13th
Умереть под солнцем: Догорающая вечность
8 глава
-Я хочу рисовать.
Тонкий голосок прозвучал достаточно громко и чётко, но то ли затерялся в нарастающем гуле лепета других детей, то ли был на самом деле не таким уж громким и чётким, то ли его обладатель был настолько незаметным, что желание мальчика не могло удостоиться отклика. Воспитательница даже не обернулась.
Шум детских голосов нарастал и обволакивал пространство вокруг. Каждый из них без остановки выкрикивал свою просьбу, желание или просто наивное мнение. Гул становился всё громче; мальчику показалось, что из всех этих голосов именно его рано или поздно должен быть услышан.
Он с надеждой стал пробираться сквозь беснующуюся впереди толпу истошно кричащих, умоляющих, плюющихся детей, думая, что если подойдёт ближе, то его шанс быть услышанным станет больше. Что его поймут и дадут в руки заветный чистый лист и простой, а может даже пару цветных карандашей.
Количество детей не уменьшалось, а он ни на шаг не мог приблизиться к притворяющейся глухой воспитательнице сколько бы ни шёл.
Наконец ему надоело; он остановился, набрал в маленькие лёгкие воздуха и что есть мочи завопил:
– Я хочу рисовать!
Тщетно. На этот раз он даже сам не услышал себя. Это возбудило в крови невероятный азарт, и он с новыми силами начал раз за разом повторять своё безобидное желание:
–Я хочу рисовать! Я хочу рисовать! Я хочу рисовать! Я хочу рисовать! Я хочу…
Голос его смешивался с чужими криками; кровь приливала к голове; с детских губ слетала слюна; в висках начинало пульсировать.
–Я.
–Хочу.
–Ри-со-ва-ть.
Последний звук отпечатался в мозге ритмичным эхом, отбивающим демоническую чечётку на барабанной тарелке.
Наконец сознание мальчика не выдержало и отключилось.
Через минуту его окружали чисто-белый свет и тишина, колеблемая только спокойным, уравновешенным, но слегка дрожащим дыханием и лёгким шёпотом, доносившимся откуда-то издалека. Приложив все усилия, парень смог повернуть лежащую на твёрдой подушке голову и посмотреть, откуда шёл звук.
Слева, не так уж и далеко от него протянулась белоснежная стена с одной единственной дверью, сейчас отворённой настежь. В проходе её стояли и вели диалог двое – человек в халате и куртке. Он мог наблюдать только их почти чёрные силуэты, ведь из-за двери стремился очень яркий свет, своими лучами придающий кристально-чистый белоснежный оттенок всему безграничному пространству вокруг больного. Он напрасно щурился и в конце концов смог разглядеть только отблески рыжих волос человека в куртке, который уже стоял в проходе один и пристально смотрел на паренька на койке.
Рыжеволосый осуждающе покачал головой и закрыл дверь, оставляя мальчика одного в потерявшей освещение комнате.
Интересно, она стала чёрной, или всё так же под покровом тьмы оставалась белой?
Раздался выстрел.
Эндрю проснулся, не понимая: доносилась ли стрельба с улицы или являлась частью сна, детали которого уже не так ясно держались в голове, а через пару минут и вовсе покинули её, оставляя юношу наедине с мыслями и проблемами нового дня. Впрочем, проблемы эти были насущными и не ограничивались конкретикой времени.
Парень вздохнул и поднялся с небольшой кровати, стоявшей в углу комнаты, составлявшей практически всю его квартиру. На улице уже светили лампы и сновали редкие прохожие, не сильно спешившие на работу. Те же, кто обеспечивал Купол электричеством, трудясь на Фабриках, должны были быть там намного раньше. Он знал расписание вверенных ему подчинённых.
Находиться более в своей каморке Эндрю не хотелось. Перекусить можно и на работе. Он наспех оделся, накинул тёмно-синюю куртку и, не забыв прицепить кобуру и проверить удостоверение в нагрудном кармашке, вышел за дверь на лестничную клетку.
Эндрю Тейлор ступил на асфальтированную мостовую Главной улицы и с трепетом вдохнул запах нового дня. Вряд ли он почувствовал что-то по-настоящему новое, но юношеское сердце требовало некого восхищения, вдохновения от наступления сегодняшних событий в той мере, которую может обеспечить воспитанное в Школе сердце смотрителя.
