Юлия Волшебная
Эмоции оптом
– Инга! – скорее прохрипела, чем произнесла я, выходя из укрытия. Мой голос сел от волнения. Я шла к ней навстречу, лелея тайную надежду обнять, наконец, младшую сестру. Но та, услышав своё настоящее имя, выронила из рук уже открытую коробку, рассыпав лежавшие в ней самокрутки, бросила на меня короткий испуганный взгляд и тут же кинулась бежать в сторону каких-то подсобных сооружений.
– Инга, постой! Да постой же!
Я инстинктивно ринулась за ней, толком не осознавая, что делаю. Ноги зажили отдельной жизнью, сердце переместилось в уши, зрение максимально сфокусировалось на удаляющейся от меня фигуре. Рик бежал рядом, в одном темпе со мной, готовый по одному характерному звуку – команде – броситься вперёд на полной скорости. Он мог в несколько прыжков догнать Ингу и задержать её, вцепившись зубами в широкую штанину, а при необходимости – повалить беглянку на землю и удерживать всем весом своего массивного тела. Но я помнила, как ловко Инга управляется с ножом.
Наконец, мы добежали до узкого прохода между рядами низких построек с массивными металлическими дверями в самой отдалённой части базы. Дальше был тупик. Инга замерла, стоя неподвижно спиной ко мне. Вся её поза выражала настороженность и напряжённую собранность, словно она готовилась к нападению.
Я тоже остановилась, сохраняя трёхметровую дистанцию между нами.
– Почему ты убегаешь? Я не враг тебе, – проговорила я, чуть переведя дыхание.
Ответа не последовало. Я сняла очки Юджина.
– Инга, посмотри же на меня. Я твоя сестра. Родная сестра!
Она резко развернулась, выхватывая из-за пояса короткий нож:
– Прогони собаку! – голос ломаный, прокуренный, подбородок дрожит. Но рука с зажатым в ней ножом тверда.
– Рик не кинется. Ты же видишь – он держится рядом со мной и не пытается напасть.
– Я панически боюсь собак. Прогони, если он тебе дорог.
Я поняла, что в такой ситуации лучше не спорить. Однажды Рик уже пострадал оттого, что я не прислушалась к предупреждению. Повторения не хотелось, поэтому я дала псу команду искать Энди. Рик помедлил пару секунд, но получив второй, более настойчивый приказ, помчался в указанном направлении. Я снова повернулась к Инге.
– Что нужно? – грубо спросила она.
– Послушай… я не враг, – снова повторила я, не зная, как подступиться к сестре. – Наоборот, я…, – и тут до меня вдруг дошло, что это место совсем не годится для приватной беседы. Слишком опасно, чтобы нас сейчас увидели вместе. Опасно в первую очередь для Инги! Из меня вырвался невольный стон:
– Чёрт, у нас слишком мало времени, мы не сможем поговорить здесь нормально. Давай встретимся на нейтральной территории и обо всём спокойно побеседуем? Прошу, это так важно! Разговор не займёт много времени, я обещаю.
– Когда и где? – сведённые брови, чуть выдвинутый вперёд подбородок… Вылитый отец. Но главное – глаза. У Инги, в отличие от меня, были глаза Альберта. Как я не заметила этого, когда впервые увидела её в паркинге? О, точно, паркинг!
– Паркинг, где проходило собрание членов СПЧ помнишь? Сможешь добраться туда сама? Скажем, послезавтра в полдень? Насчёт собаки не переживай, я приеду без Рика.
Инга медленно кивнула, по-прежнему держа нож наготове.
– Что здесь происходит?
Я обернулась на знакомый голос мужчины, приближавшегося со стороны тренировочных площадок.
– Здравия, господин Риган, – поприветствовала я Стэна в максимально официальном тоне. – У нас здесь происходит нечто крайне интересное: И… Джейсон проводит для меня мастер-класс по правильному захвату метательного ножа.
– Да? Странное место для мастер-класса вы выбрали, – Стэн продолжал с подозрением рассматривать нас с Ингой, которая смущённо прятала нож обратно за пояс, одновременно обходя меня.
– Твоё? – Стэн протянул ей коробочку для папирос.
– Да. Выронил. Пойду на площадку с мишенями.
