Владимир Николаевич Кантур
Странные куклы
Поехал я напрямую в гости к Евдокии в первый раз за всё наше знакомство, не по делам, а просто так. Вернее, с умыслом, но спокойно и открыто. И, когда приехал к ней, эти спокойствие и открытость подтвердились взаимной отдачей всего её существа. Она, как женщина-мать, была больше меня по своей сущности, и обволакивала меня собой, давая ощущение другого пространства, сказочности, иномерности. Какой-то сгущённости всего окружающего мира. Когда я говорил, она стояла прямо напротив меня, смотрела спокойно мне в глаза, вбирая моё настроение не только ушами, но и всем телом. Рядом с ней увядали все мои приятельницы, которые пользовались мной и моей квартирой для ублажения своих нужд. Это выходило за пределы секса и пола. Скорее, это выглядело с её стороны каким-то не мужским аспектом божественного, домужской изначальностью. Я рассказал ей обо всём, что произошло со мной в последнее время. Пока рассказывал, сам увидел происходящее со стороны, и подумал, что в моей жизни внешние условия на мой характер влияют слабо. Я изменился от знакомства с Платоном и Евдокией, а это не зависит ни от каких обстоятельств. Подробно рассказал о моих условных перерождениях или предках, и, как что там виделось.
– Мне Платон Игнатьевич по моей просьбе свою куклу давал посмотреть прошлое. Вы сможете это сделать, или у вас с куклой особенные взаимоотношения? Мне кажется, что направленность внимания хозяина каждой куклы даёт видение разных аспектов событий.
– Бери.
Я знал, что она не откажет, и видел, что она знала о моём знании. Когда Евдокия полезла на чердак, разулся и лёг на кровать.
Изба. Карп в ней за столом, напротив. Говорит, глядя на взрослую дочь, которая стоит у стола: «После меня ты за ней присмотри. Она сама всё умеет, но у неё младшие на руках останутся. Дрова, там, избу поправить. Если кто свататься придёт, всё отследи. Ну – сам знаешь». Дочь похожа на Евдокию. Похожа внутренним стержнем. Готовностью принять невзгоды, опутать их своей силой и устранить из своего пространства. Её нутро можно было бы назвать безмятежностью, если бы не эта собранность. Спелёнывать чернуху, приносимую временем, и выбрасывать из пространства рода она научилась у Карпа.
Картина пропала. Ситуация была самодостаточная, точная, и добавить к ней было нечего, поэтому, наверное, так всё быстро закончилось. Я поставил куклу на место, и стал ждать Евдокию. Чувств у меня пока не было, но рассудок стал просчитывать варианты дальнего родства с Евдокией. Не сходилось. Когда пришла Евдокия, я рассказал ей этот фрагмент прошлого. Она молчала.
– Как я понял, раньше наши семьи дружили. Или это просто похожая на вас девушка?
– Слышал поговорку: «умные похожи; дурак – каждый по-своему»? Весь мир создан из одних и тех же элементов. Каждый для каждого родственник по общей черте характера. Но характер – это только верхний слой человека, личность, или набор личин. Роли, если по-современному. Можно сказать, что это набор защитных рефлексов, если исходить из позиции медицины. Если снять этот верхний слой, то внимание вместе с ним никуда не исчезнет. Человек весь состоит из внимания. Под этим слоем есть ещё слой внимания, а под ним – ещё слои. Сейчас все пишут про чакры, но это только зоны выхода наружу таких слоёв. Судя по тому, что ты рассказал, наши семьи пересекались, но важнее другое. Мы с тобой и с другими, о которых ты пока не знаешь, представляем собой одну традицию. В этом смысле, мы точно родственники по мировосприятию.
Окончание объяснения лилось, как бальзам на душу. Я находился не за чертой этой сказки.
– То есть, получается, что куклы вернули меня в мою родовую традицию.
– Можно и так сказать. Только, традиция никому не принадлежит. Есть разные традиции, но, ни одна из них никому принадлежать не может. Даже если кто-то утверждает по-другому. Тебе нравятся кристаллы?
