкретно произошло?
– На объекте.
– Сеня, – Старый подвинулся ближе и навис надо мной, – ты в угадайку решил со мной поиграть? Или статус свой не просекаешь?
– Ну это же секретная информация, – как бы оправдываясь, ответил я.
Это был риск, но если начнут бить, хоть пойму, что им от нас понадобилось. Старый замолчал секунды на три, я уже приготовился к худшему, но он вдруг рассмеялся.
– Веселый ты парень, Сеня, – он шутливо погрозил мне пальцем, – такого Вербова не знаешь случаем?
Я отрицательно помотал головой. Старый принялся называть какие-то другие фамилии, позывные, спрашивать, а знаю ли я их. Назвал больше десятка. Но никого из этих людей не знал ни я, ни Смоукер. Врать тоже не решился, мало ли, зачем спрашивает.
– Ну ясно, – как-то разочарованно вдруг констатировал Старый.
Он перестал нависать надо мной и откинулся на спинку кресла. Все, вопросы кончились. Так что он хотел? Что узнал? Я же вроде и не сказал ничего.
– Артемич, может я спрошу? – осведомился Тоха.
– Спросил уже один тут, – резко осадил его Старый. – Не врет он. Прибалтывает конечно, но карантинщик из него такой же, как из тебя, Анатолий, балерина.
Отодвинулся, обсуждает вслух, все, для них мы уже не жильцы. Что делать? Сердце колотилось все быстрее, пробила нервная дрожь. Что же, блядь, делать?! Стоп! Карантинщики…
– Ладно, – Старый поднялся с кресла и махнул Тохе, – заканчивай здесь, потом наверх.
Он повернулся к выходу. Раздался щелчок предохранителя.
– Стойте! – крикнул я. – Я знаю, что вам нужно!
– А толку? – отмахнулся Старый.
– Дайте мне одну минуту. Всего одну.
– Ну, – скучающе изрек он.
– Карантинщики вас прижали, так? – быстро заговорил я. – У вас здесь еда, медикаменты, оружие есть, людей вроде тоже достаточно, обороняться удобно с таким забором, так?
По молчанию обоих я понял, что на верном пути. Спокойно, главное – спокойно. Теперь не ляпни лишнего.
– Только патроны у вас на исходе. Эти ваши, – я кивнул на Тоху, – думали, что мы из их группы. Вы поняли, что нет, но решили, что раз форма такая же, то, может, мы в одной части с ними служили, и как наживку нас использовать, так?
Лицо Старого я не видел, но стоял он неподвижно, слушал, значит, я действительно угадал.
– Карантинщиков не знаю, да, но знаю, где патроны можно достать. Много, на год вперед хватит.
Я замолчал. Сердце продолжало отбивать бешеную чечетку в груди. Старый понял, что продолжения не последует, и приземлился обратно в кресло.
– Смышленый ты парень, Сеня, – одобрительно усмехнулся он, – быстро соображаешь, молодец. А что за место?
Ну да, так я тебе и сказал.
– За городом, сами не найдете, показывать надо.
– Ну ты скажи, может, мы там были уже?
– Если бы были, – парировал я, – с патронами бы полный порядок был.
Наглею? Да нет, нормально. Другого шанса не будет.
– А не тот ли это объект, с которого вы от мертвых свинтили?