Вера Волховец
Холодное сердце пустыни
10. Глава, в которой герой откровенен до самого конца
Пауль замолчал.
Весь мир замолчал. И она – молчала тоже, глядя куда-то вдаль, туда, где еле-еле розовел горизонт. В пальцах девушка все так же крутила кусок хлебного мякиша, уже скатав его в плотный колобок.
Ох, Шии-Ра, как же ей хотелось крови… Была бы деревянной – сейчас бы вспыхнула и запылала бы как пропитанная маслом. Вспыхнула бы изнутри.
Она этого случая не помнила. Все это было из памяти исковерканной, вырванной – и кажется, сейчас она понимала, почему предпочла забыть вот эту встречу с этими смертными.
За сотню лет, пожалуй, её ни разу не оскорбляли подобным образом.
Ей не было в новинку презрение мужчин. Каждый третий был уверен – да, ей просто не выдали в смертной жизни мужа, вот она и бесится. Она не то чтобы привыкла. Она привыкла на это реагировать сразу и так, чтобы они прикусывали языки, почтительно пятились от её капища.
Она начинала просто как Судья Пустыни. Королевой Скорпионов её сделала слава среди смертных. Так её нарекли мужчины. Действительно, ведь если женщина смеет думать или хотеть жить так, чтобы ей не причиняли боли? Кто она? Наглая тварь, ядовитая змея, скорпиониха…
Так она и стала тем, кем стала – королевой скорпионов, во всех смыслах этого слова. Она даже удивилась, насколько сложную и грозную люди ей придумали боевую форму.
Отчасти, ей даже хотелось сказать им всем спасибо, потому что эта сила была ей ужасно полезна.
И в общем и целом – Сальвадор давно привыкла к своей славе. Привыкла воевать. Но если бы хоть какие-то подвижки были. Кажется, и двух тысяч лет не хватит, чтобы в этом шайтановом мире начали держать женщин за людей.
Но… Но этот конкретный случай – ох, как же выводил из себя. Хотя ладно. Все конкретные стычки со смертными она предпочитала забыть, вытереть из памяти, чтобы не терять нейтральности. На неё и так поналипло, она и так почти не переваривала мужчин, а ведь жизнь за жизнью ей приходилось иметь с ними дело. Увы – с худшими из них. С теми, кого надлежало судить. Такими, как тот же Мансул, к примеру.
– Это причина твоей обиды? – спросила, закидывая колобок из хлеба в рот. – То, что Сальвадор отправила вас в пустыню? Наказала за дерзость твоего брата.
Дерзость – это очень мягко сказано.
Плюнуть на алтарный камень духа… Да Рик Ландерс бы еще нужду за алтарем Шии-Ра справил, а потом удивился, что его за это тут же приложило молнией.
Между прочим, солнечная госпожа была ничуть не милостивей Сальвадор, Королева Ядов даже училась у неё держать смертных в такой вот железной шипастой узде.
Сейчас Пауль один. Скорей всего брат сгинул где-то в пустыне. Скорей всего сейчас он будет стоять на позиции своего брата, просто по кровному принципу.
– Знаешь, нет, – сипло выдохнул Пауль, прислонившись затылком к глиняной стене за своей спиной и прикрыв глаза, – я знаю, что Рик повел себя… Очень глупо.
Мун моргнула, пытаясь переварить услышанную фразу. Даже покосилась на Пауля, будто слегка дремавшего, чтобы убедиться, что не ошибается.
Ужасно неожиданно было услышать такие слова от мужчины. От мужчины, который, во-первых, визировал свою ненависть к ней и её понятиям о справедливости, а во-вторых, по-прежнему был кровным родичем оскорбившего Сальвадор глупца.
– Рик забыл, что мы пришли к духу, – ровно произнес Пауль, не раскрывая глаз, – Рик увидел в ней всего лишь женщину, а простой женщиной она не была.
– Можно подумать, простую женщину оскорблять можно, – Мун поджала губы. – Думаешь, можно плюнуть в лицо матери, если уж очень захотелось?
– Нельзя, – Пауль качнул головой, – но я к тому сейчас, что мои претензии к Сальвадор лишь в малой своей части из-за того, что она наказала меня и Рика. Нельзя оскорблять духа, это все знают. Все пустынники. Я сейчас – знаю. Тогда – мы с Риком были два молодых идиота, впервые оказавшиеся в пустыне. Для нас вообще в новинку было иметь дело с духами. И Сальвадор мы недооценили.
