Владимир Тимофеев
Четвёртая коррекция
Нажатие на кнопку встроенного радиомаяка.
Единичный сигнал.
Теперь – включение двигателей.
Мышцы экзоскелета ощутимо напряглись, сдерживая давление от СПК. Если бы не они, человека в скафандре просто расплющило. Зато сейчас он будто чувствовал всеми клеточками своего тела, как ускоряется под руками корабль, миг за мигом, мгновение за мгновением, приобретая требуемое по расчёту приращение скорости.
Экзомышцы расслабились через двадцать восемь секунд. Двигатели перестали работать, давление резко исчезло.
Снова включение маяка. Сигнал два, и сразу за ним – «требуются навигационные данные».
Телеметрия пошла спустя двадцать минут.
Командир корабля смотрел на внутришлемный экран и запоминал бегущие по нему цифры. На первый взгляд, всё соответствует. Вот только… восхождение меньше расчётного на семь угловых минут. Казалось бы, мелочь, но в точке встречи смещение по орбите составит двадцать тысяч кэмэ, а надо не более десяти.
Хорхе вздохнул. Делать нечего, придётся переходить к плану Б – четвёртой коррекции. Одна жизнь в обмен на пять. И усилие от экзомышц требуется совсем небольшое. Под приращение от восемнадцати до тридцати четырёх сотых. Сущие пустяки. Масса «Кеплера» одиннадцать двести, масса одного космонавта в скафандре и СПК семьсот шестьдесят килограмм. Значит скорость отрыва должна быть от двух и шести до пяти и ноля.
ТТХ «скелета» допускали три с половиной.
Должно получиться.
Главное – не дрогнуть в последний момент.
Мужчина приподнял голову и не спеша огляделся. Мириады и мириады звёзд светились ровно и холодно. Живут ли на них другие разумные или люди одни во Вселенной? Бог весть. А узнать уже не судьба.
– Te amo. Ich Liebe dich, – прошептал Хорхе, с силой отталкиваясь от обшивки…
Ну, вот и всё… Скорость – три три, приращение – двадцать две сотых, как и рассчитывал… Жаль только, до Марса не дотянул, а ведь так хотелось на него посмотреть… с высоты… вместе с Сабиной…
– Милый, ты решил со мной развестись? – прозвучало в эфире.
Через секунду голос любимой стал строже.
– Избавься от СПК и включи ранец. Утром, пока ты спал, я заменила баллон. Взяла из своего скафа, я им ни разу не пользовалась.
Сабина ещё договаривала, а Хорхе уже отстёгивал зажимы креплений. Спустя пару ударов сердца «мотоцикл» полетел вперёд в гордом одиночестве, а скорость человека относительно корабля снизилась до «комфортных» один девяти. Уровень газа в баллоне показывал сто процентов. Если не ждать у моря погоды, вполне хватит, чтобы вернуться. Ждать Хорхе, понятное дело, не собирался. Включив ранцевый двигатель, он остановил вращение и осторожно перевёл вектор тяги на траекторию возвращения.
Сабина тем временем продолжала и продолжала говорить:
– Хочешь спросить, почему я раньше не сообщила про ранец? Да просто боялась, что ты используешь его на обшивке. Я видела твой расчёт и почему-то подумала, что у тебя хватит наглости оставить меня одну-одинёшеньку, – в наушниках раздался натужный смешок. – А мне, ты знаешь, этого совсем не хочется… Ага, кажется, получилось. Наблюдаю тебя визуально. Дай параметры импульса.
Хорхе прокашлялся и, стараясь не дать петуха, быстро проговорил:
– Импульс достаточный. Возвращаюсь.
По радио облегчённо выдохнули:
– Ну, слава богу.
И сразу добавили:
– Только возвращайся быстрее, а то ужин остынет.
– А… ммм… что у нас сегодня на ужин?
– Черничный пирог.
– Откуда?! – Хорхе не смог сдержать удивления.
– Из тюбика, – рассмеялась Сабина…
Конец
