ГлавнаяГородское фэнтезиВиктор Алексеевич УсковАркан общемировых историй

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Аркан общемировых историй

Виктор Алексеевич Усков
Аркан общемировых историй

– Ну надо же кто покинул родную библиотеку… – хохотнула Сьюзен.

Хиетари встал со стула и приобнял Андергейт.

– Я тоже рад тебя видеть, – произнес библиотекарь высоким чистым голосом, в котором звучал едва уловимый акцент. – Как и рад был бы увидеть Бобби, хотя тот, судя по всему, меня не признает за человека…

– Как истинный мужчина, он идет на ручки только к женщинам, – сказала Сьюзен и приоткрыла дверцу домика.

– Сю-сю-сю… – раздалось оттуда нечто, похожее на свист с шипением.

– Ага, а как ко мне обращаться, так «фыр-пыщ-пыщ», – делано возмутился Таалкион.

– Бобби, иди сюда! – сказала Сьюзен, протягивая ладонь.

Бобби показал носик, принюхался и только после определения знакомого запаха вышел из домика, оказавшись на ладони Андергейт – ежик как раз был размером с нее.

– Сю-сю-сю… – произнес Бобби.

– Посиди пока тут, – обратилась к нему Сьюзен.

– А где Агата бродит? – поинтересовался Хиетари.

– Как истинная кошка, она гуляет там, где вздумается, – пояснила женщина.

– Гордые тут животные – не дают кому попало себя погладить, – улыбнулся библиотекарь, глотая ром пополам с апельсиновым соком.

– У тебя внезапный отпуск в библиотеке? – вернула разговор к изначальной теме Сьюзен.

– Есть такое… Решил приехать к своим подругам, – сказал Хиетари. – И разузнать кое-что насчет Галле.

– Так вот оно что… – фыркнула Сьюзен. – Слухами земля полнится?

– До Укьялы новости доходят быстрее, чем ты думаешь. Всего двух небольших статей о твоем присутствии в одном из главных городов Саксонарии и убийстве внезапно воскресшего Генриха Топфера хватило, чтобы представить общую картину. Ты ведь имеешь к этому отношение, так ведь?

– Да, я с ним разобралась.

– Хм… А чем занимался Лоренц?

– Разбирался с «Черной мессой».

– Да ладно? Вальварен тоже был воскрешен?

Сьюзен кивнула.

– А вот об этом никто не упомянул… Даже странно, – удивился Хиетари. – Но я рад, что Вальварен вновь мертв – вот таким личностям место только в преисподней.

– Насчет Топфера, как я понимаю, ты не столь однозначен?

– Генрих Топфер был в свое время одним из лучших ученых Саксонарии, и его наработки в создании искусственного человека повлияли на весь мир. Если бы Лоренц не сделал бы того, что сделал, то мир бы был куда интереснее и разнообразнее, чем он есть сейчас… А ведь от создания искусственного человека никуда не деться. В Ка́ллио, например, разработки ведутся. Как и в одном из институтов Укьялы, кстати говоря… Да и на Оловянных островах, насколько мне известно, работа в этом направлении идет – так что, Лоренц будет скакать по всему миру, дабы уничтожить то, что рано или поздно, но станет частью общества?

– Ты же помнишь, что «Геллиум» убил тогда невинных людей…

– В той истории – множество темных пятен. В частности, творение Топфера не могло просто так убить всех, кто попался ему на пути – об этом свидетельствуют вполне себе компетентные ученые… Вероятность того, что это могло случиться само, конечно, есть, но крайне мала.

– Но ведь есть!

– При саботировании проекта она увеличивается во множество раз.

– Думаешь, что это изначально сделал Лоренц?

– Скажи, а почему он привлек к этому делу именно тебя, а не кого-либо из своей же «Го́льшта Мо́ндсиль»?

– Допускаю мысль, что он не доверял всем нынешним сотрудникам организации в этом щекотливом деле…

– Или организация не доверяет ему.

– Да чем он тебе так не нравится?

– Сьюзен, пойми – Яррен Лоренц сошел с ума! Мне приходят благодаря внутренним каналам истинные отчеты деятельности Лоренца – так они ужасают своими подробностями! Он находит и убивает всех, кто так или иначе, но двигает мир своими необычными идеями вперед!

