Владимир Николаевич Кантур
Странные куклы
Дорога с работы не утомляла. До предполагаемых двадцати мешков я, пока не добирал, но буду добирать в ближайшие дни точно. Размышления покрывали свежесть восприятия, не скрывая её. Таким бы жить всегда. Такими были Платон и Евдокия. Здорово. Всё мистическое и непостижимое вырастает из нашей повседневной жизни. Не надо увиливать от вопросов в придуманную очевидность, и – всё. Ничего не надо делать – сама жизнь приведёт куда надо, если ты будешь давать ей всё показывать прямо – без посредников и толкователей в голове. Как же мы привыкли вилять. Ни одного прямого ответа. Все честные ответы связаны со смертью, поэтому и начинается «суета под клиентом». Жизнь без смерти – ложь. Но каждый пытается увидеть жизнь без смерти, и, поэтому дурачит себя и других.
Порядок действий в конце работы больше не требовал у меня повышенного внимания. Всё начало входить в своё новое русло.
23
Август был в разгаре. Работа наладилась. Как и планировал, перешёл на работу через день. Трава за сутки не успевала закиснуть, и претензий на фабрике не было. О работе через день предупредил Дмитрия, аргументируя это экономией бензина. Мешков получалось за два дня под тридцать. Народ въехал в выгоду, и понимал, что лето заканчивается. Спросил Дмитрия, можно ли мне стартовать на работу не из гаража, а из дома. Он мне ответил в том духе, что можно, но платить за угон и ремонт, в таких случаях, я буду из своего кармана. Он понимал, что зарплата у меня будет тем больше, чем больше я привезу сырья, так что лишних вопросов не задавал.
После утряски бытовых вопросов, выдохнув, решился на дальнейшую реализацию своих планов. Заявление кандидата на выборы подаётся за шестьдесят – тридцать дней до выборов. Выборы в середине сентября. Виталий Аркадьевич должен уже активизироваться.
Сразу же по прибытии в Юхнов узнал Давыдов еще одну весть, которая его крайне заинтересовала. Оказалось, что где-то в уезде томятся в бездействии два казачьих полка, находящихся под началом предводителя калужского ополчения, отставного генерал-лейтенанта Шепелева, командовавшего, как тут же вспомнил Денис, в прусскую кампанию одно время Гродненским гусарским полком, где служил незабвенный Яков Петрович Кульнев.
Два полка, подчиненных Шепелеву, как сказывали, имели далеко не полный списочный состав, но все же были полками. И Давыдов, узнав про них, тут же вознамерился их заполучить и присоединить к своему отряду. Тогда можно было бы отваживаться и на более крупные схватки с французами. Только как сие исполнить? Зная характер генерала, Давыдов понял, что вырвать полки у него удастся разве что хитростью. И тут же для пользы дела на нее решился.
Он написал на имя Василия Федоровича Шепелева витиеватый рапорт, в котором сообщил, что, «избрав для своих партизанских поисков часть территории, смежную с губерниею, находящеюся под ведением его превосходительства относительно военных действий, он за честь почитает служить под его командою и за долг – доносить о всем происходящем».
Посылая с этим рапортом поручика Ахтырского полка, розовощекого и златокудрого, обладавшего к тому же веселым нравом и тонким остроумием Дмитрия Бекетова, Денис Давыдов, посвятивший его в свой замысел, наказывал:
– Изо всех сил, Митя, старайся, умасливай старика. Одно ему тверди, что мы-де французов бить окромя как под его доблестным начальством себе и не мыслим.
Почти следом за первым курьером был снаряжен к Шепелеву второй, который вез описание отрядных успехов и перечень отличившихся нижних чинов и офицеров сиспрошением ходатайства о наградах.
Вернувшийся Митенька Бекетов порадовал:
– Его превосходительство в восторге! Он тут же возмечтал, что мы действуем по его плану и он тем самым поражает неприятеля! Отряд наш, то бишь свой, генерал благодарит за службу.
Тут же был послан третий курьер с донесением, ради которого все и затевалось. Подполковник Давыдов сообщал, что спешно выступает навстречу двигающемуся в больших силах противнику, а посему покорнейше просит усиления казачьими полками, находящимися, подобно его отряду, под командою его превосходительства.
