Виктор Емский
Шмордонские войны
– И вы не владеете этой информацией, господин Крокозябл?
– Я тоже слышал об этой туманности, – ответил банкир, – но считал рассказы о ней космическими байками.
– Ну, хорошо. Поставлю вопрос следующим образом: может ли представлять для нас опасность эта темная туманность во время ведения войны?
– Нет, – заявил Филер. – По словам контрабандиста – расстояние до нее очень большое и регулярного сообщения с ней не существует.
Император задумался.
В эту секунду Филер вдруг заметил, как шевельнулась портьера в углу кабинета. Барон пригляделся и увидел торчавшее между двумя шторами ухо. Филер приподнялся над стулом, встретился глазами с императором и указал взглядом на портьеру. Шмор посмотрел в ту сторону, сделал успокаивающий жест и тихо встал с места. Из вазы с фруктами, стоявшей на столе, он взял в руку яблоко, тщательно прицелился и резко бросил его в портьеру. Яблоко с чмокающим звуком впечаталось точно в ухо и за портьерой раздался визгливый крик. Шмор в два прыжка оказался перед шторами, сунул руку в складку и спустя секунду вытащил на свет божий своего собственного сына. Тот прижимал руку к уху и кривился от боли.
Император, оглядев наследника с головы до ног, отвел штору в сторону и вышвырнул гениального стратега из кабинета. Где-то в глубине помещения послышался звук кубарем падающего тела; видимо, там была лестница.
Шмор Тринадцатый вдогонку крикнул:
– В следующий раз запущу вслед чугунной гирей!
Император с довольным лицом вернулся к столу и Крокозябл сказал ему умильным голосом:
– На вас похож, ваше величество. Вспомните, как отец спускал вас с этой лестницы за то же самое.
– Да уж, – согласился Шмор и бодро продолжил, – завтра с одной из верфей господина Крокозябла сходит корабль нового типа и новой серии. Эта серия называется – шморолет. Тип – истребитель. Корабль данного класса меньше крейсера, но больше челнока. Скорость – не угонится никто. Первый шморолет назван «Клинок». Вот на нем я и отправлюсь. Со мной будут: барон Филер, господин Крокозябл и Вискерс (позже). Лорд Надолб займет место на бомбоносце «Империя» и станет командовать флотом от моего имени до соединения шморолета с остальными кораблями. Ни у одной сволочи не должно возникнуть подозрения, что я нахожусь в другом корабле. Экипаж бомбоносца пусть считает, что я расположился в бронированной каюте и командую оттуда. Мой позывной – «Стилет». Приказы будете получать от меня в зашифрованном виде по фотонной связи.
Лорд Надолб и барон Филер напряглись, пытаясь ничего не пропустить из речи императора. Крокозябл принялся разглядывать свои короткие пальцы с обгрызенными ногтями. Вдруг у Филера возникло ощущение, что портьера опять шевельнулась. Он посмотрел внимательно, и на секунду ему показалось, будто в складках материи блеснул чей-то любопытный глаз. Но портьера застыла, и барон подумал, что его обмануло зрение.
– Итак, – тем временем говорил император, – кто мне может сказать правду о якобы золотой Тринадцатой планете?
– Правды никто не знает, – ответил Крокозябл. – Грузовые джанкеры караванами доставляют что-то на Слякоть. Они плавно входят в атмосферу и разгружаются там, где все время идет дождь. Полицейские джабли днем и ночью висят над этим районом. Место постоянно затянуто тучами и мои корабли, пролетая над ним, ничего не видят на поверхности планеты. Но эхолоты показывают, что большая площадь Слякоти покрыта металлом (луч отражается). Средства массовой информации круглосуточно кричат о богатстве, свалившемся на головы джаппурцев, но те почему-то не стали лучше жить. Разработки на Тринадцатой планете ведут наши соотечественники – шпионы, пойманные властями Джаппурии и приговоренные к каторжным работам. Но связаться с ними не удается, так как руководит там Джек Баламут, кстати – хоть и недалекий, но весьма способный молодой человек.
Крокозябл замолчал и опять уставился на свои пальцы.
– А каковы условия, при которых мы будем удовлетворены? – вдруг спросил банкир. – Ну, я хотел узнать: какую выгоду мы желаем получить от этой войны? В смысле – что считать победой?
