13th
Умереть под солнцем: Догорающая вечность
3 глава
Накануне Правительство выпустило приказ об уничтожении произведений очередных авторов. Николь Уайт, работающей в Государственном Архиве, всегда было тяжело смотреть на сжигание книг. Пусть некоторые из них она не видела даже в глаза, многие часто перечитывала ещё во время учёбы.
С каждым годом нового творчества становилось всё меньше и меньше. Молодых авторов не появлялось, а старые произведения, потерянные в беге времени или меняющихся нуждах и представлениях людей, были вынуждены стираться в пыль на полках Архива. Или, в участившихся в последние годы случаях, погибать в огне.
Приходя на работу после публикации таких приказов, Николь не находила себе места. По крайней мере до того момента, как в Архив не приходил один из Смотрителей, обязанный проследить за исполнением. Тогда уже было не до тоски.
Николь сидела за письменным столом и перебирала сомкнутые в замок пальцы уже на протяжении, как минимум, получаса. Она то и дело посматривала на входную дверь в надежде, что человек из Отделения по Надзору скорее избавит её от тоскливого бездействия.
Разве её волновала судьба ветхих книг, совсем ненадолго переживших своих создателей и, так же, как и они, постепенно уходящих на вечный покой? Совсем нет.
Засмотревшись в потолок, она не заметила вошедшего в здание человека в капюшоне. Только услышав тяжёлые, но быстрые шаги, Николь обернулась. Конлей снял капюшон и окинул её взглядом.
«Опять поругался с кем-то на работе, чтобы прийти сюда», – догадалась девушка.
Конлей, вероятнее всего, предугадал её размышления.
–Начальство уже смирилось с тем, что отдавать задания по Архиву надо мне.
Николь грустно улыбнулась своему упрямому молодому человеку. Тот же, нахмурившись, положил на стол бумажку с именами, которым было суждено исчезнуть.
–Помочь найти, или сама справишься?
Через четверть часа стараниями Конлея и Николь на заднем дворе Архива лежала сравнительно небольшая кучка книг, большая часть которых была написана ещё до Купола. Николь удивляло, что их не уничтожили сразу после постройки. Очевидно, предавать огню культурные ценности прошлых веков изначально не входило в планы Правительства.
Конлей вылил на книги баночку какой-то жидкости, выданной ему на работе и посмотрел на Николь. Она вынула из кармашка красную зажигалку и протянула ему.
–Не боишься, что найдут? – обеспокоенно, но с небольшой улыбкой спросил Конлей.
–Нас здесь не осматривают. Всё лучше, чем держать её в квартире, за которой постоянно наблюдают.
–Никки, за квартирами Смотрителей не ведётся слежка. Её и за обычными гражданами редко устанавливают. Я тебе уже рассказывал.
–А ты уверен, что начальство и вам не врёт? – Николь спрашивала скорее с грустной усмешкой, чем всерьёз. – Уверен, что ради сохранения своей власти, они не пойдут на такое?
Конлей покачал головой и добавил:
– Но зато они слепо уверены в том, что могут полностью контролировать нас страхом, – он на долю секунды замолчал. – И не ошибаются.
Николь молча и с благоговением смотрела на него. Конлей щёлкнул зажигалкой и аккуратно поднёс язычок пламени к книгам.
Сначала огонь не занимался. Бумага лишь медленно тлела, обращаясь в пепел. Казалось, что поджечь книги зажигалкой – плохая затея. Но стоило Конлею прикоснуться огоньком к капле бензина, как вспыхнуло пламя.
–Не ошибаются лишь отчасти, – прошептал Конлей, отходя от горящих книг и приобнимая Николь сзади.
Он не видел её глаз, но не мог отбиться от мысли, насколько они сейчас красивы. В свете огня, отражая догорающую вечность.
Николь же с трепетом наблюдала за книгами, погибающими в пламени. Тогда её волновала отнюдь не их судьба. Не судьба погибающих вместе с ними идей и заветов прошлого. Её волновало, что на смену идеям и заветам этих книг не придёт ничего нового.
