Александр Лобанов
Лелег

– Этак сами без рыбы останемся, коли всем желающим пошлины раздавать, – Альгис говорил негромко, ровным тоном, с великой почтительностью, но непроизвольно всё же пытался придать голосу ободряющие оттенки, чтобы хоть маленькой толикой приподнять дорогому учителю настроение. – Пан гетман пусть не переживает. Поставлю крепость, да ещё какую! Торговлю отлажу. Новый Рашков! Нет, поболе Рашкова выстроим, развернём экономику, политес, науку. Хорошо, что казакам реестры расширят.

– На сей счёт я бы не обольщался. Сигизмунд пока только воздух сотряс, поскольку нужны ему против Османа. Но сам даже подкреплений не шлёт. Османа мы, конечно, потреплем. Да так, что надолго отобьём охоту разбойничать на наших землях. И поляки охолонут маленько. Вона, не горят, в пекло не спешат, ждут, пока казаки работу за них сделают. Ну, да сия тактика понятна и предсказуема. Люди не могли бы выжить в обществе, если б не водили друг друга за нос. Мы им свою стратегию в противовес преподнесём. Думаю, провозимся здесь до самой осени.

– Осман вроде умом тронулся. Прёт, прёт и прёт. Совсем народ не щадит. Уже, как мне сказали, потери серьёзные, что станется к осени?

– К осени… полыхнёт краса неописуемая на днестровских берегах. Сгорит и мерзость прегрешений, и подлый дух растлителей небес. В народе говорят, кто сгорел, того не подожжёшь. За эту правду мы кровью заплатили. Казачков жалко. Видел их в бою? Что вытворяют, молодцы мои. Турки диву даются. Янычары ропщут, к такой войне не привыкшие. Турецкое войско скоро деморализуется. Ты вот что. Когда закрепишься там, на Днестре, не вздумай кого-либо выделять в привилегию. Понял, о чём говорю?

– Почти, пан гетман.

– А-а-а. Вижу, объяснить надо. Жизнь вообще ничем хорошим не заканчивается. Самое гадкое, когда люди начинают друг на друга недобрым глазом смотреть, недостатки выискивать либо, наоборот, преимущества, порождать завистливость, потом и вовсе вражду. Особенно страшна рознь по племенной принадлежности, – Сагайдачный слегка прищурился, взгляд стал жёстким, он заговорил так, чтобы каждое слово проникло в душевные глубины, чтобы замутило там перламутровую крошку, от которой жемчужины возродятся, сперва мелкие, потом крупнее, потом вообще бесценные. – Запомни сам, детям передай. Люди равны по природе своей. Все под Богом ходим, Бога в себе носим. Постарайся организовать народ, чтобы всех поровну. Как у казаков. Кто делает добро другому, тот делает добро себе. Так моя мама говорила.

Гетман опять вздохнул, немного скривился из-за боли, пронзившей спину, но внезапно возникшее чувство невозвратимости ушедшего было намного мучительнее физического страдания. Пётр Кононович вдруг отчётливо осознал, что небеса больше не доверят ему исторические бразды, что наступают времена иного толка. Разочарование, как и счастье, это вечность в жизни человека, и никуда от этого не деться. Они любят тишину. И он продолжил очень тихо, почти шёпотом, но Альгису каждое слово вдруг стало казаться громоподобным, ибо в каждом слоге, каждой букве звучала истина справедливости, на которой и зиждутся устойчивые миры.

– Самые многочисленные на душу населения, конечно, будут молдаване, украинцы, русские. По моему опыту, их в любой славянской общности, будь то город, село, Запорожская Сечь, всех ровно по одной трети. Обязательно примешаются литовцы, конечно же, поляки, разумеется, не шляхетная спесь, а простые братья наши. Поверь на слово, польский народ такой же великий, как и русский, равно как и украинцы. Мы праведные славяне. И когда-то все объединимся в единую родню. К сожалению, на сегодня никакого порядка в курятнике.

