Виктория Воронова
Двуликие
30.
Ярослава зашла в свою квартиру и без сил упала на скамеечку в прихожей. У нее хватило сил сдерживать слезы в машине, пока ехала сюда – не хотела смущать своими истериками водителя и выносить сор из избы. Почему-то именно Ярославе было стыдно, что муж ей изменяет.
Когда, бросив папку на стол Егора, Ярослава выскочила из кабинета, ей казалось, что лучше всего сейчас сбежать из этого здания и запереться у себя в квартире, чтобы никого не видеть и не слышать. Затем в голову закрались сомнения – а не обманула ли ее та женщина? На добрую самаритянку она совсем не похожа. Ярослава решила дождаться Егора и поговорить с ним.
Усевшись в кресло в коридоре, девушка достала телефон, проверила почту, написала несколько сообщений. Через некоторое время на этаже остановился лифт, оттуда вышел Егор и направился к себе в кабинет.
Ярослава пошла следом за мужем. Зайдя в приемную, увидела, что дверь в кабинет плотно закрыта. Подслушивать нехорошо, однако удержаться иной раз очень сложно. К разочарованию девушки, звукоизоляционные свойства двери были на должном уровне – ни одного слова из кабинета руководителя услышать не удалось.
Тогда Ярослава села на диванчик в приемной и засекла время, дав себе зарок ждать не более 5 минут. Если женщина соврала, значит, сейчас вылетит из кабинета. А если не вылетит, значит, правду сказала.
Однако прошло пять минут, затем десять, но из кабинета никто не выходил. Ярослава чувствовала себя собакой, которая сидит у двери в магазин и ждет хозяина. Девушка подошла к двери, подергала ручку, кабинет оказался закрытым изнутри. Это была последняя капля. Развернувшись, Ярослава пошла к лифту, стараясь не зарыдать в голос от обиды. Она чувствовала себя бесконечно оскорбленной. Стараясь сохранять спокойствие, Слава спустилась в холл офисного здания, прошла через стеклянные двери и вышла на улицу. Она старалась сосредоточиться на каждом действии, чтобы отвлечься от того, что произошло наверху. Назвав водителю адрес, попросила его до завтра за ней не приезжать. Подумав, добавила, что позвонит, если машина понадобится. Ярослава не была уверена, что найдет в себе силы вернуться завтра в дом Егора.
Дома, просидев в прихожей полчаса, Ярослава наконец-то сняла с себя пальто и обувь, и прошла в кухню. Вскипятила чай, достала из буфета засохшее печенье и принялась его грызть, не чувствуя вкуса. Такой же безвкусной ей казалась теперь ее жизнь. Несколько дней счастья – неужели цена им долгие годы, если не десятилетия, жизни с человеком, для которого ты ничего не значишь? Разве это справедливо? Еще не успев начать супружескую жизнь, оказаться в ситуации, в которой некоторые женщины оказываются гораздо позже. Карма, что ли, у нее такая? Кому-то Ярослава успела изрядно насолить то ли в этой жизни, то ли в предыдущей.
Вдруг девушка вспомнила, что оставила телефон в кармане пальто. Пришлось встать из-за стола и пойти в прихожую. Вынув телефон из кармана, Ярослава увидела пропущенные звонки от Егора. Разговаривать с ним ей больше не хотелось – она не хотела ничего выяснять, все и так было совершенно ясно. Слава отключила телефон и закрыла двери на все замки. У нее не было сил ни на уборку, ни на разговоры, ни на размышления. Следуя совету героини известной книги, она решила подумать обо всем завтра. Раздевшись и умывшись, она отправилась в спальню, расстелила постель и, закопавшись в одеяло, уснула крепким сном.
Ярославу разбудил жуткий грохот и топот ног. Ничего не понимая спросонья, она уселась на кровати и уставилась на Егора, который стоял в дверях комнаты и внимательно смотрел на нее. У него за спиной стояло еще двое людей, девушке показалось, что она их уже видела где-то. Слава закуталась в одеяло и охрипшим голосом спросила:
– Егор? Ты здесь как оказался? У тебя разве есть ключ?
– Ключ-то у меня есть, только толку от него нет, раз ты дверь на внутреннюю задвижку закрыла. Пришлось сломать твою дверь. С тобой все в порядке? Почему ты не открываешь дверь и не отвечаешь на телефон?
– Как сломать? С ума сошел?! Я не хотела тебя видеть, вот и не отвечала. Уходи, я сегодня останусь здесь.