«Уж не находился ли Стэн в соседней уборной, когда я впервые окликнула Ингу по имени? – закралась опасливая мысль. – Видел ли он, как Инга от меня убегает?»
– Джейсон, тогда… До следующей встречи? – вслух уточнила я.
– Да.
Инга коротко взглянула на меня из-под опущенных ресниц и быстро зашагала прочь. Я проводила её взглядом и повернулась к Ригану:
– А ты здесь как в своей тарелке, правда?
– В определённом смысле да, – спокойно ответил Стэн, не отводя от меня прищуренного взгляда. – Хочешь попытаться воззвать к моему чувству вины и совести? Не стоит, Мира. Я всегда предан тому, во что верю.
– Это-то меня и пугает. Да, кстати. Скажи Максу, если ему или его парням что-то от меня нужно, пусть прекратят выслеживать меня исподтишка, а изъясняются напрямую. А то развели шпионские игры.
Стэн одарил меня недоумённо-настороженным взглядом. Невдалеке послышался лай Рика. Он бежал в мою сторону, а следом за ним шли Энди и Юджин. Я повернулась, и, не прощаясь со Стэном, пошла к ним навстречу.
* * *
Можно сколько угодно строить планы, разрабатывать хитроумные стратегии и сценарии действий. Но у реальной жизни на каждый из этих сценариев припасён свой корректирующий фактор. Свой контрсценарий. И единственный способ уберечься от сокрушительных разочарований – ежесекундно, в каждый момент времени быть готовым к тому, что всё тобой спланированное, может пойти не так. Что всё, на что ты надеешься, может взять и взорваться. Рухнуть, исчезнуть из твоей реальности или обернуться совсем не тем, чем представлялось ранее. В таком мире единственный способ оставаться в безопасности – помнить, что никакой безопасности не существует вовсе.
Первый звоночек, к которому я как следует не прислушалась, «прозвучал» на следующий день после нашей поездки на тренировочную базу «Борцов».
Моя часть работы над скриптами для взлома Главнокомандующего завершилась, и все данные хранились на универсальном кристалле, отданном мне Альбертом. Я ехала в одну из наших штаб-квартир в трущобах, где уже договорилась встретиться с остальными ребятами из команды разработчиков. Олег тоже должен был приехать для проведения финальной совместной сверки. Оставалось всего шесть дней, чтобы успеть доделать все остальные пункты нашего дерзкого плана.
В этот раз я не заметила слежку: мотоциклист не ехал позади меня. Он преградил мне дорогу спереди, выехав из-за закрытого поворота так резко, что будь я за рулём обычного электромобиля, столкновение было бы неминуемо. Но сенсорная система моего глайдера работала безупречно, поэтому я просто зависла над шоссе в десяти сантиметрах от байка, на котором уверенно восседал Макс – собственной персоной. Я поняла это сразу же – по тому порывистому движению, с которым он снимал с головы шлем, прежде чем соскочить с мотоцикла и направиться ко мне. Рик зашёлся взрывным угрожающим лаем, который меня саму заставлял вжиматься в кресло, но Макс, как будто, вообще не замечал пса. Точнее, намеренно игнорировал. Знаком он показал, чтобы я вышла из машины, но я лишь слегка приоткрыла стекло со стороны водительской дверцы.
– Боишься меня, значит? – самодовольная улыбка расползлась по широкому лицу Макса, когда он бесцеремонно опёрся на глайдер, склонившись к оконному проёму. – Пра-авильно, детка.
Он так противно растягивал слова, что мне до зуда в руках захотелось вмазать по его наглому лицу. Я сжала челюсть до боли в скулах, но тут же напомнила себе, что лучше просто дышать. От лая Рика уже болели барабанные перепонки, и я дала псу знак замолчать.
– Ты меня злишь, Макс. Что тебе нужно?
– Выходи, расскажу.
– Если я и выйду из глайдера, то только с Риком. Но учти, я не могу гарантировать, что он не превратит тебя в фарш.
– Тс-тс-тс, – Макс зацокал языком. – Всё-таки боишься. Не стоит мне угрожать – я знаю, как справиться с Риком: Грег при мне его щенком обучал. Без разницы, где с тобой разговаривать. Мне важно получить то, из-за чего я здесь.