С неимоверной быстротой последовало строгое предписание генерала немедленно усилиться двумя казачьими полками. Давыдову только того было и надобно. Полки 1-й Бугский, состоявший из шестидесяти человек, и Тептярский, в котором насчитывалось сто десять казаков, поступили под его начало.
Из своего дома позвонил Валентину Геннадьевичу, и высказал желание заплатить членские взносы. Он ответил, что будет весь день на месте. Во время встречи поговорили на дежурные темы: как ему пишется, что нового. Я выжидал, чтобы задать нужный вопрос, но Валентин рассказал всё сам.
– Руководство одобрило желание этого Виталия Аркадьевича участвовать в выборах. Заявка подана, и сейчас на рассмотрении в комиссии. После одобрения кандидатуры мне придётся повпахивать – нужен положительный образ.
– Он бизнесмен. Наверное, нужно писать о том, что при победе на выборах он собирается создавать рабочие места в частном секторе. Я не вижу, чем ещё можно взять наш народ.
– Да, понятно! Только люди знают этого Виталия Аркадьевича, как облупленного.
– Наворовался. Хочет долги отдать. Осознал. Я бы на вашем месте написал, и понёс к нему на редактирование. Дело ответственное. Надо, чтобы командой.
Валентин скривился. Было видно, что общение с этим бандитом его не радует. Наверное, не простил Аркадьича за то, что тот его проигнорировал при вступлении в партию.
– Ладно. Посмотрим.
На следующий день на работу выехал из дома. Накануне рассказал матери о работе. Сказал, что справляюсь. Что, если не будет изменений, смогу прихватить ещё несколько деревень. Рассказывал в том ключе, что, мол, всё хорошо, и будет ещё лучше. Нужна же им какая-то моральная отдушина.
Весь день на работе репетировал в голове речь. Или пан, или – пропал. Самое скверное то, что я неожиданно добился того, чего я для себя хотел. У меня появилась работа, которая давала возможность учиться. Даже если не будет зимних сборов сырья, меня перекинут на другую работу, и какие-то деньги будут платить. В самом плохом варианте, смогу использовать общагу, как Саня, в качестве гостиницы, и работать где-нибудь в городе до следующего сезона. Зачем мне выполнять задуманное? Я нашёл учителей жизни, работу, перспективы. Могу я всё послать? Я не мог для себя решить вот что: куклы меня сделали наполеоном. Если бы я не пошёл на реальный риск, то ничего бы не было из того, что я сейчас имею. Ввязываться в большое для того, чтобы получить малое? Можно и так. Отомстят ли куклы? Не знаю. Евдокия сказала, что они вели меня к ней, когда я сымпровизировал предложение с работой. Я получил больше, чем просил. Сейчас будет больше? Но я не хочу больше. Я хочу, чтобы люди увидели хоть какой-нибудь свет. Наполеон проиграл, но я не Наполеон. У меня были другие причины. Мной не владели амбиции. Я не хочу хрюкать, поедая свой кусочек пирога. Даже, если этот кусок будет огромный, я не хочу быть огромной свиньёй. Не хочу быть отдельным и избранным. Мои учителя показали мне мир, и этот мир оказался одним на всех. Да, причём тут куклы! Я всегда был таким, но не было сил и понимания. Сейчас всё срослось. Довольствоваться отведённым загоном для скота: вот это жри, а вот сюда не смотри? В конце концов, ну, что я теряю? Свалю в другую область на пару лет. Могут и убить. Сколько раз в групповых драках могли убить – выжил же. Да, я боюсь. Отсюда вывод – репетируй роль.
К обеду следующего дня подошёл к дверям центрального отделения полиции. На проходной показал паспорт, показал удостоверение партии и сказал, что я к Юрию Викторовичу по конфиденциальному вопросу. Дежурный тут же позвонил: «Тут какой-то партиец пришёл. Хочет вас видеть». Выслушал ответ. «Да. Хорошо. Проходите. Последний этаж». Миновал фойе, как-то по-новому ощущая тело. Я шёл на встречу к главному полицейскому нашего города.
