Владимир Александрович Быков
Заметки конструктора
Возраст человека при прочих равных возможностях почти однозначно характеризует его поведение: юношеские утопические мечты, притязания взрослого мужа, осторожность и недоверчивость умудренного опытом старца. Поэтому было неплохо бы любителям цитирования гениев помнить это и более критично к нему относиться. Можно набрать чего угодно в защиту и правых, и левых, и центра. Правда не только по данному критерию, а и по другим известным причинам, но столь же устойчивого плана, свойственного человеческой натуре. Тем не менее генеральная философская концепция все же определяется возрастом автора. Примеров, подтверждающих сказанное, сколь угодно много.
Вот, что писали Маркс и Энгельс в пожилом возрасте: «История так же, как и познание не может получить окончательного завершения в каком-то совершенном идеальном состоянии человечества. Совершенное общество, совершенное государство это вещи, которые могут существовать только в фантазии». Разве приведенное может как-то корреспондироваться с их юношеским Манифестом или с наивным рассуждением Энгельса о предпосылке перехода к социализму: «Пока нельзя производить в таких размерах , чтобы не только не хватало на всех, но чтобы еще оставался избыток продуктов для увеличения общественного капитала и дальнейшего развития производительных сил, до тех пор должны всегда оставаться господствующий класс…и другой класс бедный и угнетенный.... Теперь уничтожение частной собственности стало не только возможным, но даже совершенно необходимым». Про те-то времена 150-ти летней давности, когда не производили, наверное, и сотой доли того, что производим сейчас. А ведь природа человека его желания, устремления были тогда точно такими же, как и сегодня.
А что провозглашали Ленин и его команда в предреволюционный и первый послереволюционный период, и как они преображались под давлением возраста, практического опыта и действительности?
Поистине представления о жизни совсем разных людей по складу и характеру намного ближе друг к другу, чем они же одного человека в разном его возрасте и положении в обществе. Они буквально вытаскивают из человека все младоглупости и в тем большей степени, чем с большими личными притязаниями и амбициями он их воспринимал и провозглашал в свои активные годы.
Поразительна и константность воспоминаний пожилых людей (автор тут при всем его старании – не исключение). Из поколения в поколение в них передается одна главная мысль: раньше (в молодости) было лучше, чем теперь. Были мечты, планы, одержимость, здоровый авантюризм, бескорыстие. Кажущаяся картина происшедших заметных изменений, а на самом деле на фоне медленной эволюции – неизменная повторяемость природной человеческой сущности.
А поскольку общественные формации есть продукт человеческой деятельности, то и они столь же уверенно подчинены цикличности. Рождение и неизбежность смерти. Но этика последней по отношению к социальным структурам требует своевременного признания несостоятельности той, что подошла к такому рубежу. Своевременного признания, и прежде теми, кто стоит у власти и упрямо ее использует.
Наш век не зря называют веком информации. Рациональная его организация определяется в большой степени законом передачи информации и ее эффективности, а он, как ни странно, является изумительнейшим эквивалентом физического закона Ома, на основе которого действуют электрические цепи. При последовательном подсоединении цепи к источнику тока общее ее сопротивление есть сумма сопротивлений отдельных элементов. Десять лампочек, подсоединенных таким образом, каждая из которых в отдельности могла бы гореть в полный накал, еле тлеют, не светят и даже не греют. Отказ хотя бы одной прекращает работу остальных.
При параллельном подсоединении сопротивление цепи резко уменьшается, ток течет в полную силу и, при достаточной мощности источника, каждый из потребителей работает сам по себе и практически не реагирует на то, в каком состоянии в это время пребывают остальные – крутятся ли наполовину, отключены или вовсе вышли из строя. Наша социалистическая система была построена по принципу последовательного соединения, последовательной многоступенчатой передачи информации как сверху вниз, так и обратно. Отрицательные ее последствия проявились в полном соответствии с законом Ома. Особая абсурдность такого построения имела место в партии, иерархическая структура которой насчитывала до 10 последовательных ступеней: от первичной организации группы до ЦК Союза – через цех , завод, район, город и т. д. По такой цепи нормально сигналы не идут: они перевираются, искажаются и теряются. В стратегическом плане эффективного движения общества вперед подобная структура – нонсенс. Однако это не означает, что она была придумана совсем бессознательно. Нет. На то имелся свой интерес.