По мере приближения к месту работы у Эндрю начинали складываться более чёткие мысли по поводу того, чем наполнить очередной день. Размеренная ходьба в определённом темпе во многом этому способствовала. Парень внутренне благодарил учителя за совет. Хотя вместе с чёткостью мыслей в голову приходило осознание проблем, нависающих над ней, пока что Эндрю нравилось раскладывать по полочкам и постоянно объяснять собственные чувства.
Ему нравилось работать самостоятельно. С отделением от наставника у Эндрю появилось больше времени на осознание себя. Больше не приходилось отгонять эмоции, которые могли помешать делу. Теперь его жизнь была его собственной. Теперь он самостоятельно мыслил. С какой-то стороны это не могло не радовать, но с другой, которую он пока замечал не столь сильно, приводило к куда большему количеству вопросов.
Вновь погрузившись в сознание, он едва не наткнулся на трамвайную остановку, стоявшую близ путей. Запомнившийся образ, теперь уже исковерканный и приукрашенный памятью в определённых важных моментах, возник в мозге совсем неожиданно, пробуждая притупившиеся от времени эмоции.
Стоящий у остановки мужчина. Разговор. Резкий отвратительный запах. Потуплённый, испуганный, умоляющий взгляд. Пробежавшая в голове строчка из «Кодекса…». Сомнения. Выстрел.
По спине Эндрю пробежали холодящие мурашки. Он старался забыть тот день, чувства и страхи, испытанные тогда. Он пытался, он хотел поступить правомерно, поступить справедливо. Но почему Деймон взялся за пистолет? Разве тот, пусть и выпивший человек, сопротивлялся им? Почему именно у него два смотрителя решили спросить о времени приезда трамвая?
Эндрю глубоко вдохнул и выдохнул. Сердце вновь чересчур ускоряло свой темп. В тот момент в его голове не было даже мысли об убийстве, но почему вспылил новый напарник, и имел ли он на то право?..
Смотритель Тейлор вошёл в свой кабинет на территории Четвёртой Энергофабрики. По пути он успел пересчитать рабочих, бросить им несколько слов поддержки, настраивая на день, и проверить данные мониторов. Его напарник, Деймон Сид, копался в немногочисленных бумагах жёлтого цвета, лежащих на столе.
Из-за повышения уровня террористической опасности, смотрителям на Фабрики присылали помощников для обеспечения полноценного контроля. Формально всё было так, но в основном Эндрю сваливал на коллегу бумажные заботы, пока сам занимался надзором за самим процессом выработки электричества.
Деймон чуть ли не подскочил на стуле, увидев неожиданно вошедшего коллегу.
–Эндрю, это ты, привет, – он подлетел к нему для рукопожатия. – Как настроение? Я уже успел занести в отчёт некоторые данные с мониторов, но…
–Хорошо, – холодно пожав руку напарника, Эндрю подошёл к шкафчику, в котором стоял чайник. – Мне сегодня нужно заняться делами в Отделении, я тут ненадолго. Фабрика на тебе.
На самом деле ему не хотелось оставлять Сида наедине с рабочими. Того гляди ещё кого-нибудь застрелит.
–Уходишь? Жаль, тут бывает скучно, – Деймон прохаживался по комнате. – За этими работягами глаз да глаз…
Он, будто опешив, старался поддержать разговор и подвести к чему-то, но резкость Эндрю его отталкивала.
–А ты уверен, что правильно разговариваешь? Не забывай, они боятся смотрителей, – в течение разговора Эндрю не поворачивался к Деймону, занятый приготовлением бутерброда.
–Может оно и к лучшему. Не отвлекать же их от работы, – чернявый парень, смущённо улыбнувшись, упал в кресло и закинул ногу на ногу.
В комнате, озарённой тусклым мерцающим светом лампочки, застыла напряжённая тишина.
Эндрю не пересекался с Деймоном в Школе, но уже переставал терпеть его характер. Из головы не выходил день, когда этот «порядочный» смотритель застрелил невинного гражданина. И сейчас вёл себя, как ни в чём не бывало.
