Яна Кане
Зимородок
Солнцеворот
В ночь зимнего солнцестоянья
Не верится в солнцеворот.
Груз тьмы придавливает веки,
От холода немеет рот.
Но ловит ухо, как под снегом
Во сне шевелится трава,
И мир во мраке приникает
К сосцам набухшим божества.
Дикие гуси
Владимиру Шнейдеру с благодарностью за «ясную воду» из «Антологии дзенских фраз»
Дикие гуси не стремятся отбрасывать тень,
а вода не стремится хранить отраженье.
«Антология дзенских фраз»
1
Как пронзительна
Осенняя перекличка гусей!
Острокрылый клин рассекает
Темнеющее золото неба.
Озеро, научи меня
Беспечальной пристальности взгляда,
Одинаковой ясности – и в миг прилёта птиц,
И в миг их исчезновения.
2
Невод разорван.
Снова неуловима
Рыба бытия.
«Нас боги обжигают, как горшки…»
* * *
Нас боги обжигают, как горшки,
И мы вопим, и молимся, и молим.
Но не вольны избавить нас от боли
Из глины слепленные нами же божки.
Поскольку для того, чтоб стать богами,
Они должны пройти сквозь то же пламя.
Vine
English language poems
Vine
Do not struggle to pull out
This gnarled vine.
By nature, its grasping roots
Sink into the darkness;
Anchor themselves among rocks,
Grope for the bones
Of the long-buried past.
It chooses its seasons.
You might as well accept it:
Every spring it wakes up
Before any other plant;
Its shoots come up not green,
But crimson, their buds unfolding
From balled fists into palms
Shiny, as if dipped in gore.
Adjust your expectations:
It will not reward you with sweet fruit
For allowing it to have its share
Of rain and sunshine.
You might as well learn to laugh
As it mocks the gardening catalogs
With their gushing promises
Of enchanting scents and delicate petals,
Of silvery autumn parachutes
Wafting out of the meekly shriveling pods
To proclaim hope and faith in the next spring.
This vine grew here, in this soil,
Long before you claimed this land
For your garden.
Sea
It is futile to search
For the edge of the sea,
To draw a line in the sand
And tell the water: “No further!”
Neither cunning nor strength
Can change the flow of the tide.
Prayers and offerings won’t
Avert a gathering storm.
Seeking to fathom the depths,
Saving a stranded starfish,
Can only alter the course
Of one fate at a time.
Portrait of an ancestor
By the end of her life
Her mind was an uninhabited island.
The jungle had taken over:
Every spire and rut of civilization
Had been smothered by a creeping tangle.
Dark, luxuriant and chaotic,
It was filled with carnivorous wildlife,
Bubbling with bloodshed,
Howling with mayhem.
It defied all attempts at description.
This distant past would hardly concern me
If it were not for the blade of grass
Pushing apart the flagstones
Of my garden path.
I wish
“I wish” – a seed falls to the ground.
Not much chance
That it will land on fertile soil,
Find water, reach sunlight.
The substance of reality is hard.
It is mostly rocks:
“Impossible”, “Forbidden”, “Or else”.
It is riddled with petrified bones:
“I regret”, “I never”, “I always”.
It is swarming with voracious mouths:
“I should”, “I promised”, “I must”.
“I wish” – a seed falls to the ground.
Not much chance,
But a chance nonetheless.
May it take root: “I am”,
May it send up a shoot: “I will”.
Black Cat
Cat.
Feral black cat.
No name that I know of,
No name that I would presume to bestow.
For ten years I have addressed him
By his title:
“Cat”.
Sometimes he comes by for a leisurely visit.
He meows, I sing-song: “kitty-cat”.
His four paws step delicately in a single line,
The tail flicks my knees.
As I stroke his slick arched back,
He weaves infinity signs
Around and around my ankles —
A hypnotic ritual of joy.
Sometimes he shows up
Skittish, bristling,
Not wishing to be touched.
He eats the offered food quickly,
Silently melts into the night,
Black into black.
Sometimes he meets me
As I am taking a walk in the evening:
Emerges from the cover of a bush,
Follows me to my house,
Flickering as he passes through the shadows.
Sometimes he appears on my porch
Night after night, for a week.
Sometimes he is gone for a month or more.
I fret, walk around the neighborhood,
Pausing by every promising bush,
Calling him, knowing it is in vain.
His comings and goings are not predictable,
Are not governed by my concerns.
It would be a human conceit
To imagine that the cat intends
To teach me non-attachment.