Общество, нам противостоящее и основанное на принципах природной естественности, было построено на параллельных структурах с минимальным количеством промежуточных связей. Потому особое развитие оно получило именно сейчас в эпоху информатики, сделавшейся таким же товаром, как и любой другой продукт.
Можно вспомнить еще об одной группе более фундаментальных законов, выполняющихся даже в микроскопическом мире атомов. Речь идет о законах сохранения энергии, импульса и электрического заряда. Суть их в том, что в замкнутой системе, т. е. такой системе, на которую не действуют внешние силы, не исчезает и переходит лишь в другой вид энергия, сохраняется постоянным полный импульс и сохраняется равным нулю суммарный электрический заряд. Указанные законы не могут полностью распространены на живой организм в их точной количественной интерпретации и тем не менее в качественной характеристике воспринимаются вполне корректно и подтверждаются развитием мировой цивилизации. Давно признано, что российская социалистическая революция оказалась хорошим архимедовым рычагом, подвинувшим часть мира в сторону увеличения его положительного потенциала. Как же он распределился в целом? На основании законов сохранения можно утверждать, что сколько от революции потеряли на определенный момент одни – столько приобрели другие. Полный импульс общественной системы Земли остался неизменным. Наш отрицательный заряд скомпенсирован был такой же величины положительным. Мы как бы потерлись своим могучим, но дурным хребтом о лоснящуюся от жира шкуру более толкового существа. Еще более катастрофические результаты мы получили от революционной перестройки и последовавшей за ней контрреволюции. Как всегда вполне мирной по акту ее проведения, но сверх грандиозной по более поздним ее отрицательным последствиям для нас и так же сверх , но с обратным знаком приобретениям для западного мира. Да и внутри нашей собственной подсистемы не происходило ничего иного. При общем снижении ее импульса низведенные до нищенского равенства потребности большинства оказались перекрыты непомерными и никем не контролируемыми благами. Сначала партаппаратной верхушкой, затем спекулянтами, а теперь уже прямыми ворами и грабителями «ничейного» госимущества.
Законы сохранения действуют тут во всю свою мощь, и если бы творцы – преобразователи знали их ( как и другие здесь упомянутые и еще не названные) и хотели применять, то жизнь можно было бы обустроить значительно рациональнее. Неплохо знать и всем остальным.
Я перебрал только те законы, что первыми пришли мне в голову, в том числе некоторые из широко уже применяющихся в области серьезных, а не надуманных социальных исследований.
Любые обещания скоропалительных изменений за счет разного сорта структурных изменений, есть утопия. Вопрос не в них, не в новых движениях, а в общем уровне подготовленности общества к преобразованиям и в соответствии первых вторым. К сожалению мы своими революциями лишь замедляем его подъем.
Игра человеческих желаний и страстей не исключена. Они катализатор прогресса. Однако порождаемые ими дела нелишне соразмерять с законами природы. «Проверка алгеброй гармонии нужна даже для величайших умов, но она особенно нужна для очищения атмосферы науки от болтовни».
История человечества, все умственные потуги его гениев ни на йоту не приблизили нас к истокам законов природы, действующих в мире и определяющих жизнь. Похоже, во всей вселенной одинаково. Именно поэтому ее мыслящая часть – это человечество – как начала, так и продолжает жить с помощью веры и Бога. В каком облике последний им представляется – не имеет значения.
Порожденные законом борьбы идеи, которые по тем же причинам выдавались людьми за глобальные, чуть ли не определяющие социальные построения – пылинка в безграничном мире существования. Истина бесконечно сложна и поэтому не может быть ни абсолютной, ни окончательной. Новое привлекает нас актом рождения, своей молодостью, но оно подвержено старению, как всё в жизни, и должно стать немощно-бесполезным, чтобы умереть и дать дорогу другому.
Масса людей, абсолютно далеких от философских учений, в своей обыденной жизни не только в ней почти одинаково ориентируются, но и достаточно точно оценивают суть вокруг них происходящего, оценивают значительно ранее и вернее многих чудаков с их идеями перестройки человеческого общества, выдаваемых последующими поколениями, таких же одержимых, за гениальные личности только потому, что они обладали определенным умением, позволившим им оставить после себя написанные труды. А люди, их пропагандирующие, были от природы способны к бессовестной лжи и угодничеству.