Сагайдачный задумался, улыбаясь чему-то своему. Альгис почтительно молчал, поскольку в силу природных способностей сумел проникнуть в мысли своего мудрого наставника. Сферы, откуда сии мысли снисходили, сияли неземным светом, понимание значения которого доступно лишь на пороге вечности, через который пан гетман одной ногой уже переступил. Мешать этому ни в коем случае было нельзя. Вечность панибратства не терпит.

– Будут у тебя болгары и евреи, и армяне, даже турки. Всех люби! Но остяк – русские, молдаване и мои хохлы. Сия троица богоугодна. Всегда, конечно, найдутся служки сатаны, станут подначивать, стравливать. На то тебя и посылаем, боярин. Обо всём ведать обязан, кто чем дышит, чем недоволен, скрытого врага бди, найдёшь – изничтожай нещадно.

– Теперь всё уяснил. Мудр ты, пан гетман.

– Да, запомни, с сего дня под волею токмо Посольского Приказа ходить будешь, – гетман неожиданно оживился, голос вновь приобрёл стальные обертона, он заговорил живо, даже как бы спешно, будто боясь не успеть досказать важного. – Никаких воевод Новгородских, Смоленских! Твоё направление – Балканы, Турция, Крым. С шляхетной сворой Жигимонта, слава Иисусу Христу, основные стратегии мы разрешили. Ну да там есть кому работать.

– Посольский? Знаю их, свора та ещё. Есть, конечно, порядочные люди, но в нашем деле не очень охочи.

– Не кажи гоп. Это пока Посольский. Давно уже разрабатывается план создания Особого Приказа Тайных Дел. Так-то вот. Царь Михаил Фёдорович в этом серьёзном вопросе пока не суетится. Люди нужны соответствующие. Планы, скажу тебе, грандиозные. Тебе могу поведать, но ты никому!

– Вы же знаете, могила.

– Знаю, потому и не беспокоюсь. В Приказе будут как минимум отдел контрразведки, тайная полиция, цензурный комитет, караульная система. Есть такие задумки – собирать и систематизировать метеорологические наблюдения. Чтобы серьёзно, научно.

– Впечатляет, пан гетман. Только кто ж потерпит сию громаду при царском дворе? Бояре ядом изольются.

– Конечно. Но кто их спрашивать будет? Никто из бояр шагу не ступит, чтоб не стало государю ведомо. Приказ будет заниматься координацией работы других приказов и проверкой всей их деятельности. И не в Кремле их будут содержать, а в отдельности. На Лубянке. Обособленная вотчина, засекреченная так, что сам Нечистый ноги переломает и мозги вывихнет, коль сунется. Только так.

– Ведь уже там есть. Целая тайная канцелярия, негласно, правда.

– Верно мыслишь. Какие подвалы великолепные, и арестантов содержать, и пытки осуществлять. Секретных служек надо будет не просто набирать, пропускать через самое мелкое сито, а доносчиками заполонить всю Россию, потом и Европу. Каждый будет обязан негласно работать на Тайный Приказ. Чиновники, торговцы, лавочники, кабачники, артисты. Кому и жалованье назначим. А там, даст бог, за моря-океаны тропы проложим.

– Да я сам думал на эту тему не раз. Коли всё так станется, сильны мы будем. Кабы всё знать. У каждого своя правда, ясновельможный. Каждый зрит по-своему. Но истина одна. Теперь понимаю, о чём хотел сказать ты. Надо сделать так, чтобы все их правды на нашу работали. И сие будет истина.

– Уж постарайся, верный сын мой. Однако твоя задача – форпост на Днестре. За него драться придётся не единожды. С тем и благословляю, боярин Рындин Олег Романович. Моя воля, княжеский титул тебе положил бы. Но это дело времени. Оно всё ещё смутное у нас.

– Храни тебя Господь, ясновельможный мой пан гетман, – боярин Олег, не выходя из роли, как истинный польский шляхтич, как ротмистр блистательной гусарийской хоругви, припал на колено и, приложив ладонь к сердцу, преклонил голову, словно испрашивая благословенья.