Он был странный – этот смертный. Еще по его рассказу, она удивлялась этому, ведь вел он себя не как пустынники, даже не как его брат. Да что там, она сегодня за день не один раз рассчитывала, что он ей поможет распрощаться с дурацким пари и телом смертной. Да что там, она всерьез думала, что он не выдержит, и попытается взять её силой. Ведь были же возможности, что в комнатушке Анука, что сейчас. А он разговаривал с ней, поглядывал на неё искоса, и хотел, ведь хотел же. Но не касался.
И вот сейчас, он почему-то признавал её правоту, хотя по сути – должен бы стоять за своего брата. Не из-за того, что тот повел себя правильно, а просто потому что они одной крови. И с одной стороны, хорошо, когда родичи поддерживали друг дружку, с другой – отсюда росли истории кровной вражды. И те истории, когда сын был в ответе за грехи отца. Хотя в каком месте, казалось бы, это было справедливо?
– Твой брат ожидал чего-то величественного, да? – задумчиво поинтересовалась Мун, мучая и мучая своими беспокойными пальцами очередной хлебный шарик. – Тысячу духов-присяжных, голосование, молнии, которыми Шии-Ра подписала бы приговор?
– Я не оправдываю Рика, правда, – Пауль вздохнул, – нужно было думать, что делаешь. Не нужно было давать волю предубеждениям. Даже по тем слухам было ясно, что Сальвадор не из тех женщин, которые сотрут с лица плевок и побегут варить похлебку заново. Мы пришли к ней за помощью и её оскорбили.
– Твой брат… —она начала свой вопрос неуклюже и тут же споткнулась об взгляд Пауля. Горький, будто песчаная полынь.
– Погиб.
– Сочувствую, – тихо произнесла она, осторожно касаясь руки Пауля.
Может быть, его брат и болван, но это ведь не запрещает ему быть оплакиваемым. Пауль же накрыл её пальцы второй своей медвежьей лапищей и отчаянно их стиснул. И нет, это было абсолютно не потому, что он решил воспользоваться её жестом как поводом сблизиться поскорее. Он был благодарен ей за сочувствие.
Эх, она даже себя слегка лицемерно почувствовала. Хотя соболезновала она Паулю вполне искренне. Потери – всегда потери. Даже если родич, которого потерял – при жизни был болван.
– Пустыня убивает быстро, – выдавила Мун, пытаясь нащупать нить разговора.
– Рик погиб на Арене, – Пауль качнул головой, – знаешь, мы ожидали, что умрем быстро, еще в пустыне, что придут её скорпионы, её змеи, приговорят нас окончательно, но… Их не было. Видимо, Сальвадор решила, что это было бы очень просто для нас. Ну, или шанс дала выбраться самим. У нас было только солнце. И ледяной холод ночи. И две фляжки на двоих, но вода в них закончилась к вечеру первого дня. И голодные хорлы, которые почему-то обходили нас стороной.
Почему-то…
Действительно странно, хотя… Смертные, осененные проклятием Сальвадор, у хорл вызвали бы только несварение. Вот и не трогали голодные пустынные охотники этих двоих, потому что побаивались Королеву Ядов. Если вдуматься – до Турфана Пауль тоже дошел по пустыне. Один. Без зачарованного оружия. И его не сожрали, хотя диких мелких духов в пустыне хватало. Он, наверное, принял это за везение, но вероятнее всего, её проклятье для него работало до сих пор, превратившись в своеобразный оберег.
Проклятие ведь не было нацелено на Пауля, в основном на Рика, и он явно свой кармический удар за оскорбление уже получил. Судя по тому, что он оказался на свободе – наказание за оскорбление он уже получил, больше карме было спрашивать нечего.
– Но как вы попали на Арену? – осторожно спросила Мун, желая заполнить все лакуны в этой картинке.
– Все просто, – Пауль пожал плечами, – выбросило нас на Шелковом Пути. Около недели мы болтались, пытаясь выйти хоть куда-нибудь, нас подобрали караванщики. Почти дохлых. Привезли в Хариб. По харибским законам – если тебе спасли жизнь, ты либо её выкупаешь, либо становишься рабом спасителя.
– Ваш корабль ушел к тому времени, да? Выкупить было нечем?
Пауль качнул головой.