Мир бесконечен и, вероятно, законы его неизменны, во всяком случае мы находимся сейчас только на стадии их познания, а не изменения. Человечество осознало много явлений, но не установило до сих пор ни одной причины, не ответило ни разу на вопрос: Почему? Оно объясняло, расширяло свое понимание и дальше будет продолжать то же самое, но никогда не поймет, почему так, а не иначе устроен мир.
События, происходящие вокруг нас, имеют как бы две формы их проявления. Одну – обращенную к нам, воспринимаемую нами чисто внешне в рамках существующего и осязаемого нами мира, и вторую – скрытую, обращенную в глубинный мир причинных связей.
Ошибка многих проистекала из неправильной оценки существующего как чего-то противоестественного в данный момент, хотя оно само по себе уже являлось абсолютно необходимым в силу реальности существования. Необходимым даже только из-за одного того, чтобы быть подвергнутым критике и через нее обеспечить критикующим проявление своего Я. Чтобы взявшим эту критику на вооружение броситься в борьбу за переделку и изменение на свой лад этого «противоестественного». Здесь двойственность происходящего. С одной стороны – как чистого продукта проявления Я, пропагандирующего правильность происходящего, очевидную только для сподвижников столь же зараженных этой идеей. С другой – как объективную закономерность, скрытую от нас в недрах причинных связей. Их можно устанавливать, изучать, анализировать, но зачем? Будем лишь констатировать.
Природа Земли замешана на ее исходных генеральных составляющих и потому она такова, какова есть. Основной принцип, на котором, построен ее мир – борьба и цикличное изменение всего существующего: рождение, становление, расцвет, старение и смерть. Отсюда, пропаганда достижения полного благополучия, полного идеала, а тем самым жизни вне борьбы – просто глупость. Борьба имеет как бы две формы своего проявления. Первая – естественная – не вызывает нашего ни возмущения, ни неудовольствия хотя и выражается чаще всего в самом «зверском» поедании одним другого. Вторая – катастрофическая – вызывает всплеск (скачок) на кривой эволюции, причиной которого служит отклонение системы, превышающее некую среднюю норму допустимых возмущений упомянутого естественного процесса борьбы. Необъяснимое сочетание любви, заботы, взаимопомощи по отношению к своему близкому, родному на одном полюсе и беспощадная борьба на другом. Борьба, основанная на разрушении либо гибели чужого, инородного и старого. Чем сложнее форма живого, тем более широкий круг охватывает себе подобных на первом, и тем изощреннее и масштабнее становится борьба на втором.
В развитии всего живого, как и в развитии общественных форм, действуют некие предопределяющие обстоятельства – запрограммированное природой стремление к всемерному расширению проявления любым существом своего Я. Человек относится к нему часто отрицательно и тем не менее ничего не может сделать, чтобы приостановить свой бег ко все разрушающему концу.
Все проявляют свою суть. Человек раб своей сущности, а она есть следствие его возможностей, данных от природы и других внешних, может быть случайных, обстоятельств его жизни: воспитания, окружения, эпохи. Он знает, что смертен, прекрасно понимает бессмысленность, ничтожность своих страстей и деяний в океане вечности, но тем не менее действует. Почему? В этом (частном, не глобальном, почему?) и содержится, кажется, ответ на все вопросы известной нам истории человечества: именно природная тяга к деятельности заставляет индивида эксплуатировать способности и, в зависимости от масштабности последних, буквально навязывать окружению свое Я во всем его прекрасном и преступном многообразии. Человек играет самого себя и это ему ничего не стоит.
Вл. Солоухин с недоумением писал о прогрессе невероятном, неправдоподобном, фантастическом. От каменного топора к водородной бомбе, авиалайнеру и космическим полетам, а фактически к благам, которые антиприродны и человеку вроде совсем не нужны. Почему же тогда он к ним так стремится? Да потому, что не только человек, а даже самое малое живое настроено природой на могучее стремление к упомянутому проявлению и становлению своего Я. Один из кожи лез сделать паровоз, другой самолет, ракету. Эйнштейн не удержался в подкрепление своей теории предложить срочно изладить атомную бомбу. Да и я сам со своими коллегами также только и делали, кажется, всю жизнь, что двигали, пробивали свои идеи, спорили и доказывали что-либо этому человечеству.
