Александр Колокольников
«Древоходец». Деревенский колдун.
Глава 14
Эти походы школьников на байдарках, тогда, почти пятьдесят лет назад, были традиционны и проводились почти каждый год в июле.
Допускались к ним только ученики, закончившие восьмой – девятый классы и умеющие хорошо плавать. Но это было не все требования. Отобранные в поход школьники должны были хорошо учиться, участвовать в общественной жизни и иметь хорошую физическую подготовку.
В те времена байдарки были достаточной редкостью – дефицитом. Правда, что тогда только не было в дефиците? Осваивая выделяемые фонды на развитие «социалки», байдарки в количестве восемнадцати штук приобрело управление треста «Красноармейскуголь». Несколько лет они провалялись в подсобке в административном здании, затем их решили в виде шефской помощи передать одной из школ города Каменска.
Школ в Каменске было пять, из них с десятилетним образованием целых три.
Двое из директоров десятилеток проявили похвальное благоразумие и отказались: «Нам только утопленников не хватает!».
Бабушка же согласилась принять на баланс шефскую помощь.
Но, как узнал позже Константин Сергеевич, её решением руководило не желание поднять уровень физического развития подопечных учеников, а чисто практические интересы.
Из восемнадцати байдарок, приобретённых управлением треста, пять штук уже «уплыли», или собирались «отплыть». По бумагам она принимала все восемнадцать, но по факту их оставалось только тринадцать. За это руководство треста, обещало ей какую-то помощь в реконструкции школьного спортзала.
Походы на байдарках потребовались для приведения отчётности в порядок. Требовалось создать официальный повод утопить, привести в негодность, а затем и списать с баланса эти пять недополученных единиц.
Но первый же поход на байдарках: с ночёвкой в палатках на опушке соснового леса, с рыбалкой и дымной ухой, с песнями «Битлов» у костра под аккомпанемент простеньких гитар – всё это школьникам невероятно понравились. Восхищённые пересказы породили горячее желание всех остальных учеников принять участие в следующем году. В дальнейшем походы на байдарках стали одной из самых ярких традиций школы, выделив её из серой провинциальности остальных городских школ, и, конечно, в полную использовались как поощре6ние для примерных учеников.
Тогда ещё не Константин Сергеевич, а просто Костик, или – Костя, попал в этот поход, конечно, по протекции бабушки.
Костик только закончил седьмой класс в школе города Георгиевска, где в то время проживал вместе с матерью и отчимом. И только отучившись первую четверть восьмого класса в Георгиевске, он затем переедет жить к бабушке в Каменск, и переведётся в её школу. Хотя он тогда и жил в другом городе, но у бабушки гостил часто, и практически все участники похода знали его, как внучка директорши.
Тот поход предполагал три ночёвки. Ночёвки, всё по-честному – в палатках. Участвовало ровно десять мальчиков и десять девочек, в сопровождении троих взрослых. Один из взрослых был преподавателем физкультуры – СанСаныч, кто были остальные двое мужчин – память Костика не сохранила.
Никто из участников похода особой радости от пребывания с ними Кости не испытывал.
СанСанычу, было персонально поручено приглядывать за внучком, и поэтому пришлось его, как он полагал – «директорское око», размещать на ночёвку в палатку вместе с собой.
Понятное дело, хотелось вечерком спокойно посидеть с мужиками выпить водочки, но присутствие рядом внука «самой», заставляло его прибегать к унизительным ухищрениям, и заползать в палатку к собутыльникам только после того, как Костик заснёт. Собутыльникам затягивание начала процесса до полной темноты – тоже не нравилось.
Со стороны школьников Костя встретил прохладное равнодушие старшеклассников к «мелюзге».
Но хуже всего, у него сложились отношения с Майей – чернявой, цыганистого вида девчонкой.
Чтобы уравнять скорость байдарок, в каждую, а они все были двухместные, сажали разнополый экипаж- мальчика и девочку. В этом случае команда ни одной из лодок не имела сильного преимущества.
Решать, кто с кем будет в одной байдарке, СанСаныч отдавал на откуп самим ребятам. Некоторые пары уже договорились заранее, а некоторые образовывались прямо на берегу.