– Победой будем считать то, что получим, – ответил Шмор. – Поскольку мы до сих пор о противнике знаем крайне мало, станем действовать по обстоятельствам. Четвертая Гвардейская эскадра должна блокировать Тринадцатую планету. Остальные силы лорд Надолб распределит между четырьмя обитаемыми. Прервем все сообщения, предложим сдаться и посмотрим, что они нам ответят. Десантные операции не производить без моего разрешения. Кстати, сколько людей находится на Тринадцатой планете?
– Неизвестно, – ответил Филер.
– Сегодня вы, Надолб, летите к Черной звезде и выводите флот к границе Джаппурии. Мы отправимся сразу к точке встречи с Четвертой Гвардейской эскадрой. Там устроим смотр боевым силам и сразу начнем действовать. Совещание закончено.
Шмор встал и все поднялись со стульев. Вдруг со стороны одной из стен раздался кашель. Заседатели повернули головы и на одном из диванов увидели сидящего пропистора Инквизита.
Слуга божий произнес:
– Я же говорил, что не хочу отдыхать! А план у вашего величества хороший. Я сегодня же буду молить бога об успешном его воплощении и своим писторам прикажу делать то же самое.
Пропистор встал и важной походкой направился к выходу из кабинета.
Шмор, сжав от злости челюсти, процедил, обращаясь к Надолбу:
– Адмирал, вот вам на флагманский корабль еще один член экипажа. Будете под божественной защитой воевать. Свяжитесь с капитаном «Быстрого», пусть подождет, пока вы Его Преподобие на борт доставите.
Пропистор, услышав слова императора, резко ускорил шаги.
Заметив это, Шмор крикнул:
– Взять его!
Пропистор побежал. За ним рванули Надолб с Крокозяблом, а затем и сам император. Филер же никуда бежать не стал. Он смотрел в дальний угол кабинета, где портьера опять начала предательски колыхаться. Тем временем охотники настигли жертву в коридоре, и началась возня, сопровождаемая воплями.
– Ваше Преподобие, извольте пройти со мной! – требовательно звучал голос лорда Надолба.
– Не хватай меня, солдафон! Мослы свои убери, барыга! – орал пропистор.
– Тащите его скорей! И чтоб не трепал языком по дороге!
– Прокляну! Бог проклянет! Не трогай бороду!
– Ах ты, божественная харя! Лягается, сволочь…
– Ай, кусается! Ваше величество, выдайте ему свой фирменный подзатыльник!
Послышался звук мощной затрещины.
– Ах, так?! Я вам устрою такую победу в войне, что век не забудете!
– Устраивай! Лишь бы языком не тарабанил!..
Шум стал удаляться. Филер тихо подошел к портьере, протянул руку и резким движением сдвинул штору в сторону. И тут же отпрянул, невольно испугавшись выпученных от страха глаз Шмореныша.
Моргнув, наследник престола жутким голосом прошептал:
– Филер, слушай сюда! Если сдашь меня – в случае поражения в войне мой папаша, согласно семейной традиции, покончит с собой. Я тогда стану императором и сразу же закатаю тебя в бомбу памятника Шмору Великому! А если папаша победит, я все равно когда-нибудь приду к власти и обязательно закатаю тебя туда же! Живого или мертвого… Не сдавай меня, пожалуйста: – и он вдруг расплакался.
Филер, постояв немного перед ревущим наследником, задвинул портьеру на место, развернулся и пошел к выходу из кабинета.
Джаппурия. Сочи
Морс оставил в шморовозе все лишнее, включая свой портфель с шморофоном. Переодевшись прямо в салоне, он вышел на Центральный пляж Джяна одетый лишь в плавки, шорты и майку. Премьер-министр даже не стал обуваться в шлепанцы, решив, что после «Фестиваля подледной рыбалки» на Дубаре босым ногам пойдет на пользу горячий песок лучшего сочинского пляжа.
В багажнике шморовоза нашлось старое, но чистое полотенце, принадлежавшее водителю, и Морс, расстелив его почти у самой воды, сбросил с себя шорты с майкой, разбежался как следует, и плюхнулся в теплые воды Бархатного моря.
