Алексей Игоревич Шаханов
Привилегия выживания. Часть 1
– Почему гостиница? Что мы здесь забыли? – задал я, наконец, наиболее интересовавший меня в действительности вопрос.
– В этом номере их семья жила последние несколько лет перед тем, как все началось. А забыли мы здесь электронную карту доступа, – с этими словами Смоукер извлек из внутреннего кармана и продемонстрировал мне небольшой белый прямоугольник.
– И почему ты решил, что нас не наебывают?
– А что с нас сейчас брать? Припасов с собой никаких, патронов тоже почти не осталось, а для «Вала» и твоей «Беретты» дозвуковые еще и хрен достанешь. Кроме того, если наебщики решили воспользоваться нашей помощью в получении этого куска пластика, – он легонько помахал карточкой, – то они вряд ли были бы способны нам сильно навредить.
Логика в его словах была, и все же…
– А какой толк от карточки, если электричества во всем городе нет?
– Там что-то типа убежища, должен быть резервный источник.
– Смоук, а ты не запал ли на нее часом? – спросил я, вложив во фразу максимум иронии.
– А что, так заметно? – с наигранным испугом спросил Смоукер.
– Сколько ты ее знаешь? Пару часов?
– С половиной, да.
– Карточка у тебя, какого хера?
– Только она знает код от двери, – Смоукер вяло шевельнул рукой, указав большим пальцем на дверь в соседнюю комнату, где скрылась Алиса, – без него карточка бесполезна.
– Это она сама тебе сказала? – с сомнением протянул я.
Смоукер промолчал. Он достал две сигареты, одну протянул мне и щелкнул зажигалкой. В номере завитали еле заметные в полутьме клубы дыма.
– Сначала мы пытались вернуться домой, – начал он после затяжки. – Потом хотели найти место, в котором можно будет спокойно жить. Потом мы пытались найти хотя бы нормальную группу, которая нас примет. Сейчас думаем о том, чтобы патронов и жратвы хватило на завтра.
– Мы выживаем, – ответил я, – сейчас это главное.
– Выживаем, да, – протянул он. – Сколько это твое «сейчас» длится, а?
Это прозвучало почти как претензия. Я удивленно уставился на темнеющую в кресле фигуру друга. Я мог бы ожидать такую фразу от кого-то стороннего, но от человека, который бок о бок с тобой пережил последние четыре года, и с которым вы лучшие друзья с самого детства…
– Что ты этим хочешь сказать? – без вызова, но напряженно ответил вопросом я, чувствуя, что пауза затянулась.
– Устал я, – выдохнул Смоукер, – просто устал. Устал жить каждый день как последний, спать с открытыми глазами, шарахаться от собственной тени.
Я молчал. На секунду возникло ощущение, что сидящий напротив – это не тот, кого я оставил под огнем в оружейном магазине несколько часов назад. Смоукер никогда не жаловался. За почти два десятилетия, сколько я его знал, он ни разу не показал себя слабым или обиженным. Не принимал жалость, не просил сочувствия.
– Я не первый день об этом думаю. Когда-то я был уверен, что у нас просто нет выбора, что мы просто сдохнем, если будем вести себя, как нормальные люди.
Он вздохнул. Этот разговор ему давался тяжело, Смоукер терпеть не мог откровенничать и выворачивать свое «я» наизнанку.
– Выбор есть на самом деле, – продолжил он. – Знаю, вернуть назад уже ничего не получится, но я хочу изменить хоть что-то. Если бы не она, – он кивнул в сторону двери, – мы бы сейчас не разговаривали. И для меня это знак. Судьба дает мне шанс, возможность.
Долбаный фатализм. Терпеть не могу, когда люди начинают усматривать высший смысл там, где не могут или не хотят найти причину и следствие.
– Знак чего? Что именно ты собрался изменить? – спросил я, старательно скрывая раздражение.
– Я уже изменил. Она жива, для начала достаточно. И еще я перед ней в долгу, и хочу этот долг выплатить.
– Мы все равно убьем ее, – понизив голос до полушепота, сказал я, – ты хоть это понимаешь?