– Некоторые необычные идеи, как ты, наверное, знаешь, отняли у него семью… Правда, вот этот факт может быть поставлен под вопрос.

– Ты о чем? – удивился Таалкион.

– Не появлялось никакой информации о Беренике Лоренц?

– Могу проверить, когда вернусь обратно, но ничего такого за последнее время не припомню. А ты почему спрашиваешь?

– Яррен понял, кто воскресил Топфера и Вальварена. И произнес он это тоном, по которому стало понятно и мне, что это мог сделать лишь близкий человек. Друзей у него как таковых нет… Семьи со времен исчезновения Береники и Изабеллы тоже.

– Думаешь, что Береника сама воскресла из небытия?

– Если человек считается пропавшим без вести, это далеко не значит, что он – мертв, – логично произнесла Сьюзен.

– В твоих словах может быть доля правды, – закивал Хиетари, будто что-то вспомнив. – Насколько мне помнится, Береника Лоренц обратилась к Чертогам Тьмы?

– Именно.

– Тогда не удивлюсь, если это так… Пришли сообщения, что в Верее́ приверженцы Тьмы сожгли главную церковь города, а в Тю́рисеве проходило некое бесовское представление прямо возле дома первого архиепископа города, причем этот дом признан архитектурным памятником еще давно…

– Недалеко от вас, однако.

– Да не только там дурдом творится – это то, что пришло за последнюю неделю… Тьма беснуется с переменным постоянством.

– Здесь она тоже присутствует, – сказала Сьюзен, легко погладив Бобби по колючкам.

– Ты о Шортивле?

– Именно. Больше не о ком.

– Хоть так. Вроде как всевозможных демоноидов тут не замечено…

– Люди бывают куда хуже демоноидов.

– Думаешь, что Шортивл настолько глуп, чтобы полезть в открытую конфронтацию с тобой?

– Это можно узнать лишь одним способом… Можно тебя попросить быть сейчас рядом с Лейдией?

– Конечно.

– И возьми Бобби с собой. Не волнуйся – от тебя он не убежит.

– А вот такое великодушие меня искренне радует…

Сьюзен вернулась на первый этаж и тут же обнаружила Шортивла. Подойдя к этому мужлану с квадратной челюстью и глазами, полными гнева человека, которому не досталось ровным счетом ничего, она прямо спросила:

– Не уделите мне пару минут для личного разговора?

Шортивл тяжело и недовольно вздохнул, после чего ответил:

– Я не общаюсь с лесбиянками, но для Вас сделаю исключение.

– Вы и Лейдию считаете лесбиянкой? – возмутилась Сьюзен.

– Нет. Ее – бисексуалкой.

– Тогда зачем Вы, такой весь из себя правильный, пришли в ее дом? Впервые за одиннадцать лет, между прочим…

– Все бывает в первый раз, госпожа Андергейт.

– В Вашем случае случайности не работают, Юджин, – возразила Сьюзен. – Скажу Вам лишь одну вещь – если Вы хоть что-то попытаетесь сделать с Лейдией, я Вас убью, даже не задумываясь о последствиях.

– Да с чего Вы вообще взяли, что я собираюсь с ней что-то делать? – возмутился Шортивл.

– Да все просто. Влиятельных друзей у Вас и без нее хватает. Денег, собственно, тоже… Никаких выборов впереди не предвидится – впрочем, Ваша избирательная кампания и без помощи Лейдии обходилась. Ваш характер слишком хорошо известен всем островам, а потому нетрудно понять, что Вы пришли сюда не из внезапного прилива вежливости…

– Тогда зачем я здесь, по-вашему?

– Чтобы убить ее.

Политик поперхнулся, после чего прошипел:

– Да с чего ты взяла, наглая тварь?

– Ха! Вот я Вас и поймала, Шортивл! – воскликнула Сьюзен. – Вы неискренне отреагировали на этот блеф… Уж поверьте – за те годы, что Разделитель личности со мной, я многому научилась у этого оружия…

– Да она мне вообще не нужна! – возмутился главный викигист.

– Вам – нет. А вот кукловоду, который тянет Вас за ниточки…

– Как ты смеешь?

