Алекс Коста
За стеклом
Через десять-пятнадцать минут, я появлялся на Патриарших, махал издалека жене и, сразу же, сворачивал в туалет. Где и происходило употребление купленной двухсотграммовой фляжки. Через пять мину, пьяный, осоловелый, придурковатый, я появлялся на детской площадке, распевая дифирамбы воскресным семейным прогулкам по прекрасным историческим местам своего родного города.
– Как же все-таки хорошо! – вздыхал я, сидя на лавочке, обнимая жену.
– Слушай, опять каким-то алкоголем пахнет. – подозрительно шмыгала она носом.
– Ну, Патриаршие… – разводил руками я, давая понять, что в этом, воспетом Михаилом Афанасьевичем месте, возможно и не такое.
– А ты точно не пил!? – иногда, не унималась она.
– Что ты! Как можно! – картинно хмурился я, про себя, начиная изобретать следующий повод отлучиться за следующей фляжечкой.
Не так давно, я снова был на Патриарших, но уже без выпивки. И с удивлением обнаружил, что к зданию туалета пристроено маленькое, сохранившееся со времен булгаковской Москвы, здание с надписью МОГЭС. Этот домик, украшенный бордюрами по периметру, стоит рядом с той дверью, куда я тысячи раз заходил, и привлекает внимание свой аутентичностью, особенно шрифтом букв надписи, означающей Московское Объединение Государственных Электростанций.
Но, я заметил его впервые. Сотни дней, литры выпитого виски, джина, коньяка… километры, которые я намотал вдоль почти пересохшего пруда… а это, без сомнения, привлекающее к себе, здание, я заметил впервые.
Не удивительно. Все прежние разы, уже за пятьдесят метров до входа в туалет, когда во внутреннем кармане «чесалась» фляжка, я и не мог ничего замечать. Мне и не нужно было ничего, кроме того, что было в кармане.
Много лет спустя, когда я писал эти строки, а моя жена узнала обо всем, она сказала только одно: Боже мой… если бы ты всю ту энергию тратил на…
Честно говоря, я не помню, что было после «если бы тратил на…». Это и не важно. Творчество, семья, деньги, хобби, спорт… очень много, на что можно тратить свою энергию.
***
Сложно улучшать и продлевать жизнь тому, кто выбрал «не быть». Я не могу и не буду этого делать. Просто я выбрал для себя «быть» и пишу о том, как это у меня получилось и почему.
Я не буду писать «боритесь, боритесь из последних сил, и вы преодолеете зависимость». Увы, это не так. Здесь применим базовый закон физики: сила действия равна силе противодействия.
Поэтому не борьба, а осознанность и регулярная работа со своими чувствами и переживаниями – единственное, что может помочь не пить.
Как я уже говорил, перестать пить – не разовая схватка, на силе воли здесь далеко не уедешь.
Еще меня часто спрашивают, есть ли точка невозврата. Когда, употребляя алкоголь, бросить уже невозможно, никакими средствами и способами. Мой ответ – нет. Перестать пить – можно всегда.
Но, есть другие точки невозврата и их много. Здоровье, семья, работа, социальный уровень. Бросить можно, а вот вернуть, восстановить все остальные «точки» – увы, нет. Или, можно восстановить, но не полностью.
***
Что нужно всем этим людям!? – таким видом высокомерия начинаешь страдать после достаточно долгой и осознанной завязки.
Что, на самом деле, нужно им, то есть нам, алкоголикам?
Деньги – нет! Мы готовы разрушить финансовое благополучие, даже если оно у нас есть, лишь бы получить оправдание пить дальше. Семья, близкие люди, отношения!? И да, и нет. Я заметил, что многие алкоголики – люди, патологически боящиеся одиночества, предательства. И, во много, поэтому, повинуясь извращенной логике своей зависимости, они всех вокруг проверяют на «стойкость». Сколько еще выдержит этот человек? Как он себя поведет, если я упаду совсем низко, ха-ха!? – никто так, конечно, не думает, но именно к этому стремятся, повинуясь сложным законам психики.
Близкие люди действительно готовы выдержать, дотерпеть до самого дна. Но, увы, зачастую не потому, что нас так любят. А потому, что мы своим поведением делаем их невольными соучастниками нашего погружения на дно бутылки.
Может быть, алкоголикам нужен кураж!? Извращенные психологические «американские горки», бросающие человека от кратковременного возбуждения в начале пьянки к разочарованию, прямиком к отвержению себя и мира!?