До этого разглядывая пространство перед собой, он уставился на меня. Смотрел долго, будто у меня на лице трактат написан был. Снова вздохнул и как-то обреченно что ли кивнул.
– Понимаю. Но не сейчас, ведь так? А там посмотрим.
Он что-то решил уже для себя. Я не знал, что именно, но спорить и доказывать было бесполезно. Нет, Смоукер не был чужд логике и здравому смыслу, но редко тратил на обдумывание любой проблемы дольше десяти секунд, а когда делал выбор, переубедить его не мог никто и ничто. Его потрясающее упрямство могло сравниться только с легкостью, с которой ему давались самые сложные и жесткие решения. Во всяком случае, так я считал до этого разговора.
– Жрать хочется невозможно, – я сменил скользкую тему, понимая, что разговор этот еще найдет свое продолжение, когда и если мы откроем дверь в подвал оружейки. – У твоей новой подруги есть что-нибудь?
Я не видел, но почувствовал, как поморщился Смоукер при словах про подругу.
– С собой у нее была какая-то сумка, спроси сам.
Я сделал шаг к двери в соседнюю комнату и на секунду почувствовал себя неловко. Ну вот только извинений еще не хватало. Постучал, и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
За дверью обнаружилась спальня с большой кроватью, на краю которой лежала упомянутая Смоукером сумка. Алиса стояла у окна и курила, аккуратно стряхивая пепел на подоконник.
– Алиса…
– Чего тебе? – прервала она меня не оборачиваясь.
– У тебя поесть что-нибудь имеется?
Помолчала, видимо борясь с желанием послать меня вторично. Вздохнула.
– Баранину будешь? – неожиданно спокойно спросила она. – У меня осталась пара банок.
Она затушила сигарету, села на кровать, покопалась в сумке, выложив оттуда небольшой складной нож и туристическую аптечку, протянула мне банку консервированной баранины, пластиковую литровую бутылку воды и небольшой пластиковый же цилиндр.
– Что это? – в темноте я не разглядел этикетку.
– Специи, – ответила она тоном человека, стоящего рядом с башнями Абрадж аль-Бейт, которого только что попросили подсказать, который час.
Специи, блядь… Ебаные специи… Стараясь удержать на месте лезущие от удивления через лоб на затылок брови, я не смог не спросить: «А соуса демиглас у тебя там не завалялось случайно?»
– Это у тебя вместо спасибо? – с наигранной обидой парировала она.
– Спасибо, правда, – серьезно и совершенно искренне ответил я, выложив на подоконник продукты и достав свой нож, принялся вскрывать банку. Со времен армии мне не доводилось видеть консервы без встроенного ключа. – Просто не понимаю, как ты жива до сих пор?
– У меня хорошие друзья.
– И где они?
Она молча продолжала укладывать все выложенное обратно в сумку.
– Ладно, а зачем тебе, если не секрет, понадобилось оружие? – спросил я.
– Хотела добраться до аэродрома.
– Многие хотели добраться до аэродрома, хрен кому удавалось, – хмыкнул я.
Не то чтобы я это знал доподлинно. Но военный аэродром, о котором она говорила, был мне отлично знаком. Для совершения прыжков с парашютом военнослужащих нашей части возили именно туда. Системами охраны он был напичкан как спелый арбуз семечками. Начиная от кучи камер и датчиков, и заканчивая комплексами РЛС/ПВО и автоматическими турелями на периметре. Черт его знает, откуда у них электричество для всей этой байды, но то, что аэродром функционирует даже сейчас, знает каждый. Регулярно, где-то раз в три месяца, за исключением зимы, туда прилетает по два-три больших самолета.
В первый год, когда карантин вокруг города перестал существовать, на аэродром ломанулись толпы людей в надежде выбраться из ада. Живыми назад возвращались только те, кто не подошел достаточно близко.
А еще я знал, что аэродром все четыре года охраняют «черепа».
– Я в курсе, – сказала Алиса, – но у меня особо выбора не было.
– А зачем тебе на аэродром?