Задача мыслящего существа не в том, чтобы остановить движение вперед, а, видимо, в наиболее оптимальном его обеспечении. Но пока было всё совсем не так, как хотелось бы.
На протяжении всей истории человечества ученые и философы, настроенные по своим природным качествам, своему характеру на волну доброты, не безуспешно обращали в свою веру подавляющее большинство честных людей. И чем больше им это удавалось, тем с меньшей затратой сил другая часть, может менее знающая и менее способная, но более хитрая и жадная, захватывала власть и, пользуясь ею, уже по расчету, взывала к тем же идеалам добра и заботы о ближнем. Эта почти вечная проповедь милосердия и т. п. благородных деяний, совмещалась всегда с насилием и беспардонным ущемлением любой самостоятельности человека, как только она хотя бы в малой мере направлялась против существующей власти меньшинства.
Жизнь – борьба с неуклонным повторением ее природного алгоритма постоянства, изменяемого только внешне. Как разнообразная окраска не меняет сути петуха, так и чисто внешние атрибуты жизни, прикрываемые классовой терминологией, не могут изменить законов природы. В социальных системах роли распределяются не по классовой принадлежности, а в соответствии с природными характеристиками людей, их способностями, желаниями и увлечениями. Поэтому, надо полагать, фактическая структура различных по классовому признаку систем ничем не отличается друг от друга. Везде от царя до палача – полный набор, который в общем виде сводится к четырем группам. Власть. Ее поддерживающие и ее использующие в своих интересах. Работающие, т. е. создающие духовные и материальные блага, с прослойкой недовольных борцов за свободу, справедливость и отстаивающих право на проявление своего Я. Бунтари, из числа одержимых жаждой власти, просто аферистов и «гигантов» мысли, одухотворенных наивным представлением о возможности преобразования мира на основе очередной придуманной и потому с жаром авторского Я отстаиваемой еще одной новой теории социального совершенства. Есть еще группа – явные бандиты и воры, но здесь не о них речь. Философия это не концепция жизни. Авторское представление о ней. Всеобщей концепции нет. Есть философия конкретного человека, удобная, выгодная, приятная для него и его единомышленников или жаждущих взять ее на служение в своих целях.
Историю делают массы; ее делают личности. Есть ли здесь противоречие? Нет. Первые ее делают в плане стратегическом, в плане эволюционного движения мира; вторые – в плане местных катаклизмов, в виде краткотечных всплесков на этой плавной кривой движения. Так кто же она историческая личность? Что писала, о чем думала и как принимала решения? Не увлеклись ли мы чрезмерно размышлениями и разными сочинениями на данную тему?
Историку нужны факты, документы, слова сказанные и записанные. Он смакует их и с гордостью пишет сегодня свою «документально» подтвержденную историю. Но есть история, основанная на правде и простоте жизни. Ей нужно знать только одно: где и кем интересующая нас личность была в истории, к какой группе она принадлежала и какие при ней результаты имели место. Политик есть политик, и судить о нем надо не по написанному им, а только по делам. Палач не может быть добрым или злым. Он палач, он продался дьяволу.
В истории нет ничего противоестественного: ни страшного, ни мрачного, ни радостного. Она такова, какова есть. В описании ее непозволительны эмоции. Там, где они – нет истории. Она не должна писаться родственниками и друзьями ее создателей, а тем более самими авторами. Для ее объективной оценки – требуется время. Ведь для ее выводов важны не только прямые последствия тех или иных событий, но и второй и третий слой. Как она будет написана, если, например, установим, что мы оказались отброшены в своем развитии на сотню лет назад? Или, наоборот, если, после кажущегося кое-кому 70-летнего застоя, семимильными шагами ринемся вперед? Правда, последнее едва ли возможно. Авторский пессимизм? Нет. Только трезвая оценка действительности, без которой невозможно какое-либо маломальское движение к лучшей жизни. Решающим для всякой идеи – утверждал С. Цвейг – является не то, как она осуществляется, а что по существу в ней содержится. Не что она собой представляет, а что она дает.
