13th
Умереть под солнцем: Догорающая вечность
14 глава
в день Солнечной Революции
Вновь он шагал по этой улице. Приятно было размять ноги после камер Отделения.
Сколькие, кроме него, шли в здание Суда обретать смерть?
Скольких таких людей Конлей лично отправил сюда?
И сколькие, не пройдя даже церемонии выселения, отправились на тот свет от его руки?
Конлей Райан спокойно шёл к дверям здания Суда с застегнутыми за спиной руками. Бывшие коллеги, назначенные проследить за ходом церемонии, едва успевали за ним.
Этой ночью снилась она. Нежная, чуткая, милая. Рядом с ним. Как было всегда. И как скоро станет вновь.
Её письмо так и осталось лежать дома нераспечатанным. Он не посмел его тронуть.
Скоро наступит справедливость. Из всей группы революционеров оставался только Конлей.
Сейчас было спокойно. Не этого ли он ждал? Кон не знал. И не хотел обращать на это внимание. Скоро всё закончится.
Перед ним открыли двери здания Суда и под взгляды наблюдателей провели за решётку. Улыбающийся и уже не контролирующий это Конлей кинул беглый взгляд на судью, человека со слишком похожей судьбой.
Впрочем, судьбы многих других в этом зале были едва ли проще. Едва ли кому-то в Куполе было легко жить и думать. Едва ли кто-то жил, не пытаясь идти к счастью. И едва ли кто-то насладился плодами этих попыток.
Расстегнули наручники.
Но разве в их судьбе был виноват кто-то ещё, кроме них? Разве страдания Конлея и Альфреда исходили не из их собственных поступков? Разве у них никогда не было выбора?
Выбор был. И сейчас, наверное, первый раз в жизни Конлей не пытался сделать его правильно. Идти уже было некуда.
–Всем встать, суд идёт.
Конлей встал и посмотрел на судью. На его лице проглядывало явное волнение, губы кривились в попытках сдержать лишние слова. Глаза небыстро, но в отчаянии перебегали с места на место, чтобы не столкнуться с взглядом человека на скамье подсудимых.
Догадывался ли судья, кто сейчас перед ним за решёткой? Возможно.
Конлей вглядывался в лицо этого человека, пытаясь найти что-то, отличающее его от других в этом зале. Тщетно, как всегда. Даже в её лице не было какой-то явной особенности. Но она точно была особенной.
Какой? Какой она была? За что он её любил?
–Подсудимый Конлей Райан обвиняется в нарушении Порядка №5 – убийство гражданского лица.
Ни один из сидевших в зале не подозревал, скольких гражданских лиц. И скольких ещё могло погубить их с товарищами занятие. Даже при таких мыслях улыбка не сползала с губ Конлея. Он не мог не улыбаться, осознавая всё, что произошло. Вернее, он не мог сделать нечто иное. Мог изменить и менял, что мог. Но прошлое безвозвратно уходило в пучины подсознания, откладываясь в памяти и не оставляя возможности исказить воспоминания, приукрасить их.
Конлей уже сделал всё, что мог. Оставалось только улыбаться. Как улыбалась она.
–Подсудимый, вы признаёте свою вину?
Странно. Эта фраза отсутствовала в сценарии церемоний выселения. Неужели и в этом человеке за столом оставалась эта сладостная жажда нарушить, отойти от нормы?
Эта мысль не была в голове Конлея мимолётной. Она появилась в ней давно и так же давно потеряла всякую надежду на то, чтобы её кто-то услышал.
Признавал ли он свою вину в произошедшем? Вину во всём, что терзало его, мучило, нещадно повергало в сомнения и привело к тому, что сейчас Конлей сидел с упавшими на глаза волосами, почти равнодушный к тому, что было, что есть и что будет через несколько минут?
В его глазах даже сверкнул былой огонь.
–Полностью, – охрипшим голосом бросил бывший смотритель, бывший любовник, бывший наставник. Бывший человек на пороге единственного выхода.
Мозг его внезапно оживился, когда он внезапно услышал слишком знакомые хлопки, раздававшиеся с улицы. Стрелял не один человек, несколько. Раздавались крики, невнятно слышимые сквозь стены здания Суда.
Сердце Конлея ёкнуло. Он вновь вернулся душой в тело, которое вот-вот готовился покинуть. Что? Что там происходило?
Словно в ответ на его вопрос один из смотрителей у дверей попытался выглянуть на улицу. Через пару секунд раздался отдаленный выстрел и его кровь растекалась по старому ламинату.
Нет, этого не могло быть.
Конлей уже отчётливее слышал крики с улиц, явно повторяемые нарочно, но шум выбегающей из здания толпы вновь заглушил их.
Нет, этого не могло быть.
А если…если могло? Мозг отказывался принять эту мысль.
Конлей уже несколько минут чувствовал знакомый запах и только сейчас обратил на него внимание, оторвавшись от решётки. Подожжённое здание медленно наполнялось дымом. Рефлексы смотрителя говорили, что отсюда стоило бежать как можно скорее.