– И тебя храни Иисусе. Мы ещё обсудим, что да как, – откинулся на подушку, тяжело вздохнул гетман. Чело покрылось бисеринками пота. С минуту молчал, прикрыв глаза, потом повернул голову, внимательно взглянул в глаза, словно пытаясь в них найти какие-то искорки недосказанности. Альгис глядел спокойно, ничуть не смущаясь той пронзительности, которая зиждилась во взгляде сего великого человека, наоборот, ему это доставило глубокое душевное удовлетворение, будто гетман в данную минуту благословил своим чистым сердцем, что на самом деле так и было. – Теперь ступай. Почивать буду, притомился. Спасибо за лекаря. Держи таких при себе. Настоящих лекарей, как зеницу ока, беречь надобно. Святые они грешники.

Когда Олег был уже в дверях, Сагайдачный успел вслед ему назидание высказать, последнее:

– Подумай, боярин, об ещё одной стороне истины. Добро порождает добро, а жестокость – соответственно жестокость. Иезуитская тактика, что все средства в достижении цели хороши, от лукавого. Никогда цель не станет благородной, коли пути к ней залиты невинной кровью, страданием и ужасом. Изживай из практики нечеловеческие пытки, варварские казни, уподобление инквизиторству. Верю, настанут времена, когда смертной казни вообще не будет. Ибо человек, причём каждый, самый плюгавенький, даже преступники, мучители, лжецы и прочая неказистость являются переносчиками великой силы разума, который не что иное, как есть божественная воля. Потом, понятия добра и зла так часто меняются полюсами. Никакой суд не может предвидеть либо изменить сей процесс. Так разве вправе мы решать вопросы, которые в ведении Господа?

– Наверно, ты прав, отец.

Олег был последними словами гетмана ошеломлён и смущён. Людей он привык разделять на своих и врагов, последних бил нещадно, если требовалось, жестоко пытал, самых гнусных на кол сажал. А вот оно как получается, супротив Господа всё было. Но чья воля мною руководила, неужто сатанинская? Неужто все прозрения, ясновиденья, целительские возможности – от лукавого? Да нет же! Я для матушки России столько сделал. Постой, боярин, а что такого ты сделал? Несколько тысяч голов срубил вражьих? Обманул все разведки Европы, создал самую могущественную хоругвь, способную свернуть шею любому королю или господарю? И всё кровью, убийствами, пытками, страданиями!

Он поднял голову и натолкнулся на взгляд, который светился отцовским пониманием и великим добродушием. Взгляд этот был притягателен и очень знакомым. Бог мой, да это же святой Архангел Михаил, его лик. Как в Рашкове, в православном храме, на иконе, свечку тогда ему ставил.

– Запомни, Олег, наш Господь милостив. Он всё прощает, ибо все мы дети его. Грешные, несовершенные. Но любимые дети всемогущего отца. И божественной дщери его, матушки нашей России. Она, как в своё время Иисус, на себя грехи наши принимает, позволяя тело своё терзать и кровь её невинную проливать во благо просветления духа людского. Помни об этом.

Сагайдачный трясущейся от слабости и невероятной усталости рукой осенил на прощание троеперстным знамением и почти уже без памяти, прежде чем упасть на подушку, прошептал:

– Ступай с Богом, сын мой.

Часть III

Возвеличивание династии Романовых благостно сказалось и на усилении войска, а также укреплении границ. Русские воеводы, пресытившись горечью конфузов от польско-литовской экспансии, ливонских, шведских, турецких происков, вновь обратились к принципам построения обороны, использовавшимся на протяжении веков и даже тысячелетий славянами. Знаменитые засеки. Вначале это были своеобразные лесные вырубки, когда деревья срубали на высоте выше человеческого роста, но не совсем полностью, так, чтобы стволы оставались соединены с пнями. При выдвижении противника верхушки валили крест-накрест в его сторону, стволы прижимали к земле кольями. Мелкие ветки обрубали, а крупные заостряли. Для кавалерии абсолютно неприступная полоса. Глядя на наших, оборону возобновили и молдаване. В своих кодрах, суть молдавская тайга, ещё Стефан Великий такие строил препоны, что ни турки, ни литовцы, ни даже поляки вообще ни разу не отважились послать туда хоть один отряд либо хоругвь. Верная погибель. За каждым грабом, тисом или ясенем обязательно какой-нибудь леший таился либо кикимора с болота. Странные эти молдавские кодры, колдовство сплошное. Сорок восьмая параллель!