– Нет, не ушел, – вздохнул он, – но капитан… То ли Сальвадор ему память зачаровала, то ли просто решил, что раз пассажиры исчезли на десять дней – можно прибрать к рукам их имущество и не узнать в лицо. Хорошо постарался тогда, ни один матрос нас не признал.
Мун прикрыла глаза. Вообще это было так по-человечески…
– Знаешь, одному рад в этой всей истории, – медленно проговорил Пауль, рассеянно любуясь небесами, на которых медленно исчезала одна звезда за другой, – тому, что Рика довелось убить не мне. Что нам не пришлось выходить друг против друга на Арене. Не представляю, как я бы смыл это с рук.
– А вы бы стали драться? – она спросила больше потому, что ей стало странно.
– Мы тогда поклялись, что если придется – то будем, и один из нас выживет и доживет до возможности сбежать, – Пауль поморщился, – на Арене все довольно просто. Отказываешься драться – тебя скормят голодным тварям, что держат для увеселений. По кусочку. Знаешь, кого держат в подземельях Арены?
– Догадываюсь, – Мун передернуло. Уж тварей-то магических по пустыне бродило не меньше, чем голодных слабых духов.
Арахниды, химеры, ламии, многоглавые псы… Много их было – тварей, что разводили боги. И стать кормежкой для таких было не очень заманчиво, с какой стороны ни глянь.
– В общем, так. Мы решили, что обоим подыхать смысла нет, – хрипло выдавил Пауль, – хорошо, что пронесло, на самом деле.
Его не хотелось беспокоить, до того взбудораженным и выбитым из колеи он выглядел. Но Сальвадор по-прежнему не получила своих объяснений, и это не давало ей замолчать. Ну в конце концов, договорит смертный свою историю, или нет? Сказочник шайтанов, уже рассвет начнется вот-вот, скоро ей уходить, а он все никак не договорит.
– Я все равно не понимаю, за что ты ненавидишь Сальвадор, если дело не в том, что она вас наказала, отправив в пустыню, – Мун нетерпеливо дернула головой, и поняла – покрывало, которым она прикрыла волосы после сна, безнадежно сбилось. Оказывается, уже четверть часа она сидела с открытыми волосами. И не заметила. Давненько смертные её так не забалтывали.
Покрывало было довольно сложно взять и поправить, нужно было наматывать его заново. Мун вздохнула, распутала петлю синего, расшитого золотом шелка.
Если следовать традициям – перед мужчиной ей этого было делать нельзя. Ни в коем случае. Ей – чужой рабыне, это было практически то же самое, что и раздеться. Но если Пауль не стал домогаться до неё раньше, не станет и сейчас. Вряд ли он побежит к Мансулу докладываться о том, какая непослушная у него рабыня.
Удивительно, но чем больше Пауль говорил ей о своей ненависти к ней настоящей, тем спокойней в его присутствии ей становилось. Будто до этого её и впрямь беспокоил этот смертный, а тут вроде как и все нормально, можно не переживать.
Его взгляд она все-таки заметила. Его вообще было сложно не заметить, потому что этим взглядом можно было до костей обглодать, а Пауль смотрел на неё.
Нужно отдать Паулю должное – он не только не шелохнулся в её сторону, но и глаза не отвел.
Мол, вроде как – вот оно мое внимание, только оно, ничего больше не делаю, живи с ним как хочешь.
– Стыдить будешь? – фыркнула Мун, прощупывая пальцами косу. Со сна она растрепалась и было много выбившихся прядок.
– Не буду. Но любоваться ты мне не запретишь, – он говорил чуть насмешливо, но в голосе его звучала некоторая хриплость, выдающая его волнение.
– Любуйся, герой, только руками не трогай чужое имущество, – невесело усмехнулась Мун, скорее самой себе напоминая, кем она сейчас является. Мун. Рабыня. Будущая наложница халифа. На ближайший год её перспективы такие. А потом нужно не забыть выпустить из Эльяса всю кровь. Медленно. Не торопясь. По капельке.
Она не стала торопиться спрятаться от взглядя Пауля, она его не боялась в конце концов. Поэтому без лишней спешки накрыла волосы покрывалом снова, снова перевила его так, чтобы были спряты плечи, и завязала концы куска синего шелка маленьким потайным узелком.
– Ты не объяснил, – напомнила она, прямо глядя на Пауля, – ты сказал – имеешь право ненавидеть Сальвадор. Сомневаешься в её справедливости. Почему?
– Мег, – устало откликнулся Пауль, – все дело в ней, с самого начала.