Наплававшись вволю, Премьер-министр вылез на берег и растянулся на полотенце, блаженно закрыв глаза. Время подходило к обеду, и потому пляж был полупустым, что еще больше радовало Морса. Кроме того – в плавках его никто не узнавал, и это было дополнительным фактором комфорта, от которого настроение продолжало улучшаться. А что? Разве Премьер-министр не человек? Он тоже имеет право на отдых.
Вообще-то он прилетел сюда для того, чтобы посмотреть на презентацию новой машины, которую начали производить заводы Джаппурии. Назвали аппарат джамовозом и прочили ему большое будущее, так как он считался конкурентом шмордонским машинам. Поговаривали, правда, что на самом деле джамовоз является копией шморовоза, но поскольку между двумя государствами не существовало договора об авторских правах, на претензии Крокозябла можно было наплевать.
До начала презентации было еще далеко, и Премьер-министр решил не спешить.
Лежа на пляже, Морс неторопливо думал о делах. План Джема был интересен, но однобок. Премьер-министр не сомневался, что теперь Баламуту удастся убедить шмордонцев в том, что золото на Тринадцатой планете действительно есть. Но ко второй части плана Морс испытывал недоверие. Он, конечно, распорядился и сто гектаров трясины на Слякоти покрыли тонким слоем полиэтиленовой фольги. Но что дальше? Торговые корабли Крокозябла-старшего как нарочно крутились возле Слякоти, облетая ее по всякому, типа – это самый короткий курс. Наверняка их приборы засекли появление якобы металлического пятна на поверхности планеты. Но, опять-таки, что дальше? Оставалось только ждать.
А если Шмор Тринадцатый бросит все силы своего флота на захват Тринадцатой планеты? Он ее, естественно, захватит. И успокоится на этом? Вряд ли…
Течение спокойных мыслей Премьер-министра вдруг нарушилось тенью, упавшей на его лицо. Морс открыл левый глаз и с неудовольствием увидел торчавшего над собой человека причудливой внешности. Последний был гладко выбрит и одет в фиолетовые майку с шортами. Правая рука его сжимала длинный посох, а на поясе висела пристегнутая ремнем к животу большая жестяная банка с прорезью в крышке. Морс чуть повернул голову и перед носом его оказались ноги человека, обутые в громадные кирзовые сапоги того же фиолетового цвета. Эта обувь, странно смотревшаяся на пляже, была покрыта сетью маленьких дырочек (чтоб ноги не потели).
Настроение Морса тут же испортилось. Перед ним стоял обычный сви́стон.
И судя по цвету его одежды, принадлежал он к церкви Дважды Грохнутого Бога. Религия, проповедуемая свистонами, разбилась на две конфессии. Разница между ними была только в названиях. Одна ветвь церкви молилась Дважды Грохнутому Богу, другая – Единожды Воскресшему. Первые одевались в фиолетовые одежды, вторые – в зеленые. Теологией они пользовались одной, но это не мешало им считать своих оппонентов еретиками. Верховные свистоны этих церквей регулярно перебрасывались анафемами, и бывало, даже били друг другу лица при встрече. Паства, обращенная в их веру, делилась приблизительно поровну и была самой многочисленной в Джаппурии.
Святой отец, увидев открытый глаз Морса, издал ритуальный свист и произнес гулким басом:
– Сын мой, пожертвуй сколько можешь Дважды Грохнутому Богу. А можешь ты много, так как отдых на Центральном пляже Джяна удовольствие не из дешевых. Вот севернее по берегу – где находится город Кемпинджик – собирается всякая нищая босо́та, которая экономит на еде, и потому привозит ее с собой. Они даже борщ в баллоны закатывают и тащат в чемоданах на курорт, чтоб в кафе не ходить. У них и морской воды не выпросишь… А еще дальше есть поселок Угореловка. Туда приезжают откровенные придурки: студенты, джайкеры-джациклисты, патлатые джокеры и прочие отморозки с оловянными глазами, играющие на электрических джалалайках чертову музыку под звуки чертовых барабанов. Там в виде пожертвования можно получить либо в морду, либо косяк, набитый дурью. Поэтому, сын мой, раз назвался богатеем – будь добр отдать малую толику своего состояния мне.