Костя скромно стоял в стороне, пока школьники разбирались, выстраиваясь попарно, а когда всё закончилось, подошёл и встал рядом с Майей, быть вместе с которой никто из мальчиков не пожелал.
Майя стояла, сверкая глазами, и гневно раздувая ноздри. На появившегося напарника она посмотрела, как на какое-то недоразумение о двух ногах, имеющее наглость встать рядом с ней, но поначалу промолчала, ничего не сказав.
Когда мальчику четырнадцать лет, то почти любая шестнадцатилетняя девочка, с её созревающими, или уже почти созревшим женскими формами, кажется истинной красавицей, любоваться которой подросток может бесконечно.
Относительно Майи никакого восхищения и любования у Кости не появилось. Худенькие ручки, худенькие ножки, и грудь, где пёстренький лифчик от купальника нёс чисто декоративную функцию. Всё это абсолютно не стимулировало Костика к романтическим чувствам. Недовольство же и обида Майи, что у остальных в паре нормальные ребята, а ей достался малолетка, проявилось в сильном раздражении и неприятии Кости, которое она при любой возможности выплёскивала на мальчика.
Травила она его методично и постоянно, а на попытки Кости её урезонить, предлагала ему пожаловаться бабушке – директору, или посидеть, поплакать в кустиках.
Саботировала она и обязанности гребца в байдарке, правда, старалась это делать незаметно от СанСаныча, просто махая вёслами над водой.
Когда шли вниз по течению, больших проблем Косте это не создавало. При всех недостатках у Майи было одно очевидное достоинство – она весила гораздо меньше своих сверстниц, и это позволяло ему удерживать общий темп движения не особо напрягаясь.
Последняя, заключительная ночёвка вышла сложной. Ночью разразилась сильная гроза со шквалистым ветром. Несколько палаток было сорвано, а оставшиеся почти все протекали.
Школьники по пять человек набивались в уцелевшие палатки. Все промокли и замёрзли. Всю ночь просидели без сна, стуча зубами от холода.
Утром, используя бересту и несколько клочков сухой бумаги, СанСанычу каким-то чудом удалось развести костёр. Но по-настоящему обсохнуть и выспаться им не удалось – в этот день, в нескольких километрах ниже по течению, их должен был ждать заказанный автобус, на котором планировалось возвращаться домой.
Не выспавшиеся, а многие ещё и во влажной одежде, школьники расселись по байдаркам и поплыли, как они надеялись, к месту последней высадки. Когда они уже посчитали, что до окончания похода осталось несколько взмахов вёсел, их догнал катер рыбнадзора. Катер остановился, а один из сидевший в нём мужиков хриплым голосом прокричал, что из-за прорвавшийся ночью плотины на каком-то деревенском пруду, автомобильную дорогу размыло. Автобус проехать сюда не сможет, и ждёт примерно в двенадцати километрах выше по течению, не так далеко от места последней их ночёвки, от которой мокрые и не выспавшиеся они уже столько времени плыли.
Известие восприняли коллективным стоном, но другого выхода не было, и маленькая флотилия развернулась и поплыла обратно, но уже против течения.
Если раньше Косте с Майей удавалось держаться в середине группы, то сейчас, двигаясь против течения, они быстро отстали и оказались в самом конце. За ними был только СанСаныч, который всегда шёл замыкающим, наблюдая за всем отрядом и подгоняя отстающих.
Пока СанСаныч был рядом и подхлёстывал криками, Майя более-менее старалась. Затем у одной из идущей впереди байдарок что-то случилось, и та пристали к берегу. СанСаныч повернул к ней, напоследок крикнув: «Продолжайте, продолжайте, я вас догоню». Некоторое время Майя работала веслом в прежнем темпе, но как только лодка с физруком скрылась за изгибом реки, Костя почувствовал, что гребёт один.
Он обернулся и увидел сидевшую в расслабленной позе Майю склонившую головку набок. Опустив одно весло в воду, она умиротворённо наблюдающую за расходящимися от него водяными струями.
– Греби малыш, греби – не отвлекайся, – выдав это напутствие, девушка сложила внутрь лодки весло и стала пристраивать рюкзак под голову, стараясь удобней улечься и по – возможности вздремнуть.