– Со сломанной дверью? Нет, не останешься. Мы поедем к нам домой и там спокойно все обсудим.
Егор сверлил Ярославу отчаянным взглядом. Затем он подошел и сел рядом на кровать.
– Егор, это не мой дом, теперь-то уж можешь в этом признаться. Дом нашего ребенка – возможно. Но не мой. Не понимаю только, зачем было лгать?
– Славушка, то, что ты сегодня видела – это все неправда, Тамара умышленно ввела тебя в заблуждение.
Ярослава горько усмехнулась:
– Так вот как ее зовут, оказывается. А то я даже не поинтересовалась, как зовут любовницу моего мужа. Неловко получается, она меня знает, а я ее нет. Ну что ж, теперь знакомы.
– Она мне не любовница. Ну, то есть была когда-то. Но это до тебя было! Мы расстались давно уже, только ей, как оказалось, все неймется.
– Вы расстались, и поэтому она сбросила с себя трусы и лифчик в твоем кабинете. Какие высокие отношения! Я, наверное, никогда не пойму столь высоких чувств. Долго же вы сегодня выясняли, в какой позе расставаться сподручнее.
Егор легонько потряс Славу за плечи:
– Слава, перестань ерничать! Между мной и Тамарой сегодня ничего не было!
– Сегодня? А вчера? Где ты был всю ночь? Господи, я уже как истеричная жена с двадцатилетним стажем – интересуюсь у мужа, где он был ночью! Егор, мне кажется, что нам надо подумать, как мы будем жить дальше. Знаешь, я думала, что я могу закрыть глаза и притвориться, что я не знаю о существовании этой женщины. Но у меня не получилось и я не знаю, как быть дальше. Я не смогу жить так, но и ребенка не смогу оставить. Наверное, нам надо….
Тут Егор закрыл Ярославе рот ладонью, а затем прижал ее к груди.
– Замолчи, Славка, пожалуйста! Я все объясню, горе ты мое луковое! Ничего не было у меня с Тамарой, ни вчера, ни сегодня. Я даже доказать могу – могу запись с камер показать, хочешь? Мы разговаривали с Тамарой достаточно долго, мне нужно было получить от нее кое-какую информацию. Это ведь она мне тогда той отравы подлила – думала, что приворотное зелье вернет меня к ней. Я в тот день ездил к ней, оказывается дважды – в первый раз, когда сказал ей, что между нами все кончено. И во второй раз, когда понял, что оставил у нее свой телефон. Вот тогда она мне и подлила эту дурь.
Помолчав немного, Егор продолжил:
– А вчера я всю ночь был на заброшенной базе – мы там целую подпольную лабораторию накрыли. Там и Андрей, и Михаил Артемьевич были, они оба могут подтвердить. Я только на рассвете оттуда уехал, раньше никак не получалось. Я тебе смс писал.
– Я видела, но я подумала, что…. – Тут Ярослава опять захлюпала носом.
– Что я с Тамарой? Ну зачем она мне нужна? У меня теперь ты есть. – Егор еще крепче прижал к себе жену.
– Она сказала, что тебе меня мало, я же всего-о-о лишь челов-е-ек. – Славка то заикалась, то хлюпала носом. Егору было ее так жаль, он не знал, как успокоить жену. Может, валерьянки ей сто грамм плеснуть? Нельзя, наверное. Надо будет как-нибудь на досуге поинтересоваться у Михаила Артемьевича.
– Ну все-все, успокойся! Слышишь?! Тебе вредно волноваться, тем более что повода для этого нет на самом деле.
Егор гладил Ярославу по спине и чувствовал, как она потихоньку успокаивается. Почти перестали трястись плечи и стихли всхлипы. Тут она внезапно подняла лицо и посмотрела в его глаза своими серыми глазищами.
– Егор, а если ты встретишь свою предназначенную пару? Что будет со мной и нашим ребенком? Ты разведешься со мной? Ведь про предназначенные пары – это правда. Мне об этом не только эта твоя каланча Тамара говорила.
Егор улыбнулся.
– И кто это таким болтливым оказался?
Ярослава насупилась:
– Не скажу, я свои источники информации не сдаю.
– Ясно. Ну что я могу сказать? Про предназначенные пары – это чистая правда.