– Я не твой сын, – ответил Морс, открывая второй глаз. – И не прихожанин вашей церкви.
– Тем более пожертвуй, – сказал свистон. – Не то я с тобой займусь миссионерской деятельностью. Вот прицеплюсь с проповедью, забудешь, как тебя зовут.
Морс пожалел, что не взял с собой денег. Свистон двумя пальцами правой руки сделал круг на своей груди, символизирующий место, куда Черт воткнул вилы в Бога, и спросил:
– Ну, долго я ждать буду?
Морс, начиная злиться, сказал, принимая сидячее положение:
– Я Премьер-министр Морс. Кто разрешил вам в общественном месте заниматься сбором пожертвований? У вас мало храмов?
Свистон растянул губы в улыбке:
– Должность у вас хорошая и потому человек вы не бедный. Проще дать пару сотен тагриков и продолжить отдых, чем выяснять: кто, где и что должен делать. Ну, будете жертвовать, или прочитать вам коротенькую часовую проповедь о соблазнах, которые Черт посылает в этот грешный мир?
– Сейчас я тебе пожертвую! – раздался вдруг позади свистона хриплый голос.
Произнесшего эту фразу человека Морсу видно не было, но судя по изменившемуся лицу свистона, тот с ним знаком был хорошо, потому что моментально сунул свой посох под мышку, издал испуганный свист и, тяжело топая сапогами, унесся по пляжу вдаль, ни разу не оглянувшись. В освободившемся курортном пространстве Премьер-министр увидел стоявшего в нескольких метрах от него мужчину откровенно журнальной внешности. Даже, можно сказать, обложечной.
Он был высок ростом, широк в плечах, узок в паху и еще пока не дожил до преклонного возраста. То есть был мужчиной в полном расцвете сил. Его правильное суровое лицо украшали гигантские ровные усы черного цвета, торчавшие строго параллельно сочинской планетной поверхности. Казалось, что усы, подобно ножам древней боевой колесницы, являются острыми и опасными бритвами, защищающими их хозяина от врагов, которых не может не быть у такого брутального человека. На поясе его шорт висела открытая оперативная кобура, из которой торчала золотая рукоятка лучевого пистолета. Позади него стояли два крепких парня, вооруженные таким же оружием, но, естественно, не золотым. Морс понял, с кем ему предстоит иметь дело.
– Пахан, – представился незнакомец. – Начальник полиции города Джяна. Заехали к нам отдохнуть, господин Премьер-министр?
Морс испытал чувство легкого неудовольствия. С одной стороны он был рад такой оперативности действия начальника полиции, свидетельствующей о его соответствии занимаемой должности, но с другой стороны – об отдыхе приходилось забыть.
– Пахан Родимый? – переспросил Морс.
– Да, – ухмыльнулся Пахан, навязчиво присаживаясь рядом с Премьер-министром прямо на песок. – Меня тут все любят. Для них я отец родной.
– Откуда вы узнали, что я здесь?
– О, я отслеживаю прибытие в Джян любого авторитета. Для этого в космопорту у меня есть специальные люди.
– Насколько я знаю, на полицейском сленге слово «авторитет» означает – «главный бандит». Вы не ошиблись, назвав так меня?
– Извините, если это слово обидело вас. Но у нас, у сочинцев, этим словом называют любого члена правительства, а жулики просто примазались, приспособив это понятие для своих подлых целей. Не будьте так щепетильны! Ведь, по мнению обывателей, любой министр – грабитель, имеющий отношение к сбору налогов. Разве он не авторитет?
Морс, встряхнув головой, сбросил с себя паутину сочинской логики, от которой чуть не стал узаконенным бандитом, и поинтересовался:
– Я помню, вас наградили золотым пистолетом за какое-то громкое дело?
– Да, – ответил Пахан Родимый. – Шесть лет назад я раскрыл, обезвредил и задержал банду Хачапура Волосатого. Этот жулик, занимаясь бордельно-игровым бизнесом, придумал хитрую схему ухода от налогов и вовлек в нее всех торгашей Джяна. Столица Сочи стала практически убыточным городом. Но я все это дело расследовал и засадил Хачапура в тюрьму.