– Конечно.
– Они все разные, но никому не принадлежат. И все они – кристаллы. Будда, Иисус – через них дорождённое воплотилось по-разному, но осталось собой. Никто не может владеть дорождённым.
Такую Евдокию я не знал. Я таращился на этого гуру и всё больше в ней узнавал ту девушку из прошлого.
– Куклы – продолжала Евдокия – только символы мира. Не было бы кукол – пришло что-нибудь другое. Мир себя структурирует. Ему тоже нравятся кристаллы – улыбнулась она. Время дышит. Всё создаётся и разрушается. Но само время – тоже только форма. Внимание есть и за временем. Помнишь сказки, в которых птица выносит героя из подземного царства, а герой, чтобы придать её силы кормит её кусками своего тела?
Я закивал.
– Вот когда мы начинаем кормить Изначальное своими телами внимания, тогда и освобождаемся от ограниченного внимания своих тел.
– Это же самоубийство.
– Это снятие покровов. Люди, растения, животные – всё это только покровы. Украшения действительности. Пока живёшь – наслаждаешься красотой. Когда приходит время – сбрасываешь человеческое и становишься дорождённым. Всё хорошо и в том, и в другом случае.
– А как же вся эта чернуха? – я повёл рукой.
– Ты в чернухе, пока в ней сидишь. Когда ты больше её, она становится цветом в разноцветье твоего мира. А когда становится некому оценивать, чернуха становится просто правилами игры. Тебе становится безразлично, каким правилам следовать, и ты им просто следуешь. У меня была семья моих родителей, потом я жила одна, потом у меня появилась своя семья, а сейчас я опять живу одна. Жизнь движется. Меняются декорации, и – всё. Это просто образы дорождённого. Мне кажется, что наши семьи действительно дружили: на кукле следы моего внимания, и тебе она показала твоё, связанное с моим родом. Так работает одно из тел внимания.
Евдокия стала мне совсем родная. Да, и Платон, по-своему. Мы пили чай, я неторопливо рассказывал свою аферу, она улыбалась. Для неё это была ещё одна сказка дорождённого. Мне пора было ехать. Завтра – работа.
Приехал в общагу, когда уже Саня ложился спать. Мне нужны были куклы, иначе бы не поехал. Пока ужинал, Саня заснул.
Достал из ящика мужика на мешке и представил начальника полиции. Стал взвешивать добро, оставшееся после пожара. Недвижимость, гостиницы, свобода от службы, хозяин себе, хозяин другим, разъезды, договорённости, связи, расширение. Наследование силы бизнеса, дети, внуки. Патриарх клана, семейный бог. Потоки благополучия и власти. След в поколениях, влияние на судьбы людей. Опорная точка планеты. Расширение, расширение, расширение. Бессмертие в делах бизнеса, которое никто не может зачеркнуть. Я есть, и буду всегда в делах истории. Я бессмертен, как сама планета. Я, вместе с такими же, как я, и есть эта планета. Я создаю историю. Я тот, кого невозможно забыть. Даже если другие забудут мой образ, они будут следовать моим правилам. Я есть и буду…
Ну – хватит, а то разорвёт. Сердце, инсульт – хрен их знает, в таком возрасте.