Так что не нужно впадать в авторскую увлеченность Д. Волкогонова, на страницах 6-ти томов втолковывающего читателю свои представления о том, что думали и почему принимали те или иные решения Сталин, Троцкий и Ленин. Да, впрочем, дано ли Д. Волкогонову, как и другим простым смертным, влезть в голову людей, одержимых вождизмом, неуемным желанием и, главное, способностью оставить след в «большой» истории? Да и вообще кому нужны домыслы по поводу раздумий великого человека? Не что человек думал, а что было решено и даже не решено, а как претворилось в жизни. Не почему, а что получилось – вот критерий оценки исторической личности. Что она думала – проблема психологов и литераторов, а не историков.
Возьмем того же Сталина. Кем только из историков и политологов не обкатывалось якобы ошибочное его поведение в июне 41 года, повлекшее за собой крупное поражение вначале войны. И, кажется, только один Гебельс задал себе элементарный вопрос: а что было бы – опереди Сталин Гитлера и начни ту войну первым? Разве исключено, что при таком раскладе вместо антигитлеровской коалиции мы не получили бы … антисоветскую? Зачем гадать? В истории за Сталиным останется победа, как бы не хотелось некоторым сегодня живущим умалить его в ней значение. Как все происходило и сколько при этом погублено жизней – никого серьезно интересовать не будет, и тем более, что в истории, к сожалению, жизнь людей цены, кажется, никогда и не имела. Смерть страшна лишь конкретной личности и ее ближайшему окружению.
Человек в своих суждениях, особенно в экстремальных условиях, почти всегда однобок, усматривает одну сторону медали, видит одни плюсы или минусы, по крайней мере, в обосновании какой-либо собственной позиции. Об исторической личности, вне упомянутого настроя, довольно часто можно удовлетворенно без возмущения читать только то, что было или будет написано лет через сто, а то и через все двести после ее смерти.
Нужно ли поэтому драматизировать историю и тратить столько усилий на установление поведенческих атрибутов, например, Ленина и Сталина? И разве можно оправдывать или, наоборот, охаивать уже случившиеся и ставшие историей действия людей (да еще государственных) чем-то от них услышанным или ими написанным? Действительная подоплека их деяний канула в вечность. Есть свершившиеся события и совершенно неважно, следствием каких побуждений, каких соображений той или иной личности они явились. Многих из нас они не устраивают, не соответствуют нашим ожиданиям. Но если исходить из приведенного выше постулата о необходимости всего свершившегося, то можно придумать даже кое-что в оправдание. Революция (о которой черносотенец Пуришкевич говорил, что "безумства семена дадут нам рабства всходы" – крайне злой прогноз, но, к сожалению, соответствующий, тому, что случилось в нашей стране) перевернула весь остальной мир, сделав его более свободным, обращенным к человеку, его потребностям и желаниям. Итог здорового соревнования двух систем и отказа одной из них от "теоретических" догматов.
Теория в философии совсем не то, что в области естествознания, где выводы ее вечны. Они могут уточняться, но не отменяться. В философии же нет раз и навсегда завоеванных позиций, а есть непрекращающаяся словесная и, часто, весьма некорректная борьба вокруг фактически одного и того же. Теория здесь рано или поздно становится просто фактом. Она блеф, громким своим названием рассчитанный на солидное обращение людей в нужную веру. В противовес настоящей теории она сильна только будучи подкрепленной властью, т. е. силой.
В философии не теория, а констатация свершившегося либо априорное утверждение будущего. Либо такое же, вне опыта и строгого доказательства, авторское представление о предмете. Она отражает сущность человеческой натуры, ее направленность и потому тенденциозна, как бы не хотелось ее автору быть или, по крайней мере, представлять себя объективным. Главное в философии – цель исследования, которой подчинено все остальное: и средства, и метод. В ней обосновывается как бы уже заранее придуманный, нужный ему конечный вывод.
Представления, которые доказательно корректно не могут быть нами доведены до числа и формулы, вероятностны. Только цифра и формула содержат в себе однозначную информацию. Слово и фраза, как бы мы не ухищрялись, никогда таким свойством не обладали и не будут обладать. В них всегда интуитивность либо неопределенность, недосказанность, неточность. Кстати, это нужно иметь в виду, дабы не бросаться по каждому пустяку в бессмысленный спор и критику. В словесной информации важна общая авторская концепция, ее направленность, в пределах которых возможны (допустимы) любые уточнения, дополнения и ограничения.