– Проверим? Прямо здесь и сейчас? – предложила Андергейт. – Видите шпильку в моих волосах? Это и есть Разделитель личности… Если мое предположение окажется ложью, Вы останетесь в живых, но больше никогда не зайдете в этот дом. Есть же правдой, то пощады Вам не видать…

В этот момент тревожно залаял Эндрю.

Правый зрачок Шортивла едва заметно расширился в размерах.

– Так вот оно что, Юджин… – закивала головой Сьюзен. – Так я и знала. И кого же Вы собираетесь призвать?

– Не твое дело, шлюха… – не своим голосом прорычал тот.

Эндрю лаял все громче.

Агата, серым пятном влетевшая в дом с бокового входа, жалобно мяукала.

Гости подбежали к окнам, дабы посмотреть, что происходит.

Шортивл схватился за виски и громко крикнул от боли.

– Смотрите! Смотрите!

За окнами раздалось падение какого-то крупного тела.

– Я посмотрю, что там случилось! – отмер Хиетари и вылетел на улицу. Его примеру последовали все остальные.

– Ну все, Шортивл! Молитесь!

Сьюзен вытащила шпильку из волос, после чего взмахнула ей, будто волшебной палочкой. Шпилька начала разрастаться в размерах и буквально за десять-пятнадцать секунд превратилась в антагу средней длины, чья рукоять была гравирована золотом, а клинок казался непривычно острым. На клинке была заметна надпись, нанесенная готическим шрифтом: «In gloria veritas».

Не успел заклятый противник премьер-министра прийти в себя от изумления, как Сьюзен рубанула его по диагонали – тело осталось стоять, но дух политика вылетел с легкостью.

Прозрачная копия викигиста повисла рядом с материальной оболочкой.

– А теперь что скажете, Юджин? – обратилась к духу Андергейт.

Дух Шортивла заметно трясся.

– Ага, пытаетесь соврать? Не получится – удар Разделителем личности блокировал Вашу способность к этой деятельности…

– Хорошо, я скажу! Я скажу! – крикнул Шортивл.

– Так говорите…

– Когда закончилось вчерашнее собрание парламента, ко мне подошла незнакомка. Сказала, что есть человек, который представляет серьезную угрозу не только для островов, но и для меня…

– Лейдия?

– Да, – кивнул Юджин. – Я заключил с ней сделку. Она предоставляет исполнителя, с которым мы стали связаны мыслительным каналом, я с его помощью убиваю Лейдию. Но на этом сделка не закончилась… Я должен был пронести в парламент закон о строительстве в Ньюкасле Чертога Тьмы.

– Серьезно?!? – вопросила Сьюзен. – И Вы, мать вашу, согласились?!? Вам что за это, пообещали должность премьер-министра?

Шортивл промолчал, но все было и так ясно.

– Как зовут эту незнакомку? – поинтересовалась Андергейт.

– Береника фон Пест. Но фон Пест – это ее настоящая фамилия. Точнее сказать, девичья.

– Девичья? Подождите-ка… А когда вышла замуж, то она стала Лоренц?

– Именно так.

– Замечательно… – выругалась Сьюзен. – Яррен, к сожалению, оказался прав… Но Вам уже это знать не нужно.

– И что ты сейчас со мной сделаешь?

– Убью.

– Убьешь? Серьезно? Я же – крупный политик!

– Да мне плевать. Каждый, кто попытается причинить вред Лейдии, умрет.

Сьюзен размахнулась и проткнула Разделителем личности дух Шортивла точечным ударом. Дух слабо вскрикнул и стремительно растворился в воздухе, а тело свалилось на пол, странно задрожало и рассыпалось на неоднородные крупицы.

– Так тебе и надо, – сказала напоследок Сьюзен, после чего услышала позади себя голос Хиетари:

– Ничего себе…

Обернувшись, она всем своим видом дала понять, что так было нужно.

Библиотекарь покашлял, после чего сказал:

– Тебе Разделитель личности сегодня больше не понадобится.

– С чего ты взял?

– Взгляни.

Выйдя на улицу, Андергейт увидела труп гориллообразного существа, которое, судя по всему, и должно было убить Лейдию. Подойдя ближе к трупу, Сьюзен обнаружила множество тонких сквозных ранений.