But I learn, nonetheless.
In the supermarket,
I pack seven cans of “seafood dinner” into my bag.
The purchase is an act of hope.
I have not seen him in weeks.
The cashier asks with genuine interest:
“What kind of cat do you have?”
“I do not have a cat.”
Responding to her unspoken question,
I add, wistfully:
“This is for a friend.”
She stares, perturbed.
I wade deeper into the truth:
“My friend is a cat.”
Self-knowledge
The early bird gets the worm.
The early worm gets a one-way ticket
For a trip down the bird’s intestines.
Therefore, seek self-knowledge.
If you are a bird,
Do not feather your bed overmuch.
If you are a worm,
Do not delude yourself into expecting
That your wings will be sprouting any day now.
Instead, dig deep
And stay away from alarm clocks.
River Lethe
On love, on grief, on every human thing,
Time sprinkles Lethe's water with his wing.
Walter Savage Landor
Dr. William T.G. Morton, who first publicly demonstrated the use of ether as an anesthetic, called his ether «Letheon»
River Lethe,
Your name
Flows from the distant myth,
Stealthily seeps
Into the language
Of the here and now,
Glimmers
In the shadowy words:
Letheon, lethal, lethargic.
Your luminous waters
Wash away
All loss,
All longing.
Your silver whirlpools
Sweep away
All burdens,
All bonds.
It is not yet my time.
I walk on solid ground,
Though my feet
Sense the soft path
Sloping down to your shore.
I do not quench my thirst,
Though I know the taste
Of each syllable
Of your name.
River Lethe,
River Lethe,
River Lethe.
After the end. Lamentation
I love this child of mine
Like no other.
I remember
This one rising,
Striving, passing
Like no other.
My wounds still fester,
I still burn with fever,
Convulse and shudder
With the aftershocks.
I am still haunted
By the bitter end
To all the building,
Worshipping, contending,
To all the restless seeking…
The bitter, self-inflicted end.
This child of mine
Was not content
To live day after day,
To let the seasons
Revolve without change,
To let each generation
Pass through life
From start to finish.
This child strove
To subdue the flow of time,
To master life,
To conquer death,
To slip out of my embrace.
To this child any bond
Was bondage.
But still I love,
Remember,
Long for
This one child of mine
Who was like no other.
I keep the imprints
Of the footsteps
Pressed into my clay,
The bones fused with my stone.
The soaring, crumbling towers
Reach for the sky.
The rusting bridges
Sway across the chasms.
The words still sing:
Praise,
Lamentation,
Knowledge,
Love,
Despair…
The words still sing,
Though there is no longer
A voice to give them sound,
An ear to hear and comprehend.
The words still sing
On the singed, moldering pages,
Even as all that was created
By this child,
My child,
The human,
Returns to dust.
Pine Tree
This pine tree does not end
At the tips of its needles.
Its shade soothes wilted grass.
Its seeds feed a squirrel
And a family of grosbeaks.
Its progeny can be found
As far as the next ridge.
Its sap sticks to my fingers,
Holding my words together.
Longing
Silent waters are swiftly rising,
Engulfing dead leaves and last year’s grasses,
Deepening
Under the rippling lace
Of the inverted bare trees,
Darkening under the bright reflections
Of white clouds in the April sky.
This flood of longing
Is unlike all the upheavals
That I remember:
The scorching dust-devils of desire,
Despair’s armor of hard black ice.
Back then
I retreated,
Hid in my house,
Shuttered the windows.
Now, enchanted, oblivious to danger
I draw closer, closer
To the water’s edge.
Roots of memory
How tenacious
Are the roots of memory!
Their grip endures
Long after the tree is gone.
In my dreams,
I still turn to you,
The way a blind woman
Turns her face towards the sun.
September 11, 2001
You were wrong.
There is no God
Outside of how we treat each other.
Lusting to carve your names
Onto eternity's tablets,
You darkened the sky with a symbol
Written in blood and in ashes.
Its meaning could not withstand
The flood of tears.
It was undone
By the first shuddering sob.
Manhattan. February. Tuesday
Driving rain, thick fog.
Skyscrapers have lost their heads.
New Yorkers press on.
Umbrellas
A steady stream of umbrellas.
Some shelter couples.
A few are bobbing, jostled
By a laughing company of friends.
Most are held
By people walking alone,
Hurrying domes of silence.
Sunrise
The smoothness of the lake is marred by wrinkles
Of morning ice.
A single raspy cry dropped by a crow
Drifts slowly
Through the empty autumn air.