– Теперь может и незачем, – протянула она.
Закончив открывать банку, я машинально потянулся к специям. Цилиндр был разделен на 4 части, каждый со своей крышкой. Я открыл их поочередно. Судя по запаху, там находились перец, молотый чеснок и какая-то травяная фигня. После секундного размышления я поставил специи на место.
– Может меня тоже посвятите в суть дела? – спросил вошедший Смоукер.
Он присел на противоположную от меня сторону подоконника, подвинул к себе пепельницу и закурил.
– Давайте так, – сказала Алиса, пару секунд посверлив взглядом поочередно каждого из нас, – я вам отдаю половину из того, что мы найдем в убежище, а вы взамен поможете мне в одном деле.
– О’кей, не вопрос, – охотно ответил Смоукер, – что за дело?
Я тем временем осторожно, дабы не порезаться, ел с ножа, изредка запивая мясным соком из самой банки, из привычной осторожности не притронувшись к воде. Следующая фраза Алисы заставила меня поперхнуться.
– Убить кое-кого.
Неожиданно. Впрочем, нынче такое время, отправить кого-нибудь на тот свет может понадобиться любому. Однако, несмотря на то, что я совершенно не собирался Алисе помогать, разузнать детали стоило по двум причинам. Во-первых, если Смоукер упрется рогом, и мне не удастся его отговорить, лучше сразу понять, с чем мы будем иметь дело. Во-вторых, возможно, узнав побольше, Смоукер и сам откажется.
– А с этого места можно поподробнее? – спросил я.
– На нас напали. Некоторых убили, остальных держат в заложниках.
– Не, ну это несерьезно, – хмыкнул Смоукер, похоже, он и сам был заинтересован в видении всей картины, – расскажи детально, от начала до конца.
Алиса глянула на него, как смотрят на ребенка, который три часа к ряду задает вопросы типа «а почему вода мокрая?».
– Какая вам разница-то? – спросила она.
– Алиса, мы должны четко понимать, ради чего рискуем, кроме того, мы не наемники, мы не станем без какой-либо причины убивать направо и налево, – вкрадчиво пояснил я, прикончив остатки баранины.
Смоукер кивнул. Вторую часть фразы я ввернул исключительно для него.
Она помолчала, видимо пытаясь помириться с неизбежным и собраться с мыслями.
– Нам удалось найти хорошее место далеко за городом. Туда не заходили чужие, и мертвых почти не было. Овощи мы выращивали сами, даже две коровы было… В город заходили редко, только если очень нужно было, и с людьми старались не встречаться. В общем, однажды понадобились лекарства, пришлось идти. Показалось, что за нами кто-то следит, мы подкараулили его. Пацан, мелкий, двенадцать лет. Отпустили его вроде, а он уходить не хочет.
– А родители его где? – не выдержал Смоукер.
– Да неважно, – огрызнулась Алиса, – он соврал, что потерялся, а одному страшно. Это все неважно, дай расскажу.
Смоукер примирительно поднял руки, потом сделал жест, будто застегивал молнию на губах.
– В общем, не убивать же его, – продолжила Алиса, – взяли с собой, у нас там и так из восемнадцати человек четверо детей было. Сначала все нормально шло, а через три дня этот шкет пропал. В ту же ночь на нас напали. Убили всех, кто пытался защищаться, остальных увели…
Было видно, что ей тяжело все это вспоминать, и как только повисла пауза, я решил все-таки задать пару вопросов, один из которых уже давно не давал мне покоя, и ответа на который в рассказе так и не нашлось. Скорее – наоборот.
– Сколько их было? – спросил я.
– Человек десять.
Теперь еще более непонятно.
– То есть вас было четырнадцать взрослых против десяти, почему вы не смогли защитить себя?
– Нам было нечем особо, – тихо сказала она.
– Подожди-ка, – нарушил свое негласное обещание Смоукер и опередил меня с ключевым вопросом, – если у вас нечем было защищаться, почему ж вы раньше не вскрыли отцовский тайник?
– Ненавижу оружие, – еще тише, но твердо произнесла она.