24
Поднялся на этаж. Постучался и открыл дверь кабинета. Юрий Викторович был бодрым человеком пенсионного возраста. Он был весь какой-то средний: среднего роста, средней толщины, со средними чертами лица на, среднего размера, голове. Вот на таких середняках и держится наша держава. Показал подбородком на стул.
– Присаживайтесь. По какому вопросу?
– По государственному.
Я объяснил кто такой Виталий Аркадьевич, как будто бы он его не знал.
– Дело не в том, что вор дискредитирует партию. Он сделает наш город своей дойной коровой – продолжал я – Виталий Аркадьевич подал заявку на выборы.
Я помолчал, чтобы Юрий Викторович уложил эту информацию в своей средней голове.
– Пока он частный бизнесмен, он вынужден делиться с людьми. По закону, или частным образом – его принуждают к этому обстоятельства.
Я опять помолчал.
– Если он станет главой, то всему живому в городе – конец… Всё, что сейчас как-то функционирует, он захватит и поставит своих людей… у меня здесь работают мать и отец, и я не знаю, какие у них возникнут обстоятельства, когда к власти придёт Виталий Аркадьевич.
Начальник эту информацию воспринял живо: пример с реальными людьми сделал мои слова ощутимыми. Он поменял положение тела.
– Я убеждён, что договориться будет с ним невозможно.
В глазах мента мелькнул скептический блеск.
– Поставьте себя на его место: вы получили власть над городом, а тут какой-то полицейский не даёт вам развернуться, постоянно ограничивает, вставляет палки в колёса. Что бы вы сделали, если бы были бандитом?
– Я на своём месте, и думать за бандитов не собираюсь. Вы, собственно, с чем пришли?
– Я пришёл вам сказать, что после прихода к власти он заменит всех должностных людей в полиции.
– Его возможности не распространяются на структуры государственной власти. У нас своя структура.
– У нас в государстве всё возможно. Я, по партийной линии, уже знаю такие примеры. Когда я был пацаном, мать была вынуждена работать продавщицей в лотках хозяев, открывавших свой бизнес в нашем городе. Хозяева тогда менялись каждые два месяца. Их крышевали так, что они не выдерживали поборов. Если этот вор сменит людей в полиции, то в городе вообще исчезнет работа, кроме ЖБИ, и цены будут такими, какие захочет поставить Виталий Аркадьевич.
– Что вы от меня хотите?
– Я человек местный, и знаю, что он проходил свидетелем по многим уголовным делам. Человек, находящийся под следствием не имеет права выдвигать свою кандидатуру на выборы. Как раз сейчас, его заявление находится на рассмотрении в комиссии. Как я понимаю, ещё неделю оно там будет находиться точно. Обвинение совсем не обязательно. Достаточно того, чтобы в этот период он находился под следствием.
– Пиши заявление. Я не знаю, осталось ли что-нибудь на него в архиве.
Я встал.
– Простите, но я, пока, ещё жить хочу. Всего доброго. Я вышел из кабинета… Неудача… Возможно, сейчас, пока я спускаюсь по лестнице, он ему уже звонит. Внизу записаны все мои паспортные данные. Вышел на улицу. От животного страха окружающее казалось розоватым. В сторону дома поехал на автобусе. Первый приступ страха прошёл. Остался только быстро работающий рассудок. Сошёл с автобуса, зашёл домой, взял ящик с куклами, вышел, сел в машину и поехал в общагу. Буханка больше ста км/час даёт с трудом. К счастью, довезла. В комнате сходу включил компьютер, засунул ящик в тумбу и набрал об управлении полиции города. Запомнил адрес и фамилию начальника. На выходе из общаги спросил местных, в какой стороне находится нужная улица. Сел в машину и поехал на поиски. Когда подрулил к подъезду, люди в форме уже расходились. Я быстро вошёл в здание, и спросил у дежурного, не ушёл ли ещё начальник. Дежурный в это время кому-то за моей спиной с улыбкой желал всего доброго. Потом молча кивнул на выходящую из двери фигуру. «Такого не бывает»: подумалось мне. Страх выключился, как лампочка. Я стал мягким и клыкастым, как большая кошка.
– Простите пожалуйста.