– Ничего себе… Это какими же тонкими лезвиями по нему так прошлись, – искренне удивилась профессиональная убийца.

– Я думаю, что это – не лезвия, а капли, – возразил Хиетари.

– Капли?

– Глянь еще вот сюда.

Сьюзен увидела мокрый след ноги, который явно принадлежал очень хрупкой девушке. Неподалеку находился еще один след.

Андергейт пошла по следам – путь оборвался в районе пляжа.

Лейдия стояла по щиколотку в воде и махала рукой куда-то вдаль. Вид ее был исключительно счастливый.

– Ты видела Бегущую? – предположила Сьюзен.

– Не просто видела – Бегущая всех нас спасла, – улыбнулась Лейдия.

Сьюзен обняла подругу.

– Ты мне веришь? – скорее машинально, чем осознанно спросила Мериан.

– Я верю Богу и тебе.

– А святым?

Андергейт посмотрела вдаль и сказала:

– Попробую дать им шанс.

«Осьминог из Данаки»

Руки будто вода поднимали меня.

Ника-ника-никогда я не буду одна.

Линда, «Никому я тебя не отдам».

Се́пи возвращалась домой с небольшими корзинами, наполненными овощами и фруктами – пусть она и распродала всю рыбу, но денег все равно хватило только на растительные продукты. Радовало только одно – деньги сейчас хотя бы были.

Благодаря Глуму.

После смерти мужа Сепи перебралась на самую окраину Дана́ки, где оставались заброшенные по неизвестным причинам хижины. Окраина примыкала к берегу моря Бэ́рат, откуда постоянно дули холодные ветра, которые могли с легкостью стать поводом для очередной простуды. Сам же берег был каменистым, причем камни были настолько крупными и острыми, что неподготовленному человеку вряд ли удалось бы пройти по ним с первого раза без синяков или царапин. Кто-то говорил, что Бэрат – проклятое место, объясняя проклятием отсутствие всякого рода живности и ледяную, зловеще-серую воду… Тем не менее, почему-то окраина пустовала, но этот факт был главным успокоительным для Сепи.

Оставалось надеяться, что Гвардейцы сюда не явятся, хотя вполне себе могли.

Сепи с легкостью освоила искусство ходьбы по береговым камням, каждый вечер прогуливаясь возле Бэрат, и однажды она увидела, что к берегу сетью прибило довольно крупного представителя водного мира – судя по щупальцам и проглядывавшемуся грушевидному телу, это был осьминог. Сепи не боялась осьминогов – после Гвардейцев, бесчинствующих во всем Тэ́йтниуме, сей головоногий моллюск представлял минимальную опасность, а потому бросилась домой за ножом, дабы разрезать сеть и освободить попавшее в ловушку существо.

Освободившийся осьминог тут же исчез в толще моря.

«Даже не поблагодарил», – фыркнула тогда про себя Сепи.

И каково же было ее удивление, когда на следующий день она увидела на берегу небольшую гору самой разной рыбы… Женщина сначала подумала, что неподалеку появился какой-то рыбак, но потом она получила на свой немой вопрос внятный ответ, ибо Глум, махая щупальцами, вылез из моря. Почему-то он запомнил ее доброту – впоследствии Войнт, ученик друга мужа Сепи, ставший биологом, объяснил, что мозг у осьминогов весьма развит для того, чтобы запоминать, кто друг, а кто – враг.

Прозвала Сепи осьминога Глумом потому, что в основном он произносил именно это слово в разных интонациях. Как выяснилось, Глум мог некоторое время находиться и на суше, но ему нужно было обязательно возвращаться в какое-либо водное пространство – именно поэтому в хижине Сепи стояла внушительная бадья с водой, в которую Глум, «приходя» к женщине, погружался, предварительно сжимая тело до размеров этой бадьи. А сжиматься ему приходилось серьезно, ибо ростом он был почти полтора метра (Сепи была выше его буквально на три-четыре сантиметра), а каждое из щупалец было как минимум раза в два длиннее. Сколько весил Глум, сказать не смог даже Войнт, но было понятно, что существо было довольно массивным – одни лишь щупальца были раза в три толще хрупкой руки Сепи. Желтые глаза были единственными светлыми пятнами средь темно-фиолетового пространства, которое постоянно двигалось, булькало и произносило на разные лады «Глу-у-ум…».

