Василий Боярков
Пираты, или Тайна Бермудского острова

– Хорошо, тогда слушайте, – сделав из открытой бутылки пару хороших глотков, Колипо вернулся к ненадолго прерванному рассказу, – три чёрные метки значат, что гонимого пирата высаживают на необитаемый остров, что оставляют ему бутылку рома, аналогично воды и что выдают пистолет, заряженный единственной пулей. Мы поступили честнее: заковали и смещённого капитана, и верных сподвижников в железные кандалы и посадили в угрюмую клетку, сравнимую с той, из какой мы сами только недавно выбрались, – кивнул он широкополой шляпой, которой обзавёлся прям тут же, на захваченном судне (нашёл её на палубе, сброшенной кем-то из бывших членов команды, в абордажном азарте устремившихся на «Независимость – 2»). – Впоследствии провели успешную операцию и захватили маломерную рыбацкую лодку, способную взять на́ борт и свергнутого Фрэнка, и не предавших его закоренелых соратников. Как понимаете, пути наши, разбойничьи, существенно разошлись, и мы сделались друг другу непримиримыми недругами, соревнуясь в удачливой ловкости, суровой жестокости. Впрочем, и он и я никогда не склонялись к открытому столкновению. Мы отчётливо понимали, что прекрасно знаем все заковыристые повадки противника; а значит, победа – если она и достанется? – будет случайной. Положение дел, простите, ни мне ни ему не приемлемое. Мы привыкли полагаться на решения, исключительно на продуманные, подкрепленные и значимой силой, и холодным расчётом. Итак, пришла пора перейти к наиболее интересной части мой печальной истории…

Он ненадолго умолк, прихлебнул из опустевшей бутылки, а следом застыл в немом смаковании. Сейчас его никто не прервал, потому как оба благодарных слушателя вперились в него четырьмя заворо́женными глазами и с открытыми ртами ожидали грядущего продолжения. По привычке удовлетворённо присвистнув, искушённый рассказчик, немножечко охмелевший, последовательно продолжил:

– Плавал я, верховодя пиратским судном, примерно три года, успешно нападал на торговые, а временами и военные корабли, пока конфликтовавшие страны не заключили позорного перемирия и пока не бросили совместные силы либо на полное наше уничтожение, либо, при лучшем раскладе, поимку морских бандитов. Тогда наступил тысяча семьсот девятнадцатый год и вольным разбойникам приходилось очень и очень несладко. Часть «сошла на берег», а такие, как я и мне подобные, продолжали бороздить мировой океан да нападали на зазевавшихся ротозеев. Как не покажется странным, но нашему кораблю – благо он перешёл от везучего Фрэнка – неизменно сопутствовала слепая удача, и мы продолжали оставаться полностью невредимыми. Но однажды… моя размеренная жизнь совершила крутой поворот! Что со мной приключилось? – в очередной раз он заострил внимание заворожённых слушателей, так и не решавшихся его прерывать. – Так случилось, парень, – первый раз старый морской волк обратился к неопери́вшемуся воспитаннику с отеческой лаской, – тогда я повстречал твою… родимую мать!

– Как?! – удивлённо воскликнул уважительный юноша, впервые решившийся прервать почтенного воспитателя. – Получается, вы мой отец?

Лера, наблюдая их очевидное сходство, о чём-то таком догадывалась, поэтому последнее изречение не вызвало у неё особого удивления; она продолжала молчать, терпеливо ожидая, что будет дальше

– Кто дослушает, тот узнаем, – спокойно провозгласил Колипо, допивая хмельную бутылку и посылая за следующей, – сходи-ка лучше принеси чего-нибудь выпить, не то продолжительные речи мне горло совсем иссушили. Почти двадцать лет не брал в рот ни капли хорошего рома, а тут как будто бы накатило – не могу удержаться!

– А, моя мама? – продолжал допытывать Джо, осведомляясь уже на ходу; он послушно отправился выполнять несложное поручение. – Она жива?.. Смогу ли я с ней увидеться?

– Потерпи – и непременно узнаешь! – крикнул вдогонку седовласый пират, не позабыв и легонько присвистнуть. – Ну, а ты, мисс, – спросил грозный разбойник у прекрасной девчушки, чуть только они остались одни, – какие планы, на доверчивого юнца, у тебя, мисс Доджер?