– Да?
– Буквально пару фраз – на моём лице расцвела улыбка – в нашем городе сейчас выдвигается в местные органы власти крупный бандит, а начальник полиции с ним имеет общие дела, и не хочет поднимать из архива его бывшие замятые дела.
Начальник слушал внимательно.
– Юрий Викторович…
– Ах, вот оно, что..
– Никого сажать не надо. Достаточно, чтобы человек был под следствием для того, чтобы комиссия отклонила его кандидатуру. Я житель этого города. Вступил в партию для того, чтобы попытаться улучшить жизнь людей, а моё партийное начальство одобрило желание этого бандита. Монополия бандита – это капец. На предстоящем переделе никто звёздочек не заработает, так как схватка будет между Юрием Викторовичем и Виталием Аркадьевичем. А то, что очередной полицейский чин оказался втянут в коррупционные разборки станет известно прессе… У нас руководитель ячейки профессиональный журналист. Он этим деньги зарабатывает. Нравится ему это, или – нет, он будет отстаивать бандита. Собственно, дело-то выведенного яйца не стоит. Было бы желание.
– Этот Виталий Аркадьевич может все яйца кому угодно переколотить, насколько я его помню.
– Вот, когда он войдёт во власть, он это и сделает. Простите, пожалуйста, за то, что задержал. Удачи вам на службе.
– Спасибо.
Я развернулся и пошёл к машине. Неопределённо… Поехал в общагу. По дороге купил овощей и пакетиковой еды. Колбаса лежала в холодильнике. В комнате уже был Саня. Я с лёту сказал:
– Привет. Можешь сегодня мне посвятить вечер? Мне очень надо. Нужно съездить ко мне в город и обратно. Я ничего криминального не сделал.
– Давай поедем.
– Я сегодня перенервничал. Сейчас отпустило. Жрать хочу – не могу. Сейчас бутерброды нарежу, и поедем.
– Не торопись. Я тоже перекушу. Едем надолго.
– Я тебе всё в дороге расскажу.
Мы приготовили себе еду, поели и вышли. Я закрыл дверь. В машине я сначала озвучил нашу задачу.
– В нашем городе мы подъезжаем к полицейскому участку, я тебе отдаю свой паспорт, ты его относишь дежурному и говоришь, что нашёл около остановки. Потом мы едем ко мне пьём чай и едем обратно. На следующий день я с работы, проезжая город насквозь, заезжаю в этот участок, пишу заявление об утере, надеюсь, они мне его возвращают, я плачу штраф, и живу дальше, как ни в чем, ни бывало.
– Как-то завёрнуто всё.
– Я ни с кем не делился этой историей потому, что боялся сглазить. История длинная. У нас в городе коррупционная монополия.
– Так сейчас везде.
– Мне пришло в голову разрушить эту компашку. Я, уж, не знаю у кого, где, чей племянник, но весь город, за исключением завода и копеечных дел, повязан людьми мента и бандита. Как только открывается что-то новое, это дело или перекупается, или уничтожается. Эти ухари не учли одну лазейку. Не так давно в нашем городе появилась новая партия. На неё никто не обращал внимания, а я, от безнадёги, обратил. Так как я любопытный и въедливый, то перешарил на компе, всё, что связано с хозяйственной деятельностью партий. Оказалось, что по своей структуре – это кооператив, который ещё поддерживается деньгами государства. Я вступил в эту партию. После получения партбилета я пошёл к бандиту от лица партии с предложением в неё вступить. Всё, что я ему говорил, было самодеятельностью и враньём, но статьи закона были правдой. Я их зачитал и сказал, что через партию есть возможность расширить бизнес за пределы региона. Это тоже, правда. Бандит на это клюнул и вступил, а, так как я через голову своего партийца оповестил об этом начальство в вашем городе, то они на меня решили посмотреть. При встрече я сымпровизировал, и сказал, что у меня есть готовая структура для сбора сырья. Что я могу быть полезен партийцам. Мне пошли навстречу и свели с одним из ваших учредителей. Неожиданно я оказался у вас на работе, хотя у меня в планах этого