Squirrel
On this frozen day,
A squirrel quilting the snow
Gets the world going.
Inattention
Splash! Circles spread out.
Was it a frog or a turtle?
Too late to look now!
Dance
Up! Down! Loop-the-loop!
A sparrow chases a moth.
Life dances with death.
The 7:54 train
The 7:54 train rumbles past the yoga studio.
Our supine bodies absorb the shaking of the floor.
The train of thought that had whisked
My attention way past the desired station
Of calm contemplation
Grinds to a halt in its customary tracks.
Distracted from my distraction,
Eyes still closed,
I take in the soundscape.
The Doppler effect makes
The clacking of the wheels
Higher, then lower,
As the racket recedes.
The rattle of the window panes settles.
The teacher’s calm voice
Emerges from the noise:
“This train has nothing to do with you,
You are not at the station,
You do not have a ticket,
Keep watching your breath.”
The engine of my inner locomotive
Clangs,
Ready to resume its relentless work,
To propel its tired passengers
Into the ever-receding distance.
Лес после грозы
Стихи на русском языке
«Нас боги обжигают, как горшки…»
* * *
Печалью жажду утолив,
Весельем – голод,
Свободен тот, кто всё простил,
Он снова молод.
Ему не в тягость дальний путь,
Открытый взору.
И ясен свет, и внятен зов
Его простора.
Кинцуги
Кинцуги – японское искусство реставрации керамических изделий с помощью лака, смешанного с золотым, серебряным или платиновым порошком… Поломки и трещины неотъемлемы от истории объекта и поэтому не заслуживают забвения и маскировки.
Из Википедии
Золотую починку – кинцуги —
Чистым золотом не оплатить.
Чтоб разбитая ожила чаша,
Из осколков придётся испить
Крови, горечи, соли, забвенья,
Страха, мёртвой воды пустоты,
Покаянья, печали, прощенья.
И тогда лишь познаем биенье
Пульса в жилах её золотых.
Мутёнок и клонёнок
Клонёнок и мутёнок (интересная может сказочка получиться).
Вячеслав Лейкин
Жил да был на свете Мутёнок. Он был не такой, как все, не похожий на всех остальных – ят и – ат в своей округе, даже в максимальном радиусе. Поэтому никто с ним не хотел ни – ать, ни – ться, и ему было – но и – ко.
Однажды Мутёнок не стерпел и пожаловался на это своим Мути и Омуту. Те, конечно, сперва возмутились, грозились всех этих – их и – ых, – ят и – ат хорошенько от-, на- и при-, а также показать им, где и куда. Но, поостыв, поняли, что даже если бы им это и удалось, то Мутёнку-то по-прежнему будет не с кем – ать и – ться.
И тогда Муть отправилась к Жути, которая ей была – ой то ли по прямой, то ли по касательной линии, и всё ей рассказала. А та и говорит: «Приведите ко мне своего Мутёнка, оставьте его у меня на два-три, и я всё устрою». Вообще-то Жуть, конечно, но что было делать? Привели и оставили.
И вот спустя два-три вернулись. Глядят, а рядом с Мутёнком – Клонёнок. Точь-в-точь. А чуть позади – ещё один Клоник. И тоже – как две капли. А там, дальше, – целое стадо клоновое. И все как один.
Вот с тех пор. И всё больше и больше. Так что в конце концов.
А ведь если бы – ята и – ата с самого начала, то никакого Апокалипсиса и не было бы.
Сердце зимы
Отпусти меня в самое сердце зимы.
Настежь дверь распахни мне в полночный мороз.
Тебе страшно, что там, за порогом, лишь мгла.
Ты не веришь, что воды непролитых слёз
Замерцают снегами в сиянии звёзд.
Ты не знаешь, что в памяти я сберегу,
А что брошу, как мёртвые ветки, в огонь.
Всё равно отпусти. И как выкуп, как дар,
Серебро зимней ночи пусть примет ладонь.
Пустота ли, простор ли – всё это одно.
Пусть в дороге моей ты не видишь пути,
Всё равно на прощанье благослови.
Не жалей. Не тревожься.
Пора.
Отпусти.
Равноденствие
1. Осень
Тревога, тревога, тревога
Трубит в свой охотничий рог.
Во мрак убегает дорога,
И ветер свистит у порога,
И посох стучит о порог.
2. Весна
Волнами, волнами, волнами
Уходит простор к горизонту.
Кругами, кругами, кругами
Тень птицы ласкает траву.