– Скажу тебе честно, пират, – приученная к вольному обращению, бывалая проститутка начисто не принимала в расчёт почётное положение, поэтому в откровенных выражениях, так же как и он, особо не церемонилась, – он мне понравился! Это хотел услышать, или…

Закончить она не успела, так как посыльный резво исполнил доверенное задание и быстренько возвращался обратно; в руках он нёс непо́чатую бутылку. Оказавшись на капитанском мостике, Рид передал её пьяному воспитателю, а сам приготовился дослушивать занятное продолжение; он придал себе обычную позу, обозначенную горделивой осанкой да перекрещенными руками. Очаровательная блондинка, устав сидеть на неудобном поручне, спрыгнула на мокрую палубу, подтащила свёрнутую в рулон витую веревку, а водрузив на неё прелестную задницу, обратилась в волнительное внимание; она подпёрла миловидную мордашку двумя кулачками и буквально поедала искусного повествователя голубенькими глазами. Тот не заставил себя продолжительно уговаривать, откупорил непрозрачную ёмкость, сделал солидный глоток, прищёлкнул довольненьким языком, а после охотно продолжил:

– В один из очередных налётов мы напали на торговое судно, следовавшее из Англии и перевозившее рядовых обывателей, желавших спрятаться в Новом свете, – кто от закона, кто от нищеты, беспросветной убогости, кто просто от жёстких родителей. На том гражданском судёнышке плыла интересная молодая чета… Некоторое время назад она обвенчалась и, как сталось, сбегала от гнева аристократичных предков, поклявшихся смыть нечестивый позор лишь кровью неотёсанного избранника. Всё верно, – заприметил он придирчивый взгляд, принадлежавший любознательной чаровнице, – девушка та, воспитанная в лучших традициях, была из дворянской семьи – настоящая леди! Её же муж самый обыкновенный – никчёмный босяк! Чтобы прокормить себя и молодую жену он наня́лся «последним» матросом. С Монни Рид – именно такую фамилию она унаследовала от бестолкового мужа – мои бравые молодцы хотели обойтись точно так же, как парой часов назад с тобой… мисс Доджер, – он снова мотнул пьяной головушкой в сторону Леры, – но я, поражённый невиданной красотой, вступился за молодую аристократку, а заодно помог спастись как ей самой, так и её – я был всецело уверен – безмозглому провожатому. Подвластным компаньонам я тогда объявил, что в обмен на, общую, их свободу, отказываюсь от причитающейся мне денежной доли. Пиратская алчность не знает границ, и они согласились с предложенным мнением, вообще не задумываясь. В результате и милая леди, и дубоватый спутник стали частью моей команды. О! Как же я тогда ошибался! Мне и не думалось, что я совершаю непоправимую, едва ли не роковую ошибку.

Седой морской волк умолк и с печальным видом уставился в голубой горизонт; он наложил на обветренное лицо печать великого сожаления. Молчал Колипо недолго. Отхлебнув очередную порцию «целебного рома», он возвратился к недосказанной повести:

– Вот так, совсем незатейливо, и началась наша с Монни пламенная любовь, продолжавшаяся, к сожалению, очень недолго. Я полностью тогда растворился в тех трепетных чувствах и настолько потерял разумную голову, что ничего не замечал – ничегошеньки не увидел. Даже того, что буквально творилось у меня за спиной. И вот тут! Вернулся мой «бумеранг», запущенный некогда во Фрэнка Уойна. Однажды ночью, после успешного дела, я, как обычно, ву́смерть напился. То ли напиток тогда оказался «палённый», то ли меня в тот раз не брало? Но, ровно на полчаса отрубившись, я внезапно проснулся – почувствовал, что очень хочу чего-нибудь выпить. Как назло – это сейчас я понимаю, что к счастью – у меня в капитанской каюте закончился излюбленный ром. Чтобы восполнить его запасы, потребовалось спуститься на нижние палубы. Была безлунная ночь, основные члены команды, надра́вшись», – подразумевалось «напившись», – спали, и только небольшая горстка злых заговорщиков, уединившись в винном отсеке, держала тайный, предательски коварный, совет. Я подкрался поближе и внимательно вслушался. И что же я слышу?! Оказывается, подчинённой команде давно уж надоел мой необузданный, крайне вспыльчивый, нрав и все они ничуть не против сменить поднадоевшего капитана. Вы спросите: что же останавливало их раньше? Не поверите! Отсутствие подходящей кандидатуры… И вот такой человек нашёлся! – едва ли не торжественно объявил Умертвитель, и сделал следующий глоток. – Им оказался – какой я наивный слепец! – униженный муж моей возлюбленной женщины. На самом деле оба они оказались коварными соучастниками. Получается, театральный спектакль «с безраздельной любовью» разыгрывался лишь за тем, чтобы ввести меня в тлетворное заблуждение и чтобы захватить великолепное судно, чуть раньше аналогично о́тнятое у Бешеного Уойна. Всё было уже решено: на утро меня ожидали четыре чёрные метки, означавшие смертную казнь «любым из проверенных пиратами способов»; то есть в совсем недалёком будущем мне предстояло безвольно болтаться на рее. Долго раздумывать?.. Времени не было. Поэтому, воспользовавшись привязанной к корме посадочной шлюпкой, и под прикрытием ночной темноты, я, не задумываясь, пустился в бега.