не было. Поэтому мы сейчас с тобой разговариваем. Я понимал, что, если бандит вступил в партию, то это для того, чтобы быть избранным на ближайших выборах. Всё это время я ждал, когда он подаст заявку. Сейчас это произошло, и утром я пошёл к менту говорить, что ему приходит конец. По моим планам, мент должен был подать на бандита в суд по какому-нибудь старому делу, а находящиеся под следствием быть кандидатами не могут. Сегодняшний разговор с этим начальником провалился. Мент на телефонном перезвоне с бандитом, и считает, что сможет с ним договориться в любом случае. Я не учёл, что в ментовской записывают паспортные данные. Мент заложит меня бандиту, и меня могут грохнуть. Этого бы не хотелось. После разговора с ментом я со страха дёрнул в ваш город и, по случайному совпадению, встретился с нужным начальником этого мента. Позвонит он в наш город или нет, я не знаю. Сейчас ты отдашь паспорт дежурному и скажешь, что нашёл его у остановки. Я разговаривал сегодня, и паспорт потерял сегодня. Менты могли воспользоваться моим потерянным паспортом, а нестыковку в часах дня подменить. Это я буду говорить бандиту… сам понимаю, что такая хрень вряд ли прокатит, но пока ничего лучшего я не придумал, а жить хочется. Может, ты чего посоветуешь?
– Пока, навскид, ничего в голову не приходит… Ну ты и шахматист.
– Я всё детство проголодал. И родители тоже. На пустой желудок ум тренируется отлично. Перестрелки. Гуманитарная помощь. Ты пробовал гуманитарную гречку? По вкусу на лебеду похожа.
– Я не пробовал лебеду.
– У нас в стране по полезным ископаемых – вся Таблица Менделеева, есть все климатические зоны, лес, выход к океанам. Что, нельзя жить по-человечески?
– Ты понимаешь, что богатым можно быть только на фоне бедных? «Достаток» и «достаточно» – однокоренные слова. Когда тебе достаточно – ты живёшь в достатке. Им недостаточно. Они лезут во власть. Давят и воруют. Это наркомания. Они зависимые люди. Я, в своё время, спросил у одного богатея, когда он только разворачивался, почему надо обязательно врать и воровать. Он ответил: «время такое». Они думают, что, чем больше, чем лучше. Совершенно не понимают, что дело в голове, а не в количестве денег и власти.
– Кому от этого легче.
– Это психика. Зомбирование.
– Да это понятно. Только жить под властью зомби, как-то некомфортно.
– Ты же придумал многоходовку.
– Это случайно.
– У тебя случайно интеллект заработал. У кого-то случайно встреча произошла, человек в семье счастье нашёл. Кто-то случайно с учителем познакомился. Жизнь больше власти этих больных, и бытие, которое определяет сознание, по Марксу, больше социалки.
Я через одноклассника случайно в группе цигуна оказался. Занятия показали, что жизнь не такая, какой кажется.
–Ты бы мог и не ходить в эту группу. Если пошёл, значит, был готов к тому, чтобы пойти. Сколько у человека есть шансов, которых он не видит! Каждый бежит, как зашоренная лошадь по своему коридору. Я бы мог, получить работу на этой фарме, пойти учиться и не влезать в пасть, к этому зверью. Характер не позволил. Теперь придётся прятаться. Меня утешает одно: умрут все. В моём положении, это кажется справедливым.
– «Смерть» по-современному – соразмерность. На Востоке умирают при жизни, чтобы проявить в себе неуничтожимое. В православии есть выражение «умереть для греха», а там – умереть для самого себя. Человек заявляет о своей отдельности желаниями и выгадыванием. Вот, когда он умирает для своей отдельности, тогда становится соразмерным всему.
Философствования Сани меня успокаивали. Вечерело. За последнее время я столько раз менялся, что одни и те же дороги виделись как неезженые. Кто я сейчас? Роли приходилось играть без подготовки – на ощущениях. Я даже определить не могу, что я навыделывал от страха. Куклы нервно курят в сторонке.