Увидев, что Ярослава опять собирается заплакать, Егор торопливо продолжил, смеясь:
– Но я уже встретил свою пару. Вот смотрю на нее сейчас и думаю: сейчас по заднице отшлепать, чтобы не слушала никогда незнакомых людей или до дома дотащить и там начать воспитательный процесс? Там, конечно, удобнее… Но уж очень у меня руки чешутся.
Слава хлопала глазами и, не веря своим ушам, смотрела на Егора.
– Отомри, Ярослава Степановна! И прости меня за мой идиотизм. Я со всеми этими событиями совсем забыл, что ты человек и потому не знаешь ничего о предназначенных парах.
Тут Егор показал Ярославе свою ладонь, по которой струился необычный узор, похожий на татуировку. Синяя и красная линии сплетались в причудливую вязь, в центре ладони образуя круг, напоминающий древний восточный символ инь-ян.
Ярослава зачарованно смотрела на узор. Почему она его раньше не замечала?
– А у меня почему такого нет? Или такое только у мужчин бывает?
– Вообще-то у женщин тоже, но это у амбиморфов. Ты человек, у тебя все немного по-другому. Кто знает, может и проявится еще. Главное, что он есть у меня, значит, сомнения отпадают – мы с тобой пара. Славка, даже если бы он вообще не появился, я бы тебя все равно себе забрал!
– Что это еще за «забрал»?! Я же не вещь, чтобы меня забирать, я живой человек. Или это у вас так принято? Ты уж мне сразу все расскажи, чтобы я дурой не выглядела. Кстати, я сегодня странного мальчика встретила в поселке, он с женщиной гулял, кажется, ее Ольга зовут. Это ведь его я за чудовище приняла?
– Да, это он. Ты не переживай, он не опасен. Он совсем ребенок, понемногу привыкает жить среди цивилизованных существ.
– Что ты! Я и не боюсь его совсем. Так жаль мальчика. Интересно, что с его родителями стало?
Егор не стал ничего пока рассказывать Ярославе о том, что они обнаружили на территории заброшенной базы. Сегодня ему доложили, что в лесу нашлось еще несколько захоронений, как свежих, так и довольно старых. Некоторые трупы принадлежали совсем еще маленьким детям, было и немало взрослых. Содержимое найденных тетрадей сейчас изучалось Михаилом Артемьевичем – необходимо было выяснить, какие именно эксперименты проводились над людьми и амбиморфами. Как только появится ясность в этом вопросе, можно будет назначить какое-то лечение.
Все это его жене пока знать необязательно. Чего доброго расстроится еще, милосердная душа, бросится в клинику помогать несчастным детям. А беременной женщине совсем ни к чему видеть детей в таком состоянии. И без нее помощников предостаточно.
Егор помог Ярославе собраться, лично застегнул все пуговицы на ее пальто, нахлобучил на голову шапку и скомандовал:
– Едем домой! Ты и Тимофея решила бросить, как меня? Он, наверное, нас потерял уже.
– Я не хотела бросать, мне просто надо было побыть в одиночестве, подумать. Ой, Егор, а как же дверь-то?!
– Об этом не беспокойся, дверь сегодня новую поставят. Я оставил человека приглядеть за твоей квартирой. Ох, Славка, и беспокойная ты женщина! Все время в бега норовишь податься. И чего тебе дома-то не сидится? То на работу ей приспичит, то в бега.
– Не надо меня провоцировать и я стану спокойной женщиной!
– Ладно-ладно! Учту на будущее. Только ты мне пообещай – прежде чем сбежать в очередной раз, поговори со мной о возникшей проблеме, не доводи мужа до инфаркта. Я сегодня чего только не передумал, пока дверь ломал. Уже не чаял тебя живой увидеть. Ты знаешь, Слава, мы ведь однолюбы, уж если нашли свою пару, то все – это на всю жизнь. Я ведь говорил тебе, что развода не будет. А если, не дай Бог, тебя не станет, то и меня в тот же день не станет – я просто от тоски сдохну. Так что ты себя береги, иначе наш ребенок круглым сиротой может остаться.
– Тьфу на тебя! Чего такое говоришь-то?! И не думала я над собой ничего такого совершать, просто перенервничала, вот и уснула крепко. Еще и телефон выключила.
Так, в шутку переругиваясь, доехали до «Райского». Внезапно пошел снег, он падал крупными хлопьями и вокруг было тихо-тихо, как будто весь мир замер в предчувствии чего-то, что должно вот-вот произойти.