М-да. Наверное, в прошлой жизни это было бы даже достойно уважения. Но сейчас за такие принципы приходится дорого платить.
Впрочем, читать Алисе мораль я не собирался, одного взгляда на нее сейчас было достаточно, чтобы понять – во всем произошедшем она в первую очередь винит себя.
– Ладно, понятно, – сказал я, – а ты успела убежать?
– Нет, не успела, – покачала головой Алиса. – Меня тоже увезли. В тюрьму.
– В смысле, в тюрьму? – Смоукер вопросительно вздернул бровь.
– Это не фигура речи, – фыркнула Алиса, – там реально тюрьма, нас в камерах держали. Не только нас, на самом деле, там много людей было. Выпускали только, чтобы мы работали, кормили ровно так, чтобы мы не сдохли, и все равно некоторые не выдерживали.
Теперь окончательно ясно, зачем она к аэродрому полезла. Оружие ей для бартера понадобилось. Только «черепа» бы ее расстреляли еще на подходе, помогать кому-либо им интересно примерно в той же степени, в какой меня волнует, какой сегодня день недели.
– Так сколько там людей всего держат? – спросил Смоукер.
– Не знаю, но пятьдесят минимум наберется.
– И их вдесятером охраняют?
– Да нет, их больше, двадцать или тридцать, точно не знаю. Но они часто уходят, постоянно в тюрьме их человек семь-восемь находится.
– Хорошо, понятно, но как ты тогда здесь оказалась? – спросил я.
– Ну там пацан этот же был, про которого я говорила, – ответила Алиса, – сначала просто к камере приходил, вроде пообщаться, потом всякие безделушки стал приносить, хлеб, даже цветы.
– Он влюбился в тебя что ли?
– Ну типа того, – поморщилась она, – сказал, что я похожа на принцессу. Потом как-то сказал, что когда станет здесь главным, мы поженимся.
Целеустремленный сын полка, однако.
– А ты что? – хмыкнул я.
– А что я? Спросила, а почему не сейчас? Он отнекиваться начал, я сказала, что ему слабо даже свидание устроить.
– Я так понимаю, что он все-таки устроил? – спросил Смоукер.
– Да, не знаю – как, но он притащил ключи от камеры и нужных дверей и вывел нас за ворота.
Я попытался представить себе ситуацию. Вот они выходят, Алиса пытается сбежать, парнишка понимает, что его развели, поднимается тревога… Был ли шанс скрыться?
– Неужели он тебя так просто отпустил? – спросил я.
– Эээ, нет, он… – Алиса замялась с ответом, явно не хотела отвечать прямо, но правдоподобное что-то придумать на ходу не смогла.
– Он хотел закричать, да? – продолжил я за нее. – Хотел позвать тюремщиков на помощь?
Алиса будто хотела сказать «да», даже такой как бы полукивок сделала, но в этот момент до нее дошло, куда я клоню. В ней будто что-то надломилось, она уронила голову на руки, закрыв ладонями лицо. Ответить она смогла далеко не сразу.
– Он не успел крикнуть. Я ему рот зажала. Я просила его молчать, просила, просила, – голос у Алисы дрожал, она плакала, – но он только вырывался…
Я почти пожалел, что решил проверить свою версию.
– Ладно, для начала все же придется посмотреть, что в оружейном находится, – обратился я к Смоукеру, – на данный момент боеспособность наша на нуле.
– Логично, – кивнул он, – завтра с утра займемся, а пока надо постараться выспаться. Алиса, ты тогда останешься в этой комнате, мы займем гостиную.
Она не ответила. Оставив Алису в одиночестве, мы вышли из спальни и закрыли за собой дверь.
– Ну что, ты уже готов схлестнуться с парой десятков вооруженных головорезов? – вполголоса спросил я напарника.
– Не готов, – признал он, но тут же добавил, – пока что. Надо вооружиться, провести разведку, а там видно будет. От своих слов насчет долга я отказываться не собираюсь, если ты об этом.
– Я о том, что ты себя переоцениваешь, – отмахнулся я.