Макс выдержал театральную паузу, видимо, ожидая, что я продолжу выспрашивать о его намерениях. Но я молчала, и ему пришлось продолжить самому:
– Я всё знаю о тебе, Миранда. Всё до последней чёртовой точки в биографии. Твоей… и твоей семьи. Но я готов проявить снисходительность, если ты выполнишь одну мою ма-аленькую просьбу и прямо сейчас отдашь мне один кро-охотный кристалл. Да-да, именно тот, что даёт доступ к засекреченным базам ОЕГ. Взамен на эту услугу я, так и быть, не стану во всеуслышание объявлять, что ты – дочь Зоркого. М-м, нет, не так. Дочь Того Самого Зоркого, – он многозначительно выделил последние три слова. – Уверен, гостеприимные Ланцы очень удивились бы, узнав, кого они пригрели под своей крышей… Но у тебя есть шанс продолжить держать это в секрете. В противном случае… Незавидная участь тебя ждёт. Признают предательницей и в тот же день с позором вышлют из трущоб. В лучшем случае вернут в город и сдадут Службам, в худшем – завезут куда подальше и бросят. Тут уж как наше славное сообщество решит.
«Дыши, Мира, просто дыши. Ровнее. Спокойнее», – удерживать себя от паники и одновременно пытаться здраво размышлять в поиске верного решения оказалось сложно.
Кристалл. Единственный носитель, на котором находится бо́льшая часть кода, необходимого для временной остановки Главнокомандующего. Результат трёхнедельной работы с минимальными перерывами на сон и другие дела. Отдать Максу универсальный ключ – значит не только вверить в ненадёжные руки доступ к любой информации и любым «замкам» в ОЕГ, но и лишиться шанса помешать всемогущему Робби стать полностью автономным.
Но.
Позволить Максу выдать мою тайну сейчас грозит не меньшим провалом. Люди пошли за мной, поверив в искренность и силу моих намерений. Утратят доверие – всё развалится. Времени доказывать, что я не шпион не останется. Большинство в отчаянии решится перейти на сторону «Борцов», обрекая себя на заведомую гибель.
– Ну, так как? – Макс даже не пытался прикрыть издёвку в своём голосе. – Решайся, дорогая. Сейчас или никогда.
Я потянулась к сумке, на которой лежал Рик. Пёс зарычал, прижимая голову к сумке и не давая мне пробраться рукой во внутренний карман.
– Отдай, – тихо скомандовала я, успокаивающе глядя ему в глаза. – Так нужно, Рик. Доверься мне.
Через минуту я сжимала между пальцами тонкий квадратный кристалл, выуженный из сумки, всё ещё колеблясь.
– Ну же, детка. Не тяни резину.
Жадная широкая ладонь в чёрной перчатке – как разинутая звериная пасть: сожрёт и не подавится. Мерзкий.
– Какие гарантии?
– Никаких, – кривая высокомерная ухмылка. – Тебе придётся положиться на моё честное слово. Или… Выбирай сама.
Я просунула пальцы в приоткрытую полоску окна, отпустила кристалл, и ладонь Макса мгновенно поглотила его.
– Ты чудовище.
– О-о, ты и не представляешь какое. Счастливого пути, Миранда Грин. Благодарю за сотрудничество.
Остаток пути до штаб-квартиры прошёл для меня в бесформенном клочкообразном тумане сознания. А уже на месте сложнее всего было сохранять безмятежный вид. Печальная догадка, посетившая меня не так давно, сегодня обрела ещё одно подтверждение. Кто мог рассказать Максу о кристалле? Варианты были. Но немного.
– Задача слегка меняется, – объявила я, едва показавшись на пороге апартаментов, где на двадцати квадратных метрах уже трудилось пятнадцать человек. – Доделываем скрипт для запуска видеообращения. Мне нужно знать точное количество выступающих. Поработаем над таймингом. И кто ответственный за инфографику?
Я корпела над кодом параллельно с остальными разработчиками нашей команды. Рядом с ними, чтобы в любой момент прийти на помощь, если дёрнут, но в вакуумных вкладках для ушей, чтобы не отвлекаться на посторонние звуки.