– И сколько ему дали?
– Нисколько, – ухмыльнулся Пахан. – Его освободил судья за недоказанностью. Во-о-он, видите здание на пляже? Это самый любимый бордель Хачапура. Он, наверное, сейчас там. Хотите, я вас с ним познакомлю?
– Постойте! – вскричал Морс. – Выходит, вся ваша работа пошла насмарку? За что же вы получили золотой пистолет?!
– За профессионализм и выдающиеся успехи в деле борьбы с преступностью. Я Хачапура задержал? Задержал. Закрыл? Закрыл. Вот за это и получил. А то, что он не сидит – вопросы к следующей инстанции. Судья Пай Дай золотых пистолетов не получал. Почему? Потому что они ему не нужны. Ему и так хорошо.
– Черт знает что! – негодованию Морса не было предела. – Я надеюсь, город Джян перестал быть убыточным?
– Нет, конечно. Хачапур занимается тем же… Но что мы с вами о делах, да о делах? Вы ведь приехали отдохнуть от трудов праведных. Будьте моим гостем, и я вам устрою такой отдых – век не забудете! Кстати, Хачапур, конечно, та еще сволочь, но шлюхи у него – мух-х, пальчики оближешь! Не желаете?
– Вы меня подкупаете? – удивился Морс.
– О чем вы? – спросил обиженным голосом Пахан. – Я же здесь страж закона! А шлюхи на Сочи – просто местный колорит. Как розы на Потенции: сорви да нюхай.
Милую беседу Премьер-министра и начальника полиции неожиданно прервал визгливый крик, прозвучавший в нескольких шагах от них:
– Вареная кукуруза! Копченая джарабулька! Домашнее вино! Налетай!
Морс, вздрогнув от неожиданности, поднял взгляд и увидел перед собой неопрятную старуху с двумя пластиковыми сумками в руках. Бабка, поставив свою ношу на песок, заявила:
– Молодые люди! Покупайте кукурузу, пока горячая!
Пахан строго сказал:
– Ты что, дура старая, не видишь, кто пред тобой? Очки надень!
Бабка, приглядевшись, узнала, но ответила в прежнем тоне:
– А я не к тебе обращаюсь. Вон, господин сидит…
– Пошла вон с пляжа, – приказал Пахан. – Сегодня торговля отменяется!
– Еще чего?! – возмутилась бабка. – Меня зовут Чурчхелой, и я на этом пляже с рождения зашибаю! Я ежедневные сто тагриков сегодня уже уплатила патрульному Рвачу Таксе. Он сказал, чтоб я посылала всех к черту, а он потом сам разберется.
– Чурчхела, последний раз предупреждаю! – Пахан начал выходить из себя. – Сегодня торговля кукурузой отменяется. Санитарный день! Пусть Рвач Такса вернет тебе сто тагриков.
– Я что, на дуру похожа? – не собиралась сдаваться бабка. – Если я заберу сто тагриков обратно, то потеряю еще девятьсот, которые могу заработать. Я в своем праве!
Пахан повысил голос, обращаясь к двум своим помощникам, стоявшим без дела в десяти метрах от него.
– Вышвырните ее вон, – приказал он. – Вместе с кукурузой.
Застоявшиеся ребята принялись действовать быстро и слаженно.
Один из них взял бабку под мышки и понес ее в сторону набережной. Второй (скривившись от тяжести) мигом подхватил огромные сумки с кукурузой и пошел следом. Первый, размахнувшись, вышвырнул бабку через парапет, а второй запустил вслед за ней сумки. Старуха, распластавшись на тротуарной плитке, крикнула:
– Я местная!
Здесь первая сумка ударила ее по голове, и она временно заткнулась. Затем пришла в себя и прокричала:
– Я это дело так не оставлю!
Прилетевшая вторая сумка опустилась на нее тяжким бременем и заставила замолчать надолго.
Морс, наблюдавший за этим спектаклем, спросил:
– Ее там не убило?