В давно онемевшие губы
Вливается тёплая влага.
Глаза, позабывшие зренье,
Безмерную пьют синеву.
Памяти С. А. Дыренкова
Ангел усталый лыжню проложил в облаках.
Плечи и крылья натёрты: ружьё и рюкзак.
Знает он свойства всех трав и повадки зверей.
Знает, чьё пастбище – свет, а чьё логово – мрак.
Что мне за дело, какого он бога слуга?
Слов его мне не понять, но читаю следы:
Дыма горчинку над сладостью вечных снегов,
Сполох багряный над кромкою звёздной воды.
Нет ни пути впереди, ни дороги назад.
Две параллели сбегаются в точку вдали.
Это – ему приговор и награда ему:
Землю живую беречь, не касаясь земли.
Размышления Лиса
Пшеничные поля ни о чём мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…
Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»
Ручные тоскуют
По прикосновению рук.
А я – отвык, одичал.
Неразрывен круг
Привычных созвездий.
За ним затерялся след
Иномирного странника.
Спелых колосьев цвет
Снова сделался
Лишь позолотой осенних дней.
Я не вижу сигнала
В мерцании дальних огней.
Я забыл, растерял
Всё, чему я когда-то учил.
Но ведь он научился?
Ведь он меня приручил…
Колыбельная
Пускай покой к тебе приткнётся тёплым боком
И замурлычет под твоей ладонью.
Морозные просторы заоконья
Забудь на время. Пусть бессонным оком
Луна, как часовой, глядит сквозь дымку,
Пусть зимний ветер флюгер ржавый вертит.
Тревоги жизни и печали смерти
Забудь на время.
Спи с теплом в обнимку.
Нет так нет
Нет так нет, нет так нет.
Звук стихает. Меркнет свет.
Спотыкается, плутает,
Исчезает чёрный след.
Небо землю укрывает,
Подтыкает толстый плед,
Стелет, стелет первый снег.
Нет так нет, нет так нет.
Замедляется дыханье,
Время замедляет бег.
Сон наркозный, кокон, мантра,
На семь бед один ответ:
«Нет так нет, нет так нет».
Рассвет
Птиц предрассветных свист, как сеть,
Меня со дна морского тянет.
Незащищённый мрак зрачков
Лучи пронзительные ранят.
Я против воли выплываю
В дневную явь из забытья.
Жемчужная корона тает,
С плеч исчезает чешуя.
Я против воли просыпаюсь.
С моих волос стекают сны —
О невесомости подводной,
О зыбких тайнах глубины.
Вечер
Погружаясь в сумрак,
Как в воду,
Освобождаюсь от груза
Памяти, слов, имён.
Осязанье, слух, обонянье
Опережают зренье.
Явь раскрывает объятья,
В себя принимая сон.
Был бы Бог, я б молилась,
Слушал бы ангел – пела.
Но я ощущаю рядом
Лишь вечер да тишину.
И я, как дельфин, выдыхаю
Безмолвную благодарность,
Всплывая и вновь погружаясь
В мерцающую глубину.
Опыт
На чёрной линзе телескопа
Своё увидев отраженье,
Не делай выводов поспешных.
Служить своей же тени тенью,
Быть должником своей судьбы,
Готовить хитрую приманку
И крюк для собственной губы
И путать зеркало и дверь —
Смешно, но как-то без веселья.
Уж ты мне на слово поверь.
Колыбель
Если зимняя ночь
Была тебе повитухой,
Если первую песню
Пела тебе старуха,
В колыбели качая
Под замёрзшим оконцем,
Если звёзды светили
В окно твоё раньше солнца,
То тебя не закружит
Весеннее половодье,
Ты с конём доплывёшь
И в руках удержишь поводья,
Ты не сомлеешь в жару,
Не оробеешь в грозы,
Осень тебя не купит
На золото или на слёзы…
Зимняя ночь распахнёт
Тебе объятья метели,
Обовьёт, укачает
В ледяной колыбели.
«По дороге идёт прокажённый…»
По дороге идёт прокажённый…
Полина Барскова
* * *
По дороге идёт прокажённый.
Отвернись, притворись, не смотри.
Не давай разрастаться безмолвью:
Говори, говори, говори.
Скрой и имя своё, и прозванье,
Зеркала простынями завесь.
Затверди, как слова заклинанья:
«Не у нас, не сейчас и не здесь».
Эта поступь булыжники плавит,
Эта тень опаляет траву.
По дороге идёт прокажённый.
Это сон… Это не наяву…