Тимофей, задрав хвост трубой, вышел встречать хозяев. Ведь каждый уважающий себя домашний кот знает – всё в порядке только тогда, когда все домочадцы собираются дома, вместе балуются чаем с плюшками, обсуждают прошедший день, угощают котов. В такие моменты Вселенная становится чуточку менее хаотичным и чуточку более уютным местом.
31.
Проснувшись, Егор почувствовал, что жены рядом нет. Сон слетел с него в одно мгновение, ну и где ее носит опять?
– Славка! Ты куда подевалась опять?!!
Дверь ванной комнаты открылась и оттуда вышла Ярослава.
– Егор, ты чего орешь-то?! Напугал меня до икоты. Здесь я. Уже и выйти на минутку нельзя.
– Это ты меня напугала, скоро неврастеником с тобой стану. Иди-ка сюда, нечего там стоять.
Егору хотелось снова ощутить Ярославу рядом с собой – ее теплое мягкое тело, запах волос. Хотелось прикасаться, гладить, нюхать и многое-многое другое. Этим он и собирался заняться в ближайшее время. Всю ночь он доказывал жене свою любовь и в ответ получал то же самое, душа растворялась в щемящей нежности, когда Егор смотрел на свою мышку. Хотелось заграбастать ее в свои объятия, укутать собой, подмять под себя, чтобы никого больше не видела, кроме своего мужа и ласкать до полного ее изнеможения, пока не провалится в сон. Все так и произошло после того, как они вчера вернулись домой. Но недурно было бы с утра продолжить.
А может, и на работу не ходить? Ну не рухнет же там без него всё за один день? Скажется больным, это чистая правда – он болен своей женой. Болен безнадежно, хронически, на всю оставшуюся жизнь. И не собирается лечиться, ему и так хорошо.
Раньше у него жизнь какая была? Обычная. Вроде бы все у него было, а оказывается, самого главного-то и не было. А он этого даже не понимал, жил своей половинчатой жизнью и думал, что так и должно быть. А Славка возьми да и переверни всю его распланированную холостяцкую жизнь с ног на голову. Не думал, не гадал, что мышка его парой окажется. Жизнь теперь красками заиграла – стала ярче, объемнее, полнее и осмысленнее. Ему один человек с плохим зрением когда-то давно рассказывал, как терял зрение год за годом незаметно, понемногу. А когда совсем невозможно стало жить и работать, решился все-таки на контактные линзы, очки-то он стеснялся носить, да и неудобные они. Надел и понял, что все эти годы он постепенно терял не только четкость изображения, но и яркость красок – теперь они были настолько сочными, что поначалу бедняге казалось, что он оказался в какой-то виртуальной реальности.
Егор, усмехаясь, схватил жену за руку и потянул на себя. Та, не успев сориентироваться, оказалась лежащей на груди Егора.
– Егор, ты же на работу опоздаешь.
– Я начальник, имею право.
– Хорошо быть начальником, наверное.
– Не жалуюсь. А теперь помолчи-ка!
Егор впился поцелуем в губы Ярославы, долго терзал их, но все не мог насытиться, отпускал на мгновение, чтобы дать жене вдохнуть воздуха и снова целовал.
Но одних поцелуев было мало. Егору нужно было всё – вся Ярослава до последней клеточки, до последнего атома. Он перевернул жену на спину, задрал сорочку, которую та успела на себя зачем-то нацепить и, раздвинув ее ноги в сторону, резко вошел. Выдохнул, посмотрел на жену внимательно, на ее расширившиеся зрачки, на учащенное дыхание, и начал двигаться, все быстрее и быстрее, унося ее с собой в вихре удовольствия.
Некоторое время спустя, оба потные и расслабленные, так и уснули, не выпуская друг друга из объятий.
Через пару часов раздался звонок – Михаил Артемьевич сообщил, что, благодаря записям с базы, имеет теперь уйму полезной информации и не прочь поделиться ей с Егором.
Как ни жаль было уезжать от жены, через час, приняв душ и выпив кофе, Егор выехал в клинику. Дело не требовало отлагательства, еще не все было понятно в этой истории. Дети, эвакуированные с базы, нуждались в лечении и опеке, опеку он им организует – многие бездетные члены Рода с удовольствием возьмут пострадавших детей на воспитание. А вот с лечением и реабилитацией могли возникнуть проблемы. Впрочем, пока рано об этом говорить. Надо послушать, что по этому вопросу скажет Михаил Артемьевич.
Подъехав к клинике, Егор отправил смс жене:
«Люблю. Я в клинике у М.А. Сорочка утром была лишней».