Глубина засеки варьировалась в зависимости от вероятных направлений основных сил агрессора. Там, где появление вражеского войска было маловероятно или практически исключалось, засеку рубили метров на пятнадцать-двадцать, может, тридцать. Но на вероятных путях врага глубина засек достигала чудовищных размеров – сорок-шестьдесят километров. Это уже были инженерные сооружения. Непроходимые завалы усиливались частоколами, надолбами, волчьими ямами, страшными капканами, способными перерубить лошадиную ногу, ловушками самого хитроумного устройства.

Засечные черты Русского государства тянулись вширь на сотни километров. Большая засечная черта, которую начали создавать ещё в шестнадцатом веке, – вообще на полторы тысячи. Незыблемые оборонные принципы многовековой ратной истории обязывают страну, готовящуюся к отражению недружественного нашествия, располагать свою армию не на границе, а в глубине территории. В приграничных районах создаётся полоса обеспечения, насыщенная ловушками, препятствиями, заграждениями, взрывными, когда порох появился, фугасами. Это своеобразный щит, который обороняющаяся сторона использует против агрессора, что, в неё попав, теряет скорость движения, инициативу. Его войско начинает нести чувствительные потери ещё до встречи с главными силами обороняющейся стороны, которая использует в полосе обеспечения небольшие подвижные отряды, смертельно жалящие из засад и быстро исчезающие в лабиринтах заранее подготовленных для отхода рубежей.

С продвижением границ Русского государства к югу старые полосы, естественно, не уничтожались, наоборот, усиливались, на очередных рубежах возводилась линия крепостей, укреплённых городов, впереди которой создавалась новая засечная черта. Особо знаменита засека Белгородская. Совершеннейшая, без которой Русь многого бы лишилась. К концу семнадцатого века противник, решившийся бы напасть на Москву с юга, должен был преодолеть восемь засечных черт общей глубиной восемьсот километров! Ни одной армии мира, даже современной, такой труд непосилен. Но, даже если предположить невозможное, и противник всё это преодолел, претерпев многие страдания, лишения и жертвы, его ждала свежая, полностью отмобилизованная, готовая к бою русская армия.

Дикое поле Приднестровья. Дикое с позиций цивилизованного европейского варварства, стало самой, пожалуй, важной стратегической засекой Российской империи на юго-западном рубеже. Века, мудрые, героические, неподкупные, справедливые, всегда были благосклонны к этой узкой полоске сорок восьмой параллели, сконцентрировав на ней могучую космическую неоплазму. События, здесь произошедшие, теперь происходящие, отмечены совершенно необъяснимыми с позиций простых обывателей, пусть даже наделённых учёными степенями, феноменами, самым из которых уникальным является предсказанная гетманом Сагайдачным и воссоединившаяся здесь земная святая троица: Россия, Украина, Молдавия.

– Ты должен усвоить несколько первостепенных истин, дорогой мой Рыдва, – князь Янош, он же бывший королевский канцлер, великий гетман Замойский, он вообще непонятно теперь кто и как его настоящее имя, они с Альгисом засиделись уже за полночь, впрочем, времени не замечая, уж очень важная вершилась беседа. – Молдаване отнюдь непростые. Ты ведь знаешь, какие миловидные женщины, но они в своём большинстве не только красавицы. Это хитрющие, обладающие всеми магическими секретами бестии. Колдовство – их любимое занятие. Так и чешется язык назвать исчадиями ада. Однако к этим созданиям благосклонно само солнце, божественное наше ярило. Что ж так покраснел?