– «Ничё» себе, «…её мать»! – матюгнулась по-русски запальчивая блондинка, до глубины души поражённая Монниной вероломностью. – Как же она могла? Ты ведь, Джек, самое меньшее, спас ей женскую честь, а самое большее – жизнь?!

– Да, красавица, – старый морской разбойник не стал оспаривать приведённое утверждение; он, не переставая, отхлебывал из мутной бутылки, – так же подумал и я. Однако было уже достаточно поздно, то есть всё, что я смог, – это вовремя унести «горящие огнём пугливые ноги». Мне повезло – я удачливо спасся. С тех пор ваш покорный слуга поклялся никогда не прикасаться к крепкому рому, и я успешно исполнял то взятое обязательство вплоть до наступившего времени. Возвращаясь к трагической повести… Вот парадокс! К грабительской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил «неприличную осторожность»… посмел сбежать от грядущей опасности. Согласно пиратского Кодекса, проявленная слабость является проступком –абсолютно недопустимым! Хорошо ещё, все награбленные богатства остались при мне, а значит, можно было «спускаться на берег» и рассчитывать на спокойную – а, что важнее намного больше! – безбедную жизнь. Так в точности я и сделал… – на последней фразе Джек отобразился грустной печалью (ему вспомнились давно минувшие славные годы), – а что же, вы спросите, новоявленный капитан и досточтимая миссис Рид? С ними произошло, как и всегда случается с бессовестными предателями. Какое-то время, присвоив себе моё же грозное имя, мерзкий подонок и его отчаянная супруга бороздили атлантические моря: Саргассово да Карибское – да наводили беспредельный ужас на всякого, кто удосуживался попасться им на пути. В печальном итоге, по прошествии шести месяцев, ми́нувших с момента нашего расставания, «Кровавая Мэри» взялась в безвылазное кольцо – окружилась четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим вооружением доходившими до двух сотен орудий. Без особенного труда они сломили непродолжительное сопротивление, а после непринуждённо пленили проштрафившуюся команду. О чём это говорит? Правильно, – опередил он мисс Доджер, – нужно знать предельную меру, чтобы за тобой не снаряжали несокрушимую морскую эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на собственных реях, а влиятельных главарей отправили на Ямайку; там их подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда предполагали, что схватили меня… но затянули тугую петлю на шее несчастного мужа разлюбезной пройдохи Монни. Её саму – поскольку выявили у неё восьмой месяц беременности – до поры до времени оставили невредимой. Наконец она родила… да, да, тебя, – заметив вопросительный взгляд, Колипо поспешил развеять любые сомнения, способные возникнуть у чувствительного воспитанника, – соответственно, можно было приводить судебный приговор в суровое исполнение. Но! Неожиданно вмешался влиятельный папочка, ради спасения запутавшейся дочурки поспешивший лично приплыть из чопорной Англии. Пользуясь неисчислимым богатством да значимым положением, он буквально выдернул приговорённую дочку из жёсткой петли, вот-вот готовой затянувшейся на миленькой шее.

– Странно? – подивилась беззастенчивая особа, в то время как Джо ожидал с трепетным замиранием сердца. – Но как же так получилось, что родившийся ребёнок оказался на воспитании у изгнанного пирата?