–Не забудь выключить приборы, когда будешь уходить, – Эндрю расписался в журнале и вышел, прикрыв дверь. Хоть он и рассчитывал вернуться на Фабрику, хотелось побесить напарника нотациями. Деймон сказал ему что-то вслед, но тот совсем не имел желания его слушать.
Вновь задумавшийся Эндрю не заметил расстояния до Отделения по Надзору. Ему хотелось поговорить с учителем. Кажется, он не имел в голове даже определённой темы или вопроса. Просто хотелось поговорить. Поддержки парень больше ни в ком не имел.
–Командир специального отряда сейчас занят. У них планёрка перед операцией, – не поднимая головы ответил секретарь в вестибюле.
Внутри Эндрю что-то ёкнуло. Очевидно, не сегодня.
Он прошёл к атриуму, вяло здороваясь с каждым встречным смотрителем. Дверь туда не была закрыта, и Эндрю краем глаза увидел Конлея Райана, стоявшего у доски и что-то разъяснявшего своим ребятам из специального отряда. Сейчас его нельзя отвлекать. Не сегодня.
Эндрю подумал вернуться на Фабрику. Слегка огорчённый мозг заострил взгляд на вывешенных на доске объявлений бумагах, одна из которых оповещала о продолжающемся расследовании по делу пятого члена революционной ячейки. Улики, найденные в здании церкви, хранились сейчас в Государственном Архиве.
В голове Эндрю искрой промелькнула мысль, отчасти заинтересовавшая его. Теперь он уже не отгонял подобные ей идеи, но всё же старался быть аккуратнее и выжидал подходящего момента.
Запись в дневнике Джерри Орвелла Райана от 01.12.2047
Всё провалилось. Дело моей жизни. Дело их жизней. Уайт и многие другие погибли. Это он, судья, нас сдал. Не называя имён. Хитрец… Черт знает, как, но мы с Гарри выжили и даже не засветились. Нет настроения писать. Правительство ужесточило режим. Детей перестанут учить обращаться с оружием в школах. Вряд ли у кого-то хоть когда-то получится повторить наше выступление… Разве что они привлекут больше людей.
9 глава
Конлей стоял перед зеркалом. Покраснение ещё не сошло с его глаз. Смотритель не без труда расчесал рыжие волосы; накинул первую попавшуюся под руку рубашку. Поверх тёмно-синюю куртку с нашивкой.
Николь всегда выходила из дома раньше Конлея, но сегодня он взялся проводить её. Обнял и поцеловал на прощание.
Плевать на то, что отсюда было куда дальше до Отделения. Ему хотелось пройтись. Это во многом помогало, и он даже учил этому Эндрю. Помогало собраться, настроиться на день, осознать возможные трудности. Хватало времени прогнать в голове столь сладостные, но оставшиеся в прошлом моменты вечера, когда Николь была рядом.
Конлей не помнил, как уснул. Ночью он снова думал с сигаретой во рту. В голову вроде приходили кое-какие идеи и планы.
Он шёпотом выругался. Когда это уже закончится? Когда он сможет нормально жить, не терзаясь мыслями о том, как поступить лучше?
Конлею показалось, что он начинал сходить с ума. Неудивительно.
Верил ли он в свои решения, в то, что это действительно приведёт к спокойствию? Ну вот опять. Снова оно.
Эндрю на одном из уроков спрашивал у Конлея, почему он никогда не сомневается. Неужели у командира спецотряда Райана хватало сил так преподносить свои действия?
Сквозь капюшон Конлей услышал звук проезжающего мимо трамвая. Благо он был недалеко от остановки. Дождавшись, когда машина затормозит, он запрыгнул в неё, кивнул водителю и упал на ближайшее сидение.
Стук колёс заглушал мысли Конлея Райана до главного корпуса Отделения по Надзору.
Когда смотритель отмечался на посту, кто-то сзади похлопал его по плечу. Тот вяло обернулся.
–Командир, есть приказ на повторный обыск штаба нарушителей режима. Вы должны присутствовать, – торопливо произнёс один из участников специального отряда.
Конлей немедля кивнул:
–Ждите меня в атриуме.
Всё-таки ему хотелось закончить начатое.