Или людям не хватает настоящих сражений, риска, перемен? Они устали от рутины!? Искусственно помещая себя в состояния опасности, обреченности, риска жизни, они пытаются «перебить» рутину с помощью таких вот алкогольных приключений!?
В связи с этим я вспоминаю историю, как встретил своего бывшего друга, Лешу, спустя двадцать лет нашей последней пьянки.
В тот день я случайно попал в свой старый район. Я шел по, до боли, знакомым дворам, вдоль низких обшарпанных домов и предавался воспоминаниям о сотнях бутылок, которые были когда-то здесь распиты.
Вдруг, справа, со стороны дороги, раздался скрип и стук. Затем кто-то крикнул «Кост-я-я-н». Голос был незнакомый и знакомый.
Я повернулся и увидел в окне старой машины что-то вроде мумии человека. Я смотрел какое-то время и не верил. Но, это был он, Леша.
Сам не помню, как, но я сел на пассажирское сиденье, мы куда-то поехали.
Я даже не знаю, что меня так выбило из колеи. То ли встреча через такое продолжительное время и его страшный вид, то ли то, что я не знал, что сказать, кроме «привет, как дела».
Очнулся я только тогда, когда обратил внимание на странные рычаги, ведущие к рулю. Чем-то напоминало конструкцию старой раскладушки, только без полотна. При этом Леша зачем это их все время дергал и мотал в сторону.
– Ты че!? – злобно сказал он, увидев, что я сижу с открытым ртом, и, наверное, широкими, как блюдца, глазами.
– А… – не понял я и продолжил смотреть за раскладушечными железками, опутавшими пространство вокруг водителя.
– Ну че, как, сам-то?
– Э…
– Че, «э», не понял? – он сильно двинул железную трубу, и машина резко встала на светофоре. Горел зеленый свет, сзади кто-то начал сигналить. Но, видно, Леша только этого и ждал. Он как-то странно перевалился в открытое окно, заорал «молчи су-у-у-к-а-а, я за тебя кровь проливал».
Тут я «отлип» от вида металлических конструкций. Вместо этого, уткнувшись взглядом в Лешин пиджак. Только сейчас заметив, что коричневые и серые точки – это не рисунок, а следы пепла и мелкие прожжённые дырочки.
Еще я вспомнил, что этот пиджак уже где-то видел. «Лучший пиджак». – вспомнил я, как Леша его купил и надевал только по самым «уважительным» поводам, то есть на стрелки и свидания.
Теперь «лучший пиджак» превратился в какую-то сваленную тряпку. Что и не удивительно, ведь прошло больше пятнадцати лет.
Прооравшись, Леша с силой закрутил ручку окна так, что она заскрипела, харкнул куда-то вниз, под себя, и туда же кинул бычок. Я перевел взгляд, и в очередной раз, «залип». Внизу, под водительским сиденьем, были только трубы и гадкая масса из бычков и плевков. Там не было ног. Только две, кое-как, завернутые штанины свисали с подушки сиденья. Еще я увидел, и это врезалось мне в память навсегда, что с одной из штанин свисала длинная спутанная нитка. Видно, их не подшили, а просто обрезали и завернули.
– Господи… – только и сказал я и, готов поклясться, это был один из немногих раз, когда я не упоминал имя господа всуе. – Господи… господи… господи… – лепетал я. Откуда-то снизу начал прорываться, то ли крик, то ли хрип.
– Че… – вскинулся Леша, – Видишь, ноги урезал. – он постучал по одной из труб. – Я ветеран, на-а-х… – он достал еще одну сигарету, прикурил и опять сплюнул под сиденье.
Не помню, как… я открыл дверь машины, вывалился наружу и побежал, полный ужаса, скользя на остатках ранневесеннего льда, царапая лицо ветками деревьев и кустарников. Бежал вдоль низких и серых домов, одинаковых дворов, пересекая небольшие улицы.
Я не знаю, что меня вело, может быть, я бежал наугад, а может включилась какая-то бессознательная память. В конце, я оказался на берегу реки, очутившись рядом с тем местом, где когда-то было распито не меньше, чем во дворах, которые только что пробежал.
Сколько видела эта река!? Разного и, при этом, одинакового… драки, пьянки, свидания, расставания, слезы. Сколько проявлений человеческой психики, которому я до сих пор не нашел настоящих причин. Язык не поворачивается назвать это поиском приключений. Весь этот сонм грязи и глупо загубленных судеб. Нет, это никакие не приключения.