30
На следующий день по дороге на работу позвонил Валентин и попросил помочь в расклейке плакатов Аркадьича. Я ему напомнил о Лёве, и сказал, что сам Аркадьич тоже может назначить людей на расклейку. Как я понял, партийцы наверху договорились с органами власти об оттяжке разбирательства или вообще, не открыли дело. Я был на столько задёрган этим вопросом, что мне и даром не хотелось знать, что там и как решалось. Получилось, и – отлично. Валентин сказал, что самому клеить мне не придётся: мне нужно будет наметить обязательные точки расклейки. Клеить будут работники Аркадьича. Я ответил, что завтра буду готов выйти на общественное задание. Сказал, что вечером позвоню, и мы уточним, где и когда я буду встречаться с рабочими. На фоне остальных событий работа казалась отдыхом. Приближалась осень, гнус почти пропал. Слепни и оводы уже рассматривались не как наказание, а как искорки маленьких жизней, за которыми было интересно наблюдать. Бабочки летали по-разному: шамкающий, проваливающийся на каждом взмахе полёт капустницы, опаздывающее мелкое трепетание крапивницы, останавливающееся и спохватывающееся движение лимонницы. За невидимой едой метались стрекозы. Опираясь на воздух, в вышине распластано парили хищники. Запах трав и стрёкот кузнечиков. Моё восприятие было забито до отказа. Я никогда не понимал, как в этом всём можно себя чувствовать одиноким. Жизнь лезла из всех щелей. Я забывал себя в круговерти этих мелких жизней, и это самозабытьё было правильным – в движение узоров существования никак не вписывались озабоченности и размышления. Они были на столько неестественны в живых движениях, что просто выпадали из жизни.
После возвращения с работы я приготовил себе ужин, чай, что-то запихнул себе наскоро в рот, и достал безликую, пока Саня не пришёл с тренировки. Звонок Валентину отложил на потом.
Тюремная камера. Смотрю на уже покрашенные куклы, которые стоят на столе. Очень тихо произношу фразы. Не понимаю их буквальный смысл, но точно чувствую, какие силы олицетворяют звуковые вибрации. Ко мне приходят боги. Накрывают силой меня и окружающее пространство. Моё внимание направленно на куклы. По лучу внимания их сила вливается в фигурки. Я благодарю богов, и несколько раз кланяюсь для того, чтобы уравновесить своим признанием их действия. Влияние богов пропадает, и только куклы остаются, как их звучащие ноты. Неподалёку от кукол лежит на столе, из вручную ошкуренной ветки, запелёнатая в тряпку кукла. Мой голос в сторону двери: «Петрович, родимый, обязательно предай столяру от меня низкий поклон за краски. Только, как видишь, ко дню ангела не успел я чуток: пока краски, пока просохли… Отдам я их тогда следователю, коли уже их сделал. Сейчас многие стали собирать народную работу. Мода такая появилась. Может, он их подарит кому… Они не отравленные, и подкупом их не назовёшь, так что, думаю, можно мне их будет отсюда вынести и Дмитрию Львовичу передать».
– Да, на кой ляд ему твои куклы? Многие тут чем-то себя занимают, чтобы в уме остаться, но своим рукоделием ты его только отвадить от себя можешь. Дело про тебя нешуточное разбирают, а ты дурковать начинаешь. Вот по дури, скажут, и убил.
– Не скажут. Дурак я или нет, а без тела убийство не совершается. Мурыжить могут долго. Это плохо. Хозяйство меня ждать не станет: что потопаешь – то и полопаешь. А извинениями сыт не будешь. Да, и извинятся не станут – не того сорта человек. Вот, что делать, ума не приложу. Соврёшь: надо помнить, как соврал. Неувязки в ответах. Следователям деньги даром не платят. Начнут допытываться: а почему сейчас так сказал, в прошлый раз по-другому выходило? Запутаешься так, что и сам не рад будешь, что начал. А история произошла необычная. В законные рамки не влезает. Только на божью волю надеяться.
– Да бери свои куклы, если тебе так спокойнее. Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало.
Когда отпустило, позвонил Валентину, и спросил, где и во сколько встречаемся. Он ответил, что встречаемся в десять у него. Пришёл Саня. Сразу пошёл в душ. Когда он из него вышел, я уже уплетал приготовленный ужин за обе щеки.