«Всё под контролем. Кое-что легко восстановить по памяти. Остальное написать с нуля. Если перейти на режим двух полных циклов сна по полтора часа, итого три часа в сутки, можно успеть».
Я успокаивала себя, как могла.
Олег появился через пару часов.
– Сверки сегодня не будет, – объявила я, как только он вошёл, и знаком показала, что нам нужно удалиться в отдельную комнату – «серверную», как мы её называли.
– Что-то случилось? Ты какая-то нервная с виду, – с ироничной полуулыбкой заметил Олег.
Но мне было не до взаимных подколов.
– Я обнаружила ряд серьёзных ошибок в коде, надо полностью переделать несколько больших частей. Нужны ещё сутки. Или двое.
– Хм. Я посмотрю.
– Нет, не успеешь. Есть срочное задание для тебя. Я заработалась и совсем забыла: мы договаривались с Альбертом, что я передам через тебя записку сегодня. Это важно, он должен получить её до конца дня. Я просила его об одной услуге – помочь в беспокоившем меня вопросе. Но тревога оказалась ложной, и если он сегодня не получит письмо, написанное моей рукой, то может начать нежелательную самодеятельность.
Напряжение, появившееся в этот момент на лице Самсонова, выдавало его настороженность.
– Ты говоришь загадками. Ладно, валяй. Полагаю, мне читать нельзя?
– Почему? Тебе можно, конечно. Но больше никто…
– Естественно, – сухо прервал меня Самсонов. – Она уже готова?
Я протянула ему незапечатанный лист сероватой бумаги. Забавно: в современном мире чем древнее носитель для передачи тайного послания, тем он надёжнее. Ведь его проще уничтожить.
Пока Олег пробегал глазами по выведенным мной буквам, я мысленно проговаривала этот же текст, тщательно выверенный до единого слова, одновременно пытаясь представить реакцию конечного адресата. Всё ли он поймёт как следует?
«Помнишь скрипт, который я нашла неудачным? Я почти придумала, как его исправить: краткость – сестра таланта! Нужно окончание убрать совсем, а середину отправить в конец. Также переместилась часть строчек из лагеря вспомогательных.
В поселение прибывает всё больше противников альтернативы. У меня кончаются силы, как справиться, не знаю. Все следят друг за другом и боятся верить мне. Пожалуйста, проверь кое-что и ответь курьеру письма. Возможно, Риган способен на предательство друга».
– Записочка с двойным дном? – сразу догадался Олег.
– Само собой. Горизонталь плюс вертикаль. Каждое второе слово в предложении. Отец знает. Главное, чтобы с падежами разобрался. Скажи ему.
– Понял.
* * *
Что обычно говорят человеку, встречи с которым искал, кажется, всю жизнь? Тому, которого любишь просто за то, что он есть, хотя ты с ним и не знаком? И одновременно тому, кто по неведомой ещё причине заранее видит в тебе врага?
Я готовилась к свиданию с сестрой, пытаясь до мелочей продумать, что именно буду говорить, одновременно переживая, придёт ли она вообще. Я не спала всю ночь, восстанавливая недоступную теперь часть скрипта по памяти и параллельно обдумывая десятки сценариев разговора с Ингой. Четыре из них я даже попробовала прописать. Потом объединила их в алгоритмы с простейшим ветвлением по принципу «если – то – иначе»: если Инга возразит мне вот так, то я отвечу вот эдак. Если согласится, я сделаю то-то. А если промолчит, выберу третий вариант. Каждая новая предполагаемая реплика разветвлялась ещё на несколько альтернатив ответов и реакций – и так до тех пор, пока я не осознала, каким глупым делом занимаюсь и не удалила всё начисто.
Сценарии. Я хотела иметь для любой непредвиденной ситуации заранее заготовленный скрипт по вполне очевидной причине: импровизация никогда не была моей сильной стороной. Вероятно, поэтому я преуспела именно в программировании: здесь не требовалось импровизаций. Только тщательно просчитанные сценарии. Но язык, на котором с нами говорит реальность, значительно сложнее, чем все языки программирования вместе взятые.