Костя молча отвернулся и продолжил выгребать против течения. Все три дня, они плыли подгоняемые достаточно сильным течением Оки. При этом скорость была такая, что казалась байдарка просто летит над водой. И даже если перестаёшь работать веслом, то течение всё равно несёт лодку вперёд.
Сейчас же, если остановишься – тебя мгновенно оттаскивает назад. И даже если с полной отдачей работаешь веслом, двигаешься настолько медленно, что если нет близких ориентиров на берегу, то вообще кажется – замер на месте.
Костя долго грёб один, упираясь из последних сил, пока не услышал восклицание: «О, СанСаныч появился, догоняет», и Майя поднялась и стала помогать.
Когда добрались до места, остальные школьники уже разобрали свои байдарки, и почти всё свои вещи перенесли в автобус.
Костя с трудом вышел на берег, его качало от усталости. Он тяжело опустился на траву, бросив рядом рюкзак.
– Майка, ты чем там с пацаном занималась? Смотрите, в усмерть заездила, он даже идти не может, еле ногами передвигает, – хохотали стоявшие рядом ребята.
– Вот напарничка подсунули! Всю дорогу ныл, – дальше Майя загнусавила с плаксивыми интонациями: «Я устал, мне плохо, я больше не могу!». Вызвав этим очередной взрыв смеха у школьников, она повернулась к Косте и, скривив тонкогубый рот в усмешке, стала нагло смотреть ему в глаза в ожидании его возмущения и ответных нападок.
Будь Костя обычным подростком – бросился бы яростно доказывать, что Майка всё время «сачковала», а он бедный отдувался за двоих.
Но к этому времени, Костя внутренне уже был гораздо старше своих четырнадцати лет, и поэтому он только покачал головой, улыбнулся и с восхищением произнёс: «Ну и стерва ты Майка!».
– Да ещё какая, – поддержал его подошедший СанСаныч, – мы с ребятами, видели, что она лежала в лодке, а гребёт один Костик.
– Ха, ха, ха! – театрально рассмеялась Майя в ответ, и, передёрнув плечиками, направилась к автобусу, таща волоком по траве свой рюкзак
Через несколько месяцев, после похода на байдарках, Костя переведётся в Каменскую школу под «крыло» к бабушке. С Майей, которая к этому времени будет заканчивать десятый класс, он, наверное, где-нибудь на переменах встречался, но сейчас об этом ничего не помнит. Также не помнит, чтобы и позже, по окончанию школы, он где-то они пересекались с ней в городе.
Константин Сергеевич даже не заметил, как машина приехала на обговоренное с Анечкой место и остановилась – настолько он глубоко провалился в воспоминания.
Получилось удивительно – только что он беседовал с пожилой женщиной, которая по своей сути была обычной деревенской бабкой в валенках и фланелевом халате. И в то же время, перед ним сейчас ещё чётко стоял, вытащенный симбионтами из памяти, яркий образ вредной и нагловатой девчонки, с острыми ключицами и с презрительной улыбочкой на конопатом лице. Разделяли эти два образа почти пятьдесят лет! Такое с ним было впервые.
Как и любой другой человек, он помнил многих людей из своего детства – те же одноклассники. Но с ними всё было по-другому.
Некоторые, сразу, после окончания школы, уехали из городка. Часть из уехавших, он больше никогда не встречал и ничего про них не слышал.
Что же касается парней которые остался жить в Каменске, то если он вспоминал кого-то из них, возвращаясь к событиям своей молодости, то в пересказе это могло бы звучать примерно так: «Пошёл на рыбалку с ныне покойным Витькой и ныне покойным его братом, а по дороге зашли к ныне покойному»… и так далее. Стоило вспомнить кого-нибудь из этих, оставшихся в Каменске одноклассников, то сразу память выдавала – как и от чего тот умер. «Как и от чего» – первопричину, обычно, имели одинаковую, или схожую: от чего – от водки; как – от суррогатов водки. Мало кто дожил до пятидесяти.
С девочками одноклассницами, не уехавшими из Каменска, положение было многим лучше – они в своём большинстве были живы. Но с ними он время от времени встречался, и их старение для него проходило постепенно, как старение и остальных его знакомых по детству и юности с которыми он не потерял связь.
Сейчас же с Майей получился невероятный контраст – благостная бабулька и… Хлоп!!! – и стервозная девчонка.