– Мы, когда с тобой говорили о реализации с телом света, то выяснили, что такого понятия в цигуне нет. Я, тут, поковырялся в инете, и увидел, что ошибался. Скачал двухтомник «Дао. Пробуждение света». По-быстрому пробежал. Там есть формирование тела света и бессмертного тела. Всё основано на фантазиях. Подключение к Большой Медведице и к Полярной Звезде. Понимаю, что напридумывать можно, что угодно, но, ведь, во сне мы по чему то ходим, что-то держим в руках, плаваем. Значит, во сне материя для нас плотная, а, по факту, всё это иллюзия. Получается, что в нашем мире фантазии тоже могут быть плотными. Вот, например, мираж. Чтобы он возник, нужны, как минимум две силы: фотоны света, и поверхность от которой этот свет отражается. Не было бы силы, не было бы и миража. Мираж – это не реальность, которую он скрывает: он реален сам по себе. Есть такое течение в философии, называется феноменология. Ты в голове придумал дом. На этот образ затрачена энергия. Потом ты к энергии образа добавляешь другую силу в виде денег и договорённостей с рабочими, и эти рабочие строят тебе дом в нашем мире. Сумма сложенных сил уплотняет образ, возникший в твоей голове. Феноменология говорит о преобразовании субъективного, которое, кроме тебя, никто не видит, в объекты, которые видят все. К чему я это всё говорю: когда мы говорим, что что-то является иллюзией, то мы подразумеваем, что этого нет. В этом заключается основная ошибка. Это есть в реальности, но не является истиной. Понимаешь? Наши сны – это сила, выраженная в виде снов, и она абсолютно реальна. Иллюзии не иллюзорны. Иллюзорны только наши оценки, сквозь которые мы смотрим сны. Но и они тоже не иллюзорны потому, что в них тоже выражена сила. Всё из чего-то состоит, или одинаково не состоит – это, как выразить.
– Здорово. Только мне кажется, что Большую Медведицу вместе с Полярной звездой и остальной реальностью можно скатать, как коврик, и под ним окажется совсем другая основа. И таких ковриков неизвестно сколько. В пьяном состоянии одна реальность, во сне – другая, у йогов – вообще несколько. Я согласен, что все образы реальны, но они никуда не ведут. Из образов попадаешь только в образы. Из одних проявлений – в другие. Это пустая трата сил. Игра.
– На игру тоже силы нужны. Вернее, всё – проявление этой силы. В книге говориться, что настройками можно получить бессмертное тело, и я в это верю потому, что всё это одна сила, которая играет сама с собой.
– Да, хорошо. Я же не отговариваю. Я просто сказал, что в этих простынях можно запутаться и не выбраться. Каждый идёт тем путём, который сам ему под ноги ложится. Я не гуру, чтобы судить, что правильно, что неправильно. Я пытался сказать о том, что любые проявления имеют основу. И, если ухватишь основу, то проявления будут ухвачены автоматически. Вот не ожидал, Саня, что такого человека встречу. У нас в городе поговорить не с кем. Все мозги мхом заросли. А тут: работа, общага, и – на тебе.
– Это ты зря. Просто человека у себя не встретил. Интересующиеся люди везде есть.
У меня в голове мелькнули Платон и Евдокия.
– Наверное – только и оставалось сказать мне.
Когда я подъехал следующим утром к Валентину, рабочие уже меня ждали. Договорённость с властями была. Так как в администрации сидели представители правящей партии, то их обычный пофигизм мог, в данном случае, стать поводом для чёрного пиара, и разрешение на рекламу было выдано без задержек. Август хорош тем, что ночи становятся длиннее, и по утрам из-за этого нет такой жары, как днём. Я предложил начать клеить и собирать щиты с центра города по холодку, а периферию города потом, чтобы для нас было больше тени от зелени. Народ меня поддержал.
На площади рабочие подвинули бетонные чушки, на которых раньше стояли щиты с рекламой под размер будущего щита, и начали собирать наш щит. Работа была не сложная, и делалась быстро. Было похоже, что работники за установкой стенда обменивались мнениями, не связанными с делом. Я подошёл поближе и прислушался, не глядя в их сторону.
– … он мента сжёг, чтобы себе дорогу расчистить. Делом показал, как будет поступать со взяточничеством.
– Он сам вор. В своё время весь город крышевал. Этот мент его посадить пытался, когда он молодой был. Дело не во взятках.