– Может быть, – неожиданно согласился Смоукер. – Слушай, тебя не вырубает еще?
– Нет, так что дежурить пойду первым. Я буду в коридоре, через два часа сменишь меня.
Забрав у Смоукера его АС «Вал» М, я вышел из номера, на ощупь пробрался в ближний к нему конец коридора и устроился за двумя здоровыми кадками с высохшими растениями в них, рассыпавшимися в труху, если их задеть. Несмотря на то, что здесь не видать было ни зги, выбор позиции был оптимален. В принципе я бы мог остаться в номере, но если чисто гипотетически предполагать возможность появления противника, то придется с той же долей вероятности предполагать, что он будет знать, в каком номере мы находимся. А уж дохлятина, если вдруг окажется на этаже, абсолютно точно попрется именно к нашей двери. Против людей из номера при должном везении можно положить одного-двоих. Дальше внутрь летит граната. В противостоянии с зомбаками перспективы не менее радужные.
Из своего угла я отлично простреливал выходы с лестниц и из лифтового холла. А вести огонь на слух мне уже доводилось, и не раз.
Но враги пока не показывались, так что в связи с вынужденным ничегонеделанием мне только и оставалось, что размышлять.
Я ни в коей мере не собирался принимать все слова Алисы на веру, но после ее рассказа мозаика более-менее начала складываться, даже то, что она доверилась двум опасным незнакомцам, было вполне объяснимо. Чувство вины и желание мести, особенно когда они превращаются в идею фикс, становятся сильнейшими мотиваторами. Даже в принципиальную неприязнь Алисы к оружию я готов был поверить, профессиональная деятельность ее отца вполне могла быть причиной.
Мысль движения по пути наименьшего сопротивления также не давала мне покоя. Трезво рассуждая, от Алисы проще было бы избавиться на месте, без приключений с превосходящим по многим параметрам противником. У меня не было к ней никакой агрессии, это во мне говорило выработанное за долгое время умение безэмоционального просчета вариантов. Единственное, что меня удержало от этого до появления Смоукера в номере, это молчание моего шестого чувства. То самое ощущение надвигающейся подставы, которое не давало мне покоя днем, и которому я уже давно привык доверять, ничуть не стало сильнее, когда я впервые увидел Алису. Что бы ни вызывало завывания сирены у меня в голове, это совершенно не относилось к ней.
Я еще какое-то время пытался прислушиваться к своим внутренним ощущениям, потом вдруг поймал себя на том, что мысленно перенесся домой и вспоминал свою семью. История, рассказанная Алисой, почему-то натолкнула меня. Неожиданно ярко я увидел отца, маму, будто они стояли передо мной, как в день, когда провожали меня до поезда три с половиной года назад. Мать за меня слишком переживала, несмотря на все заверения и объяснения армейского контрактного агента, отец же, после того, как узнал о моем решении, был в бешенстве, он уже почти договорился о моем трудоустройстве во вторую по величине в стране промышленную корпорацию. Поэтому оба они были с почти идентичными натянутыми улыбками и вопросом в глазах: «ну в кого ты такой балбес?».
Я хотел, наверное, попытаться все объяснить и смягчить, но сначала не позволяла гордость, а в учебке было стыдно перед другими курсантами. Для связи с родными выделяли один день в неделю, в зале установлены были сразу 6 систем видеосвязи, так что пообщаться без свидетелей не получалось. Уже позже я пришел к выводу, что сделано это было специально, ни разу за все время я не слышал, чтобы кто-нибудь в этом зале жаловался на тяготы и лишения.
А с того момента, как служение родине досрочно закончилось побегом с охраняемого объекта, поговорить с родителями ни мне, ни Смоукеру больше не довелось. Мобильная связь перестала работать через месяц после объявления мобилизации, а к тому времени, как нам удалось добраться до рабочего компьютера с потенциальным выходом в сеть, не только интернет, вообще ни одна ГКС не подавала признаков жизни.