Около часа потребовалось паре смотрителей во главе с Конлеем, чтобы добраться до здания, которое он и его подельники раньше называли Храмом.
Когда Гарри впервые привёл его сюда, Конлей слегка опешил. Тогда он ещё не подразумевал, что ему придётся стать нарушителем. Революционером. Пусть и несостоявшимся.
Что-то явно было в этом слове. Храм. Чему могли молиться те, кто стремился разрушить порядок? Может самому Хаосу?
Конлей совсем недавно, прочитав дневник своего родного отца, понял, какое отношение имел к этому месту он сам и некогда бывший на его месте Джерри Орвелл Райан. Гарри никогда не рассказывал о нём или его прошлом, хотя они были друзьями. После смерти Джерри Гарри усыновил Конлея и взял в жёны его мать, теперь уже умершую.
Ни от отчима, ни от неё молодой смотритель никогда не слышал рассказов об отце. И только сейчас из дневника узнал, чем они были похожи.
Отец и сын оба стояли на опасном пути революционеров. И оба получили тяжёлые раны, по каким-то причинам сойдя с него.
Конлей толкнул дверь Храма. Внутри царила тишина, теперь вновь нарушенная. Как когда-то он ступил на гладкую плитку. Конлей задумался. А он был здесь не так уж давно, как казалось.
Двое его напарников присутствовали тут при задержании. Без помощи командира они отыскали дверь за алтарём и спустились по лестнице вниз.
Прошлый обыск проходил без участия Конлея. Вполне логично, что ничего стоящего они не нашли. Изъяли зарисовки Эллиота, пару незначительных записей и пустые пачки от сигарет. Фактически их отправили досматривать практически пустое помещение.
Конлей же знал, зачем сюда пришёл. Ему даже не потребовалось обращаться к Гарри, чего он всячески жаждал избежать.
Немного походя по комнате и понаблюдав за своими неумелыми напарниками, он, вполне натурально изображая недовольство и разочарование, со всей силы ударил ногой по столу, на котором раньше располагалась карта Купола. Старый стол из сухой древесины отлетел к стене и опрокинулся на бок. Двойное дно его от подобных сотрясений выскочило, обнажая целую кипу скрытых бумаг.
Когда-то они с подельниками условились не держать документов, которые могли вывести на них, поэтому Конлей не испытывал волнения. Изображая на этот раз удивление, он присел на корточки и, пока смотрители бросились рассматривать созданные для отвлечения внимания бумажки, поднял небольшую записку, написанную почерком Гарри. Имена поставщиков наркотиков. То, что было нужно.
***
Бюрократии в Куполе, несмотря на полнейший дефицит бумаги, меньше не стало. Даже смотрителям, прямым долгом которых был арест людей, приходилось заполнять доносную форму. Форму №1. Эта схема казалась вдвойне странной, ведь вещественных доказательств, в особенности при тяжких нарушениях, как правило, не требовалось. Зачастую обвинение проверялось во время непосредственного визита смотрителей.
Конлею далеко не впервые приходилось её заполнять. По крайней мере сейчас он это делал по долгу службы.
Он наспех заполнил несколько полей. Имена. Нарушенная Норма. Внизу вписал свой идентификатор и социальный статус. Доносы от смотрителей просматривались в особом порядке.
Долго ждать не приходилось. Специальному отряду почти сразу выдавали доступ к Архиву для получения досье, идентификации нарушителей и последующего их ареста.
Впрочем, сегодняшний случай был особенным. В графе примечаний Конлей просил разрешения на проведение нестандартной процедуры немедленного устранения нарушителей по его плану. И, спустя полчаса ожидания, получил одобрение.
Иного решения командир специального отряда Райан не ждал. Его репутация действенного специалиста давала о себе знать.
Меньше, чем через час, он и группа вошли в главный зал Государственного Архива. Такое случалось часто, и Николь, до той поры писавшая что-то в блокнот, нисколько не удивилась нескольким смотрителям во главе с человеком в капюшоне.
Конлей молча подошёл к ней и протянул листок с написанными его неаккуратным почерком именами. Николь слегка нахмурилась, глядя на парня, но вопросов не задала.
Эта процедура давно стала обычной.