– Я эту Чурчхелу с детства знаю, – ответил Пахан. – Ее ничто убить не сможет, хоть атомной бомбой взрывай. Лет двадцать назад у нее племянник работал, Кебабом Носатым звали. Лучший друг мой! Я, правда, был немного старше его и зашибал… гм… работал в другом месте. Эх! Время, время. Кстати, господин Премьер-министр, он, говорят, на каторге сейчас? Может, как-то получится его досрочно выпустить? Знаете, Кебаб – лучший специалист по угнанным машинам. Я бы назначил его начальником экспертно-технического отдела. Вот бы он мне помог в деле борьбы с бандитизмом!
Морс, странно посмотрев на начальника полиции, сказал:
– Лучше назначить на эту должность только что выгнанную Чурчхелу. По меньшей мере – вреда не столько будет.
Пахан, поняв, что Морс находится не в лучшем расположении духа, вдруг предложил:
– Может, пойдем, окунемся? Вы как хотите, а я – вперед!
Он быстро скинул с себя шорты и майку, отдал свой золотой пистолет одному из помощников и, подойдя к кромке воды, развел руки в стороны.
Обернувшись к Морсу, Пахан крикнул:
– Если хотите помереть от жары, никогда не делайте так как я!
Разбежавшись, он ухнул в воду, проплыл немного в ее толще и, вынырнув на поверхность, погреб руками в сторону открытого моря. Морс, не удержавшись, последовал его примеру.
Догнав начальника полиции, Премьер-министр, качаясь на волнах, заметил, что нырок никак не сказался на внешности Пахана. Усы торчали, как и прежде, хоть строительный уровень ставь, чтобы проверить их горизонтальность. Создавалось впечатление, что в щеках начальника полиции торчат гвозди, которые и придают усам нужное ровное положение.
Морс сказал:
– Скоро начнется война с Шмордоном. Какова у вас мобилизационная готовность?
– Как и в прошлую, вторую войну, – радостно ответил Пахан, отплевываясь водой.
– То есть? – не понял Морс.
– Никакой сочинец на войну идти не собирается. Ищут кучу отмазок, бегают по больницам, рожая справки, ломают ноги и тому подобное. Мы, сочинцы, народ мирный до безобразия.
– Кто же тогда воевать будет?
– Придурки с Дубаря. Им все нипочем!
– Наоборот! Они говорят, что приморожены с рождения! Дескать, их замерзшие пальцы не отличают спусковые крючки от шомполов.
– Видели бы вы, как они тут у нас со шлюхами развлекаются! Если их примороженными органами нажимать курок, никакой пулемет не выдержит такого темпа стрельбы! Пусть не сочиняют… Кстати, есть еще Потенция. Там вечно какие-то демонстрации и забастовки устраивают. То им королеву надо самодержавную, то дороги у них плохие. Вот пусть и воюют за Джаппурию. Ах, да! Я забыл вашу любимую Слякоть. Где есть настоящие бойцы?! Дожди способствуют выработке ненависти ко всем прочим обитателям вселенной. Я даже уверен, что в желании кого-нибудь убить уроженец Слякоти будет первым, причем со всеми признаками садизма.
– Вы хотите сказать, что в деле защиты Родины на сочинцев рассчитывать не следует? – спросил Морс.
– Ну, нет! – не согласился Пахан. – Каждый сочинец отдаст свою жизнь за Родину. Начиная с Чурчхелы и заканчивая фиолетовым свистоном. Но только если враг подойдет непосредственно к его носу.
– А если враг общий? – спросил Морс. – А если он не выбирает планету, а надвигается на все сразу?
– Значит, нас спасет Дважды Грохнутый Бог. Или Единожды Воскресший. Короче – нечего париться, насилуя мозги. Все само собой решится. Таков удел Джаппурии. Кстати, пора убираться с пляжа. Время послеобеденное, сейчас народ попрет!
Пахан быстро поплыл к берегу и Морс последовал за ним.
На пляже они вытерлись морсовым полотенцем, переоделись по-очереди в обычной будке, где в процессе отодвинули ногами с дощатого настила кучу всякого разного хлама, забытого отдыхающими.
Уходя с пляжа, Пахан сказал:
– Мы можем жить только так, как жили многие столетия. И никакими Шмордонами этот обычай не испоганишь.
Морс кивнул головой, вроде бы соглашаясь, но ответил желчно:
– Жизнь бывает короткой.
– Значит, мы все умрем, – ответил Пахан Родимый. – Ну и черт с нами!