– И здесь всё нисколько не сложно, мисс Доджер, – присвистнул старый пират, заканчивая вторую бутылку; с непривычки, после долгого перерыва, он едва удерживался на шатких ногах. – Английский лорд отказался от преступного выродка, вследствие чего новорождённый мальчик передался в миссионерский приют, откуда мною благополучно впоследствии выкуплен. Вы спросите: как, зная о тайном заговоре бывшей возлюбленной, я вдруг уверовал, что Джонатан является моим родимым сынком? Ага, вижу: оно вам интересно – особенно! – говорил Колипо уже практически непонятно. – Так вот, прознав о позорном факте – если смотреть с точки зрения высокомерной британской знати – я отправился, и-ик, в сиротскую миссию. По характерным признакам: по строению ушей, подбородка, губ, по цвету волос, да ещё кое по чему, о чём при хорошеньких дамах не говорят – без лишних сомнений определил, что тот красивенький мальчик является моим прямым, а совокупно единственным, отпрыском.

– А, мама? Что стало с мамой? – продолжал молодой человек стремиться к тягостной истине; он говорил, виновато опуская пристыженные глаза. – Она уехала… в Англию?

– Нет, – еле-еле выговаривая воспроизводимые слова, отчитался пьяненький капитан заплетавшимся языком; поразительное дело, невзирая на едва ли не мертвецкое состояние, он умудрялся сохранять устойчивую позицию и более-менее твёрдо держался на качавшейся палубе, – твой дед ни за что на свете не допустил бы такого бесчестия, как возвращение блудной беглянки обратно в Британию. Тогда вы, наверное, озадачитесь: что, интересно, он сделал? Поступил отчасти гуманно: во-первых, купил ей на американском континенте богатое ранчо; во-вторых, выдал непокорную дочку замуж, сосватал за высокопоставленного, уважаемого в Новом свете, чиновника.

– Выходит, она жива, – от нескончаемых потрясений Рид еле-еле держался, дабы тут же не разрыдаться, – и я смогу с ней увидеться?

– Уверена, о твоей печальной судьбе ей отлично известно! – всплеснув руками, неожиданно грубо заметила молодая путана, которой пришлось пройти через нечто подобное (когда вспоминала в монастырском приюте о сгинувших старших сёстрах). – Если б она хотела, то обязательно – не смотря ни что! – тебя, повзрослев, нашла. Ну, или по-другому: любящая мать непременно бы проявилась.

Критичная забияка достала удачно сохранившуюся пачку «Мальборо». Чуть раньше, когда осматривала разорванную одежду, она вынула её из потрёпанной куртки. Вместе с бензиновой зажигалкой, броской косметикой, водительскими правами и (ну так, на всякий случай?) современным смартфоном. Нервно себе подкурила. С горделивым взглядом, не передававшим ничего, помимо твёрдого характера, вспыльчивой натуры, придирчивой наглости, уставилась на новых знакомых. По-видимому, бойкая мисс ожидала, подтвердит ли старый морской разбойник сделанное предположение или нет.

– Пожалуй, красавица, ты права, – опытный пропойца, напившийся «до белёсых белков» (когда затуманенные зрачки закатываются наверх), всё ещё мог контролировать щекотливую ситуацию, а заодно и собственные изречения, передаваемые (принимая во внимание его состояние), не очень понятно, – но, возможно, не до конца… Чего-то я подустал, – констатировал вдрызг напившийся капитан, – пойду чутка подремлю, а вы тут правьте пока… Уверен, парень, и-ик… после всего чему я тебя когда-нибудь обучил, – он омерзительно ёкнул, – с несложной задачей ты справишься без особенных затруднений. Не надо!.. Мне помогать, – оттолкнул суровый старик почтительного воспитанника, пожелавшего поддерживать его во время пути, – я сам, и-ик… поверь, не впервой. – И пошатываясь (удивительно как?!) поплёлся спускаться по изогнутой лестнице.