Новой и единственно возможной парадигмой мог быть только страх. Страх ради стабильности.
Огонь, пожирающий страницу за страницей, разгорался всё больше. Николь жалела книги, но воодушевление от вида пламени в такие моменты увлекало её куда больше. Она выросла с зажигалкой в руках и влюбилась в человека с огненными волосами. Кажется, сама судьба связала её со столь опасной стихией.
Когда жар стал обжигать бледную кожу, Николь повернулась к парню лицом и обняла в ответ.
***
Конлей вышел из здания Архива, громко захлопнув дверь. Он устал смотреть, как его близким причиняют боль. Давно устал.
Он знал, что книги были для Николь всем. После смерти обоих родителей литература стала для маленькой девочки, а позже и для взрослой девушки единственным способом понять себя, излить эмоции. Кажется, когда-то Никки даже пыталась писать свои небольшие рассказы. Правда, недолго. В любом случае она не показывала их Конлею. Вероятнее всего, они так же, как и всё творчество, созданное людьми, живущими под гнётом Купола, Норм и вечного опасения за себя и свой никчёмный быт, сгинули во времени.
Сейчас на бумаге издавались только приказы, вводящие очередные Нормы. Досье на людей, которым было уже всё равно.
Или на тех, кому наоборот было дело хоть до чего-то.
В голове Конлея снова всплыл образ вечно суетливого, но трепетного в делах Питера Мэтьюза.
Питера Мэтьюза, которого уже сегодня выселяют под солнце.
Тот постоянно рассказывал про Скарлет, суровую, но заботливую мать, неравнодушную жену. Сам Конлей не был знаком с ней лично. Впрочем, это всё равно никак не повлияло бы на исход того, что Питера поймали с чёртовой наркотой.
Мысли вновь одолевали его. Когда он уже поймёт, что сопротивляться бесполезно?
Конлей попросил Николь прийти на церемонию к Питеру. Сказал, что тот его друг. Но не упомянул ни того, чем они с ним занимались. Ни того, что убил его жену. Он постоянно скрывал от своей девушки подобную информацию. Не хотел, чтобы лишний раз нервничала из-за правды…
Нервничала?
Эта правда была вполне способна сломать судьбу не только ей. Конлей знал, что скрывалось под спокойной наружностью Николь, и что она могла сделать, узнав эту самую правду.
Но так ведь не может продолжаться вечно?
Конлей стоял на пороге церквушки, которую они с подельниками обычно возвышенно называли храмом. Вздохнул, предчувствуя очередной невесёлый разговор. Снял капюшон. Открыл дверь и тихо вошёл, не нарушая постоянства тишины.
***
Раньше ей никогда не доводилось присутствовать на церемонии суда. Войдя в здание, она удивилась равнодушию, написанному на лице присутствующих здесь наблюдателей. Даже судья, сидящий за столом чуть поодаль них, отличался разве что взглядом, устремлённым в досье, лежащее сейчас перед ним, а не в осознанное никуда.
В голове Николь пробежала мысль, что на деле в откровенном равнодушии наблюдателей было всё же на толику больше смысла, чем в попытках судьи проявить нечто противоположное.
Она села на свободное место. Через минуту двое охранников ввели в зал подсудимого. Хотя, вряд ли ему подходила такая характеристика. Николь попыталась подобрать верный эпитет. Обречённый?
Вся церемония прошла по заготовленным и отработанным заранее фразам.
–Именем суда я приговариваю подсудимого к высшей мере наказания – выселению за пределы Купола.
До чего должно было дойти общество, в котором единственной мерой стала высшая? И что к этому привело?.. Николь заметила, что слишком редко в последнее время об этом задумывалась. Наверное, так было легче.
В такой момент ей было бы положено пустить слезу, если бы Николь не выплакала их ещё до совершеннолетия. В то же время она понимала, что не ей одной было так тяжело. Не только её родителей вывели в дверь в углу этого здания.