В это утро Энди с Юджином рано уехали из дому. Проснувшись, я застала в гостиной только Нелли. Она сидела у обеденного стола за починкой какого-то шерстяного изделия. Присмотревшись, я поняла, что это свитер, и я наверняка уже видела его раньше, но не могла вспомнить, на ком. Точно не на Юджине или Энди.
– А-а, Мируся, – Нелли подняла на меня ласковый заботливый взгляд, когда я вошла в комнату. – Завтрак уже тебя ждёт. Управишься сегодня без меня? Я должна отлучиться на несколько часов.
– Само собой, Нелли, не волнуйтесь! – поспешила я заверить маму Грега. Я уже давно освоилась в доме. Более того, сегодня её отлучка была мне только на руку.
Через четверть часа Нелли, уложив свитер в большой бумажный пакет, ухватила старый рюкзак с какими-то другими вещами, наскоро оделась, и, выдав мне в напутствие несколько инструкций по хозяйству, действительно покинула дом. Только когда Нелли ушла, я, наконец, вспомнила, что за свитер был у неё в руках: тот самый, в котором я впервые увидела Нестора в гараже у Ланцев. Но обдумывать эту любопытную деталь было некогда: пока все разъехались и не могли меня проконтролировать, я спешила воспользоваться шансом уйти без Рика. Я помнила обещание, данное Инге, и не хотела его нарушать. В этот раз место в пассажирской капсуле глайдера вместо Рика занял вязаный палантин, который я по привычке схватила перед выходом из дому, но вскоре поняла, что в такую по-настоящему весеннюю погоду уже не хочется кутаться в тёплые вещи, а потому отложила его в сторону.
Въезд в паркинг уже знакомой мне «заброшки» на этот раз никем не охранялся. Я беспрепятственно проехала в тёмное бетонное пространство ниже уровня земли, на этот раз не освещаемое никакими посторонними приборами, кроме светоизлучателей моей собственной машины.
«Ч-чёрт. Я не подумала, что здесь будет так темно. Если Инга ещё не приехала, надо встретить её снаружи».
Я остановила глайдер, и, не заглушая двигатель, дала компьютеру команду поднять водительскую дверцу.
– Инга, – позвала я на всякий случай. – Инга, ты уже здесь?
Со стороны пассажирской двери, метрах в трёх от машины, послышался неясный шорох, похожий на шарканье или щелчок механической зажигалки. Я выбралась из водительской капсулы и направилась в сторону звука. Дверца глайдера автоматически опустилась за моей спиной.
– Инга, это ты? Отзовись! Думаю, нам стоит подняться наве…
Внезапный захват сзади и чьё-то сильное предплечье сдавливает мою шею, не позволяя сделать вдох.
Мгновение. Два. Давление становится ещё сильнее. Всё плывёт. Язык и лицо немеют. Инстинктивно пытаюсь вырваться или хотя-бы оттолкнуть мучителя, но без шансов: вместо рук непослушная вата. Чёрные мушки в глазах сменяются калейдоскопом разноцветных пикселей, и я с ужасающей скоростью лечу сквозь них по спирали в бездонную пустоту.
Глава 9
В этих сумрачных комнатах обретаясь давным-давно,
я все время пытаюсь найти хоть одно окно,
чтоб отворить его. Луч, проникший со стороны, я
мог бы счесть утешеньем. Проникший снаружи свет
сделал бы жизнь выносимей. Но окон нет,
и, может, это и к лучшему, что мне их не отворить:
возможно, что свет всего лишь новая тирания.
Кто знает, какие вещи может он озарить.
(Константинос Кавафис, «Окна». Пер. Г. Шмакова под ред. И. Бродского)
Резкий внутренний толчок заставил меня вынырнуть на поверхность реальности. Я вновь ощутила своё тело и себя в нём, но это самообнаружение было болезненным и странным. Я вся превратилась в одну большую голову, которую засунули в работающую центрифугу. Разлепить глаза казалось невозможным. Хотелось закричать, чтобы там, снаружи немедленно остановили вращение. Но из горла вырывался только сдавленный булькающий звук.
– Очнулась? – неприятный мужской голос. И, кажется, знакомый…
– Да. Вроде приходит в себя. Но она вся какая-то душная. По-моему, её сейчас стошнит.