Теоретизирование в философии – это гимн апологетике, педантизму и догматизму. Сегодня в ней нет ничего нового. Всё повторяется, как повторяется жизнь. Новое лишь в новом сочетании слов. Гегелевская хитрость разума или необходимость объективной закономерности всего происходящего в мире.
Истина (в смысле, как нечто правильное) хороша сама по себе и не требует многотомных доказательств, не требует и просто доказательств. Любое ее разъяснение и обоснование – есть элементарное словоблудие. Однако, подчеркиваю еще раз, истина относительна, ибо нет истины, приемлемой для всех. Точно так же, как есть своя правда для каждого человека в отдельности, соответствующая его природе, характеру и положению.
И здесь должен быть поставлен только один из главнейших вопросов философии – вопрос о пределе естественного, дозволенного обществом проявления каждым его членом своего Я, о границе между тем, что можно и чего нельзя. Та мина, на которой подорвались многие, мечтавшие переделать и построить мир на идеализированном ограничении природных потребностей человека, превращении его в некий оторванный от жизни и всего живого «абсолют».Смысл же рациональной организации заключается в стремлении к некой ее оптимизации; минимуму энтропии живого мира и борьбе против тех элементов, деятельность которых ориентирована на ее увеличение. Успешность решения такой задачи будет определяться не системами, не глобальными философскими концепциями, не нравоучительными проповедями и призывами к дисциплине, сознательности, добру и милосердию (действующими не на тех, для кого они предназначены), а только высокой внутренней нравственностью большинства людей, естественно настроенных на волну созидания. Эти черты – продукт времени, общей культуры, понимания природы живого, законов существования и борьбы.
Человек должен стремиться к активному устранению всего негативного, а не к религиозным мечтаниям о прекрасном будущем на земле или (что более хитро) рае на небе, пропагандируемые отдельными его собратьями в чисто эгоистических целях. Он живет сегодня и ему незачем беспокоиться о будущем. Это дело следующих поколений. Человеку нужно биться за оптимизацию сегодняшней жизни. И не через новую все обещающую революцию, а путем подъема сознания, в подавляющей массе людей, до уровня полного игнорирования и неприятия пошлой болтовни и демагогической защиты существующего порядка, как только он становится не соответствующим идеалам большинства и собственного Я.
Мы хорошо усвоили формулу – бытие определяет сознание. Ею предопределяется зависимость второго от первого. Формула консервативна и направлена на сохранение и защиту существующего бытия, каким бы оно не было. Движение вперед формируется сознанием и на самом деле бытие, прежде чем им стать, должно быть выбито у социальной системы через сознание, через понимание и желание перемен. Поэтому бытие в своем исходном виде есть продукт сознания, а не наоборот. Тысячелетний спор между идеалистами и материалистами – не что иное, как простое порождение человеческого ума: либо хитрого политика и шарлатана, либо наделенного даром сочинительства кабинетного философа.
Можно по разному относиться к основоположникам научного коммунизма. Снова спорить о марксизме: жив он или умер и что в нем правильно и неправильно и, в зависимости от настроя, снова дергать, только другие веревочки, и вытаскивать из него угодные слова и фразы. Благо, за долгую жизнь, их главного и прочих авторов, было написано немало. Но разве в этом дело при рассмотрении такой фундаментальной философии.
Можно было доказательно десятилетиями петь ему аллилуйю, можно написать огромный труд с многочисленными цитатами из других известных трудов и доказать убогую ограниченность Марксовой формулы Т – Д – Т или Д – Т – Д, а можно, и будет достаточным, сослаться на одну фразу Дж. Лондона «Злодеяния богатых и сильных совершаются в бешеной погоне за влиянием и властью». Вся философия битвы человека в двух словах и никакого тебе многотомного движения капитала.
Власть проявляет себя как мощное, определяющее борьбу живого, свойство человеческой натуры. Власть во всем. От желания стать во главе государства или шайки бандитов – до стремления быть первым в той или иной области жизни и знания, приказывать и затверждать, заставлять себя слушать и восхищаться. Даже заумнейший спор между Сократом и Калликлом о правде жизни – обычное упражнение ума – есть своеобразная форма власти над людьми.