Но разум, недавно едва не оказавшийся на пороге безумия, твердил иное.
Конлей ведь уже отрешился от жизни, уже смирился со всеми потерями и даже признал свою в них вину. Уже приготовился к спокойствию…
Очевидно, огонь революции преследовал двух людей, оставшихся в здании, на протяжении всей жизни.
Скоро наступит справедливость.
Конлей вновь бросил взгляд на судью, на этот раз вставшего из-за стола с какой-то целью.
Странно, но сейчас на его лице будто было написано спокойствие. Умиротворение.
Судья подошёл к решётке и открыл замок.
Сердце Конлея ёкнуло во второй раз. В голове уже медленно набирала обороты новая идея, по сути отличавшаяся от прошлой лишь незначительными деталями.
Сейчас у него вновь появился выбор. Вновь появился шанс кое-что изменить.
Нет, Конлей давно не верил, отчасти из-за жизненного опыта, отчасти из-за дневника отца в то, что революция могла что-то поменять в этом мире. В Куполе нельзя было что-то изменить. Купол был единственным возможным исходом действий человечества и единственной возможной формой его существования. Революционеры поймут это, придя к мнимой власти.
Правительство играло в этом мире лишь роль кого-то, стоявшего выше обычных людей и в ком нуждались обычные люди, хотя на деле его представители от них не отличались.
Судьба каждого в этом мире не отличалась от судьбы любого другого. Все были в одной лодке, все жили под одним Куполом и боялись одного – конца.
Все не понимали, что он уже наступил. Оставалось лишь немногое для завершения этой глупой эпопеи, в которую попал человек.
Никто этого не понимал, но тем не менее, жизнь обитателей Купола явно была направлена на то, чтобы они наконец окончили собственное существование.
Конлей медленно подошёл к судье и, смотря сверху вниз в серые, слегка синеватые глаза, кивнул то ли в знак благодарности, то ли в знак одобрения. Судья, нахмурившись, кивнул в ответ.
И вновь Конлей быстро шагал по улицам серого, теперь ещё и пропахшего дымом Купола. Оглядывал горящие здания и не понимал, что будет делать, если даже сможет пережить революцию. Изредка попадались разбитые лампы, которые по графику с минуты на минуту уже должны были погаснуть.
Подсознание верно вело его к зданию Правительства. Они могли идти только туда. Конлей всё отчётливее слышал их крики.
По улицам вперемешку рядом друг с другом лежали тела погибших смотрителей и восставших в обычных рабочих куртках. Конлей медленно подошёл к одному из них. Привязанная к предплечью повязка изображала до боли знакомый рисунок Эллиота – пылающее солнце.
На этом месте на куртках рабочих был написан номер Энергофабрики, к которой они привязаны. Конлей едва ли стал волноваться больше прежнего, когда, сорвав одну из повязок, увидел на рукаве полустёртую четвёрку. Хотя, вероятнее всего, к ним присоединились и рабочие других фабрик.
Он бежал дальше. Вот и толпа протестующих, что-то вразнобой скандирующая у здания Правительства. Смотрителей вокруг Конлей не видел – наверняка все либо полегли под натиском опьянённых идеей людей, либо предпочли не сопротивляться им.
Голова начинала болеть от запаха дыма, которым пропахло всё вокруг. Конлей никак не мог разобрать, что кричали рабочие.
Вдали послышался звон церковного колокола. Недалеко от Конлея кто-то из протестующих, размахнувшись, бросил в лампу камень. Внимание бывшего смотрителя привлекла тёмно-синяя куртка, надетая на того человека. Повязка на предплечье тем не менее присутствовала.
Камень отскочил от лампы, не разбив её, и отлетел куда-то в сторону толпы.
Парень обернулся, и Конлей смог различить лицо своего бывшего ученика, рефлекторно, правильным отточенным движением выхватившего пистолет из кобуры и едва не выстрелившего, заметив человека без повязки.
Голова Конлея пульсировала от непривычного шума вокруг.
Протестующие продолжали кричать: «К чёрту эту систему!».
В Правительстве наспех пытались забаррикадировать двери.
Купол огласил звонок.
Через минуту лампы погаснут, но горящие здания ещё долго будут озарять серые улицы, приобретавшие от этого красно-оранжевый оттенок.
Эндрю медленно опустил дуло пистолета.
эпилог
5 дней спустя
2068 год от Рождества Христова
Конлей аккуратно дёрнул ручку двери. Да, он же не запирал. Всё равно сюда больше некому было входить.
Кон впервые вернулся в свою квартиру после Революции. Вернулся, чтобы кое-что забрать.
На тумбочке, как он их и оставил, лежали зажигалка и конверт. Конверт с её письмом. Он наконец решил забрать их.
Последний раз взглянул на дом, в котором его никогда ничего не держало.
После штурма здания Правительства Эндрю взял на себя обязанности президента Купола, сделав Конлея главным советником. Что ждало жителей последнего оплота человечества дальше?
Со дня на день должно было пройти совещание с утверждением нового сборника законов. В частности, выработка электричества понижалась на какое-то количество процентов, дабы исключить переработку.