– Да он акции ЖБИ пытался купить в перестройку, а ему не дали. Сейчас менту отомстил, чтобы их начальству показать, что с ним надо будет делиться. Специально в другую партию вступил, чтобы под их дуду не плясать.
– А, что,.. если развернётся, то попрёт этих козлов из руководства. Может, дышать легче станет.
– Ему сначала выиграть надо.
– Выиграет. Я, например, за него пойду. С нынешними ловить нечего. И жена так считает.
– Раньше ему надо было выдвигаться, а то эти совсем народ довели.
– Раньше он свободно воровать мог, а сейчас только государство воровать может. Всем кислород перекрыли.
– Хрен редьки не слаще.
– У нас выбора нет.
Я веселился и, одновременно, обалдевал. Как же у них всё складно получается. После расклейки привёз рабочих с оставшимся материалом к Валентину, и поехал к Платону. Во время чаепития пересказал ему спонтанный разговор рабочих.
– Какая же у народа железная логика. Во время этого разговора я сам готов был поверить в то, что Аркадьич сжёг начальника и выдвинулся на выборы для того, чтобы захватить ЖБИ и разогнать руководство города.
– А, что – логика? Вот, ты сейчас пьёшь из кружки. Что у тебя возникнет в голове, если я скажу слово «посуда»? Блюдце, чайная ложка, чайник, тарелки, кастрюли и сковородки. Что бы возникло у тебя, если бы ты продавал посуду? Фаянс, хрусталь, керамика, пластик, нержавейка. А, если бы ты был учителем математики в первом классе? Круг, цилиндр, усечённый конус, овал. И всё это – правда. Логические цепочки надёрганы из беспредельности, чтобы оправдать занимаемую позицию. Логика хозяина не соответствует логике подчинённого. Логика родителя – логике ребёнка, логика рассудка не соответствует логике чувств. Логика – оправдание уже имеющейся до логики позиции, которую человек занимает. По оправданию занимаемой позиции проводилось множество экспериментов в психологии, правда, они были привязаны к оправдыванию себя, а не к логике. Для истины не нужна логика: есть то, что есть. А, вот, при домысливании, при вере без подтверждения – логика – в самый раз. Мы с тобой говорили, что, в сухом осадке, наука – это путь тыка и домысливания, на этой основе, к следующему тыку. Но, такое же, домысливание происходит и в быту. Произошёл случай, и начинается логическое домысливание, исходящее из своего ограниченного опыта. Опыт ограничен уже потому, что он – опыт – цепочка житейских случаев. У каждого она своя. Вот каждый и домысливает, кто во что горазд. Если у тебя сменится восприятие мира, то и логическое обоснование тоже склеится в другие цепочки.
– Понятно. У меня сейчас склеивается, что мент бандита может шлёпнуть. Я вчера поработал с куклами, чтобы мент увидел, что пенсия – это хорошо. Не знаю, что из этого получится.
– Получится максимальная выгода для всех. Если у бандита уже иссяк творческий потенциал, то он умрёт. Если начальник готов к переосмыслению жизни, то он сядет. Насколько я понимаю, начальник бандита не убьёт. Человек, или развивается, или умирает.
– А как же сварливые бабки?
– Бабушки тренируют окружающих, чтобы они не ленились. Они нужны.
– Чего-то, куда ни плюнь, всюду в тренера попадёшь.
– А, если тренеров нет, тренером становятся обстоятельства.
– Умирают дети, люди на взлёте творчества, люди, от которых зависят жизни других людей.
– Я же сказал: у безначального нет человеческой логики. Ты всё примериваешь на себя и говоришь: мне бы в таком положении было бы плохо. Это рассуждения отделённого от жизни человека.
– Что же мне, поклоны отбивать: «о, безначальное, ты право во всех мерзостях жизни»?
– Ты не сможешь отбивать поклоны, иначе бы ты перестал быть человеком. Если бы ты со всем согласился, то стал бы нераздельным с дорождённым, и у тебя исчезла бы человеческая логика. Тобой руководит страх боли и смерти, и это правильно, пока ты человек. Но это не единственная позиция. Просто нужно это допустить, и тогда не будет вечных осуждений в твоём личном мире. Они же делают твоё восприятие чернушным, и от них мучаешься ты сам.