Способы обретения власти не имеют границ, но непременный ее атрибут – ложь, в лучшем случае недоговоренность, сокрытие полной информации. Власть и демагогия – две страсти человеческой природы, неразлучно связанные между собой. Желание, характер, природные наклонности человека лишь толчок к власти. Движение к ней как бы предопределено: слово здесь будто только для того и дано, чтобы иметь возможность представить свету в придуманно-приглядном виде то, чего она добивается. Впрочем, действия простых людей и мотивы их точно таковы, как и поступки людей, «творящих» историю. Меняется только оркестровка и размеры оркестра. Давайте посмотрим на это не предвзято. Прежде всего будем исходить из результатов, а не собственной личностной оценки субъекта, к ним стремящегося.
Мы не должны придавать значения мотивации Ленинского лозунга «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим», а только конечному итогу, по которому он – откровенная ложь. Мы не должны были по тем же причинам умиляться Б. Ельцину по поводу его многочисленных жизненных весьма красивых и правильных концепций, а также многократных обещаний скорых изменений, ибо это были заявления, а не дела, когда почти всё оказалось своей противоположностью и остановилось не только движение к обещанному, но и прекратились разговоры о нем. Причем я даже уверен, что человек в его годах не мог так говорить без внутренней убежденности, но это лишь моя вера. Факт есть факт, и нам нет дела по каким причинам он свершен.
О том, что человек создает ореол определенной убежденности в правоте своих поступков, известно многим. Вот как очень точно и честно писал по данному поводу известный организатор производства бывший президент компании Форда. «Всякий раз, как я втягивал кого-либо в свою команду, я испытывал некоторое чувство вины. Чтобы привлечь этих людей, мне приходилось лгать самому себе. Если бы я был предельно честен, мне следовало бы сказать всю правду: «Держитесь подальше отсюда, вы себе представить не можете как плохо здесь обстоят дела». Но это сказать им я не мог. Мне приходилось говорить лишь то, что, как я сам отчаянно надеялся, окажется правдой». У Ли Якокки получилось, но могло стать и ложью.
Разве кто-нибудь уходил с ответственного поста, признавшись в своей слабости и несостоятельности? Нет, он прикрывал уход разногласиями с начальством, творимыми ему препятствиями, отсутствием условий. Разве кто-нибудь в спокойной обстановке, пока еще не «заведен», сказал другому, что он его выгонит, засадит в тюрьму за противодействие, за критику? Нет, он придумает нечто из общепринятого, притянет какую-либо статью, подобьет на то своих единомышленников. Дело, шитое белыми нитками, почти очевидное для всех, но все же «почти», а не совсем, и есть основание для подобных действий. Ведь и Сталин, думаю, ни одного из лично ему известных не отправил на тот свет совсем «без вины». Истинная же причина наказания прикрывалась толстым слоем демагогии и фальши. Разве, перейдем к злободневным проблемам наших дней, за призывами об ускорении рыночных реформ, как прямого средства быстрого достижения чего-то народу полезного, не скрывалась ложь? Разве все заявления власти и обещания ею благ от приватизации не такая же ложь? Разве они не похожи на раскритикованную в свое время вдоль и поперек крестьянскую реформу 1861года? Не ложными являлись заявления о некоей будто стабилизации рубля во времена, когда государством и коммерчески-спекулятивными структурами, сколотившими миллиардные состояния, гарантировались 200% годовые доходы на вложенный капитал? И не ложью является то же сейчас, когда идет массовое расхищение общественного имущества, повсеместно на несколько месяцев задерживается выплата зарплаты и по-прежнему ничего не делается для главного в укреплении рубля – роста производства? Разве кто-нибудь из стоящих у руля его сказал нам, что повышение цен на их продукцию проистекает из-за сокращения объемов? Нет, они с невинным видом объясняют его ростом цен на энергоносители, материалы, ссылаются на дядю, а не на собственные упущения. Разве не врал главный приватизатор Чубайс, объясняя честное происхождение своих миллиардных доходов, созданием им какого-то фонда? Будто неведомо нам, что все эти фонды были основаны на генеральном их принципе построения и функционирования – властном грабеже государственного имущества. Разве без ведома государства, без его участия состоялось массовое МММ-овское ограбление трудящихся? И вообще, разве не лгут некоторые господа, акцентируя наше внимание на одних минусах критикуемого и только плюсах предлагаемого? Ведь отлично известно, что ничего подобного нет в жизни и позитив с негативом превосходно уживаются в любом явлении, предмете, человеке?