Я смотрел на серо-коричневую воду, текущую лениво, отстраненно. Как будто река, как отдельный живой организм, видела и впитала все те людские проявления, которые происходили на ее берегах.
В голове пульсировало «ноги урезал… ноги уре-зал» и вид кучи окурков, вперемешку с мокротой, через которые проходили железные трубы.
Нет! То, что произошло с Лешей из-за алкоголизма и еще со многими, кого я знал, язык не поворачивается назвать приключениями. А мое сознание отказывается верить, что так наша психика восполняет недостаток «дикого леса» в большом мегаполисе.
ШАГ 4. БРОСИТЬ, ПОТОМУ ЧТО – ХОЧУ!
Я очень хорошо помню, как и когда решил по-настоящему бросить пить. Не «бросить», а бросить. И не потому, что кому-то пообещал или стал объектом внушения, не для галочки и не для того, чтобы кто-нибудь отстал с занудливыми «ну сколько уже можно». Решил сам, для себя.
Я уже немного говорил об этом. Но, в этой части книги, пришло время рассказать подробно.
Накануне того дня, мне приснился сон. Страшный, жуткий, выматывающий. В нем я увидел здание, заброшенный пятиэтажный дом, с выбитыми окнами, разрисованными стенами, кое-где, с черными следами пожара.
Все квартиры были покинуты, среди обстановки остались ветхие, ненужные, прежним жильцам, вещи. Перекошенная полуразвалившаяся мебель, лохмотья на полу, битое стекло, обрывки и куски чего-то, что больше не восстановить и не склеить.
Полными ужаса и отчаяния глазами, я заглядывал в окна, осматривал оставленные комнаты, пытаясь понять, какая жизненная трагедия развернулась здесь, в каждой из этих квартир и, в целом, во всем этом жутком доме.
Вдруг, в одной из квартир я заметил движение. Я присмотрелся и увидел, что в разгромленную комнату, с засаленными оборванными обоями, вошла нестарая, но очень измученная, женщина. Кажется, она принесла и поставила на стол какую-то банку.
Кожа на ее лице была натянута, как у трупа, руки висели и, кажется, не гнулись, как деревянные. Походка была шаркающей, лицо серое с выцветшими вдавленными глазами. В этой женщине я, с трудом, узнал свою жену. От нее прежней, осталась только форма глаз и век, а еще длинная тонкая шея, которая, правда, теперь загнулась как у мертвой курицы.
Потом в комнате появился «палач». Я увидел раскисшую одутловатую ряху, больше похожую не на голову, а на протухший, с растопыренными врозь гнилыми листьями, кочан капусты.
Этот «кочан» кое-как держался на, не менее, страшном теле. Это тело, как будто, все осело вниз. Не толстое и не худое. Но, очень сплывшее. Как слезает кожа с рыбы, которую подвесили, и та протухла.
Получеловек попыталось сесть на грязный табурет, но покачнулся и упал, завалился навзничь на пол.
В следующий момент, я увидел комнату, как будто прилип к потолку и смотрел сверху вниз. И на меня, через щелочки опухших век, смотрело это уродливое создание, ворочаясь, пытаясь встать, за что-то уцепиться, злобно кривляясь ртом, давясь мокротой.
Это было не моё лицо. Даже во сне, я не мог допустить, что есть хоть тысячный шанс, что мое лицо может стать таким. Но, я узнал себя. Может, по бровям, ещё по каким-то частям мимики, которые хоть чуть, но остались от меня, прежнего.
Жуткое создание дергалось на полу, грязная растянутая майка задралась, по всему телу были сине-зеленые назревшие фурункулы, круглые и большие, как будто стремящиеся разорваться, вытечь наружу чем-то гнилым, что только и осталось в этом изуродованном человеке.
– Злобно нажрался! – сказал шаркающий полутруп женщины.
– Ни-че… ни-че не злобно…
Жуткий слизняк все-таки схватился за ветхий стол, но не смог толком подтянуться, опять упал, продолжил барахтаться на полу.
– Ты обещал не злобно!
– Нал-л-л-е… – он не смог выговорить, задохнулся слюной.
Я, было, подумал, что он пытается сказать по-французски «алле». Но, потом догадался, что он пытается сказать, более очевидное, «налей».