32.
Сегодня клиника была похожа на какую-нибудь бюджетную районную больницу – семь палат были под завязку заняты пациентами, по коридорам носились врачи и младший медперсонал. Мимо Егора, вытаращив глаза и не замечая ничего вокруг, пролетела какая-то медсестра, волоча за собой штатив для капельницы.
Егор хмыкнул. Весело тут у них. Впрочем, неудивительно – эта больница никогда не видела столько пациентов. Мужчина заглянул в одну из палат – трое подростков-амбиморфов сидели на кроватях. Их жуткие деформированные запястья были привязаны к спинкам кроватей. Время было обеденное, поэтому в палате находились две медсестры и кормили пациентов с ложечки.
Одна из медсестер оглянулась, чтобы посмотреть, кто вошел. Увидев Егора, смутилась:
– Здравствуйте, Егор Васильевич! Вот видите, приходится привязывать мальчишек. Иначе буянить начинают.
Тут в палату вошел Михаил Артемьевич.
– Вот ты где! – кивнул он Егору. – Я увидел твою машину в окно, дай, думаю, погляжу, где ты застрял.
Затем доктор мотнул головой в сторону пациентов:
– Видишь, дикие совсем. Будем потихоньку приручать. Ни говорить не умеют, ни есть с помощью приборов. Только из миски лакать.
– Не удалось выяснить, как они там оказались, на этой базе? Если их похищали, то почему никто не заявлял о похищении детей?
– Пойдем ко мне, там поговорим. Не будем нервировать мальчишек, пусть спокойно пообедают.
В кабинете Михаил Артемьевич достал два стакана, бутылку виски и тарелку с уже нарезанным сыром и мясом. Видать, готовился к долгому разговору.
– Ты знаешь, Егор, я всегда был нелестного мнения об Олеге. Но никогда не думал, что тот может оказаться такой мразью. Жаден, мелочен, непорядочен – это да. Но то, что я узнал сегодня…. Даже если ты ему десять публичных казней устроишь, никто против и слова не скажет.
Тут доктор помолчал, размышляя, с чего начать.
– Этих детей никто не похищал, они родились там. Они никогда не видели ни семьи, ни дома, ни доброго к себе отношения. Для Быстрицкого они были всего лишь расходным материалом. Эти оказались самыми крепкими. Те, трупы которых мы нашли в лесу, не выдержали издевательств.
– А их родители?
– Почти все мертвы. Те, которые живы, вряд ли теперь способны выполнять родительский долг – они безумны, совершенно недееспособны.
Егор почувствовал, как его душит ненависть к этому уроду Быстрицкому. Ничего, он ему устроит феерический уход в забвение. А еще лучше оставить двух мерзавцев – Быстрицкого и Антипова в живых и заставить наблюдать, как их наследники подвергаются точно таким же издевательствам, как чьи-то невинные дети. Точно, так он и поступит. А убить он обоих всегда успеет. Смерть будет слишком легким наказанием для двух уродов.
– Есть шансы, что их удастся реабилитировать?
– Мы попробуем. Попытаемся применить методики, которые обычно люди применяют для лечения наркомании. За результат поручиться нельзя, но, возможно, удастся добиться хотя бы какой-то ремиссии. С детьми сложнее – многие патологии у них врожденные, полностью самостоятельными и полноценными членами общества они, скорее всего, никогда не смогут стать. Но если кто-то возьмет над ними опеку и будет присматривать и заботиться, можно будет добиться неплохих результатов – во всяком случае, я на это надеюсь.
– Этот вопрос мы решим. Зачем Быстрицкому вообще понадобился такой масштаб действий? Только для того, чтобы меня сместить?
– Нет, не только. Препарат не сразу вызывает синдром «одичания». А вот зависимость приходит со второго приема. Чем сильнее амбиморф, тем сильнее сопротивление организма. Вы с Андреем сильные, поэтому и реакция была такой – агрессия, повышенное либидо, потеря памяти. Быстрицкий предполагал, что так будет. У более слабых амбиморфов реакция несколько иная – эйфория, так же повышенное либидо и необычайная ясность сознания. Обычно, чтобы начать деградировать, требуется постоянно принимать эту дрянь где-то в течение полугода-года. Эксперименты они проводили так же на беременных женщинах-амбиморфах и людях, чтобы выяснить, как реагирует организм на препарат.
– Но если бы у кого-то пропала беременная пара, тут бы такой шум поднялся!