– Пауль… – Вот тут надо было осторожно, ведь нельзя было выглядеть чересчур осведомленной, – разве ты не знаешь, как работает зов истинных у магов? Если твою сестру этот зов настиг… Неудивительно, что она пробралась на корабль и сбежала из дома. В конце концов, истинные – предназначенные друг для друга богами. И если она выбрала быть с тем, кто ей предназначен – то в чем виновата Сальвадор? Хотя, конечно, быть истинной для пустынника счастье сомнительное – но все-таки, для магов – оно счастье. Такое, какое не всем выпадает.
– Все это замечательно, Мун, – невесело и пусто откликнулся Пауль, – все это так замечательно звучит, если бы не одно “но”. С истинным своим, тем самым, право остаться с которым отстаивала Сальвадор, моя сестра и недели не прожила.
А вот это слышать было больно…
11. Глава, в которой герой чего-то не понимает
– Но ведь этого не может быть, – хрипло произнесла Мун, как-то резко бледнея. Пауль же очень хотел встряхнуть головой и сбросить с себя наваждение. Потому что рассказ рассказом, а он все сильнее ощущал себя привороженным.
Сейчас Мун смотрела на него – и в её глазах было все. Нетерпение – ведь он так и не договорил, искренняя заинтересованность, не фальшивая, не та, что ищет у тебя больные места. Ей ведь не зачем пробираться к Паулю в душу. Наверное, поэтому она уже в ней…
И боль.
В её темных глубоких глазах плескалась боль. Настоящая, незамутненная, сильная. Если Рику она не очень сочувствовала, просто из вежливости, то из-за Мег, кажется, расстроилась совершенно всерьез.
Она расстроилась из-за его сестры. Чужой ей женщины, вообще-то.
– Почему не может? – он чуть потянулся, забрал себе кожаную флягу из-под воды, приложился к ней ртом, но допивать не стал – оставил два глотка для Мун. Она все донимала его вопросами, а пить наверняка захочет. – Думаешь, по нраву пустыннику пришлась распущенная северянка? Я слышал, тут у вас в норме вещей непокорную жену босую в ночь к голодным хорлам выгнать.
– Есть такой обычай, да, – Мун скривилась настолько неприязненно, что Пауль аж пожалел, что завел разговор в эту сторону. Надо было поднапрячь извилины и вспомнить что-нибудь из уроков астрономии, рассказать какую-нибудь чушь про звезды, про какую-нибудь из самых любимых жен Мафрея… Когда-то он знал всю эту чушь, отец заботился о том, чтобы сыновья были образованными, а не только подковы голыми руками разгибали для развлечения. Вот и надо было голову в дело пустить, а не кровавыми сказками девочке голову морочить.
– Ну так, что невозможного в моих словах? – Пауль поднял брови.
– Истинная связь двух магов… – Мун запнулась, будто нашаривая каждое слово, – это ведь дар от богов, понимаешь?
– Не очень, лилия моя, – Пауль криво усмехнулся. Новое прозвище для девушки просилось на язык чуть ли не с того момента, как она выбралась с ним на этот балкончик. Тогда-то, только скользнув взглядом по нежной коже, Пауль и вспомнил золотистые прохладные лилии из сада матери.
Пять лет не вспоминал. Пять лет ничего кроме смерти во сне не приходило. А тут вынырнуло из памяти, как никуда и не терялось. И стало как-то спокойней.
– Не твоя я, герой, забыл, что ли? – устало проворчала Мун.
Как же хотелось потянуться, провести пальцами по худенькому предплечью. И посмотреть, вздрогнет ли эта красотка, тронет ли румянец кожу на этих нежных щечках.
Нет, все-таки ночь настраивала Пауля совершенно не на тот лад. Ему сейчас хотелось так-то куда большего, но более дерзкие мыслишки он старательно отстранял на второй план.
– Не присыпай мне раны солью, дай помечтать, – Пауль вздохнул. – Лучше расскажи про истинную связь, что знаешь, потому что я о ней не знаю совершенно ничего.
– Мечтай, пожалуйста, я, может быть с тобой вместе помечтаю, может быть, даже о тебе, – Мун, маленькая насмешница, разумеется, не смогла не ответить. Как маленькая пустынная юркая саламандра, та, которая кусается, не горячо и даже не очень больно, но все-таки ощутимо.
Прикоснуться к маленькой колючке захотелось еще сильнее.