Они поднялись на набережную, красиво украшенную низкими гранитными колоннами (труд нескольких поколений шмордонских шпионов) и здесь путь им преградили двое свистонов.
Один из них был знаком Морсу по фиолетовой одежде. Второй же походил на первого как брат родной, но одет был во все зеленое. Главным отличием последнего от своего соперника являлось присутствие зеленых кед на ногах. Вооружен он был так же, как и фиолетовый свистон, то есть длинным посохом.
Оба свистона ходили кругами друг против друга вокруг поставленных на тротуар банок с пожертвованиями и лица их ничего хорошего не сулили. Посохи в руках священников крутились как барабанные палочки.
Морс, увидев эту напряженную картину, остановился и сказал Пахану:
– Они же сейчас подерутся! Прекратите это безобразие!
– Не стоит, – спокойным голосом ответил Пахан. – Сейчас вы увидите потрясающее представление.
– Это что, карнавальная постановка? – с недоверием спросил Морс.
– Нет, дубаситься они будут по-настоящему, – сказал Пахан. – Но это – дополнительное развлечение для туристов. А что, на Слякоти разве свистоны не бьют друг друга?
– На Слякоти никто никого не бьет, – ответил Морс. – Свистоны ходят вместе и вполне мирно сосуществуют, невзирая на цвет одежды.
– Сочувствую, – кивнул головой Пахан. – Вы там от скуки скоро помрете. Ваши могилки зальет вечный осенний дождь, и трупы ваши будут булькать беззубыми ртами, пока не сгниют совсем, не имея утешения.
Свистоны тем временем перешли к действиям. Посохи взметнулись в воздух и на набережной раздалась трескотня деревянных стуков. Оба священника прекрасно владели своим оружием, и потому бой был похож на танец. Посохи крутились, свистоны сражались, а вокруг них собиралась толпа, в которой началось обсуждение схватки.
– Зеленый двигается быстрее! Потому что в кедах!
– Зато фиолетовый опытнее. Посмотри, как от ударов уворачивается!
– Ставлю на зеленого триста тагриков!
– А я на фиолетового пятьсот!
– А про тридцать процентов с прибыли не забыли? Я налоговый инспектор! Как ваши имена? Ай! Кто меня пнул сзади?
– Бей рыло инспектору! Урра!!!
– Зачем эти свистоны постоянно дерутся? – спросил у Пахана Морс. – Почему так трудно поделить одного бога?
– Они не бога делят, – ответил Пахан, наблюдая за поединком. – Они делят паству. Прихожане – прибыль. Чем их больше, тем больше пожертвований. Такова жизнь.
Свистоны продолжали драться посохами, не уступая друг другу.
Пахан, тревожно глядя на них, вдруг спросил у Морса:
– А знаете, из какого дерева сделаны их посохи? Из дундука. Каждый целое состояние стоит.
Морс о дундуке знал все. Не потому, что часто бывал на Потенции, а в связи с тем, что занимал должность Премьер-министра. Рощи этого кустарника охранялись полицией Джаппурии почище ее золотого запаса. Дундук рос лишь в одном месте Потенции, на острове Крайнем, который находился в океане Соблазнов. Вырастало его всегда ровное количество.
Как ни старались селекционеры и генетики, все равно не удавалось увеличить его производительность, равно как и высадку на других континентах и планетах. Поэтому ежегодная партия созревших стволов распределялась только с разрешения парламента. В основном, для производства деревянных монет. Но некоторые депутаты лоббировали интересы церкви, и какое-то количество столь ценного дундука уходило каждый год Верховным свистонам двух враждебных конфессий.
– Потому посохи и не ломаются от таких мощных ударов, – продолжал рассказывать Пахан. – Того, который в фиолетовом, зовут Эндульгеном. Он постоянно шляется по центральному пляжу. А второй – новенький какой-то. Раньше был тут один зеленый, так отец Эндульген с ним больше пьянствовал, чем дрался. А заседали они каждый день в кафе «Адский рай», вон, видите, третье справа.
Пахан, посмотрев еще немного на бой, вдруг потерял к нему интерес и сообщил.
– Не, этот зеленый – не соперник. Сейчас отец Эндульген ему вставит.