Примерно пару месяцев спустя после вынужденного дезертирства так случилось, что мы оказались на узле связи. Оборудование оказалось нетронутым, а для дизельного генератора, имевшегося, видимо, как раз на случай отключения электричества, стояла почти полная бочка солярки. Вопреки имевшимся у нас на тот момент задачам, не воспользоваться таким шансом мы не могли.
Большая часть стандартно используемых армией, полицией и МЧС частот молчала, в эфире оставшейся части творился полный бардак: кто-то на кого-то орал, что-то требовал, посылал всех на хуй или умолял прислать подкрепление в виде танковой дивизии минимум.
И все же нам посчастливилось связаться с несколькими лагерями для эвакуированных. Врали, что мы из карантинного контроля, из ФСБ, из специального медкорпуса при МЧС, что срочно, и что специальные полномочия, говорили что угодно, лишь бы нам дали интересующую информацию.
Но без документов и печатей продавить мало кого удавалось, да и те лагеря, которые все же делились какими-то сведениями, располагались в лучшем случае в сотнях километров от родного города. Как и ожидалось, ни одно из имен, названных нами, в списках эвакуированных не фигурировало.
Просидев шесть дней за радиостанцией, мы вынуждены были уйти, хотя и на третий день уже было очевидно, что добиться чего-либо шансов нет никаких. Не то чтобы мы отчаялись, хотя старались о доме и родных даже между собой после этого не разговаривать, просто держали эту бесплодную надежду где-то глубоко в себе.
Может быть, так продолжалось бы до сих пор, если бы спустя долгое время, в телецентре, куда мы пробрались, ища батарейки для собственных переносных раций, не оказался один из временных армейских штабов, которые организовывали на многих относительно легко охраняемых объектах в городе во время эвакуации.
Пожалуй, это был тот самый момент, когда мы по-настоящему осознали, что старого мира, который мы всю жизнь принимали как должное, нерушимое и само собой разумеющееся, больше нет.
Не только окружающий город был мертв, насколько к нему, кишащему зомбаками, применимо это слово. В радиоэфире стояла гробовая тишина. Автоматический поиск в течение нескольких часов по всем частотам ничего не дал, мы даже пробовали, хоть это и смешная доля вероятности, нащупать что-нибудь в ручном режиме, но все тщетно.
В тот самый момент, когда мы, исчерпав на ожидании запасы еды и воды, собирались уходить, радиостанция поймала слабый сигнал.
– Помогите… Пожалуйста… Если меня кто-нибудь слышит… – донесся сквозь сильные помехи женский голос.
– Слышим вас, назовите себя, – Смоукер первым добрался до микрофона.
– Господи, слава богу, я уже не надеялась, пожалуйста, помогите, мой муж сломал ногу, он без сознания и истекает кровью, я даже не знаю, как правильно перевязку сделать, – быстро заговорила она, периодически сглатывая.
– Еще раз, кто вы и где находитесь?
– Наталья, Наталья Чернова, я… Я не знаю, где я… В каком-то доме, мы убегали, я не запомнила, – женщина всхлипнула.
– Если я не буду знать, где вы находитесь, я не смогу вам помочь, – Смоукер терпеливо пытался добиться ответа.
– Ну вы же можете отследить сигнал… Или как там у вас это называется? – нашлась она.
– Женщина, мы не служба спасения, даже не армия, мы в таком же положении, как и вы, попробуйте подойти к окну, осмотритесь.
– Аа… А кто вы? – запоздало поинтересовалась она. – Вы даже не… – она вдруг резко вздохнула, как делает человек от испуга. Вздох оборвался на середине, видимо, отпустила кнопку.
Смоукер молчал, понимал, что на том конце наверняка пытаются себя не выдать. Прошла почти минута. Он уже поднес ко рту микрофон, как вдруг в динамиках раздался крик, заставивший нас обоих вздрогнуть.
– Помогите! Они здесь! Пожалуйста, умоляю, помогите! – сквозь крики и помехи были слышны глухие удары, похоже, в дверь кто-то ломился.
С микрофоном у рта Смоукер замер, на лице его явно читалось «я не знаю, что делать». Я сам оцепенел на несколько секунд, потом дотянулся до радиостанции и выключил ее.