Глава II. Сделка

Обезглавив кома́ндера, Бешенный Фрэнк уставился на выстроившихся перед его суровой особой необычайных пленников. Он лишился собственного судна и, озадаченный, напряжённо раздумывал: чего же ему, в связи со всем случившимся, делать? Все они (и хозяева, и нежданные «гости») находились на широкой, почти квадратной, площадке; помимо разноликих людей, на ней размещалась военная техника, а конкретно два вертолёта. Сама она переходила в управленческие отсеки, а потом в носовую часть, где располагалась корабельная пушка и куда возможно попасть либо с нижней палубы, либо минуя капитанскую рубку. Занималось раннее утро, и первые солнечные лучи едва-едва касались отливавшей сталью отполированной палубы.

– Приведите ко мне рулевого! – имея в виду «механика», прикрикнул Уойн на Скупого с Бродягой (после сгинувшего квартирмейстера они пользовались у него наиболее высоким доверием); он посылал их на нижние палубы.

Каким-то необыкновенным пиратским чутьём неглупый капитан сумел догадаться, что люди из машинного отделения ими пока не захвачены и что они настойчиво продолжают исполнять основные обязанности, предписанные в экстренных ситуациях, – на всех «парах» гонят судно к ближайшему порту.

Не медля ни секунды, посыльные скрылись исполнить несложное приказание; все остальные (и мерзкие пираты, и пленная команда) остались дожидаться их скорого возвращения. Главарь разбойничьего братства, оказавшись в ситуации непривычной, неординарной, нисколько ему не знакомой, не спешил расправляться с захваченными врагами; наоборот, он терпеливо выжидал, пока хоть что-нибудь прояснится. Вдруг! В кармане брюк Липкена (неожиданно даже для него самого) затрезвонил сотовый телефон; он находился в них с того интересного момента, когда немногим ранее его обладатель изволил раздеться, развлекаясь со сногсшибательной шлюхой. Диковинным треском он заставил вздрогнуть не только жестокого главаря да верных ему разбойников, но и легкомысленного владельца, и толпившихся рядом пленённых соратников.

– Что это?! – грозно рыкнул Бешенный Фрэнк, по понятным причинам ни сном ни духом не ведавший, что существуют такие устройства, как звуковые мобильники. – Что это, дьявол меня разбери, за скрежещущий шум?! – Никакого другого сравнения ему и в голову не пришло.

– Кто-то мне зво́нит, – пробормотал дрожавший Джеймс, хотя в обычной жизни имел натуру распущенную, напрочь распутную, наполненную высокомерной надменностью, зато нисколько не наделённую смелой отвагой.

– «Звани́т»? – на собственный лад переиначил морской преступник и точную формулировку, и натуральное ударение; не позабыл он изобразить на почерневшем лице неподдельное удивление. – Это ещё что за такая за дьявольщина?

– Долго объяснять… – пробормотал испуганный лейтенант, осторожно протягивая правую руку к боковому карману, – можно, я лучше продемонстрирую?

Приблизившись к косому разрезу, он не спешил извлекать трезвонившие устройство наружу, потому как не представлял, какая (в связи с предпринятой манипуляцией) последует реакция от грозных пиратов.

– Попробуй, – недоверчиво буркнул разбойничий капитан, подходя к молодому человеку едва-едва не вплотную и приставляя к подбородку абордажную саблю, – но только без шуток. А иначе?.. Тем же мигом отправишься следом, – не отнимая изо́гнутого клинка, он кивнул седой головой (она прикрывалась широкополой шляпой, украшенной чудными перьями) в сторону обезглавленного кома́ндера, а попутно обдал невольного собеседника противным дыханием.

Поддавшийся смертельному страху, офицер словно б не обратил внимания на тот чудовищный, зловонно отвратительный, запах, что изрыгнулся из пропито́й разбойничьей глотки; напротив, получив «высокое» разрешение, он достал наружу современный мобильник, надрывавшийся надсадным звучанием. Сразу сделалось ясно, что до него пытается дозвониться влиятельный папочка. Нежданное обстоятельство, впрочем вполне объяснимое, наводило на некие определённые размышления.

– Считаю, правильнее ответить, – предположил молоденький Липкен; с подобострастным сомнением он поглядывал на морского разбойника и ничуть не скрывал будоражившего душу слепого волнения, – это главный адмирал Военно-морских сил США, а он, извините, беспричинно звонить не будет; значит, случилось что-то невероятно серьёзное.

– Хорошо, отвечай, – хотя ничего особо и не поняв, зато услышав «главный адмирал военно-морских сил», без долгих раздумий разрешил разбойничий капитан; предусмотрительно он оставил смертельное остриё у неприятельской шеи (подозрительный противник не внушал ему никакого доверия).