Альгис вдруг смутился, потупился взором. Этот княже насквозь видит, мыслей от него не спрячешь. Скольких красивых девиц на своём уже не малом веку встречать доводилось, и кареоких брюнеток, словно цыганки, и голубоглазок с золотыми волосами, нежных, ласковых. Были и настоящие воительницы, храбрые, отчаянные, достойные легенд и сказаний. Он их всех, чего греха таить, любил страстно, горячо, ответные эмоции были не менее бурными, незабываемыми, с громами и молниями, сердечными страданиями. Но… не более того.

И вот оно случилось, волшебство то ли земное, то ли небесное. Или вовсе космическое, параллель-то сорок восьмая, раскрытая, будто нимб для звёзд и планет, а также иных измерений. Боярин Рындин свет Олег, Романов сын, непобедимый, крепче скалы гранитной, искуснейший из воинов, с особой, непробиваемой даже пулями кольчугой, был сражён стрелой, прямо в сердце. Не коварный крымский татарин, не искусный турецкий янычар натягивал тетиву для рокового выстрела. Решил судьбу нашего героя стрелок, вообще никогда не промахивающийся. Верный паж небесной царицы Афродиты, по сути сам божество, незримый воин любви по имени Амур.

В городе Яссы в соборе Святого Николая короновался на княжество Александр Ильяш. Боярин Сабаляускас был направлен в молдавскую столицу лично Сигизмундом. Не столько оказать почёт и партнёрское уважение вновь явившемуся господарю, сколь для сбора подробной информации, ибо лучше Альгиса вряд ли кто сумел бы. Ротмистр обрядился во все регалии, отобрал самых представительных из своей хоругви, красавцев, также их обрядил в золото и серебро, отчего отряд светился под сентябрьским солнцем. Сбежался весь город поглазеть именно на них. Боевые крылья с ярко раскрашенными перьями громко трепыхались на ветру. Так, наверное, шумят крылья орла, когда он атакует жертву. Горожане не скрывали восторга, подспудно переходящего в оторопь от возникавшего где-то под ложечкой ощущения страха.

Молодые девицы проглядели все глаза, сверкавшие подобно чистым бриллиантам. Альгис её почувствовал ещё издали. Личика под вуалью было не разглядеть, однако над ней висело облачко лёгкого свечения. Это видел только он. Воздух как бы струился, испускал к небу лучики. Встрепенулось в груди мужественное сердце, тело невольно напряглось, приосанилось. Ахалтекинец вдруг забеспокоился, стал отстукивать подковами, будто краковяк плясать собрался.

Их ждали. Когда подскакали к собору, заиграла музыка, задорная молдавская мелодия, похожая на свадебную. Парни, девицы в красивых национальных нарядах, взявшись за руки, закружили волшебную хору, сопровождавшуюся песенными приветствиями. Претендент на престол со свитой вышел навстречу, широко улыбаясь. Альгис легко соскочил на землю, почтительно склонился. Начал пафосно произносить дипломатические приветствия, совсем при этом не слыша слов своих и вообще ничего, никого не замечая, кроме божественного облачка.

Ильяш, польщённый таким посольством, помпезно сиял и радовался удавшейся жизни. Как же, сам пан ротмистр Сабаляускас, легенда и гордость Речи Посполитой, склонил пред ним седовласую свою главу, овеянную такой славой, что мог бы и не склонять, всё одно за честь любой господарь бы почёл. Потом начались представления бояр, князей и выдающихся прочих. Наконец, на светский поклон подошла она. Альгис дышать перестал.

– Позвольте представить Вам, домнул ротмистр, дочь мою, Михаэлу.

Девушка подняла вуаль, присела в реверансе. Солнце, увидев это личико, поспешило за облако, чтоб случайно не выдать собственную неловкость от внезапного чувства зависти к необыкновенной красоте, которую описать можно было одним словом – божественная. Как во сне, Альгис поклонился, трепетно принял в свою огромную ладонь протянутую руку, поцеловал её. Как будто к лепестку розы прикоснулся губами.