– Какого хера, Хант?! – Смоукер прекратил изображать статую и посмотрел на меня.
– Все, хватит, мы теперь одни, – я не знал, как ему донести, как сказать, что мы не можем больше так рисковать, что должны прекратить любые попытки.
Но он понял. Постоял немного, опершись обеими руками на столешницу, потом с криком: «Твою мать!!!» яростно швырнул микрофон в стену. В тот день для нас погасла последняя надежда вернуть назад свои жизни. Мы еще несколько раз были в этом телецентре, но к радиостанциям даже не подходили.
В конце концов, я просто убедил себя в том, что все, кого я знал, все, кто когда-либо был мне близок, – мертвы. Я постарался вычеркнуть их из своей жизни и глубоко закопать мысли о них. Впрочем, сделать это мне не удалось, какое-то время я только и жил воспоминаниями о ином, нормальном мире, в котором у всех, кто умудрился выжить в этом аду, были совсем другие роли.
Но, в отличие от Алисы, мне некому было мстить и уже не за что было бороться. Все мое существование, в котором я никогда не видел высшей цели, окончательно утратило всякий смысл, и только инстинкт самосохранения не оставлял никакого выбора, кроме как цепляться за каждый вздох, оправдывая любые жертвы ради него.
Я щелкнул зажигалкой, также позаимствованной у Смоукера, и глянул на часы. Время за размышлениями летело быстро, я умудрился пересидеть слегка свое дежурство. Ноги от длительного нахождения в одной позе затекли, и я, поднявшись, оперся на стену и подрыгал в воздухе поочередно каждой ногой, стараясь сильно не шуметь.
Смоукер безмятежно дрых на разложенном диване, словно человек, полностью уверенный в завтрашнем дне. Я даже позавидовал.
Разбудив его, наскоро высказав свое мнение относительно лучшей точки обстрела и передав оружие, я повалился на диван, и только тогда до меня дошло, почему напарник расслабился настолько, что при моем приближении не то что не потянулся за оружием, а даже не проснулся.
Кажется, вечность уже не спал на нормальной кровати. Подтянув под голову подушку, я даже не успел определиться с более точной датой, вырубился почти мгновенно.
Несмотря на то, что уже во вторую мою смену начало светать, мы позволили себе по шесть часов сна каждый. Рискованный, но сказочный подарок.
Я проснулся и посмотрел на часы. Восемь с четвертью. Внутренний будильник сработал с опозданием на пять минут. В комнате я был один. Дверь в спальню была открыта, внутри также никого не было. «Беретта» будто сама прыгнула ко мне в руку и с готовностью щелкнула предохранителем.
Крадучись, подошел к входной двери номера и прислушался. Ни звука. Медленно приоткрыл дверь и посмотрел в щелку. В коридоре, несмотря на солнечное утро, царил легкий полумрак. Не увидев никого в левой части коридора, я открыл дверь полностью и скользящими шагами переместился влево, готовый открыть огонь в любую секунду.
Завтракают, блядь. Они завтракают. За кадками с пожухлыми пальмами сидели Смоукер с Алисой. Она скармливала ему баранину из второй банки и что-то рассказывала. Смоукер ел и угукал, не поворачивая головы.
– Ребята, вы так больше не делайте, – подходя к ним, чувствуя, что уже отлегло, сказал я.
– Что, понервничал? – с набитым ртом, усмехнувшись, спросил Смоукер.
Алиса только сделала удивленные глаза, она явно не поняла, в чем моя проблема.
– Доедай и пора выдвигаться, не будем тянуть удачу за хвост, – сказал я.
– Согласен, – кивнул напарник.
Собрались мы очень быстро, благо вещей при нас практически не имелось. Лишь Смоукеру пришлось задержаться, чтобы снять растяжки с обеих лестниц, гранаты на дороге не валяются, а при нашем, прямо скажем, скудном боезапасе, вообще каждая на вес золота. Хотя веревочную лестницу мы так и не отвязали, о чем потом слегка пожалели.