Машинально поставив мобильное устройство на громкую связь, легкомысленный офицер не стал приближать его к уху, а оставив прямо так, на весу, перешёл к стандартному изъяснению:

– Слушаю, сэр, лейтенант Липкен – на сотовой связи.

– Джеймс, сынок… вы куда, расскажи, пропали? – прозвучал взволнованный голос, не в пример занимаемой должности не сохранявший невозмутимого хладнокровия. – Мы все здесь практически извелись: вы не отвечаете на посылаемые призывы почти восемь часов. Учитывая, что вам пришлось оказаться в области двенадцатиба́лльного урагана, мы уже стали подумывать про самое худшее… Так как, всё ли у вас нормально?

Бешенный Фрэнк выглядел обескураженным, туповато ошеломлённым (что и понятно!): первый раз в закоренелой пиратской жизни ему довелось засвидетельствовать странноватое, если не фантастическое общение (когда, не видя «по ту стороннего» собеседника, можно переговариваться на длинное расстояние). А ещё!.. Предусмотрительный помощник, заместитель обезглавленного кома́ндера, додумался включить двустороннюю видеосвязь и предоставил неотесанному мужлану созерцать говорившего человека в натуральном обличии, хотя и слишком уменьшенном, зато наблюдаемом отчётливо ясно. Непутёвый повеса не торопился пускаться в поспешные объяснения, а терпеливо дожидался, когда у типичного представителя колониальной эпохи пройдёт его первый шок; он вызвался личным созерцанием современного достижения науки и техники. Тем временем высокопоставленный отец тараторил буквально без у́молку:

– Ты меня слышишь, сынок? Что у вас, вообще, происходит и кто этот отвратительный тип, что стоит сейчас рядом с тобой? Ответь мне, пожалуйста хоть чего-то, не то мы начинаем томиться и обуя́лись прескверными подозрениями?

– Вы что-нибудь скажете, капитан? – невзирая на сверхъестественный страх, непутёвый повеса, повинуясь бесшабашной натуре, своенравной и взбалмошной, нашёл в себе силы неприветливо усмехнуться. – Говорить необходимо сюда, – поставил он портативный экран прямо перед озадаченной бандитской физиономией, – Вас отчётливо слышат.

Может показаться странным, возможно диковинным, но грозный главарь, способный снискать себе славу как в яростных битвах, так и в порочных грабежах, беспринципных разбоях, смог и сейчас мгновенно справиться с нахлынувшим унизительным малодушием – и то́тчас сориенти́ровался в сомнительных обстоятельствах.

– Мы захватили этот корабль! – не нашёл Уойн ничего иного, как прорычать привычный термин, напрочь укоренившийся у безрассудных джентльменов удачи.

– Ты ещё кто такой?! – грубо гаркнул главный военный адмирал американского флота, делаясь до крайности неприветливым. – Только попробуй чего-нибудь сделать моему родному сыну – и тогда я лично тобой займусь!

Что он имел в виду последней фразой, так и осталось неразрешённой загадкой. Увидев омерзительную пиратскую внешность, да прижатый к подбородку его любимого отпрыска острый клинок, неглупый военачальник без труда сумел догадаться, что наихудшие его предположения, к прискорбию, оправдались. Он отключился от сотовой связи. Вопреки столь раннему утру (было всего лишь четыре часа), главнокомандующий находился на службе, в штаб-квартире Пентагона, расположенной в штате Вирджиния, в округе Арлингтон. Подняли его около двенадцати ночи экстренным сообщением, что современное сверхсекретное судно (на котором, между прочим, несёт служебную повинность его достопочтенный сынок) попало в эпицентр неимоверного урагана, что оно, возможно, терпит трагическое крушение и что, самое страшное, с ним полностью потеряна радийная связь. Ничего на всём белом свете не могло являться важнее, и встревоженный адмирал незамедлительно выдвинулся в центральный военный офис. Оказавшись на месте, по-быстрому собрал срочное совещание ближайших, наиболее верных, соратников.