Рядом с ней, да и во всём зале суда сидели люди, судьба которых вряд ли была лучше, чем у других. Все они давно были частью одной системы, поглощающей разум и уносящей его в потоке вечного страха в пучину бессознательности.
Конвой провел Питера Мэтьюза в коридорчик, ведущий к выходу из Купола под сводящее с ума солнце.
Выбегая из жуткого здания, Николь, погружённая в мысли, не заметила, что на сидение выпала из кармашка красная зажигалка, талисман родителей и символ её юности, сопровождавший девушку на всём жизненном пути.
***
Девочка любила играть в кубики. Из них можно было построить что угодно: дом, город. Может, даже целую страну.
Правда, стоило дотронуться, как они сразу рассыпались.
В этот день девочка тоже играла в кубики. Она не слышала того, что происходило на Главной улице. А услышав, вряд ли смогла бы понять.
Дверь в квартиру захлопнулась. Девочка обернулась и увидела маму. Та тихо подошла к ней, села рядом и обняла.
Посмотрев на маму, девочка увидела блеск в еë глазах.
–Всё будет хорошо, Николь. Бог милостив. Бог милостив…
В этот же день в дом Уайтов вошли люди в синей форме, среди которых уже не было того рыжего мужчины и которые разговаривали вовсе не доброжелательно.
Когда маму выводили из квартиры, маленькая Николь успела достать и спрятать у себя в кармашке комбинезона единственную вещь – красную зажигалку, которой они по утрам поджигали лампадку.
***
4 глава
неделю спустя
–Тебе важно сделать единственный выстрел, который гарантированно достигнет цель и убьёт её. Предупредительную стрельбу мы не открываем.
Конлей почти всегда повторял слова своего собственного учителя, когда проводил уроки с Эндрю. Он слышал, что когда-то стрельба преподавалась и в обычных школах. Теперь же ей обучали только будущих смотрителей. Почему? Вопрос почти что риторический.
–Стрелять лучше в голову или, если возможно, в сердце.
–А если убить с первого выстрела не получится? – Эндрю спросил это слегка приглушённым голосом.
Конлей подумал упрекнуть ученика за банальный вопрос, но ему показалось, что и он когда-то задавал его. Знал ответ, но всё равно спрашивал. Слова значат для мозга слишком многое.
–Добей. Всё равно он уже сам подписал себе приговор.
Приговор подписывался отнюдь не при рождении в Куполе. Некоторые люди относительно спокойно жили, выполняли свою работу и старались не ввязываться в неприятности. В конце концов, по достижении 60 лет, человека всё равно ждало выселение, но так он, пожалуй, мог принести остаткам общества чуть больше пользы.
На памяти Конлея было немного людей, доживших до возраста выселения, но всё же они были. И жизнь их была вполне достойной. Взять хотя бы его наставника.
–Да, вот так, – Конлей слегка направил вытянутые руки ученика. – Не задерживай дыхание заранее, так ты перестаёшь концентрироваться на цели. Лучше делать это перед самим выстрелом. И на выдохе…
Раздался хлопок, мишень опрокинулась. Конлей умиротворённо улыбнулся.
Его воспоминания прервал вошедший в кабинет смотритель, участник специального отряда.
–Ему отдают Четвёртую Фабрику.
Конлей Райан тяжело вздохнул. Он не мог смириться с решением Правительства о том, что Эндрю досрочно выпускают из Школы. Он понимал, что парень ещё не готов морально. Начальство же считало, что после недавнего случая Эндрю был готов к трудностям службы как нельзя хорошо. Конлей не мог им перечить. У него оставался один вопрос:
–Раз ему отдают мою Фабрику, за что теперь отвечаю я?
Смотритель, стоявший в дверях, улыбнулся и положил на стол новое удостоверение.
–Начальство просило передать тебе поздравления. С повышением, сэр командир специального отряда Райан.