Вечер прошёл по плану. Саня сдал мой паспорт в отделение. Я предложил заехать ко мне попить чайку, но он отказался. Обратно, действительно, пилить и пилить, а завтра всем на работу. Я сделал всё, что мог. В голову ничего нового не приходило. Всё! – как будет. Страх почти ушёл. Ехали молча, перебрасываясь изредка, фразами о видении жизни. Притирались друг к другу. Забытое приятное состояние, как в детстве. Дружба. Не знаю, будет ли она, но, что-то похожее возникает.
– Ты, что-нибудь о будущем думаешь? – спросил я.
– Не знаю. Мой отец после меда в перестройку экономический закончил, чтобы работу получить. Сейчас начальник участка: и там, и там ориентируется. Ни в продукции, ни в финансовых проводках особенно не надуришь. И потом, он следит, что где в мире появляется. Не знаю, нравится ли ему работа, но семью он, можно считать, вытянул. Я не такой упёртый, как ты. Накатывают обстоятельства, и я иду по струе. Наверное, невольный пример отца.
– У нас в городе без упёртости пропадёшь. Нет таких возможностей, как у вас. Уже половина одноклассников сбухалась.
– Наверное, ты прав.
25
Приехали. Машину оставил у общаги. В комнате сделали себе чай. Саня ушёл в душ. Я в это время поел. Когда Саня вышел, в душ пошёл я. Осадок дня оставался. Мне нужно было сделать ещё одно дело. Под струями воды пытался смыть напряжение дня. Когда вышел, Саня уже лежал на боку лицом к стене, и, возможно, спал. Так, чтобы его не будить, я достал из тумбы ящик, а из ящика нищенку. Выключил свет. Из окна голубоватый свет уличного фонаря заменял собой ночник. Всё было хорошо различимо. Лёг на кровать, поставил куклу себе на грудь и представил лицо Юрия Викторовича. Магия – так магия – вариантов нет. Пошёл надрыв ущемлённости и обделённости. Недовольство своим положением. Сладостная зависть и жалость. Всё это смешивалось в тёмную несправедливость. В озлобленность от того, что всё не так. Открывалось пространство брошенности. Опять всё проходило мимо. Жизнь – там, а здесь упадок, и приближение смерти в дряхлости. Безмолвное звериное «нет». Как будто бы лопнул пузырь. Всё прекратилось. Наверное, на большее у меня не хватило сил. Теперь уж точно – всё. Спать – силы ещё понадобятся.
Утром, ставший привычным, удар по будильнику, завтрак и дорога. Я не знаю, что я делал перед сном. Возможно, всё делалось за меня. Но знал наверняка, что мне надо верить в успех предпринятой попытки. Сегодняшняя вера – это энергетический след вчерашнего действия с куклой. Однонаправленность в беспредельности. Само собой пришло признание факта жизни кукол внутри меня. Они не стали частью моих привычек: они стали моими возможностями. Я превратился в некий трансформер, для которого ящик с куклами стал служить выносным радаром. Если мой план провалился, то и говорить не о чем, но если нет, то действовать нужно быстро. Будем считать, что всё получилось, иначе – свихнуться можно. Проезжая наш город, я заехал в отделение полиции, написал заявление об утере паспорта, получил паспорт вместе с квитанцией об оплате штрафа за утерю, заплатил штраф в отделении банка и поехал дальше. Работа сегодня была не вовремя. Коль уж я сегодня на выезде, то решил использовать своё географическое положение и заехать к Евдокии: тем более, что она мне нравилась без всяких условий. Когда мы встретились, то рассказал ей всё, что я рассказывал вчера Сане с добавлением вчерашнего эксперимента. Евдокия казалась встревоженной. Поставила электрочайник в соседней комнате, и оттуда принесла безликую куклу. Села за стол, поставила куклу перед собой так, что кукла оказалась между мной и ней. Глядя на неё, периферийным зрением она видела меня. Мысленно, я себя похвалил: вчера я делал то же самое, только представлял, а не наблюдал. Сидя напротив нее, я пытался очистить голову от страхов и надежд. «Ты мне не мешаешь», – сказала она – «это глубже». Через какое-то время отстранённым голосом она резюмировала: «Это тебе удалось. Ты не закончил. Будущее не решено. Ты ещё не совершил поступков». Взгляд её потеплел: «давай чайку, что ли, попьём»? Она меня не оценивала. Как же я был ей за это благодарен! Я вскочил, обогнул стол, коротко её обнял и рассыпался в благодарностях. Застывшее напряжение разморозилось в щенячью радость. Евдокия никак не реагировала на мои излияния – давала иссякнуть накопившемуся. Без комментариев налила травяной чай, и я его с большим удовольствием выпил.