Больше всего, меня ужаснуло то, что страшное создание с куриной шеей, которое когда-то было моей женой, не ругала, не грозила уйти или еще что-то сделать. Хотя… если двое живут в заброшенном доме, стекла выбиты, вероятно, время угроз уже прошло. Она только повторяла «ты обещал … не злобно… не злобно».
Господи! – тот я, который был наблюдателем, схватился за голову, – Господи… она меня даже не ругает! Почему, она меня даже не ругает?!
Я не помню, проснулся ли я после этого или еще какое-то время был в забытьи. Но, когда я открыл глаза, то на губах у меня еще было это «почему она меня даже не ругала, почему, почему, почему…».
Это действительно страшный момент, который, к сожалению, бывает не только во снах. Ваши близкие перестают вас ругать, перестают удивляться. Многие просто уйдут, не захотят смотреть на то, во что вы превратитесь. Кто-то останется. Кто-то из тех, кому придётся наблюдать, как вы убиваете себя и все хорошее, что в вас есть.
Утром, лежа в холодном, липком поту, я закрывал глаза, возвращался в сон, раз за разом осматривал пустые окна, копоть пожаров, разбитые рамы с висящей паклей. Весь дом был брошен, пустой, осталась только одна квартира, в которой был тот, кем раньше был я. И та, кто раньше была моей женой.
Но, было и еще кое-что третье: огромная, глупая трагедия, которая произошла с ними двумя. Что-то уродливое и неописуемое, что привело их к обломкам их жизней, поселило в этот страшный заброшенный дом.
***
На протяжение нескольких лет я был алкоголиком-спортсменом. Это означало, что я много пил и потом, на следующий день, «компенсировал» выпивку усиленными тренировками. Что позволяло мне успокоить совесть, оттенить падение на самое дно бутылки, – на самом деле, все, чтобы пить дальше и больше.
Вы удивитесь, но таких людей много. Ни раз и не два, во время пробежки, я чуял от впереди бегущего, кислый запах перегара. На площадках и в залах, видел людей с набрякшими подглазьями, облизывающих пересохшие губы и раздраженно чешущих горло и нос.
Но, в жизни любого «спортсмена-алкоголика» наступает такой момент, когда здоровье уже не позволяет компенсировать выпитое полноценной тренировкой, планка «покаяния» снижается.
Это был день (и период) когда «планка» у меня уже упала. Отдышка, жуткая боль в спине, кружащаяся голова и мельтешащие черные «мухи» от скачущего давления, более не позволяли совершать утренние пробежки, и я стал просто ходить.
Что делает алкоголик во время прогулки в лесу? Да, обычно думает, где среди чертовых ёлок найти бар или хотя бы ларёк.
Еще, в моменты «компенсации», алкоголик часто задаёт вопросы Миру. Или Богу, или какому-то тотемному существу, в целом вселенной… Не так важно, кому или чему. Он задаёт экзистенциальные вопросы. Из разряда: что делать дальше, почему все так… риторические вопросы, потому что он задаёт их не себе, а куда-то – туда, в эфир.
Я верю в Бога. Я верю в судьбу. И в предназначение верю тоже. Я много, во что верю, что лежит за пределами законов физики. И, на первом месте, в этом длинном списке, стоит энергия честности, осознанность с самим собой. В нее я верю больше всего остального.
И эта самая честность мне говорит: если человек, шатаясь от похмелья, задает вопросы Богу, и Бог, вдруг, обратит внимание именно на него… даже если обратит, что очень вряд ли, но если, если… даже тогда, на вопрос «почему я пью» или, более завуалированные «почему все так», «каков мой путь», Бог – не ответит.
Даже Бог не ответит. Кришна, Будда, Иисус, если они соберутся вместе, будут сидеть и думать над такими вопросами, они не ответят. И никто не ответит, кроме самого человека.
Но, в тот день, когда я шел по лесу и возмущенно, одновременно, жалобно, вопрошал «каков мой путь… каков мой путь… каков мой путь… почему все так», Бог мне ответил. Я даже не буду говорить намекнул, потому что ответ был весьма точным и однозначным.
На подкашивающихся ногах, вытирая испарину со лба, с ноющим мочевым пузырем, я дошёл до выхода с лесной трассы, зашёл в одну из кабинок биотуалетов.
Была зима, было скользко. Ноги плохо держали, пуховая куртка стеснял движения. Поэтом, когда я повернулся в маленькой кабинке, чтобы закрыть дверь, обе ноги как-то сами по себе оторвались от пола, тело последовало за ними.