Конлей не стремился помешать новому Правительству. Ему было достаточно осознания того, что они вряд ли смогут что-то кардинально изменить.
На сегодняшний день была назначена казнь прошлого Правительства. Конлей даже не удивился, услышав приговор – сожжение.
Новое поколение уничтожало старое. Очищало мир от тьмы и выбирало самые действенные методы. Ничто не очищает лучше огня.
Конлею стало спокойнее после того дня. Ещё спокойнее, чем было. Теперь он шёл по улицам без капюшона и тёмно-синей куртки. Вслед за капюшоном его голову покинули всякие мысли. Больше ничто не тяготило. От этого было не по себе.
В голове зрела единственная идея, ходившая от извилины к извилине, приобретая новые красочные очертания.
Мир правда нуждался в очищении от тени, от мучений, от несправедливости. Но чтобы уничтожить тень, нужно уничтожить то, что её отбрасывает. Тогда останется лишь свет. И светом этим будет не свет ламп.
***
Конлей стоял на коленях в храме. Стоял молча: он не знал ни одной молитвы. Внутри стали чаще проходить службы. Николь часто просила его ходить сюда с ней. Её семья была очень набожной, что передалось и ей. Никки всегда повторяла Конлею одну фразу, которой он обычно не придавал значения, но которую не мог не запомнить.
Конлей вряд ли пришёл сюда ради того, чтобы обратиться к Господу, попросить у него отпущения или чего-либо ещё. Пришёл просто так, потому что чувствовал, что должен был. Обязан был прийти сюда перед тем, что хотел сделать. Он сам отпустил все свои грехи ещё тогда, в Суде. И тем не менее, стоял в храме наравне со всеми верующими, пришедшими сюда с какой-то целью или, как и он, без неё.
Чтобы верить не нужна цель. Чтобы верить нужно сердце. А сердце у жителей Купола появлялось только когда на них направляли дуло пистолета или грозили выселением, и то только для того, чтобы ускорить свой ритм, подгоняя комок к горлу.
Медленно выйдя из храма, Конлей пошёл в сторону Отделения по Надзору, не сменившего пока своё название. Разве что внутри больше не работали люди в тёмно-синих куртках – этот цвет исчез с улиц Купола, сделав его ещё более серым.
Ему нужно было сопроводить бывших членов Правительства до места казни. Что он чувствовал, когда входил в комнату к этим людям? Гнев? Жалость?
–Бог милостив, – тихо, но слышно сказал Конлей.
Взяв пистолет из шкафчика, он по очереди выстрелил в сердце каждому из стоящих на коленях людей.
***
Он знал, что Эндрю поймёт его решение. Надеялся, что извлечёт из него какой-то урок.
Конлей усмехнулся, сидя на стуле в своей комнате в здании Правительства и играя с огоньком зажигалки.
На вечер ему было поручено разобраться с некоторыми секретными бумагами, которое хранило прошлое Правительство.
Когда ему на глаза попался документ о том, куда шло лишнее количество вырабатываемого электричества, он даже не повёл глазом. Поразмыслил чуть дольше пары минут. Потянулся за зажигалкой и поднёс огонёк к старой жёлтой бумаге.
Чуть больше, чем через неделю, защита от смертельной дозы ультрафиолета, вырабатываемого солнцем, пропадёт: те самые 40% электричества шли на питание защитного слоя оболочки Купола. Солнце пробьётся через него и уничтожит оставшуюся жизнь за считанные часы, как уничтожало выселяемых. Серые асфальтные сооружения, построенные когда-то людьми, простоят ещё ничтожные пару веков. Рухнет оболочка Купола и последние следы цивилизации занесёт песком. Планета полностью опустеет, сожжённая лучами Солнца.
Конлей смахнул пепел рукой со стола и кое о чём вспомнил. Достал из кармана письмо Николь и, развернув, прочёл совсем небольшую запись, спешно, но поэтически написанную. Написанную так, как могла написать только она. Не смог улыбнуться. Уже было поднёс и эту бумажку к огоньку зажигалки, как вдруг передумал. Аккуратно сложил письмо и положил в нагрудный карман, откуда больше никогда не вынимал.
Конлей не мог понять всего, что пыталась сказать в письме Николь. Мозг был слишком отрешён от реального мира, отпустив всё, что было. Но последняя строчка отпечаталась на остатках его души. Пожалуй, это и было главным мотивом холодной девочки с пламенным сердцем, пытавшейся спасти единственного, кто у неё был.
«Надеюсь, что хотя бы ты умрёшь под солнцем».
***
В здании Правительства, для какой-то неведомой цели, был выход из Купола. Звонок прозвонил уже порядочное количество времени назад, и лампы давно потухли – Солнце снаружи должно было зайти.
Конлей медленно спустился на несколько этажей и прошёл в маленький коридорчик. Задумался, вспоминая код от двери. Распахнул её и впервые взглянул на мир. Он был прав – снаружи наступила ночь, освещённая Луной и звёздами.
В отличие от улиц Купола, здесь всё ещё виднелся свет.