Выехав на трассу после отъезда от Евдокии, позвонил Валентину.
– Приветствую. Саша говорит. В прошлый раз вы обиделись на то, что я действовал через вашу голову. Сейчас хочу сказать, что буду оповещать руководство о том, что на Виталия Аркадьевича готовится следствие, чтобы он не смог выдвинуть себя в кандидаты.
– Ты сегодня сможешь зайти? Заеду минут через сорок.
Когда я к нему зашёл, то увидел, что гонора у Валентина – как не бывало – сплошная заинтересованность.
– Ну, что там у тебя?
– Начальник полиции узнал о желании Виталия Аркадьевича выдвигаться, и готовит на него дело. По закону, ведь, человек под следствием не может быть кандидатом.
– Ты это точно знаешь?
– Сам бумаги не видел, но, если не передумает, должен направить в суд. Не в наш, разумеется. Вы тогда оповестите начальство, а я скоро к ним подъеду. Мне нельзя к концу рабочего дня опаздывать, так что, извините. Я подал ему руку, и вышел из кабинета.
Перед сдачей травы на базе приехал в парторганизацию. Меня ждал всё тот же Павел Григорьевич. Специально остался меня ждать, так как в здании уже почти никого не было.
– Ну, привет, неугомонный. Опять у тебя события.
– Здравствуйте. Я точно знаю, что начальник полиции хочет тормознуть Виталия Аркадьевича на выборах. Вот, решится он на это или нет – это вопрос. Пока дело не подано в суд, убеждать его не подавать дело, которое он и так не подал – это сумасшествие. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Этот человек в подчинении у этого начальника, и быть уволенным не хочет. Он даже не знает, что я это вам рассказываю. Не знаю, какие у вас возможности, но надо чётко отследить, когда дело будет подано в суд, и, если такое действительно произойдёт, надо убедить суд не начинать дело, или начать его после выборов. У них на Виталия Аркадьевича всё равно ничего нет, иначе бы он уже давно сидел. Это перестроечные старые дела, по которым он проходил как свидетель. У Аркадьича с начальником наш город поделен, и начальник боится, что Аркадьич его задавит. Он не понимает того, что Аркадьич идёт на выборы, чтобы расширяться, а не давить этого мента: в городе всё равно денег нет. Ну – есть то – что есть. Боюсь, что, если менту удастся Аркадьича остановить, то в городе начнётся такая свара, что это бросит тень на всю партию в нашем регионе.
– М-да, озадачил. Ладно. Спасибо за предупреждение. Будем реагировать по мере сил.
Я открыто улыбнулся.
– Думаю, что, если всё закончится благополучно, то я заслужил обучение за счёт партии.
– Прецедентов не было, но я буду ставить на вид руководству о твоей помощи, и буду говорить о твоём продвижении и обучении для данной деятельности.
– Вот за это искреннее спасибо. А то, как в «Золушке»: «Королевство маловато – развернуться негде». Ну, мне ещё сегодня доработать надо. И за эту работу в фармацевтике тоже спасибо.
Я быстро попрощался и сбежал по ступенькам вниз заводить машину.
Когда пришёл в комнату, Сани ещё не было. Наверное, опять на цигуне. Я зашёл в душ, потом нарезал бутерброды и, дожёвывая их, полез в кровать. Пе-ре-бор. Просто заснуть. Завтра – будет завтра.
26
Пока не узнаю, что начальник подал на Аркадьича, домой не поеду. Проснулся по привычке рано. Лениво наблюдал, не вставая с постели, как Саня готовится к выходу на работу. Идти никуда не хотелось. Все музеи и галереи города прошёл в подростковом возрасте. Выезды с классом, и сам на попутках ездил: раньше с этим было проще. Автобус до сих пор ходит – два раза туда, два раза обратно. В последние недели были такие нервы, что хотелось просто тупо лежать, и смотреть, как шевелится время в движениях занавесок и в тенях от веток на стенах. Саня ушёл. В тишине в комнату вплывали звуки из окна.