В ответ послышалось короткое грубое ругательство, и я окончательно узнала голос Макса. В ту же секунду меня действительно вывернуло наизнанку. А потом ещё раз. Кто-то придерживал мою голову и шею, не давая захлебнуться.
Отвратительные ощущения во всём теле. Теле? О боги, я, наконец, ощущаю своё тело целиком! И оно больше не вращается.
Голос Макса опять оглушил меня потоком отборной ругани: он сетовал, что я испачкала машину. Теперь стало понятно, что мы куда-то едем. Макс впереди, за управлением.
– Зачем было идти на такие меры? Можно было просто связать. Кляп в рот, и все дела, – второй голос принадлежал, кажется, парню, сидевшему на заднем сидении рядом со мной. Это он придерживал мою голову. Он? Или… Она?
– Сильно много возни.
– А теперь чё, меньше? – она. Инга.
– Заткнись и не умничай, а то заставлю убирать её блевотину. Приехали.
Машина действительно остановилась, и через минуту меня грубо выволокли наружу. Я попыталась осмотреться, но затея оказалась безнадёжной: в глаза ударил яркий луч фонарика, а вокруг гнездилась такая же глухая темнота, как и там, где на меня напали. Я даже на мгновение решила, будто поездка в автомобиле Макса мне приснилась, и мы никуда не выезжали. Но потом поняла, что, вероятнее всего, меня просто перевезли в другое такое же заброшенное строение.
Макс, чертыхаясь, взвалил меня на плечо и буркнул, чтобы не вздумала выпендриваться. Но это предупреждение показалось мне излишним: сопротивляться не было ни малейших сил. В горле пекло от желудочного сока, во рту уже давно разрасталась пустыня, и, казалось, даже стали пробиваться колючие кактусы. Голова гудела, а ноги и руки хоть и начали ощущаться, но пока только как безвольные тряпки. Мои похитители освещали себе дорогу фонарями, закреплёнными на голове – это они ослепили меня в первую минуту. После этого я болталась лицом вниз за спиной у Макса и не могла разглядеть, куда меня несут.
Спустя какое-то мучительно долгое время, бесконечное число ступеней, поворотов, затем снова ступеней, меня, наконец, уложили на узкую койку в сыром холодном помещении с голыми стенами. Нос закладывало от тяжёлого запаха сырости. Окон не было, но комната освещалась тусклым круглым светильником, висевшем в углу напротив койки.
– Принеси воды, – кинул Макс Инге, стоявшей в дверном проёме. Услышав приказ, она скрылась из виду. Через минуту вернулась с большой железной кружкой, протянула её мне. Я попыталась ухватиться за кружку, но руки по-прежнему не слушались. Макс, не церемонясь, приподнял меня с койки, грубо сжимая мой затылок и, резко выхватив кружку из рук Инги, прислонил к моему рту, одновременно наклоняя мне голову вперёд. Захлёбываясь, я сделала два больших глотка. Но ещё не успела напиться, как он также резко оттолкнул меня от кружки и вернул её Инге.
– Хватит. Теперь говори.
Пытаясь унять шум в голове, я оперлась спиной о холодную стену, ожидая продолжения. Но его не было.
– Что говорить?
– Где кристалл?
– У тебя…
Мужская ладонь резко впечаталась в стену рядом с моим ухом.
– Не корчи из себя умственно отсталую! Ты отдала мне грёбаную музыкальную пластинку! Таких и я тебе полсотни насобираю! Я спрашиваю, где твой «золотой ключик», который используют Службы?
– Эм… Понятия не имею. Может быть, надо спросить у представителей Служб?
На этот раз не ладонь, а целый кулак проехался уже по моей левой скуле, высекая искры из глаз и выбивая из меня невольный вскрик.
– Макс, полегче, – Инга попыталась его образумить, но её слова не возымели особого эффекта. Макс пребольно схватил меня за волосы в районе затылка, сжал их в кулаке и придвинулся чуть ли не вплотную к моему лицу:
– Строишь из себя бесстрашную, да? – в его глазах клокочущая ярость. – Нет проблем, детка. Я дам тебе насладиться ролью героини-мученицы, если тебе так сильно её хочется. Только осознай уже: ты полностью в моей власти сейчас, и я могу сделать с тобой всё, что захочу, – последние слова он произнёс с каким-то особенным удовольствием.