– А, Татьяна, внучка -то, сложением не в Майку – полновата. Фёдоровна говорила, что внучка полгода мало двигалась и сильно располнела, но крестец-то, крестец – мощный, уже изначально, от природы и кость широкая. Майка же в молодости была, употребляя выражение его бабушки – цыплёнком третьей категории – каждая косточка видна. Правда, с возрастом Майка тоже порядком расплылась. И ещё – не представляю, как та стервоза могла теперь уживаться под одной крышей с зятем – любой сбежал бы. Значит жизнь её хорошо обломала и вправила мозги. А может эта женщина не Майка? – промелькнуло у него в голове, – Нет, нет – она. Губы, глаза, а главное – голос. Точно она!
– Да, какой контраст! – продолжал размышлять он. – Но что её жалеть? Миллионы русских баб живут хуже. А эта в хорошем доме, при дочери. Сколько ей сейчас лет – 66? Максимум – 67. Я знаю многих женщин, которые и в этом возрасте не опустились и выглядят замечательно, но они не провели всю жизнь в шахтёрском городке.
Плыли в одной байдарке, ядовито третировала, как ей казалось, рохлю – внучка директрисы. А сейчас – иконы с лампадкой, ковёр с оленями, валенки. Рохлю же ждёт бассейн с лепестками роз, и женщина немного за тридцать.
Кстати, а где же она, – Константин Сергеевич посмотрел на часы, и тут же услышал от Решетникова:
– Вон там, у забора притулилась, только сейчас заметили. Это не ваша пациентка?
– Моя, моя, – сразу узнал Константин Сергеевич и стал выбираться из автомобиля.
– Я тоже с вами пройдусь, – сказал Решетников и вышел вслед за ним.
Они вместе подошли к Аннушке.
На ней были темносиние куртка, джинсы и рюкзачок. Вся одежда – тёмная, из-за чего в этом плохо освещённом переулке её не сразу заметили.
– Познакомьтесь, это мой пациент – Борис Викторович. А это моя коллега, вместе работаем – Анна Михайловна, – он представил их друг другу.
Анечка молча кивнула, а Решетников улыбнулся и произнёс:
– Очень приятно, – и продолжил, – Константин Сергеевич, вы мне сказали, что заедем ещё за одной пациенткой, а сейчас говорите – сослуживица.
– Если Анна Михайловна врач – это не значит, что она не болеет, и сама не требует внимания и ухода другого специалиста от медицины.
– А что значит фраза – заедем ещё за одной пациенткой? Я что, сегодня вечером не первая? – поинтересовалась Анечка, быстро подстроившись под заявление, что она «пациентка».
– Да, да! Перед вами ещё была восемнадцатилетняя девочка. Так сказать, – на разогреве у Константина Сергеевича, – радостно проинформировал Решетников.
– Я лечил девочке ногу, – колдун сразу постарался снять двусмысленность с фразы Решетникова.
– В общем, Константин Сергеевич по – полной задействовал мой автомобиль на вечер, как карету скорой помощи, но я только рад – мне же это дало возможность познакомиться с таким очаровательным врачом, как вы. – Решетников с улыбкой склонил голову перед Анечкой.
– Если бы я знала, что в этой огромной чёрной машине сидят такие галантные кавалеры, я бы сразу к ней подошла…
– И вы давно так стоите?
– Не очень, но подойти к машине, где сидят четверо мужчин, одинокой женщине, сами понимаете – страшно.
– Понимаю, но поверьте, нас бояться не стоит, – сказал Решетников и взял Анечку под локоть увлекая к Гелендвагену, и приблизив губы к её ушку зашептал: —Нас бояться не стоит, потому что мы все сами его боимся, – он кивнул головой в сторону приотставшего колдуна, – Даже и мой охранник боится.
– И я его боюсь, – также шёпотом ответила Анечка, – но, надеюсь, сегодня всё не так страшно – ведь сегодня не полнолуние.
– Он чем-то особенно опасен в полнолуние?
– Люди говорят, что он со своим учеником, превратившись в двух огромных горбатых собак…
–В каких собак? – переспросил Решетников. – В горбатых, ну с горбами, – пояснила Анечка и продолжила:– Так вот, превратившись в огромных горбатых собак, они ночью в полнолуние приходят на старое деревенское кладбище и разрывают могилы.