Я улыбнулся.
– Это ваша человеческая логика. Я, вот, устраняю тягостные обстоятельства, и мне становится жить лучше.
– Человек считает, что, если он что-то от себя отрежет, то он станет свободным. Он станет не свободным, а кастратом. Ты живёшь в мире, и, если ты блокируешь проявления мира, то становишься слепым, в тех местах, где ты себя отрезал от мира.
– Что же мне, наслаждаться страданиями людей?
– Быть прозрачным.
– …
– Перестать примеривать чужие события на свою ограниченность. Помощь и жалость – принципиально разные реакции. Если ребёнок упадёт в мелкую яму и сам из неё выберется, то он будет пытаться выбраться и из глубокой ямы. Но, если ты его всегда будешь вытаскивать из мелких ям, то, когда он попадёт в глубокою, он начнёт паниковать, и ему проще будет убить себя, чем настойчиво пробовать вылезти. Нет ничего хуже жалости. Жалость к другим – всегда проекция жалости к себе. Она не конструктивна и эгоистична. Помощь – двигатель жизни. Когда ты бросаешься в воду к утопающему, тебя нет. Ты не успеваешь его пожалеть потому, что нет жалеющего. Некогда, что бы то ни было, оценивать. Ты и утопающий – неразрывное целое. Ты, в этом случае, его продолжение. Так жизнь помогает самой себе. Но, если ты отдельный, то начинаешь жалеть, и сил на конструктивную помощь у тебя остаётся мало, так как ты их почти все потратил на свою особу. Жалость, вообще, съедает энергию, поэтому люди выбирают пути, на которые у них остаются силы. Слышал, наверное: «я это не потяну»! Конечно, не только жалость. Основное – страх потерять свой привычный образ, но жалость к себе его, как раз, делает выпуклым. Поэтому люди обычно бывают беспомощны в экстремальных ситуациях: их «я» не вписывается в неожиданные обстоятельства. Хотят, «как всегда», а это не срабатывает. Отсюда домыслы, которые ты слышал. Ты человек интеллектуальный, поэтому я вынужден говорить длинно. Извини.
– Это недостаток?
– Нет, это особенность. С женщинами, как правило, короче. Они понимают, что физически слабы, и с детства приучены видеть ситуацию целиком для выживания. Люди внутри коридора человеческого восприятия имеют неравномерное распределение сенсорики. Кто-то – глазами, кто-то – ушами, кто-то на ощупь. Всё это можно прочитать в психологии, только она не говорит, о коридоре восприятия. Мы не видим ультрафиолетовый цвет, как насекомые, и не ощущаем магнитное поле, как перелётные птицы. Может, это всё в нас есть, но оно забито групповой социальной верой в описанную действительность. Частью такой веры является логика, которая поддерживает эту веру.
– Чего ж теперь? Не учиться?
– Обязательно учиться. Ты должен исполнять свою роль легко и непринуждённо. Для этого нужно знание материала. Причём, не только интеллектуального, но и эмоционального.
– В жизни оно так само и происходит.
– Конечно. С дипломом или без него – человек учится… или деградирует.
31
Когда доехал до общаги, уже темнело. Ночи – к осени. Прошёлся по магазинам, из купленной еды приготовил ужин, пообщался с Саней. Когда Саня заснул, взял безликую.
Донёсся электронный голос Дмитрия Львовича: «Надумал, что-либо новое»?