Получение ответа на вопрос «каков мой путь» довершило то, что кто-то не закрыл крышку унитаза, отверстие было достаточно широким, чтобы принять меня в болтающуюся внизу жижу испражнений, смешанных с едкими септиками.
И… бульк! Ква-у-ч… ква-у-чч… ква… какое-то время я лежал, окунув попу и часть спины, смотрел на темно-зелёный купол крыши, на котором увидел наклейку с надписью, начинающуюся с большого слова «ОПУСТОШЕНИЕ». Дальше следовали телефоны службы, занимающейся откачкой биотуалетов.
Так я нашёл очень точный ответ на вопрос «каков мой путь», если я не остановлюсь.
***
Я не хочу писать только страшилки, про отрубленные руки или прячущего водку, шестилетнего мальчика. Были случаи, и их было довольно много, когда алкоголь оставался безобидным весельем.
Я помню, как после затяжной ночной пьянки, мы с другом спустились в магазин у его дома, купили там уйму холодного пива, килограмма три копченых свиных рёбер и красного лука. Потом, весело сидели у него на кухне, пили пиво большими глотками, руками ели рёбра, добавляя остроты, луком. Набор не для поцелуев, конечно, но тогда нас интересовало качественно опохмелиться.
Я где-то слышал, что с точки зрения психологии, алкоголик пьёт не ради самого опьянения, а ради похмелья (чувство вины и следующее за ним, облегчение) и еще – ради рассказа «как это было».
Но, в то похмельное утро никакого чувства вины у нас не было. Это было похмелье ради похмелья. Можно сказать, биологический процесс восстановления.
Отрывая очередной кусок пряного мяса, запихивая его в рот, заливая обжигающе-холодным пивом, друг сказал фразу, которую мы вот уже двадцать лет, как вспоминаем: Как же хорошо… я даже прослезился.
У него и правда навернулись слезы. А я ответил ему, с не меньшей, как мне кажется, ироничностью: Бери от жизни все! – в подтверждение, допив очередную банку.
Потом мы долго смеялись, полные иронии. И это был по-настоящему радостный момент, позитивный. Момент настоящего, искреннего юмора, без подтекста, без двойного, тройного дна…
Я не знаю, было бы нам так же хорошо, если бы мы встретились и просто поели рёбра с луком, запивая их холодным томатным соком. Не знаю. И никогда не узнаю. Зато я знаю другое.
Мы не становимся моложе, это факт. И за следующие двадцать лет, в моем алкоголизме было все меньше таких вот простых и веселых моментов юношеской беспечности.
К сожалению, у всех, кого я знал и знаю, в алкогольной зависимости, происходило тоже самое. Все чаще, принятие алкоголя, последующее похмелье и следующее за ним раскаяние и искупление, – только туже затягивало узел.
***
В работе с алкогольной зависимостью, второй шаг можно охарактеризовать, как самый страшный из всех, – своим откровением, признанием самому себе, серьезной проблемы.
Третий шаг, без сомнения, самый разочаровывающий: вы понимаете, что не все так просто, но пока еще не понимаете, что зависит от вас, а что – нет.
Четвертый шаг – выматывающий, как всегда бывает, когда человек отказывается от самообмана.
Но еще, четвертый шаг, теперь я точно это знаю, – самый сложный.
До этого, вы продолжали сидеть в бутылке, изредка протирая стекло, через которое смотрели на мир, пытались немного достать голову через горлышко, опять сползали на дно, зажимаясь в углу, дрожа от страха неизвестности. И вот, на четвертом шаге, неизвестность пришла. Вы выбрались из бутылки. И все вокруг предстало пугающими декорациями.
К тому же, появились и довольно утилитарные проблемы: освободилось много времени, но ушел порыв, – тот самый, который появлялся у вас вместе с чувством вины за пьянку.
Люди, окружающие вас, стали какими-то другими. Вы видите связи, которые раньше держали вас с ними в отношениях. Но, теперь эти связи не работают. И вы не знаете, что с этим делать.
Вроде бы, начали просыпаться первые настоящие, ваши настоящие чувства и желания, но… остался вопрос, который, кажется – невозможно решить: как отдыхать, расслабляться? Чем заняться, когда все дела сделаны, тело и мозг просят расслабления!?
Алкоголик совершенно не представляет расслабления без бутылки. И, я думаю вы уже поняли, дело тут не только в этаноле, который попадает в кровь.