– Рассказывай, Мун, – Пауль чуть сглотнул, избавляясь от сухости во рту и от части озабоченных образов в голове.
– Я знаю, но немного, – предупредила девушка, – знаю, что истинные – если они бывают, чаще всего друг другу подходят идеально. Они чувствуют друг друга, любят примерно одно и то же, живут будто в одном темпе. Один чего-то хочет – другой это чувствует и дает. Истинные – это как две части одного камушка. Сложишь вместе – срастутся намертво. Вот только богиня любви Нии-Фей, что вяжет нити истинных – жуткая ленивица, и вяжет эти нити пару раз в год. Говорит, что плоха та любовь, что достается смертным без труда. Поэтому… Пауль, неважно, что Мег была истинной для пустынника, ведь она для него была второй половиной жизни. Их дети могли родиться действительно сильными чародеями. И не мог он так быстро в ней разочароваться. Да еще и убить. Если истинная связь была, если Сальвадор её видела…
Зря он затеял этот разговор. Сразу ощутил, сколько слабых мест выставил. Нельзя это делать. Ни с кем.
Но почему с ней вышло?
Он лишь пару раз рассказывал это соседям по камере на Арене – ну, тем соседям, которые через пару недель все равно умирали. Глупый был, молодой. Надеялся, что с Арены удастся выбраться, и может быть, прихватить друга или двух.
Не было на Арене друзей. Даже Думиса, тихий наивный большеглазый Думиса, так долго притворявшийся наивным дурачком, попавшим на Арену случайно, Паулю другом быть перестал довольно быстро.
А как втирался в доверие? Как плакался по ночам по несчастной матери, оставшейся без кормильца? Даже Пауль ему поверил. Хотя уж он-то привык к тому, что в рабах на Аренах часто ходит конченый сброд. Это их с Риком взял распорядитель Арены, впечатлившись мускулатурой братьев Ландерсов. Вложился, так сказать, в будущее. Но их хотя бы обучали, как “ценный вклад” хозяина Арены. И вообще содержали в приличных условиях. Чаще всего на Арену отправляли убийц, воров, и прочих, тех, чью смерть никто бы не оплакивал. Кого можно было и голодным мантикорам скормить, и на пушечное мясо умелым гладиаторам отдать.
Но Думисе Пауль поверил. Почему-то.
Это уже потом он узнал, что Думиса пришел на Арену сам. Мастер ядов, погрязший в долгах и решивший развлекать толпу – ведь за это свободным хорошо платили, да и женщины вольных гладиаторов любили. Владел мечом Думиса неважно, но зато прекрасно стрелял отравленными дротиками из специальной трубки…
А еще – он прекрасно втирался в доверие, договаривался с надзирателями гладиаторов-рабов, подселялся к ним “соседом” и давил на жалость и стыд.
Ведь не столь уж многие рабы-гладиаторы готовы убивать раз за разом. Иной может и поддаться, потеряв желание жить ради того, чтобы дарить смерть. Тем более если против тебя выйдет тот, кто еще вчера тебя штопал и назывался твоим другом, кто знает о твоих потерях и рассказывал тебе о своих.
Впрочем, хитрость Думисе с Паулем не помогла. А вот Паулю хитрость Думисы очень помогла. Точнее его подлость и любовь к ядам.
Кто знал, что халиф очень любит смотреть на бои Ариш Тель Лана? Пауль даже не подозревал. Хоть и заметил в какой-то момент, что кормить его стали гораздо лучше, чем других. Но не думал, что все так, мало ли среди посетителей Арены богатеньких меценатов? Он слегка надеялся, что его с Арены выкупят, ну или халиф свободу подарит, но все вывернулось совсем в другую сторону.
– Пауль, – Мун коснулась сжавшегося по инерции кулака Пауля, заставив его вздрогнуть и снова уставиться на девушку. Лишний раз удивляясь, как сразу не был ослеплен этой странной пустынной лилией. И как у того сброда вообще поднялась рука прикоснуться к ней, да еще и с грязными намереньями.
Эту девушку хотелось любить. Неторопливо, со вкусом, постепенно складывая целый мир к её ногам.
И дело сейчас даже было совершенно не в её красоте. Хотя красивая она была до одури, был бы чуть повпечатлительней – потерял бы сознание. Но предпочитал любоваться. Украдкой и прямо, без разницы, лишь бы не отрывать от неё глаз.
Дело сейчас в основном было в искренности, таящейся на дне этих колдовских глаз.