– Да, вот, вспомнилось мне, что люди историю странную рассказывали. Они на отходные работы подряжались. Совсем недавно было. Год выдался неурожайный, вот они и пошли на строительные работы устраиваться. Может, слышали? Коломенский тракт. Это новую дорогу строят между Владимиром и Коломной. Народу там много трудится, а истории происходят, как в каком-нибудь захолустье. Странные истории. Там люди пропадают. Леса, болота – это понятно, но там же не за клюквой ходят. Деревни в тех местах редкие. Люди чувствуют, где нужно селиться. Так вот, один мужик пропал, с которым наши в одной бригаде работали. Это не байки. Начальство пропажу человека в документах отметило. Искали. Обратились в сыскную полицию. Не помогло. Сгинул человек. Тогда бывалые работники стали говорить, что это не первый такой случай. Что ранее государственный человек с обозом сгинул. И, что до него люди пропадали. Работать в таких условиях боязно, сами понимаете, вот люди и стали интересоваться у деревенских, бывало ли такое наваждение раньше. Оказалось, что и раньше люди пропадали. Деревенские им рассказали, что где-то в болотах находится языческое капище. Что выстроен каменный купол и вырезаны на нём изображения. А над лесом по ночам огни появляются. Подробно сказать не могу. Пересказываю, что слышал.
– Без сказок жить было бы скучно, но истории эти, мне кажется, от суеверий и непросвещённости.
– А вы, Дмитрий Львович, посмотрите старые газеты. Эти истории на государственных бумагах изложены. Я ж не ребёнок, чтобы придумывать небылицы.
– Обязательно проверим.
– А о Сивой Горке спрашивали?
– Да. Узнавали. Люди что-то невнятное говорят. Подтверждающих документов нет. Люди по всей империи пропадают, только чертовщина здесь ни при чём. В Хибин уходят торговать, золото на реках моют, частным образом драгоценные камни ищут. Пушнина, опять-таки. А сколько трупы прятали, так этого вообще не сосчитать. И для твоего Коломенского Тракта объяснение найдётся. Газеты я, конечно, просмотрю, но отсутствие очевидной причины не говорит о том, что её не было.
– Без причины и кошки не родятся, да только «Бог идеже хощет, побеждается естества чин». Если всегда было по одному, то это не значит, что не может быть по-другому. Вот, вы о телеграфе вспоминали, а телеграфа этого никогда до этого не было.
– Так, это техника, а не бесовщина.
– А в чём разница? Событие – есть событие. И до Илии никого на небо живьём не забирали, и Спаситель с Пресвятой Богородицей покинули нас, не оставив тела, и тела Иоанна Богослова его ученики не нашли, раскопав его могилу. И, Дмитрий Львович, всё это имеет причину. Только причина эта не в нашем бренном мире находится.
– Ты чего сравниваешь-то?
– Я ни в коем случае не сравниваю. Я говорю, что причины могут находиться не только в нашем мире. А, может, всё проще было: Карп переоделся в заготовленную ранее одежду, и пошёл странствовать. А чтобы скандалов избежать, разрубил ситуацию одним махом – исчезновение изобразил.
– В другой одежде его и медведь встретить мог. Весной они голодные. А ты, Фрол Никитич, человек пытливый. Голова. Так это, или нет – неизвестно, но, что это повод – факт.
– Я в это не верю – зря силы потратите. Лучше газеты старые почитайте. По газете можно числа происшествий узнать, а по числам – документы к нашему делу присовокупить. Вы человек добрый, Дмитрий Львович, правду ищите, а не отчёты для начальства строчите, чтобы чин получить. Вот, я вам подарочек сделал. Из подручного материала. Другого в тюрьме не оказалось. Многие сейчас народные безделушки стали собирать, чтобы в европейском быту не раствориться. Может, и вспомните когда о переходе людей в невидимый мир.
Поставил куклы на край письменного стола.
– Спасибо. Чем бы дело ни закончилось, искренний подарок всегда к месту.
– А ведь бьем французов-то, мать их так, – задорно подмигнул Платов Денису, будто они расстались с ним минуту назад. – А далее еще крепче бить станем. Куда они денутся?
И тут же повлек его с собой непременно глянуть на место действия.
И длинная узкая песчаная насыпь через болотистую низину, ведущая к переправе, и весь противоположный берег Морочи были густо усеяны телами неприятельских кавалеристов и лошадей.