К главному входу соваться было бессмысленно, там наверняка дежурила та дохлятина, которая вчера носилась за мной вокруг гостиницы. Небольшое окно в подсобке на втором этаже открывалось вручную, что было как нельзя кстати. Бить стекла было бы делом крайне небезопасным.
Первой спустили Алису, на ремне от автомата, Смоукеру пришлось по пояс высунуться из окна, а мне держать его за ноги. Так ей до земли оставалось всего метра полтора. Мы следом просто выпрыгнули, в армии хорошо учили не ломать ноги по идиотским поводам.
Несмотря на солнечное утро, снаружи было очень прохладно, вчерашние лужи на асфальте и не думали высыхать.
Зомбаков на территории гостиницы почти не оказалось, кроме вполне ожидаемой группы у главного входа, который мы обошли по широкой дуге, пробираясь к воротам.
А вот за территорией оказалось минное поле. Мертвецы, такое ощущение, плотно оккупировали район, почти через каждые пару десятков метров хотя бы один да был. Некоторые бесцельно брели куда-то, другие просто стояли, как будто только и ждали нашего появления. Впрочем, при таком их количестве был смысл опасаться совсем других гостей.
Алиса взяла на себя роль проводника, благо неплохо знала окрестности, и повела нас какими-то переулками, где всего пару раз мы наткнулись на зомбаков. Но справиться с ними вдвоем со Смоукером нам удавалось на раз-два, даже не тратя драгоценные патроны. Один отвлекает внимание, либо валит на землю, второй добивает ножом, в глаз или под челюсть, чтобы гарантированно поразить мозг. Я поздно спохватился, подумав, что Алису все это веселье может вывести из равновесия. Но при одном взгляде на нее в тот момент стало понятно, что я зря беспокоился, она больше бы переживала, прибив муху тапкой.
Дворами мы вышли к соседней широкой улице, где было поспокойнее. Мертвецов поблизости не обнаружилось, и мы, засев за одну из припаркованных у тротуара машин, позволили себе чуток расслабиться и перекурить.
– Смотрите, парни, у нас попутчик, похоже, – улыбнулась Алиса, указав на здоровую овчарку неподалеку справа, наблюдавшую за нами.
Псина, прижавшись к одному из домов боком, наклонив немного голову, сверлила нас взглядом.
– Нет у нас ничего с собой, извини, братан, – виновато развел руками Смоукер, обращаясь к овчарке.
Пес не среагировал, казалось, вообще просто прилип к дому, но как только мы, затушив бычки, двинулись в противоположную от него сторону, последовал за нами. Дистанцию держал четко, не приближаясь и не отдаляясь.
У меня вновь проснулось какое-то неясное ощущение тревоги, как тогда, вчера, на эстакаде. Я остановился. Пес тоже.
Я достал «Беретту» и прицелился в овчарку. Пес тут же юркнул в один из переулков. Он отлично знал, что такое оружие.
– Хантер, ты совсем с ума сошел, зачем? – с укором в голосе спросила Алиса.
Смоукер тоже одарил меня удивленным взглядом.
– Может, и ничего, может, и показалось, – ответил я скорее своим мыслям, чем спутникам.
Но мне не показалось. Не прошло и полминуты, эта же овчарка вновь появилась у нас на хвосте. Алиса в какой-то момент остановилась, обернулась к псу и, присев на корточки, легонько засвистела, протягивая ему руку. Тот никак не отреагировал на этот жест дружелюбия, остановившись на невидимой границе сорокаметрового радиуса с нами в центре.
Смоукер требовательно похлопал меня по плечу. Я развернулся по направлению нашего движения, и внутри у меня похолодело. Дорогу нам преграждали шесть собак. Они скалились и рычали, но с места не двигались.
Мы со Смоукером как по команде повернули головы в переулок слева, но там была та же картина. Еще пятерка собак готова была нас встретить с той стороны.
– Теперь понятно, откуда такое количество дохлятины было на той улице, – шепнул мне напарник вполоборота.
– Это они шли за вами вчера, а зомбаки за ними, – зло прошептал я в ответ, умом понимая, что злиться не время, да и не на кого особо.