И он оказался прав. Кеды зеленого свистона, мелькавшие в воздухе не реже палок, не причиняли вреда отцу Эндульгену. Зато его фиолетовый сапог, всего один раз вонзившись в пах зеленому священнику, сделал свое дело. Противник, согнувшись в дугу, попытался покинуть поле боя, но Эндульген, зайдя с тыла, помог сделать это быстро, ускорив движение соперника пинком того же самого сапога. Оппонент, побежденный в честном поединке, унесся в полет по набережной и поставил точку в драке, уткнувшись головой в одну из колонн гранитной набережной.
– Вот вам и мораль, – прокомментировал бой Пахан. – Опыт всегда побеждает ретивость. Кстати, а не зайти ли нам в кафе? Что-то в горле пересохло.
Морсу тоже хотелось пить, а времени до презентации оставалось много, и потому он решил принять приглашение.
– Черт, я не взял с собой денег! – вдруг вспомнил он.
Начальник полиции ласково взял Морса под руку и повел к ближайшему кафе, приговаривая на ходу:
– Не забивайте голову такими пустяками. Хозяин этого кафе существенно не доплачивает государству налогов. А если говорить откровенно – вообще не платит. По документам оно еще не достроено. Поэтому хозяину за счастье будет не дать нам умереть от жажды.
Они сели за один из столиков на открытой террасе. Официант – загорелый кудрявый тип с откровенно разбойничьей рожей – был уже тут как тут. Пахан заказал себе сто пятьдесят граммов коньяка, а Морс два бокала пива.
На вопрос, почему пиво, Премьер-министр ответил:
– Я только что прилетел с Дубаря. А там пиво не пьют. Говорят, что от него: «Ни в голове, ни в заднице». Зато хлещут водку и ром беспрерывно. За два дня рыбалки мне пришлось выпить столько, что чуть не отвалилась печень, и весь третий день я лежал под капельницей, очищая организм. Поэтому сейчас пиво для меня – божья роса.
Официант принес коньяк, пиво и тарелку соленого печенья.
Морс посмотрел на Пахана и поинтересовался:
– А почему вы пьете на службе?
– Потому что я не на службе, – ответил тот и засадил в глотку всю порцию сразу.
Отдышавшись, он взял с тарелки печенье, хрустнул им и заявил:
– У меня выходной.
– С какой радости, если сегодня четверг? – не сдался Морс.
Пахан дохрустел крекером и пояснил:
– Вчера весь день и большую часть ночи я проводил учения с личным составом полиции. Мы отрабатывали штурм здания, в котором по легенде засели шмордонские шпионы. В виде здания мы использовали один из борделей Хачапура (он сейчас убытки подсчитывает). Ну, а поскольку я начальник, то выходные могу назначать в любой день. В том числе и себе.
Морс, попивая пиво, разглядывал Пахана и думал о том, что перед ним сидит самый настоящий бандит, только закамуфлированный под начальника полиции. И апрельский Хапс по сравнению с Паханом – карманный воришка против разбойника-рецидивиста. А судья Пай Дай, скорее всего, одна из карт колоды, полностью контролируемой Паханом.
– Кто у вас прокурор? – спросил Морс.
– А-а-а, – махнул рукой Пахан. – Я даже не знаю, как его зовут. Еще сто граммов!
– Как это так? – не поверил Морс.
– Очень просто, – доверительно сказал начальник полиции. – К нам три года назад назначили одного, тоже не помню, как его звали. Честный такой был! Строгий… Я его в борделе взял. Он с несовершеннолетними развлекался. Воистину свистоны говорят: в чистом омуте черт водится! Я давно заметил – чем честнее человек, тем больше у него на душе всякой мерзости. Она спрятана глубоко, но всегда прорвется наружу. Выходит, что честность – психическая болезнь… Прокурор каким-то образом отмазался от обвинения (это опять к судье) и закрыл все бордели с казино за уклонение от налогов. И оказался в дураках. Где, спрашивается, любят проводить время депутаты парламента? Там, где рулетка и шлюхи. А вы думаете, что Генеральный прокурор – исключение? Не угадали. Вот последний и отправил своего подчиненного в пустыню Сушняк (есть тут такая) с браконьерами бороться.