– Вон ведь как Мобур-то поспешил убраться с сего гибельного места, ажник убиенных своих да израненных кинул, – покачал головою Платов. – Негоже эдак-то…
Он тут же отдал распоряжение собрать неприятельских раненых и оказать им необходимую помощь.
Французские бюллетени и сообщения по армии впоследствии из особой ненависти к казакам не раз изобразят их командира атамана Платова жестоким варваром и кровожадным головорезом. Это будет, конечно, чистейшей ложью.
Денис Давыдов, имевший самые короткие отношения с прославленным казачьим генералом, знал доподлинно, что у Матвея Ивановича поверженному противнику никогда никакого притеснения и ущерба не чинилось.
Позднее, когда Давыдов примется собирать материалы для своей полемики с записками Наполеона, ему среди прочих неприятельских свидетельств попадется и признание одного из польских офицеров, участника дела при Романове, 2 июля. С удивлением и признательностью он рисовал ту картину, которая предстала его глазам после того, как арьергард Платова, выстояв на месте боя положенный срок, отошел в боевом порядке вслед за армией Багратиона: «Мы нашли тяжело раненых в часовне и кругом ее, недалеко от Романова, хорошо перевязанными. Атаман Платов, герой дня, отнесся к ним с человеколюбием, приказал их перевязать и снабдить всем необходимым».
Утром, проезжая по нашему городу к месту работы, позвонил, отцу. Узнал, как у него дела, и спросил, когда они с матерью вместе будут дома. Отец ответил, что повезёт груз в ночь, и до ночи будет дома вместе с матерью.
После работы по дороге на базу заехал домой. До отвала наелся борща под руководством матери, послушал о делах на её работе и пошёл будить отца. Отец ещё бы мог поспать полчаса – час, но по времени по-другому не получалось. Отец заспанный зашёл в туалет, ванную и сел пить чай, уже налитый матерью. Я начал говорить.
Как вы знаете, бандит. Который сейчас выдвигается в депутаты, пожёг главного мента. Освободились места для работы. Я предлагаю вам открыть аптеку. Мне кажется, что пора вам заканчивать со сменной работой. Я поговорю с учредителем фармацевтической фабрики. Фабрике выгодно иметь постоянный сбыт товаров. Конечно, может быть и не удастся это сделать, но если вы будете не против, то я буду пробовать договориться. На сегодняшний день существуют два варианта открытия дела. В первом случае магазин открывается от фабрики. Тогда они вкладываются в ремонт сгоревшего здания, всё оборудуют внутри и дают транспорт. В этом варианте, ма, ты становишься заведующей, а отец становится снабженцем. Остальное – по обстоятельствам. Во втором варианте я занимаю деньги у депутата, вы становитесь владельцами магазина, берёте лицензию и заключаете договор с фабрикой о поставках их продукции. Помимо фабрики, вы сможете закупать лекарства в других местах. У вас будет больше свободы.
Когда ж ты с вором успел связаться? – всполошилась мать.
Свободы будет больше, когда должны не будем – вставил отец.
Я же партиец. По партийному знакомству организовал себе место этой работы. И с начальником ТЦ тоже по этой линии пришлось общаться. В общем, решайте. «Свято место пусто не бывает». Если на что-нибудь решитесь, я начну заниматься этим вопросом. Если – нет, то и затевать нечего. Для меня в этом нет перспективы, а для вас – в самый раз.
Оказаться должными вору не хочется. Да, отец?
Да уж не хотелось бы.
А если дело на половине остановится? Мы же тогда больше работу не найдём. У нас возраст.
Никто же не узнает. Решаться всё это будет не у нас. И ремонт они делать будет.
Ну, не знаю. Что скажешь, отец.
Пока у Саши всё получается так, как он задумывает. Он человек взрослый. Ты-то, как сам считаешь?
Я считаю, что вы, пока, ничего не теряете. Мне кажется, что не надо особенно надеяться, а надо довериться обстоятельствам. Ну, хватит уже по кругу бегать. Сколько ещё вы в таком режиме проработаете? Это ненормальный образ жизни. Хоть по ночам спать станете… если, конечно всё получится.