Сепи и Глум проживали вместе уже месяц – Глум с утра уходил в море, дабы поймать рыбу как себе на пищу, так и Сепи на продажу, а Сепи шла с полными корзинами на местный рынок, где рыбу разбирали практически влет.

Несмотря на то, что Сепи жила на окраине, слежку установили и за ней. Гвардейцы пока ее не трогали, но народ перешептывался, ибо довольно быстро Данака узнала, кто ловит для женщины рыбу, и многим это не нравилось, особенно мужчинам.

Но Сепи было все равно – после смерти Эйна она не чувствовала себя по-настоящему живой.

Приготовив небольшой вегетарианский обед, Сепи принялась развешивать на улице постиранные полотенца. Глум, сидевший в бадье, закусил салатными листьями и огурцами – как ни странно, осьминог не отказывался побаловать себя растительной пищей.

Неподалеку женщина увидела спешащего к ней Войнта.

Он заходил к ней раз в два-три дня, принося ей какие-нибудь вещи из центра Данаки, рассказывая новости и, конечно, общаясь с Глумом – как теоретику, лишенному вменяемой практики, ему было крайне интересно наблюдать за этим необычным существом.

Войнт был заметен благодаря не самому высокому росту и круглым очкам без линз – несмотря на отменное зрение, парень их старался снимать как можно меньше, ибо это был главный подарок его учителя.

– Здравствуй, Войнт! – окликнула его Сепи.

– И тебе добрый! – голос Войнта был неожиданно низким, что несколько не сочеталось с его внешностью.

– Есть хочешь?

– Овощи? Или рыба осталась?

– Есть немного…

– Давай.

Сепи повесила последнее полотенце и вернулась в хижину.

Первым делом Войнт, естественно, бросился к Глуму:

– Привет, Глум!

– Глум-глум-глум, – размеренно произнес осьминог, ибо он так здоровался. Войнт был вторым человеком после Сепи, которому Глум явно доверял, ибо чувствовал, что биолог не причинит ему никакого вреда – хотя, как признавался сам Войнт, пару безопасных опытов ему очень хотелось провести, но Сепи была категорична в своем запрете.

Рыба и овощи довольно быстро исчезли с тарелки парня.

Сепи заметила, что Войнт напряжен куда сильнее, чем обычно:

– Рассказывай, что случилось.

– К тебе собирается нагрянуть не самый приятный гость.

– Из Гвардейцев?

Войнт помолчал, потом произнес:

– Не знаю, конечно, может ли быть кто-то хуже Гвардейцев, но в твоем случае этот гость явно хуже, ибо Гвардейцы хотя бы не пристают к тебе в течение долгого времени…

– Азто́н, – это имя Сепи произнесла будто ругательство.

– Его теперь не Азтон зовут, а Амо́н, – фыркнул Войнт.

– Он что, записался в Гвардейцы?

– Пока что – в Слугу Гвардейцев. На центральной площади прошла церемония посвящения. И первым, что собрался сделать Амон в новой должности – сделать тебя своей женой.

– Не удивлена, – вздохнула Сепи.

– А еще я подслушал некоторые разговоры…

– Дай угадаю – гадают, зачем мне мужчина, если есть рядом осьминог?

– Именно, – кивнул Войнт. – Цитирую: «Ну конечно – у мужчин же всего одно щупальце, да и не такое большое, чтобы так удовлетворить…».

– Прекрати, – велела женщина. – Тошно это слышать.

– Он ведь убьет его…

– Не убьет. Глум намного умнее Азтона…

– Он теперь – Амон.

– Я буду звать его старым именем, ибо убийца Эйна должен помнить о своих прошлых злодеяниях.

– Все думаешь, что Эйна убил Ам… Азтон?

– По крайней мере, он не подал Эйну руки помощи в тот день – это равно убийству.

Войнт вздохнул – он прекрасно помнил, как дорого обошлась людям та неприятная стычка с Гвардейцами и их приспешниками.

– К счастью, Азтон пока – человек.

– Этот ублюдок никогда не был человеком…

– Что будешь делать, если сей ублюдок-таки заявится к тебе?