– И много они могил разрыли?
– Собрались женщины от церкви, взяли священника, милиционера и пошли на кладбище…
– И что?
– И ничего. Где дерево завалилось корнями землю вывернуло. Где давно ещё могилу выкопали под захоронение, но не использовали. Так ни одной разрытой могилы и не нашли.
– Как же так-то?
– А что вы хотите? Колдун же! Наколдовал и все раскопы скрылись, – Анечка засмеялась.
– Ну, это нечестно, – разочаровано протянул Решетников, – Я-то думал – изгрызенные трупы, разбросанные обглоданные кости в истлевшей одежде.
– Но вот что действительно правда, – по-прежнему шёпотом, оглянувшись далеко ли колдун, продолжила говорить Анечка, – я от многих слышала – у него действительно есть две огромные кавказские овчарки. Все остальные собаки города боятся их до визга. Они очень умны, ведут себя совсем не как обычные собаки, чуть ли не понимают человеческую речь и часто куда-то бегают с рюкзаками на спине.
Константин Сергеевич шёл немного отставая, смотрел на идущую впереди под ручку парочку и чувствовал, что начинает немного ревновать.
– Что они там друг-другу шепчут на ушко? Понятно, мои кости перемывают.
Насколько он был близок к теме их разговора, упоминая кости – Константин Сергеевич даже не подозревал.
– Надо же, сразу в него вцепилась! Чем же так ей приглянулся этот… Как их зовут то – этих самых – похитителей детей? А вспомнил – киднеппер.
Тем временем парочка подошла к Гелендвагену и остановилась.
– Удивительное дело, я только сейчас заметил, – задрав голову в верх и рассматривая водокачку сказал Решетников. – Знаете ваша водокачка, буквально копия колокольни с площади дожей в Венеции.
– Знаю, – ответила Анечка, – уже не раз слышала.
– Слышали? А сами в Венеции ни разу не были?
– Нет, нет! Какая Венеция! – Анечка с безнадёжностью махнула рукой.
– Неужели не нашёлся мужчина, который подарил бы поездку в Венецию такой замечательной женщине? – бархатным голосом произнёс Решетников.
– Что вы, что вы, Борис, – перейдя на фамильярное без отчества – «Борис», – ответила Анечка. – Какие в нашем захолустье мужчины. Есть, правда, один, да и тот… мало того – в возрасте, так ещё и сами знаете – колдун.
Сказав это, она засмеялась, но, вдруг, увидев уже стоявшего рядом колдуна, ойкнула и прикрыла рот ладошкой.
Константин Сергеевич, сделал вид, что ничего не слышал, спросил:
–Водокачкой нашей, Борис, любуетесь? И эту водокачку в венецианском стиле, и первый этаж здешней больницы, проектировал один и тот же архитектор, из пленных немцев.
– Первый этаж в больнице, – вмешалась Анечка, – мы сами называем – замок Дракулы, а кабинет, где принимает Константин Сергеевич – логово.
– Что это с ней? Она пьяная? Всегда была очень осторожна в высказываниях относительно меня, и вдруг сейчас понесло, – подумал Константин Сергеевич и решил к ней присмотреться. – Точно! Не очень много, но выпила, видимо, «для храбрости» прежде, чем идти домой к колдуну.
Тем временем Решетников поинтересовался у Анечки, какая у неё, как у врача, специализация.
– Вы же пациент Константина Сергеевича, – ответила она, – Он что, вас не устраивает?
– Конечно, конечно, устраивает! Но вы же знаете, как трудно попасть к нему на прём. Вот и подумал: случись что со мной, с какими болячками, с какими болезнями могу обратиться к вам? Такая замечательная, интересная женщина – просто обязана быть и замечательным врачом!
– Чтобы попасть на приём к Анечке, тебе придётся отдельным пунктом указывать это в завещании – она патологоанатом, – с совершенно серьёзным выражением лица заявил колдун.
– Что, действительно? – оторопело переспросил Решетников.
– Да не слушайте вы его! – возмутилась Анечка, – Никакой я не патологоанатом! У нас в больнице такого специалиста вообще нет. Мы покойников в Георгиевск отвозим. Я врач – невропатолог.