Раздался цокот множества копыт, явилась янычарская когорта от представителя султана. Ильяш вынужден был оставить Альгиса и скакать навстречу, чтобы лично расшаркаться в тысяче шагах от храма. Таков протокол. Начинать лебезить перед турками требовалось показательно, после чего подобострастно сопровождать посла к месту инаугурации.

Султаны, даже не они, а их пронырливые визири, меняли в княжестве господарей, как перчатки. Чуть ли не каждый год. Ставили того, кто больше выложит за свою персону золотых монет. Да ещё чаевые в виде баснословных взяток, царских подарков. Великодержавными стараниями незабвенного Стефана Великого Молдавия добилась невероятных взлётов и побед, а также независимости. Она стояла на равной ноге с передовыми государствами Европы. Но последующие так называемые господари потихоньку стали разваливать былую государственную мощь. Османы не преминули сим воспользоваться и несколько раз молдавскую армию потрепали, дав понять, что главные на европейской арене не молдаване, а турки.

Однако, будучи не вполне в своём могуществе уверены и зная о недюжинном потенциале Молдавии, оснащённости, а главное, доблести её вооружённых сил, османы решили предоставить господарям некую свободу действий и, что немаловажно, самостоятельность этих действий. При обязательном условии ежегодного оброка в немалую сумму в золотом эквиваленте, который с каждым разом всё увеличивался и увеличивался. Это, в принципе, была главная ошибка турецких султанов. В конце концов, молдаване их от утомительных сборов подати освободили, а сами подались под крылышко вначале Польского королевства, а позже Российской империи. Но это потом.

Они так и продолжали стоять, рука в руке, ошеломлённые неожиданными эмоциями, впервые в жизни возникшими. Михаэла знала Альгиса по прежним его визитам в Яссы. Восхищалась им и его хоругвью. Чувствовала, что необычный человек, как и воины его. Особенно когда демонстрировали боевые приёмы, фехтование, джигитовку и прочее. Она знала, что сей офицер далеко не молод, старше даже отца её. Но сейчас, когда оказалась рядом с ним, когда почувствовала жар его ладони, подумала, что обманывалась относительно возраста. Пред ней стоял совершенно молодой с виду человек, мужественный, сильный, честный, она это сразу почувствовала, надёжный и… такой красивый! И, не произнеся ни слова, он признался ей в искренней любви. Как будто уже такое происходило не однажды между ними. Она тоже молчала. Устами. Но о любви, что вспыхнула и в ней, как пожар от удара молнии, поведала ему во всех подробностях.

Посланием от провидения над Яссами пролетела пара белых аистов, радостно трещавших клювами. Альгис и Михаэла задрали головы и, счастливые, радостно рассмеялись самой лучшей из примет на свете.

Потом надо было уезжать.

– Вернусь к тебе, солнышко моё. Наверное, не так скоро, как хотелось бы, но ты жди.

– Еу юбеск ту, миу драдже!^[26] Ты только думай обо мне почаще. А я буду каждую минуту тебя вспоминать и ждать. Витязь доблестный мой, – она привстала на носочки, поцеловала прямо в губы, опустила вуальку и, всё время оглядываясь и махая ладошкой, побежала к отцу, который уже погрузился в процедуру приёма господарьской должности с головой и всеми потрохами.

– Ладно, не смущайся, брат. Славная девушка, знаю их семейство. Отец Михаэлы не в меру честолюбив, но дочери дал европейское образование и чуть ли не монастырское воспитание. Она вообще не от мира сего. Да ты уже знаешь, что я тут распинаюсь. Очень кстати, должен заметить, судьба свела тебя с ней. Умом достойна, поверь старому дипломату.

– Княже, дорогой, пощади!

– Да ты не одичал там, на полях своих сражений, вконец осолдафонился?! Я тебе о любви толкую, – князь хитровато прищурился, помолчал пару секунд, потом улыбнулся, как улыбается мудрый отец в беседе с любимым сыном. – Твоя Михаэла, как бы это правильнее… Ну, в общем, она и есть твоя Молдавия. Какую ты полюбишь не меньше России-матушки.

– Уже люблю, княже, – простодушно выпалил Альгис и вновь раскраснелся, как вьюнош.