– Мне все равно, – честно призналась Сепи. – Захочет убить – пусть убивает, но его женой я ни за что не стану.

– Может, мне стоит забрать Глума себе?

– Чтобы гнев Азтона свалился и на тебя?

– А меня трогать причины у него нет…

– Ты плохо знаешь Азтона, Войнт. Если ему кто-то не понравился, то он сделает все, чтобы как минимум покалечить ненавистного.

Войнт тяжело вздохнул:

– Гвардейцы никак не успокоятся.

– И поэтому лучше их не раздражать лишний раз. Я прекрасно знала твоего учителя – вряд ли бы ему понравилось, чтобы его лучший ученик закончил свою жизнь настолько глупо.

Парень заметно посерел:

– Я все равно переживаю за тебя, Сепи…

– Не нужно. Что будет – то будет. Может, присоединюсь-таки к Эйну, раз у нас подобное запрещено делать добровольно…

И поздним вечером случилось то, о чем Войнт предупреждал.

Группа мужчин, вооруженных факелами и холодным оружием, шла к хижине, и возглавлял ее двухметровый шкаф Азтон, именуемый ныне Амоном.

Глум в море не ушел – видимо, чувствовал, что Сепи грозит опасность.

– Ты уверен, что хочешь остаться? – спросила женщина в последний раз, и ответ не изменился – все то же уверенное «Глум».

Вздохнув и приготовившись к худшему, Сепи вышла из хижины навстречу непрошеным гостям.

– Неужели дорогая Сепи пришла лично встречать меня? – искренне воскликнул Азтон.

– Не буду желать тебе доброго вечера, Азтон, – холодно произнесла Сепи.

– Если ты не знала, меня теперь зовут Амон…

– Я знаю. Вот только звать тебя новым именем не собираюсь.

– Ты не меняешься – гордая и самоуверенная… Это мне в тебе и нравится! – сказал Азтон. – Но всему свое место, Сепи – жена будущего Гвардейца должна быть куда мягче…

– Не пошел бы ты к своим дружкам, Азтон? Убийца моего мужа никак мне его не заменит!

– Я не убивал Эйна! – вспылил Слуга Гвардейцев.

– Сам – нет. Но позволил это сделать, – спокойно парировала женщина. – Ты ж ему всегда завидовал… Особенно когда он на мне женился! Что, злость тогда пробрала? Ярость? Или ненависть?

– Я бы тебе поверил, если бы не тот факт, что ты довольно скоро нашла Эйну замену! – противно хохотнул Азтон.

– Да, нашла! – подтвердила Сепи, чем вызвала гул в молчащей до сих пор толпе:

– Извращенка!

– Падшая женщина!

– Изменщица!

– Хорош возмущаться! – пресек возмущения Азтон, после чего дал команду: – Найдите Глума и превратите его в морской шашлык!

– С радостью! – воскликнула толпа, после чего ринулась в хижину.

Сепи поспешила за ними, но ее схватил за руку Азтон:

– Куда это ты?

Женщина влепила Слуге Гвардейца звонкую пощечину, на что тот ударил ее кулаком в лицо.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Азтон не заметил, как один из сопровождавших его мужчин вылетел из хижины вперед собственного визга.

– Глу-у-ум!!! – неожиданно раздалось громкое невесть что из уст осьминога.

– Ублюдочная тварь! – воскликнул Азтон, больно толкнул Сепи, заставив ее упасть, после чего сам ринулся в хижину.

Сепи, размазав кровь по лицу, вскочила на ноги и побежала за ним.

Зрелище в хижине было впечатляющим.

Глум отделил от тела все щупальца, в результате чего те будто зажили собственной жизнью. Одному из нападавших щупальце разбило голову, другого медленно душило, третьему сжало руку до такой степени, что Сепи слышала, как хрустят кости этого несчастного.

Еще двое представителей толпы были уже мертвы.

– Да умри! – воскликнул Азтон, занеся над телом осьминога обнаженный меч.

– Гли-и-и!!! – издал Глум некую «новую» единицу из своего лексикона.

Осьминог вылез из бадьи, и щупальца, отпустив нападавших, но, безусловно, оставив их пострадавшими, «вернулись» к телу.

Глум впал в ярость.