Конлей опешил. Будучи заместителем, он почему-то не надеялся получить звание так скоро. Очевидно, арест Мэтьюза сильно повлиял на его карьеру. Слишком.
Четвёртая Энергофабрика, одна из немногих в Куполе, раньше находилась под управлением смотрителя высшего разряда Конлея Райана. В обязанности работников Отделения по Надзору, смотрителей, входило не только выявление и пресечение антинормативной деятельности, но и фактическая гарантия обеспечения Купола электричеством. На Фабриках работало основное население. Стараниями рабочих в Куполе поддерживалась выработка необходимого количества электроэнергии, идущего в основном на освещение.
Теперь же, когда Конлея повысили до начальника спецотряда, в его работе должно было остаться меньше рутинной работы с бумагами. С одной стороны, это означало увеличение зарплаты. А с другой, он отдал бы многое, лишь бы реже присутствовать на арестах.
Смотрители не имели права увольняться. Да и он вряд ли смог бы заниматься чем-то другим.
Конлей наконец собрался с вновь одолевшими мыслями и вышел в атриум Отделения. Там его уже ждали несколько коллег, разговаривающих с Эндрю, которого накануне выписали из медцентра. Увидев учителя, тот с улыбкой подбежал к нему и пожал руку.
–С повышением, мистер Райан!
Конлей сдержанно ответил на рукопожатие.
–Давай уже перейдем на «ты». Всё-таки я больше не твой наставник.
Конлей Райан не без доли гордости окинул взглядом ученика. К счастью или глубокому сожалению, уже бывшего.
***
Эндрю пытался смириться с тем, что и сам стал смотрителем. Рана на животе уже не болела, но шрам точно будет напоминать ему о том, какой ценой даётся спокойствие. Конлей всегда говорил о его важности. Спокойствие – единственное, что теперь могло быть нужно человечеству.
По пути к Фабрике он вновь внимательно рассматривал лицо наставника. Беспомощно надеялся, что Конлей ещё мог его чему-то научить, дать полезный совет… Но, когда тот на него оглядывался и когда Эндрю перехватывал этот взгляд, он понимал, что дальше ориентироваться придётся самому.
Он уже вполне осознавал все вещи, которым учил его несколько лет наставник.
Оставалось жить. Действовать.
Но достаточно ли было ему того, что он знал? Знал ли он хоть что-то?
Когда они в окружении ещё нескольких смотрителей вошли в здание Фабрики, Эндрю, осмотревшись, поймал себя на разного рода мыслях.
Здесь большая часть людей проводит большую часть своей жизни. Добывая жизненно необходимую энергию. Создавая свет.
Пока наставник пытался провести небольшую экскурсию по электростанции, показывал приборы и рассказывал о различных показателях редких установок, Эндрю пытался отбиться от странных образов, возникающих в голове.
Разве может быть плохим то, что люди работают здесь? Исходя из логических соображений, конечно же нет. Даже не исключая её важности, работа на Фабрике казалась Эндрю пугающе неестественной.
Люди трудились здесь днями напролёт и не считали это чем-то особенным. Некоторые из них, как и сам Эндрю, были убеждены в собственной важности. Вероятно, у большинства из них не оставалось времени на семью, если она была.
Они с наставником прошли в зал, где непосредственно проходила работа. Должна была проходить, ведь сейчас люди почему-то столпились и будто кого-то слушали.
Наставник остановился, нахмурился и знаком приказал Эндрю отойти. Как на заданиях.
–Граждане, назовите причину вашего бездействия, – сейчас в голосе командира Райана явно звучало беспокойство. И всё равно он держал себя, пытался быть как можно более убедительным. Эндрю восхищался им.
Услышав голос смотрителя, их бывшего начальника, рабочие будто слегка запаниковали. Некоторые разошлись, но остальные по-прежнему стояли в толпе. Через минуту из неё вышел человек, на вид вполне молодой.
