до самой небьей тверди коммуну утвердя. Наш флаг меж звезд полощется, рабочью власть растя. Мы – летчики, мы – летчицы, рабочих и крестьян!
НАЧАЛО.
Сначала разведчики размахнулись полукругом. За разведчиками – истребителей дуга. А за ними газоносцы выстроились в угол. Тучи от винтов размахиваются наугад. А за ними, почти закрывая многоокий, помноженный фонарями небесный свод, летели огромней, чем корабельные доки, ангары – сразу на аэропланов пятьсот. Когда повороты были резк_и_, – на тысячи ладов и ладков ревели сонмы окружающих мастерских свистоголосием сирен и гудков. За ними вслед пошли обозы, маскированные каким-то цветом седым. Тихо… Тебе – не телегой _о_б земь!.. Арсеналы, склады медикаментов, еды… Под ними земля выгибалась миской. Ждали на каждой бетонной поляне. Ленинская эскадрилья взлетела из-под Минска… Присоединились крылатые смоляне… Выше, выше ввинчивались летчики. Совсем высоко… И – еще выше. Марш отшумел. Машины – точки. Внизу – пощурились и бросили крыши. Проверили. Есть – кислород и вода. Ед_у_ машина в минуту подавала. И влезли, осмотрев провода и привода, в броню газонепроницаемых подвалов. На оборону! Заводы гудят. А краны мины таскают. Под землю от вражьего газа уйдя, бежала жизнь заводская.
ПОХОД.
Летели. Птицы в изумленьи глядели. Летели… Винт, звезда блестит в темноте ли? Летели… Ввысь до того, что – иней на теле. Летели… Сами себя ж догоняя еле, летели. С часами скорость творит чудеса: шло в сутки двое сполна; два солнца – в 24 часа; и дважды всходила луна. Когда ж догоняли вращенье земли – сто мест перемахивал глаз. А циферблат показывал им один неподвижный час. Взвивались, прорезавши воздух весь. В удушьи разинув рот, с трудом рукой, потерявшей вес, выструивали кислород. Врез_а_лись разведчики в бурю и в гром и, бросив громовую одурь, на гладь океана кидались ядром и плыли, распенивши воду. Пловучей миной взорван один. И тотчас все остальные заторопились в воду уйти, сомкнувши брони стальные. Всплывали, опасное место пройдя, стряхнувши с пропеллеров капли; и вновь в небосвод, пылающ и рдян, машин многоточие вкрапили. Летели… Минуты… сутки… недели… Летели. Сквозь россыпи солнца, сквозь луновы мели летели.
НАПАДЕНИЕ.
Начальник спокойно передвигает кожаный на два валика намотанный план. Все спокойно. И вдруг – как подкошенный, камнем – аэроплан. Ничего. И только лучище вытягивается разящей ручищей. Вставали, как в пустыне миражи, сто тысяч машин эскадрильи вражьей. Нацелив луч, истребленье готовящий, сторон с десяти – никак не менее – свистели, летели, мчались чудовища – из света, из стали, из алюминия. Качнула машины ветра река. Налево кренятся по склону. На правом крыле встает три «К», три черных «К» – Ку-клукс-клана. А ветер с другого бока налез, направо качнул огульно – и чернью взметнулась на левом крыле фашистская загогулина. Секунда. Рассмерчились бешено. И нет. Исчезли, в газ занавешены. На каждом аэро, с каждого бока, как будто искра – в газовый бак, два слова взрывало сердца: «Тревога! Враг!»
АЭРОБИТВА.
Не различить горизонта слитого. Небо, воздух, вода – воедино! И в этой синеве – последняя битва. Красных, белых – последний поединок. Невероятная битва! Ни одного громыханийка!! Ни ядер, ни пуль не вижу мимо я – только винтов взбешенная механика, только одни лучи да химия. Гнались, увлекались ловом, и вдруг – поворачивали назад. Свисали руки, а на лице лиловом – вылезшие остекленелые глаза. Эскадрильи, атакующие, тучи рыли. Прожектор глаз открывает круглый – и нету никаких эскадрилий. Лишь падают вниз обломки и угли. Иногда, невидимые, башня с башнею сходились, и тогда громыхало одно это. По старинке дрались врукопашную два в абордаже воздушные дредноута. Один разбит, и сразу – идиллия: беззащитных, как щенят, в ангары поломанные дредноуты вводили, здесь же в воздухе клепая и чиня. Четырежды ночью, от звезд рябой, сменились дней глади, но все растет, расширяется бой, звереет со дня н_а_ день. В бою умирали пятые сутки. Враг отошел на миг. А после тысяча ясно видимых и жутких машин пошла напрямик. В атаку! В лучи!! – Не свернули лёта. В газ!!! – И газ не мутит.