– Вот-вот. Молдаване – народ, как я сказал, необычный. Хитрющие, изворотливые, я бы сказал, даже лживые не в меру, но просты до невозможности. Обманет сто раз, но, если потребуется, жизнь за тебя отдаст, не задумываясь. Понимаешь? Так вот, чтобы не появилось у него повода задуматься, многое зависит от тебя. И от Михаэлы твоей.

– Но как же украинцы, русичи? Всех чтобы поровну.

– Сагайдачный сей вопрос не из пальца высосал, давно обдумывает. Совместно с учёным братством, им же организованным. Там великие умы, не нам чета. Историки, богословы, экономисты, филологи. У них богатейший исследовательский материал. Включая скрупулёзные опросы населения всех стран, с которыми нам предстоит строить партнёрские отношения. Ну и, разумеется, бесценные разведданные. Оптимальные параметры будущей государственности, именно те, о которых Пётр Кононович поучал. Русские, молдаване, украинцы. Самая действенная модель православного общества в приднестровском регионе.

– Любая модель требует мощного материнского оплота.

– Естественно! Развивая Приднестровье, мы прежде всего беспокоимся о могуществе и процветании матушки нашей. Именно в Приднестровье сложится так, что ни одна дикая собака с юго-запада не сунется, какой бы могучей сворой ни поддерживалась. Всем зубы обломаем.

– Приднестровье… Но как же сама Молдавия?

– Здесь посложнее. Опутано, понимаешь, так, любая нечисть ногу сломит. История почти тысячелетняя. Тут ведь как, и вроде воюют за неё, а как завоюют, то начинают спихивать какому-нибудь соседу-простофиле. Клубок, конечно, распутывать нам, но процесс, думаю, затянется на столетия.

– Откуда они вообще взялись, молдаване эти? Кроме того, что пошли от римлян, ничего другого не слышал.

– Тоже вопрос интересный. Что такое история? Это, брат, прежде всего информация. Дело архивное, пыльное. У кого ключики от хранилищ, тот и вершит. Коли недобросовестный правитель, он и архивы поправит. Бывало, вообще сжигали, правды чтоб никто не узнал. Так и римские упыри поступали. Целые века выпали из информационного поля благодаря их вероломным стараниям. Однако в этом плане передовые умы работают, рук не покладая, добывают и перебирают факты, сопоставляют. Всё в ход идёт. Фразы, слова, корни слов, имена, закономерности их возникновения, названия земель, рек. По-научному сие называется этимология, топонимика. Бумажки-то можно сжечь. Но живущее в народе – руки коротки.

– Мне Сигизмунд расска…

– Кто, этот инфантильный мерзавец? – гневно перебил Янош Альгиса при упоминании о короле. – Он главный фальсификатор и есть. Всю печатную продукцию взял под жёсткий контроль. Пропускает в свет лишь то, что выгодно его лживому иезуитскому трону. Да вот недавно запретил издание Яна Длугоша.

– Кто это?

– Не слыхал? Польский историк, весьма уважаемый в научных кругах. Хорошо, я успел пролистать в архиве рукопись. Датированная пятнадцатым веком, представляешь? Прелюбопытнейшие исследования, скажу тебе. Если вкратце, достоверные данные о том, что предками влахов, именно тех, что заселили территорию Молдавии, были вольски – коренные жители Италийского царства.

– Вольски – это потомки готов?

– Ну да. Ты, наверное, слышал, что вольски жили в центральных Апеннинах ещё до того, как был основан Рим? Вели войны не только с прибывшими сюда троянцами под предводительством Энея, но впоследствии и с римлянами, потомками этих троянцев и латинов. В конце концов, земли и города вольсков были римлянами завоёваны, а сами вольски или их значительная часть, вероятно, стали на своей родине изгнанниками и были вынуждены уйти в другие края.

– Получается, наши молдаване намного старше Рима?

– Сведения о том, что древними предками молдаван были коренные жители Италии, а вовсе не римские колонисты в Дакии, подтверждаются и другими источниками, драгоценными летописями, например. Читал некоторые из них. Да и Длугош ссылается постоянно на летописи.