Наконец, он отпустил мои волосы, выхватил из рук оторопевшей Инги кружку и медленно вылил остаток воды на пол, не прерывая зрительного контакта со мной.
– Захочешь пить – подай сигнал, что готова пообщаться более доверительно.
Металлическая дверь гулко лязгнула, трижды проскрежетал механический замок, и я осталась наедине с мутной лампой, ноющей скулой и целым муравейником мыслей, снующих у меня в голове.
Что делать? Неужели весь план теперь рухнет? Получил ли отец моё письмо? Обессиленно упав обратно в горизонтальное положение, я с досадой размышляла, что те два глотка, которыми успел напоить меня Макс, лишь продлят мои мучения. Лучше бы я вообще не приходила в себя. Отдать ключ этому сумасшедшему? Вот уж чего я не собиралась делать даже под угрозой смерти. Моя вчерашняя маленькая хитрость с музыкальным кристаллом Грега, который я возила в сумке, помогла мне выиграть время, чтобы надёжно спрятать настоящий, универсальный кристалл. Он ни в коем случае не должен был попасть в руки «Борцов». Я знала, что Макс понятия не имеет, как выглядит настоящий ключ, и не сумеет самостоятельно отличить его от простой стекляшки. Но правду говоря, утрата любимой музыкальной подборки Грега тоже была болезненно обидной. Я дорожила каждой вещью, напоминавшей о нём. Сама виновата, конечно. Ведь в отличие от универсального ключа, с музыкального кристалла можно было сделать хоть десяток копий, а я не озаботилась заранее. Ну да что уж теперь.
Очевидно, Макс всё-таки понял, что пошлыми угрозами выдать всем мою тайну меня не запугать. Я гораздо охотнее подверглась бы безосновательной клевете в шпионаже для Служб ОЕГ, чем справедливым обвинениям в том, что я выгородила себя ценой чужих жизней.
Одна вещь вызывала у меня беспомощную злость на саму себя: как я не предусмотрела, что Инга расскажет Максу о нашем с ней разговоре? Ну какая же я идиотка! Почему понадеялась, что как только призна́юсь этой глупой девчонке, что я её сестра, она тут же расчувствуется и станет с нетерпением и радостью ждать встречи наедине? Ведь гораздо логичнее было предположить, что Инга первым делом пойдёт советоваться с наиболее авторитетным для неё человеком. Кто этот человек – нетрудно догадаться. К тому же, нас вместе видел Стэн. Он тоже мог обмолвиться об этом Максу, и даже если Инга изначально не собиралась ничего рассказывать, Макс непременно на неё надавил бы и вытянул всю информацию сам… Как опрометчиво я подставила под удар свою жизнь и подвела доверившихся мне людей из-за простодушных иллюзий!
Вполне очевидно, живой из этого места мне уже не выбраться, даже если я выдам Максу местонахождение кристалла. Наивно надеяться, что, добившись желаемого, он на радостях отпустит меня восвояси. Лучшее, на что я могла рассчитывать – что смерть наступит быстро и не слишком мучительно. Я окинула взглядом часть противоположной стены, небольшой участок пола, на который падал свет, и закрыла глаза, надеясь вновь провалиться в спасительную бессознательную тьму.
* * *
Я опять сижу на полу в узкой комнате с тёмно-серыми стенами и крохотным окошком где-то под самым потолком. Как я ненавижу сюда возвращаться! Окно освещает лишь небольшую полоску комнаты возле двери и кусок стены слева от неё. Посмотреть бы, что там – за этим окном, и какая погода на улице. Но я такая маленькая, а в комнате нет ни единого предмета мебели, на который можно забраться, чтобы дотянуться до проёма. Мне очень нужно в туалет. Сейчас же. Встаю и направляюсь к двери, с усилием толкаю её, пытаясь открыть, но тщетно. Дверь не поддаётся, а моих скуляще-умоляющих криков никто не слышит. Всё кончено. Я умру здесь, потому что обо мне просто забыли.
Но вдруг раздаётся скрежет и открывается другая дверь – почему-то в противоположной стороне комнаты. На пороге стоит воспитательница, которая привела меня сюда. Когда? Час назад? Два дня? Может, неделю? Глухой цвет её формы сливается с цветом стен в комнате, и когда она делает шаг ко мне, я инстинктивно закрываю лицо и голову руками.