Это было видно по силе ударов щупалец, которыми осьминог одарил Азтона.

Меч Слуги Гвардейцев выпал из руки.

Выжившие после атаки осьминога медленно ползли к выходу.

Азтон свалился с ног, и внезапно Глум остановился, будто что-то услышав. Обратив свой взор на Сепи, он кратко произнес:

– Глум.

Это означало: «Пойдем со мной».

Не дожидаясь ответа, осьминог вылез из бадьи, беспрепятственно покинул хижину и отправился к берегу.

Сепи последовала за ним.

Уже на берегу Глум показал щупальцем в сторону моря, после чего сказал:

– Глум.

– Ты серьезно? – удивилась Сепи. – Зовешь меня в море?

– Глум.

– Это тебя кто-то позвал?

– Глум…

– Нас кто-то позвал?

– Глум.

– Но я же не смогу долгое время находиться в море…

И Глум протянул ко рту Сепи одно из щупалец:

– Глум.

– Уверен? – уточнила женщина, догадавшись, чего хочет осьминог.

– Глум.

И щупальце оказалось во рту Сепи.

Другим щупальцем Глум аккуратно обвил тело женщины и прижал его к себе.

Эту сцену увидел подбежавший, истекавший кровью Азтон:

– Извращенная тварь! Я уничтожу тебя!

– Глум, – обратился к Сепи осьминог, моргнув глазами.

Женщина моргнула в ответ.

Коротким прыжком Глум оказался в Бэрат, ведя за собой Сепи.

– Я еще доберусь до вас, ублюдочные существа! – прохрипел Азтон. – А чтоб тебе окончательно было некуда вернуться, Сепи, то я сожгу твою хижину!

Свое слово Слуга Гвардейцев сдержал.

С тех пор никто не видел ни Сепи, ни Глума.

О произошедшем тут же узнали во всей Данаке, и Войнту пришлось нелегко, ибо ему пришлось отбиваться от вопросов не только как биологу, но и другу Сепи. Азтон попытался вызвать Войнта на дуэль по непонятной причине, но был быстро успокоен одним из высокопоставленных Гвардейцев, который заявил, что дальше он разберется сам.

Через несколько дней после исчезновения Сепи и Глума Войнт пришел к сгоревшей хижине, бросил к ней небольшой букет цветов, после чего спустился к берегу и долго всматривался в сероватую воду Бэрат.

Даже он не знал, живы эти двое или нет.

Но если живы…

Войнт молился лишь об одном – чтобы их не нашли Гвардейцы.

«Гнев прошлого бога»

Shiseru koibito wa torawareta Pandora ni…

(Умирающий любовник пойман в ящик Пандоры…)

Moi dix Mois, «Prophet».

То́нуль, главный город великой земли Ста́ниль, второй день подряд сотрясал низкий гул, который с каждым часом становился только громче, а потому не давал покоя жителям.

И тва́нтва Нён – он же правитель Станиль – был полон негодования. Причем не только потому, что гул вызывал приступы сильнейшей головной боли (для любого главного лица это – близкий вестник смерти) – вступая на престол, Нён клятвенно заверял всех подданных, что его правление ознаменуется долгожданным спокойствием, ибо в недавнем прошлом Станиль раздирали постоянные гражданские войны. И три года все было относительно спокойно, а тут – что-то такое, что таит в себе явную угрозу, ибо этот утробный звук мог принадлежать исключительно некоему чудовищу.

Но в первый день никто не спохватился – в Тонуль такое бывало, ибо считалось, что город стоит на месте древнего «поля жертвоприношений», а потому периодически из земли раздавались голоса мертвых, но довольно быстро затихали. А в этот раз все затянулось…

– Ми́рли, ты можешь мне сказать, где источник сего гула? – обратился твантва к своему первому советнику, пришедшему к высшему двору из монашеской обители – монахи Станиль традиционно обладали не только обширными знаниями, но и способностями к ясновидению.

Мирли, поглаживая коротко остриженную голову, внимательно посмотрел на императора и, скрывая усмешку, которая так и хотела скривить губы, поинтересовался:

– Вы только сейчас меня об этом спрашиваете, мой твантва?

– Мне надоело терпеть.