***
Времени до выключения ламп оставалось немного. Конлей окинул взглядом всех сидевших в атриуме смотрителей, его напарников, ждавших сегодняшней ночной операции.
Конлей знал, что наркоторговцы давно мозолили глаза Правительству. Тем не менее, вычислить их было бы крайне нелегко. Никто не подозревал, что спонсирование революционной ячейки обеспечивалось благодаря распространению наркотиков одним из её участников – Питером Мэтьюзом.
Подробностей схемы финансирования революционеров не знал даже сам Конлей, который вовсе не хотел погружаться ещё и в эту тайну. Меньше знаешь – крепче спишь. А смотритель и так знал слишком много.
И всё же, если бы не осведомлённость Конлея о тайнике в Храме, потребовалась бы ещё куча времени, чтобы выйти на производителей и главных торговцев наркотиками. С арестом подельников они перестали иметь для смотрителя Райана какое-либо значение.
Ночные операции. Такие вылазки спецотряда одобряли далеко не всегда, ведь нахождение вне помещения в неосвещённое время являлось нарушением Нормы №11. Но Конлей не видел более надёжного способа, иначе как уничтожить нарушителей в их собственных квартирах. Правительство операцию одобрило.
По Куполу разнёсся звук звонка. Через несколько секунд лампы отключились.
В распоряжении смотрителей были мощные фонари, которые обычно использовали дежурные при еженощном патрулировании территории.
Спецотряд покинул корпус Отделения. Поделившись на группы, смотрители отправились к квартирам наркоторговцев, освещая себе путь яркими лучами.
Конлей сам придумал этот способ устранения. Кажется, у него и правда ехала крыша. Но сейчас он думал об этом с сокрытой в темноте улыбкой.
Он не чувствовал волнения. Даже скорее наоборот. Конлей любил правосудие.
Этой ночью всё прошло по плану. Ни один из наркоторговцев не дожил до включения ламп и начала очередного дня.
Запись в дневнике Джерри Орвелла Райана от 13.01.2048
Люди. Люди не заслуживают того, что мы пытались для них сделать. Не заслуживали той жертвы, что мы принесли. Я ухожу. Конлея оставил Гарри. Элис будет жить с ними. Они воспитают его, как нужно… Жаль, что мир уже не перевоспитать. Ему ничего не поможет, даже если у кого-то выйдет свергнуть Правительство. Оно само не в силах ничего изменить, даже если бы захотело. Человечество само пришло к тому, в чём сейчас находится. Надеюсь, сын не повторит моих ошибок. Этот дневник писался, чтобы он мог продолжить мой путь, но жизнь повела его немного иначе, чем я ожидал. Оставляю дневник Конлею.
***
Почему?
Почему их не выселили, а предпочли столь ужасную меру наказания?
Почему?
Почему его до сих пор мучил этот лаконичный вопрос, требующий постоянных тягостных размышлений, несущих лишь новые вопросы?
Почему?
Почему каждый раз, когда он хочет сделать как лучше, кто-то вынужден умирать?
Почему?
Почему даже на фоне этого ужасного зрелища она снова так прекрасна?
Так почему?
Почему даже сейчас он продолжал упиваться отражением еë глаз? Когда зверски сжигали его бывших друзей…
По крайней мере, трое приговорённых считали Конлея другом.
Приобняв, как когда-то, свою возлюбленную за талию, Конлей Райан с трепетом сердца смотрел за публичной жестокой казнью трëх революционеров.
Они пытали бороться с системой, имея цель освободить людей от диктатуры Правительства. Пытались привести в исполнение вечный двигатель развития человеческого общества.
Но они не догадывались, что люди могут сжечь даже собственную вечность. И давно это сделали.
Конлей Райан вспоминал и прогонял в голове строчки из дневника отца, сподвигнувшие тогда юношу пойти и заполнить Первую Форму, разрушив жизнь и деятельность этих людей.
Он верил, что это приведёт к спокойствию. Спокойствию его и девушки, стоявшей сейчас перед ним.
Знал, что, если еë спокойствие будет требовать убийств, он будет убивать.
И надеялся, уповал на идеи Джерри Райана, точно так же, как и Конлей, разочаровавшегося когда-то в революции.
Конлей Райан продолжал тонуть в еë прекрасных глазах. И желал только этого.
***