– О! Невропатолог – очень востребованная специальность! Так, если что, могу обратиться к вам за консультацией?
– Борис, – вмешался колдун, – ты, как многие далёкие от медицины люди, путаешь врача невропатолога и психиатра. Невропатолог – сейчас не твоё.
Анечка хихикнула на шутку, а вот Решетников на эти слова отреагировал плохо – будто тень наползла на его лицо.
–Давайте рассаживаться, – сухо сказал он, открывая перед Анечкой переднюю дверь автомобиля.
– Зря я про психиатра сказал, напомнил ему, – с сожалением подумал колдун. – Борис было отвлёкся, немного развеялся, а сейчас опять вспомнил: и про своё недавнее состояние, и про Алису. Видимо во мне что-то первобытное проснулось. Стало неприятно слышать, как другой самец около твоей знакомой самочки токует, распустив хвост – вот и вылезла из меня гадость.
– Константин Сергеевич! – усевшись воскликнула Анечка, – вы здесь свой костыль оставили.
– Анечка, это не костыль, а трость, – поправил её колдун. – И, если не трудно, отдайте мне её, пожалуйста.
– Ой, а он такой тяжёлый, – сказала она.
– Не «он» тяжёлый, а она, она – трость, тяжёлая, – ещё раз поправил Анечку Константин Сергеевич, но уже с небольшим раздражением.
Прежде чем занять своё место на заднем сиденье, он сначала передал трость, уже сидевшему там Решетникову. Тот оценивающе подержал в руке и сказал:
– Действительно, он очень тяжёлый.
Колдун вздохнул с безнадёжностью, но ничего говорить не стал и сел в машину.
Они ехали, сначала молча.
Затем, по мыслесвязи к нему обратился Решетников:
– Константин Сергеевич, ни за что бы не поверил, что эта женщина фригидна. От неё прямо исходят такие флюиды женственности и сексуальности.
– Борис, тем не менее – она фригидна. У Анечки осталась поведенческая матрица «секси», осталось потребность крутить хвостом перед мужиками, но эта потребность не подпитана желанием – просто такой выработанный ранее стиль, дающий некоторые преимущества при общении с мужчинами.
Они подъехали к дому колдуна.
Анечка выпрыгнула из машины сама, и ждала пока выберутся остальные.
Решетников решил проводить их до калитки. Охранник Жора тоже вылез размять ноги, но за ними не пошёл, остался у автомобиля.
Константин Сергеевич остановился и, не открывая калитку, повернулся к Решетникову.
Заметив, с каким выражением потерянности смотрит на него Борис, он решил сразу предупредить его по мыслесвязи:
–Не вздумай, как прошлый раз, передо мной на колени плюхнуться. Во-первых: грязно, а во-вторых: я смотрю, на тебя Анечка запала – не порть о себе мнение.
Надеюсь, вот подлечу её, а потом может ещё раз с тобой сведу – вдруг у вас что срастётся.
– После вашего лечения…, – было начал и запнулся Решетников, а затем продолжил: – После вас с удовольствием! Может в ней какая-никакая благодать останется – хоть так приобщусь!
Анечка с изумлением увидела, как стоящие молча напротив друг друга мужчины, неожиданно синхронно улыбнулись, и, как-то по-котовски, также синхронно фыркнули.
Решетников поцеловал ручку Анечки, кивком попрощался с колдуном и пошёл к машине.
Константин Сергеевич махнул рукой Жоре и водителю, затем открыл калитку, пропуская Анечку вперёд.
Прежде чем войти она спросила:
– Говорят у вас там огромные собаки?
– Сейчас их нет, я отпустил погулять до десяти вечера.
Анечка уже прошла от калитки до дома, и только тогда до неё дошёл смысл сказанной фразы.
– А у ваших собак есть часы?
– Анечка о чём вы? Какие часы у собак?
– Вы только что сказали: «Я отпустил собак до десяти часов погулять».
– А вот в чём дело, – улыбаясь протянул колдун, а про себя мысленно чертыхнулся, – расслабился, не слежу за языком. Дальше он продолжил говорить, сочиняя на ходу:
– Дмитрий, помощник мой, пошёл погулять с собачками. Сказал, раньше десяти не вернутся.