– Я что-то не то сказала? – тихо спросила девушка, явно восприняв его напряжение на свой счет.
– Ну что ты, лилия моя, – горько откликнулся Пауль. – Вот только я не знаю, что видела Сальвадор. Но знаю, что Мег умерла, еще когда мы с Риком пытались выйти из пустыни.
– Как вы узнали? – Мун недоверчиво прищурилась.
Пауль тихо вздохнул, прикрыв глаза. Вспоминая. Вспоминая, как на пятый день, когда они с Риком спали, чуть не съежившись вокруг крохотного костра – пустыня послала им тогда “подарочек” в виде одного настигнутого хорлами пустынного странника, и двух тюков с его вещами – с тряпками, если быть точнее. Еды при путнике было – ровно две краюшки хлеба, во фляжке болталось три глотка какого-то травяного чая, Рик и Пауль честно разделили их напополам, чтобы продлить свою агонию. Из тряпок соорудили костер, не особо заботясь о стоимости тех тряпок. Жертва хорл с них уже бы не спросила. Тем более, что это явно был то ли вор, то ли контрабандист. Иные по пустыне вне каравана не шлялись.
Спали беспокойно, просыпались от далекого холодного воя вайг и от вторящих им пустых желудков братьев Ландерсов. Зажевывали голод какой-то горькой травой, сытости и сил она не добавляла, но хотя бы нестерпимое желание сожрать собственную руку притупляла. И спали. Пытались.
Скрутило на рассвете. Скрутило так, что двое взрослых, не раз встревавших в драку и знающих, почем фунт боли, мужчин, валялись на белом песке и выли от боли, не в силах шевельнуться.
Скрутило кровной связью. Той, которая и была причиной того, почему за косяк Рика прилетело и Паулю. Потому что они были братья и явились вместе.
Боль не отпускала с четверть часа. Она выжала их до бессилия, до того, что не держали ноги и не шевелился язык. Впрочем это было и не нужно.
Обоим братьям Ландерсам было тогда понятно – что-то случилось с Мег. Это её магия взвыла в предсмертном вое, это её магия дернула за нити кровной связи, будто надеясь, что они смогут прийти к ней на выручку.
Увы. Они не могли. И Рик, и Пауль магами были никакими, навыков Пауля хватало, только чтобы костер разжечь или яблоко поймать у земли, чтобы тонкая сторожевая сеть заклинания у соседа не сработала. Не умели они создавать телепортов, да и Мег не умела, хотя она-то и была в этом очень одарена.
Мун дослушала этот рассказ, не моргнув глазом ни разу. Бледная такая, ни единой кровинки в лице не было. Замерзла?
Пауль поднялся, шагнул в комнатушку, отведенную ему для сна господином Аманом, взял с кушетки тонкое одеяло, вернулся обратно на балкончик и опустил его на плечи Мун.
Никогда на него женщины не смотрели так пораженно. Такое ощущение, что удавке в его руках она бы удивилась меньше.
– Вот такая вот истинная связь, лилия моя, – Пауль вздохнул, снова опускаясь на пол и скрещивая ноги, – может, Рик и был не прав в том, как себя повел на судилище. Может быть, я не прав, что предъявляю этот счет именно Сальвадор. Я даже не знаю, могла ли она это предвидеть. У меня, знаешь ли, нет возможности с ней побеседовать. Но суть в том, что она отказала нам, сказала, что моей сестре с её истинным будет лучше. А моя сестра не прожила и недели. Не пары лет даже, недели, Мун. Это счастье с истинным, как думаешь. Стоило оно того? Это лучше того исхода, в котором мы бы вернули Мег домой?
Девушка молчала, лицо её как-то странно замерло. И сама она зябко куталась в покрывало и избегала взгляда Пауля. Ужасно растерянная, погруженная в свои мысли.
Самое обидное было в том, что уже через несколько часов ей возвращаться домой к хозяину. А Паулю – искать продавца воды, возможную подработку и идти на поиски самого удаленного от Хариба оазиса.
И что дальше? Все свидания с этой нежной лилией только во снах?
– Знаешь, Пауль, – Мун провела ладонями по щекам, будто пытаясь стереть с лица какой-то налет, – я, пожалуй, не буду дожидаться рассвета. Я пойду домой сейчас. Мне что-то нехорошо.
Кажется, настал черед Пауля озадачиваться вопросом – что и где он сказал не так.