Почему-то в этот момент Эндрю понял, что именно ему казалось странным. Люди работают в тяжёлых условиях, чтобы получать свет. И всё равно почти его не видят, потому что фактически живут на фабриках. Да и сам факт того, что свет требовал непосильного труда… Эндрю тряхнул головой. Эти мысли были слишком странными. Ненормальными.
Он взглянул на наставника. Тот подошёл к молодому рабочему и о чём-то с ним разговаривал. В чём-то убеждал.
В один момент на лице парня в рабочем комбинезоне проскочила тень неуверенности. Потом удивления. После он что-то сказал наставнику. Наверное, извинился.
Через несколько минут все рабочие вернулись на свои места. Конлей с напряжённым видом подошёл к бывшему ученику.
–Они решили устроить стачку из-за ареста Мэтьюза, – тихим голосом начал Конлей. – Помнишь ту женщину, что оставила тебе шрам? Её муж был кем-то вроде бригадира на этой Фабрике. Конечно же они не знали, что он торговал наркотиками. Даже я не знал.
Он сглотнул слюну и обернулся на рабочих, будто выискивая кого-то.
–Может те, кто покупал, знали, но этих арест наверняка вдвойне не обрадовал, – предположил Эндрю.
–Верно. Но если б не этот паренёк, остальные бы даже не подумали устроить забастовку. А если бы и подумали, никогда не смогли бы решиться. Молодым всегда… – на этом моменте в его глазах будто что-то проблеснуло, а он сам на секунду запнулся. – Всегда хочется всё изменить.
К концу фразы голос наставника и вовсе просел. Он откашлялся, перевёл взгляд с какой-то абстрактной точки пола на Эндрю.
–Будь на чеку. Пожалуйста. Не дай себя обмануть.
Эндрю попытался ему улыбнуться.
Наставник всегда заботился о нём, как о родном.
Молодой смотритель оглянулся на рабочих, пока Конлей занялся разговором с коллегами. Сердце нервно трепетало. Что-то в нём было неспокойно. Сколько он ни пытался сейчас или в последующее время работы здесь, Эндрю не мог просто заглушить этот трепет, сделать вид, будто он спокойно относится к…к чему?
Он и сам не понимал причин своего волнения. Не понимал, что именно не даёт ему покоя. Мозг, приученный к неукоснительному соблюдению «Кодекса…», не мог противиться собственной логике. Пока что Эндрю оставалось смиряться с чем-то, вырывающимся из сердца.
***
Он аккуратно, пытаясь не тревожить сидящих рядом, искал упавшее под кресло удостоверение, зная, что не успеет достать. Решил, что найдёт после церемонии.
–Деймон Сид! – стоящий за кафедрой директор громко прокричал следующее имя.
Деймон вздрогнул, будто не ожидал, что его очередь идти туда настанет так скоро. Поднялся с кресла, под которым осталось лежать удостоверение. Медленно, чувствуя биение сердца, оглядываясь на стоящую у дверей матушку, подошёл к директору.
–Деймон Сид, клянёшься ли ты ценой своей жизни хранить справедливость и закон на территории Купола?
После подобных фраз люди часто делают заметную только им паузу, размышляя над единственно возможным после долгих лет труда ответом. Деймон приметил за собой такую же.
–Клянусь.
Ему показалось, что директор улыбнулся, как казалось, что в эту секунду улыбаются все в зале. На самом же деле улыбалась только его мать, дольше самого Деймона ожидавшая момента, когда сын станет смотрителем.
На нового служителя справедливости надели синюю куртку с вышитым значком Отделения по Надзору. Официально похлопали. Выдали новое, соответствующее должности удостоверение.
После церемонии выпуска Деймон подошёл к матушке. Она смотрела на него светлыми, полными чистых слёз глазами.
В момент, когда она тепло обняла Деймона, и по её щекам покатились эти чистые слёзы, он, помимо уже данной клятвы, поклялся, что в слезах матери больше никогда не будет ни капли горечи.
***