Компания, места, разговоры, подготовка к пьянке, сама пьянка, последующая пьянка «after party», и, конечно же, похмелье. Равно как и удержание от того, чтобы превратить похмелье в новую пьянку.
Есть огромная часть жизни, которой мы себя полностью лишаем на четвертом шаге, без вариантов и хитростей: мы уже знаем, как действует зависимость, и поэтому не поддаемся уговорам, внешним и внутренним.
Я говорил, что постараюсь быть максимально честным и открытым. поэтому повторю: на четвертом шаге мы лишаем себя большой, очень существенной части нашей прежней жизни.
Я видел людей на четвертом шаге. Они, в буквальном смысле, похожи на новорожденных. Их глаза не сфокусированы, движения размазаны. Они неловко щупают этот, новый для них, мир, стараясь хоть что-то понять: как все устроено и что мне тут делать!?
Но, увы, это не похоже на радостное любопытство. Больше напоминает панику мореплавателя, чудом спасшегося, но, выброшенного на необитаемый остров.
Бутылка, в которой вы сидели много лет, звенит в ушах, призывает «вернись, я все прощу». Она все еще здесь, поблизости. И будет здесь всегда, всю жизнь.
Мне хотелось бы сказать, что пройдя уже столько, в своей зависимости, на четвертом шаге, люди выбирают – исследовать новый мир, и пусть, через различные преграды, строят себе новую жизнь, по кусочку, по кирпичику.
Но, увы, в большинстве случаев, это не так. Поэтому, на четвертом шаге, равно как и на всех других, можно сорваться.
Более того. И я остановлюсь на этом отдельно. С каждым шагом – опасность сорваться возрастает.
***
Меня часто спрашивают, «что мне делать, чтобы заглушить этот мир» или «как лучше отгородиться», «как не обращать внимание».
Это хорошие вопросы, потому что они честные. Сам по себе этанол, мало что означает. Это средство для какой-то цели, например – для цели – отгородиться. Пусть на время и не так сильно, как это позволяют сделать многие другие наркотики, но перестать чувствовать, вспоминать, ругать себя, пересыпая все это абстрактными вопросами «зачем» и «почему».
Пока я писал эту книгу, я много разговаривал с другими, кто попал «за стекло» алкогольной зависимости, все больше убеждаясь, что такие люди (в том числе и я) чаще остальных задают вопросы «почему», «зачем», «какой смысл» и тому подобные. Абстрактные вопрос. Не такие, как «почему эта гайка сюда не подходит», а те, на которые нет ответа: почему у меня такая работа, жена, дети, судьба… какой тут может быть ответ!? Разве что «42». Но, такой ответ вряд ли кого-то устроит, даже если его даст самый совершенный компьютер.
И поскольку ответить на многие «почему» – никак нельзя, следом идет другой вопрос – так сказать, вопрос всех вопросов, – зачем!?
Зачем мне все это!?
На него, увы, ответ тоже не находится. Тогда вывод напрашивается сам по себе – надо, хоть на время, забыться. Отгородиться, перестать мучить себя, задавая вопросы, на которые нет ответов.
Отгородиться! Что с этим делать!?
Я слышал много советов из разряда «не отгораживайся» или «создай свой мир заново». И в связи с этим я вспоминаю такую историю.
***
Брат моей девушки переехал в Москву, когда ему было двадцать. Начал с торговли мелкой электроникой, в крохотном магазине, куда еле-еле втискивался. Помещение было сделано в закутке одного из зданий на Новом Арбате и напоминало кабинку туалета.
Но, его это не смущало. Пусть и сидя в «туалете», он смотрел на главную улицу столицы, а значит, на главную улицу страны. Потом, начал сдавать недорогие однокомнатные квартиры, таким же приезжим, как он. Дальше занялся ценными бумагами, на накопленные от квартир, деньги. В общем, ловкий парень. Как говорили в моем детстве: хочешь жить – умей крутиться. Вот, именно такой.
Где-то по середине свой карьерной лестницы, он попал на один из сотни тренингов личностного роста, которые в то время достигли пика популярности.
Не знаю, как и какому именно росту там учили, я застал одну из его пламенных речей, после этого тренинга.
Он произнес ее для моего друга, к тому моменту имеющего, как минимум, двадцатилетний стаж вопросов «почему» и «зачем», а соответственно, такой же стаж «отгораживания» с помощью алкоголя.
– Главное поставить цель! – убеждал бывший продавец наушников. – И идти к ней! Сила намерения, вот что главное!