– В том-то и дело, что женщин – и двуликих, и людей похищали в то время, когда они еще не были беременны. Ты же видел, что в клетках содержались и мужчины.
Егора чуть не стошнило, он почувствовал, что желчь подкатывает к горлу. Заметив его состояние, Михаил Артемьевич налил ему полстакана виски и заставил выпить.
Кажется, желчь откатила назад.
– Они их заставляли…
– Да, под действием препарата и у тех, и у других возникало желание совокупляться – иначе это и не назовешь, поскольку в таком состоянии да еще при длительном приеме остаются только самые примитивные базовые инстинкты.
– А человеческие женщины?
– Они пострадали больше всего – препарат действовал не так явно, как на амбиморфов, некоторые просто не пережили насилия, некоторые умерли во время беременности или родов. Медицинскую помощь никому, как ты понимаешь, не оказывали.
– У детей тоже зависимость?
– Думаю, да. Даже если они не принимали препарат сами, его принимали их родители во время зачатия и беременности. Значит, все они входят также в группу риска. Кстати, не все дети, родившиеся там, амбиморфы. Есть и человеческие дети. Видимо, Быстрицкий хотел расширить рынки сбыта и экспериментировал, чтобы создать наркотик, вызывающий у людей те же реакции, что у амбиморфов.
– Вам не кажется, что на Быстрицком эта цепочка не заканчивается? Родственничек не шибко-то умен для организации подобной аферы.
– Я уверен в этом. Думаю, нужно его потрясти, как следует. В одном из дневников он пишет о каком-то безымянном партнере. Имени нигде не называет, но можно с уверенностью утверждать, что его партнер – человек, и человек довольно высокопоставленный.
Михаил Артемьевич замолчал, он вертел в руках полупустой стакан, вид у него был очень усталый и какой-то растерянный.
– Наверное, это очень хорошо, что я никогда не мог понять логику таких подонков, как Быстрицкий и его подельники. Ведь их не назовешь нищими людьми, которые готовы взяться за любое грязное дело, лишь бы на кусок хлеба заработать. Твоего родственника нищебродом не назовешь. Куда ему еще денег?
– Ему не столько деньги нужны (хотя и они тоже, конечно), сколько меня прищучить. Я у него как бельмо в глазу, он все своего ненаглядного сынульку пытался пристроить на хлебное местечко с незапамятных времен. А тот дебил дебилом, прости Господи. Как он его в дело не побоялся взять, ума не приложу. Теперь обоих ждет веселая жизнь – мы их принесем в жертву науке. Будут на своей шкуре изучать все нюансы действия того дерьма, которым кормили других. Сначала сыночка нашпигуем, папаша пусть наблюдает. А когда младший кони двинет, тогда и папашина очередь придет.
Михаил Артемьевич, помолчав, ответил:
– Ты в своем праве, Егор. Думаю, это справедливое наказание.
– Лучше будет, если все будут знать – наказание неизбежно, неотвратимо и соответствует совершенному злодеянию. Хотя, родственники жертв со мной бы поспорили – они бы предпочли каждый остаться один на один с подонком. Но их много, а Быстрицкий один, на всех не хватит. Как проходит опознание найденных в лесу тел?
– Пока опознано процентов десять. С людьми проще – у них медкарты хранятся в базе, доступ к ним получить легче легкого, во многих есть отпечатки пальцев, зубов и т.д. Опять же, паспорта биометрические. С амбиморфами тяжелее – многие в больнице ни разу за всю жизнь не были, не с чем сравнивать. Да и с момента легализации всего десять лет прошло. Ну про это лучше Андрея спросить – он занимается этими вопросами.
– Все понял. Михаил Артемьевич, а приходите к нам сегодня в гости вечером? Давно не были, в последний раз еще до нашей с Ярославой свадьбы.
Доктор улыбнулся, морщинки под глазами делали его лицо хитроватым, как-будто он знал какой-то секрет. Таким его Егор и помнил всю жизнь. Когда родителей не стало, доктор заменил Егору отца. После автокатастрофы, унесшей жизнь родителей, Егор долго не мог прийти в себя, хоть и был к тому времени уже взрослым мужчиной. Загулы, заброшенный бизнес, посланные далеко и надолго друзья – это далеко не все, чем отличился Егор в ту черную полосу своей жизни.
– Михаил Артемьевич, приходите. Славка такие пироги вкусные готовит, язык проглотить можно. Она будет рада вас видеть.