– Значит, они всё-таки итальянцы.

– То, что предки молдаван, их ещё не совсем правильно называют влахами, волохами, валахами, переселились из Венеции, совершенно очевидно и, считай, доказано. В основном на территорию Болгарии и Сербии, образовав так называемый Старый Рим. Король Венгрии будущих молдаван так и называл тогда – «старые римляне». Кстати, где-то в середине тринадцатого века он их просит помочь надрать хвосты татарам. За это обещает земли в своём королевстве. «Старые римляне» помогли, после чего массово рванули на обещанные угодья в Трансильванию. Пожили, притерпелись к новым условиям и через несколько десятков лет переселяются южнее. Уникальная земля, мало кем освоенная. Река течёт, Сирета. От неё приток отходит, большой такой, многоводный. Знаешь, как называется? Молдава! Вот и стали величать землю, которую облюбовали, Молдавией. В переводе с германского означает земля, богатая водой.

– То есть эти готы, вольски, валахи и как там ещё, стали называться молдаванами из-за местности, куда переселились? Где основали своё государство?

– Ну да. Сие случилось, дай Бог памяти, в конце тринадцатого века.

– Но почему эти сведения считаются крамольными? Это же история, настоящая, правдивая.

– Да потому, что многие учёные, особенно эпохи Возрождения, считали, что даже даки времён императора Траяна – славянские племена. Понимаешь, славянские! Это крах всему их гнилому мировоззрению, навязываемому Европе, о каком-то национальном превосходстве потомков великих римских легионов. Однако же вся политическая система современной русофобской Европы на этом и держится. Ложь, как любит фарисействовать Сигизмунд, тысячу раз повторенная, уже не ложь, а образ жизни.

– Ты ж ему на трон помог вскарабкиваться, насколько я знаю.

– Конечно. Мало того, долгое время был у него поверенным человеком, потом вообще канцлером. Польша – это коридор, по которому к нам беспрепятственно шастали захватчики. Что же ты хотел, чтобы в короли пролез нам неподконтрольный какой-нибудь выродок, потом ищи-свищи, как обротать каналью? Нет, сын мой, это была огромного труда многолетняя работа. И то, что именно Сигизмунда, самолюбивого ханжу, а по большому счёту болвана и мерзавца первостатейного, на Речь Посполитую снарядили, наша огромная историческая победа.

– Твоя победа, княже.

– Говорю же, пришлось попотеть. За мной стоит государство Российское, Посольский Приказ, выдающиеся личности современности. Не только в России. Я со всеми и в Европе знаком, и в азиатских краях, даже в Китае. Все помогали. Сигизмунд Третий Ваза, хоть и сволочь иезуитская, но предсказуем, потому под наши гусли в основном и пляшет. Но, повторюсь, даётся сие вельми не просто.

– О-о-о… Княже, голова кругом. И оттого, что узнал, и оттого, сколько предстоит в этой исторической каше париться. И что крепости ставить, и оборону засечную возводить, и за нос водить всяких там Сигизмундов.

– Кстати, о засеках. Ты слышал о Траяновом вале?

– Так понимаю, Траян этаких укреплений нарыл на сотни вёрст, от готов?

– Так да не так. На самом деле оборонительные укрепления построили сами готы. Об этом также сказано в древних рукописях и работах учёных прошлого. Король готов, убоявшись диких гуннов, которые перешли Днестр с востока, ошеломлённый их натиском, кинулся насыпать земляные валы, воздвигать высокие стены от Прута до самого Дуная. Думал, это поможет ему для сохранения счастья и спокойствия. О том, работала схема обороны или нет, сведений не попадалось. Но свою оборонительную черту тебе придётся ставить заново. Есть у кого поучиться. После Хотинских событий когда-нибудь, если, конечно, живы будем, прокатимся по русским засекам. Обязательно в Брянские леса. Там, насколько мне известно, буквально сконцентрированы все достижения оборонительной науки.