От нечего делать, достал безликую куклу из ящика. Я от неё ничего не хотел. Лёг на кровать, поставил её себе на грудь и стал рассматривать с невольной благодарностью и сопричастностью к своим родовым корням. Я держал в руках настоящий пример настоящего прошлого. Время исчезало как математическая величина, и появлялось как череда событий. Вдруг кукла взорвалась пространством. Как будто бы переключился телевизор на новую программу. Моя комната исчезла, и появились серые стены комнаты. В одной из стен – проём с железной дверью. Бункер или тюрьма. На прикреплённом к стене деревянном столе – несколько маленьких кукол из хлебного мякиша. В металлической тарелке разбитая скорлупа от яйца. Слышу, то ли, мой, то ли, не мой голос: «Петрович, яичко бы ещё одно нужно. Прохору Пантелеичу ко дню ангела хотелось бы успеть подарочек сделать. Думаю, он не откажет для подарочка потом распорядиться краски мне для игрушек принести. Из-за двери голос ответил: «Не моё дело знать, что Прохор Пантелеимонович изволит. Вас таких – до выяснений обстоятельств – орава. Ему некогда с каждым валандаться».
– Не каждый подарочки дарит.
Пространство схлопнулось так же, как с ментом. Я лежал замороженный. Кусок показанного фильма демонстрировался насухую: без чувств и мыслей. Кинокамера констатировала факты: то есть, меня выключили, а её вместо меня включили. Я постепенно приходил в себя. Так же постепенно в меня вползал образ Платона, и желание к нему ехать. Была уверенность в том, что мне начали показывать причину всей этой истории, которую я заварил. История началась ещё до революции, и я, каким-то боком, был к ней причастен. Опять пришло ощущение, что я – не я. Какой-то произвольный образ приравнял себя к самому себе, и стал называть себя буквой «я». Снова исчезла опора, но я стал к этому уже привыкать. Волков бояться – в лес не ходить. Хрен с ним – со всем. Лучше не жить, чем жить, парализованный страхом. Набрал Платону. Он ответил. Я сказал, что подъеду через пару часов. Пошёл заводить машину.
Неубиваемая лучезарность. Сундук у него, что ли, на участке закопан?
– Как жизнь? – спросил Платон.
– Жизнь под угрозой – в шутливом тоне ответил я.
– Это – как?
– Пытался стравить начальника нашей полиции с нашим главным вором. Результат неизвестен. Если не получилось, то вор может прибить.
– Зачем это тебе?
– Чтобы разбить монополию. Город загибается. Я же не из-за работы всё это затеял. Работа – побочный продукт этой свары.
– Жарко. Пойдём в дом. У меня от Евдокии немного травы есть. Смешаем с нормальным чаем. У тебя голова постабильней станет.
Вошли в дом. Я сел. Пока Платон ставил чайник, насыпал, смешивал и засыпал смесь в чайник, я рассказал, что со мной сегодня произошло. Сказал, что считаю это началом моей истории, и спросил, как это может быть.
– Как я слышал, в роду себя повторяет каждое четвёртое поколение. У тебя эта арифметика не сходится. Судя по всему, это представитель пятого отстоящего от тебя поколения. Ты – первое поколение, значит, твой прадед – четвёртое. Этот человек во взрослом состоянии жил до революции. То есть, он прапрадед, в лучшем случае. Но в твоей истории не обязательно повторяться. Нереализованная мечта какого-то представителя рода становится чертой характера этого представителя, и подсознательно передаётся детям в скрытом не проговорённом состоянии. Дети, как ты понимаешь, несут данную черту дальше по поколениям, и это формирует характеристику рода. «Мечта» – это одно из названий невыполненных задумок. Нереализованность может быть названа по-разному, но смысл ты уловил. То, что ты закрутил, при помощи этих кукол, никому и во сне бы не смогло присниться. Тебе не приходило в голову, что куклами можно пользоваться для разных целей? Ты поставил на карту свою жизнь. Думаешь, это в порядке вещей?