– Ах, вот оно что… – хмыкнул Мирли, мысленно ругая Нёна за присущий всем твантва Станиль эгоизм. – Я могу вам показать. Он находится недалеко…

– Недалеко?

– Рядом с колонной Дэ́ком.

– А я ведь тебя спрашивал в свое время про эту колонну… Вокруг нее сложено много мифов, и я был всегда убежден, что неспроста.

– Мифы не всегда правдивы, мой твантва…

– Видимо, сегодня – не тот случай. Собирай людей, Мирли – направляемся к колонне.

– Слушаюсь, мой твантва.

Мирли спешно удалился, а Нён, подперев рукой колючий подбородок, задумался – и мысли явно были о колонне.

Колонна Дэком стояла в двух кварталах от дворца твантва и представляла собой обычный металлический столб, достигавший в высоту восемнадцати метров – ширины же он был таковой, что в нем можно было запросто замуровать взрослого человека (мифы о замуровывании, кстати говоря, составляли «костяк» общего количества историй, связанных с колонной). Поразительно было другое: колонна стояла в Тонуль минимум десять веков и за это время не то что не проржавела насквозь – на ней не оставалось ни единой царапины, хотя желающих написать на поверхности колонны какое-нибудь неприличное слово было предостаточно (для защиты от таких вот личностей несколько лет назад колонну оградили невысокой оградой, что стало очередным анекдотом среди населения столицы, ибо никто не понимал, зачем защищать колонну, с которой делали все, что угодно, а ей все нипочем). Названо сие металлическое «чудо» было в честь некоего бога, известного еще в те времена, когда весь Платинум жил, как выражались на всех материках, без солнечных лучей. Для чего была поставлена эта колонна и почему ее назвали именно в честь Дэкома, история умалчивала – как бы то ни было, колонну старались особо не трогать, а со временем она стала одной из самых необычных достопримечательностей Тонуль.

И возле нее гул был особенно сильным – видимо, Мирли был прав насчет близости источника.

Собрав как минимум пятнадцать человек, Нён и Мирли отправились к колонне пешком, что ныне не совсем удивляло жителей Тонуль – вот когда Нён, только взойдя на престол, стал добираться до всех нужных мест исключительно пешим ходом (но в сопровождении свиты), это вызвало как возмущение двора (чтобы твантва передвигался по Станиль сам?!?), так и уважение среди простых людей.

Гул неожиданно усилился.

– Это потому, что я здесь появился? – справедливо предположил Нён.

– Не могу сказать однозначно, мой твантва, – потупил взор Мирли.

И тут присутствующие расслышали отчетливое повторяющееся слово:

– Тпи́нэ… Тпинэ… Тпинэ!

– Что это означает? – удивился твантва.

Мирли, просветлев в лице, пояснил:

– Если бы Вы жили веков десять назад, мой твантва, то Вы бы легко поняли, чего желает наш незнакомец… Это – кровь на корянском языке.

– Ты можешь с ним поговорить?

– Конечно – все монахи обучены корянскому.

– Тогда давай.

Мирли отрывисто произнес нечто с вопросительной интонацией, и невидимый собеседник ему ответил. Твантва заметил, что его первый советник на несколько мгновений застыл на месте так, будто сам стал колонной.

– Что ты услышал в ответ? – вывел советника из оцепенения Нён.

– Важно не то, что я услышал, а то, кто это сказал, – произнес бывший монах.

– И кто же?

– Дэком.

Часть свиты ахнула. Кто-то поднял вверх правую ладонь, растопырив пальцы, и воскликнул: «Да осветит нас великий Ка́смий!».

– Дэком?!? – переспросил Нён. – Ты серьезно?

Голос продолжал говорить с Мирли. Бывший монах сбивчиво переводил:

– Он говорит, что его заточили в эту колонну… Но его братья и сестры уже пробудились в нашем мире, а значит, пора выйти из колонны и ему.

– Но он же – бог! Разве у него нет сил для того, чтобы выйти оттуда? – искренне удивился твантва.

– Я думаю, что на эту колонну наложено некое заклятие – впрочем, об этом рассказывает множество мифов… И видимо, они отчасти правдивы.

– А еще некоторое время назад ты говорил мне обратное…

– Монахи тоже могут ошибаться, мой твантва.