Виктор Цветковс
Здесь все мои Друзья, которых я очень люблю
Не знаю, каким они видят меня. Это стекло наверняка как-то меняет и мой вид, что они видят меня искаженным, ярким, всего в красках. Может это стекло не такое одностороннее? Может и они ни в каком не в саду, а сами сидят в своих Домах, таких же как мой, и разговаривают со мной оттуда? Этого я не могу узнать.
Я прощаюсь с ними.
Цвет блекнет.
Окно пропадает.
Я снова прихожу в себя в очередном коридоре. И чувствую себя… холодно. Все внутри меня похолодело, превратило мои внутренности в снег и лед, от чего я дрожу. Все еще думаю о тех, за стеклом.
Я влюблен в них. Влюблен в них всех. Влюбленность ассоциируется у меня с поэтом золотого века, утонченного романтика, который готов в любой момент выпрыгнуть из штанов, чтобы подарить своей даме цветы и посвятить ей свои стихи. Нет, не та влюбленность. Скорее, влюбленность пациента больницы, человека в тяжелом положении, которому его невестка каждый день приносит апельсины в палату.
Как бы я хотел, чтобы они пробились через это стекло ко мне, сюда! Но от этих мыслей лед еще сильнее сковывает мои легкие и кишки, так что я почти чувствую надвигающийся буран.
Растираю себе грудь, чтобы согреться. Надо двигаться дальше.
Остался один коридор.
И одна дверь.
Но перед ней я все равно встаю как вкопанный. Ведь за этой дверью особая комната. Крайне особая комната.
Не знаю даже, сколько я так простоял. Потихоньку ко мне начали подходить (подлетать? подползать?) все мои Друзья. Железка из ванной. Мусор из спальни. Кожа с кухни. Тролль из коридора.
Они все стоят сзади меня и ждут. Они понимают, как это важно для меня, открыть эту дверь.
Но еще сильнее они знают, как важно для дома, чтобы я открыл эту дверь.
Но мне так страшно!
Это такая ответственность!
А я боюсь ответственности.
У моих мыслей отрастают ноги. Они надевают кроссовки, разминаются и начинают играть в мяч на выбивание.
Свист!
Ответственность. От слова ответ, да? Перед кем держать ответ? Перед Богом? А что есть Бог? Это мои родители? Это я сам? Это каждый человек, дом, тростинка, деревце, птичка, весь мир? И как мне, черт возьми, держать перед ними ответ, если я даже не понимаю вопрос? Я сам хочу задать вопросы Богу! Может это ему стоит мне отвечать?
Игра продолжается.
А этот страх. Он такой сковывающий, такой тревожный. Чего я так боюсь? Я точно не боюсь Бога, потому что если Бог и есть, то я его встречаю каждый день. Я не боюсь Его ответов на мои вопросы, потому что если они правдивы, то я об этих ответах и так догадываюсь в своем сердце. Я не боюсь и Его вопросов, потому что все мне их задают. Чего я боюсь в этом отстаивании перед Ним? Я боюсь самого себя, держащего ответ самому Богу? Или я боюсь того момента, когда каждый мой ответ уже будет выстоян мною лично перед Ним?
Половина игроков уже выбыла!
Но так или иначе все идет к этому. Каждый говорит с Богом когда-то, в таких домах. И я не исключение. Но этот разговор происходит не за этой, последней дверью. Нет.
Он происходит каждую секунду, каждый твой шаг в коридорах и комнатах твоего Дома.
Последние два игрока встают друг напротив друга.