– Проснись, – требовательным мужским голосом произносит воспитательница.
Я и не сплю. Просто боюсь убирать руки от лица.
– Давай просыпайся, дрянь!
Она хватает меня своей ручищей и трясёт с такой силой, что я и впрямь просыпаюсь.
* * *
Взгляд ещё не сфокусировался, но я уже поняла, что приводила меня в чувство вовсе не воспитательница. Меня трясла рука Макса. Глаза резанул яркий белый свет фонаря. Я поморщилась – не только от света, но и от боли в левой скуле. Во рту пекло, нестерпимо хотелось в туалет. Я по-прежнему лежала на койке в куртке и ботинках.
– Пей живо! – Макс сунул мне под нос уже знакомую кружку, полную воды. Инстинктивно сделала глоток, другой, третий… И только потом вспомнила, что не хотела ведь продлевать свои мучения.
– Думаешь, сможешь так легко отделаться? – Макс, конечно же, раскусил мой отчаянный план – сбежать от него на тот свет.
– Мне нужно в туалет, – произнесла без особой надежды.
Мой мучитель окинул меня тяжёлым взглядом и указал в дальний угол комнаты:
– Ведро там.
Выплюнув очередное ругательство, Макс, к счастью, вышел, оставив меня одну. Но едва я успела привести себя в порядок и прийти в чувство от сонного морока, как он вернулся, неся в руках стул с хлипким на вид сидением и тонкими металлическими ножками. Я вздрогнула при виде этого предмета мебели, отчего-то решив, что Макс меня к стулу привяжет и начнёт пытать: от этого человека можно ждать какой угодно жестокости. Но вопреки моим опасениям, он расположился на стуле сам – уселся лицом к койке, на которой, подтянув колени к лицу, сидела я.
– До чего же ты упряма в своём геройствовании, Мира. В рядах «Борцов» ты была бы бесценным кадром, – Макс вздохнул и покачал головой в притворном сожалении.
– Бесценной пешкой в твоей игре, ты хотел сказать?
– О нет, нет. Больше никаких игр. На этот раз всё серьёзнее, чем ты можешь себе представить. Это вы, горожане, заигрались в свою виртуальную реальность и идеально эффективный мир. Хочешь возразить? Посмотри на себя! Ты едва соприкоснулась с чувствами, отреклась для видимости от городского образа жизни, но по-прежнему веришь, что можно построить идеальное общество. Да вы свихнулись на этой иллюзии. И часть эмпатов – вместе с вами. Прискорбно, да. Но кто-то ведь должен образумить это стадо слепых глупцов и фанатиков.
– Грега ты тоже причислял к глупцам и фанатикам?
Макс громко цокнул языком.
– Раз уж ты сама заговорила о Греге… Нет, ни фанатиком, ни тем более глупцом он не был. Скорее, слепцом. В первую очередь, потому что не сумел разглядеть, какую змею пригрел возле себя. А я его предупреждал. Мно-ого раз предупреждал, что он сильно пожалеет, доверившись тебе… Как же ты ловко пропихнула в массы свой план, прикрывшись его именем!
– Ну сколько можно! Ты не хуже меня знаешь, что я не причастна к его гибели, – мне уже наскучили его притворные попытки обвинить меня в смерти Грега. – Послушай… Нам нечего делить, Макс. Я уверена, что и у тебя, и у меня в глобальном смысле общая цель – справедливость. Я просто хочу, чтобы пострадало как можно меньше людей. Не только горожан или эмпатов – всех людей!
Да, это была жалкая попытка. В ответ на мои слова Макс презрительно скривился:
– Общая цель? Не смеши. Что ты вообще можешь знать о моих целях?
– Как минимум, я знаю, почему ты так сильно ненавидишь всех граждан ОЕГ и моего отца в особенности. Понимаю, ты хочешь мести. Мне известно, что случилось с твоими родными и очень сочувствую твоему горю, но знаю также, что Альберт не виноват в их гибели. Точнее…, – я осеклась, пытаясь подобрать верные слова. – Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь.