Ранее упоминалось, что высокопоставленный руководитель питал к непутёвому отпрыску удивительную, несоразмерную рангу, любовь, закрывал глаза на все его глупые шалости, несовместимые ни с морским уставом, ни с прочими правилами, и делал тому большие поблажки. Сам он был человеком властным, самоуверенным, не привыкшим считаться с чьим-то расхожим мнением, – легко подминал под себя любого, кто волей или неволей оказывался в его прямом подчинении, или, иными словами, полной зависимости. Он упивался безграничной властью и полагал, что раз добился высокого положения, то ему дозволена любая, и даже идиотская, прихоть. Поэтому Липкен-старший не признавал никаких иных авторитетов, кроме верховного главнокомандующего, американского президента. Во внушительной внешности следует выделить следующие особенности: статную, подтянутую фигуру; высокий рост, отлично сочетающийся с ра́звитым телом; мужественное лицо, выдающее человека, достигшего пятидесятитрёхлетнего возраста, с устойчивыми жизненными позициями; широкие скулы, ходящие массивными желваками; зелёно-оливковые глаза, внутренним блеском выдающие непримиримого самодура; прямой, на кончике слегка расширенный, нос; неровные губы (тонкая верхняя и утолщенная нижняя); смуглую кожу, на удивление гладкую, как у молоденькой женщины; маленькие уши, плотно прижатые к ровному черепу; светлые, едва ли не рыжие волосы, уложенные аккуратной, короткой причёской. Оделся влиятельный офицер в форму военно-морского офицера, соответствовавшую носимому званию.

Сейчас «четырёхзвёздный» адмирал находился в штаб-квартире Пентагона и держал совет с четырьмя преданными ему высшими чинами военно-морских сил Соединенных Штатов Америки. Они собра́лись в просторном, по сути официально-деловом, кабинете. Из офисной мебели в нём присутствовали лишь основные предметы: массивный стол, предназначенный для проведения совещаний; огромный телевизионный экран, конечно же в плазменном исполнении; тридцать штук металлических стульев, на сидениях проложенных поролоном.

– Итак, господа, – обратился Джеральди́н Липкен к остальным сослуживцам, после того как, поддавшись нервозному возбуждению, бросил на полированный стол новёхонький «Apple», отличавшийся последней моделью, – надеюсь, все вы здесь поняли, что наше современное, да ещё и секретное, судно захвачено… Кем конкретно? Пока, извините, не знаю, но, прежде чем мы вступим в любые переговоры, давайте обсудим: «что-о-о!» надлежит, в связи с нештатной ситуацией, делать и «ка-а-ак!» освободить пленённых заложников, в частности моего дорого мальчика? Полагаю, не надо лишний раз объяснять, что коренная позиция «переговоров с террористами мы не ведём» – в настоящем случае! – является неуместной, – циничное высказывание он закончил грубо, с недовольной физиономией.

– Министру докладывать будем? – поинтересовался вице-адмирал Насреддин Смол, так же, как и прямой руководитель, одетый по форме. – Ведь ситуации не простая, а всё-таки чрезвычайная.

– Хм?.. А кто, собственно, он такой, – резко воскликнул первый, более влиятельный, офицер, – что мы должны ставить его в курс наших военных планов?! – прозвучал недвусмысленный намёк, что верховная должность в Америке достаётся гражданским. – Пусть занимается деятельностью, чисто хозяйственной. Тем более что, оставаясь в блаженном неведении, он будет спать намного спокойнее, как, впрочем, и Президент, – озвучил главнокомандующий жёсткую, крайне устойчивую, позицию; он вперил в подчинённого сослуживца разгневанный взгляд, словно тот не был его ближайшим сподвижником, без долгих раздумий готовым (по его приказу) и на предательство государственных интересов, и на любое превышение должностных полномочий.

Да, действительно, как и все остальные, собравшиеся сегодня, Смол давно уж попал под влияние адмирала Липкена и не имел варианта иного, как согласиться со всем, что тем не предписывалось. Когда-то, очень давно, молодой офицер, настырный и волевой, родословной уходивший к арабским (а возможно, и берберским?) корням, успел поучаствовать в афганском конфликте; там он проявил себя бойцом отважным и смелым. Однако, достигнув высокого положения, пятидесятисемилетний мужчина стал расчётливым и податливым, практически не обладавшим собственным мнением. Подвластный морской пехотинец давно поседел, оброс возрастным жирком и (если бы не военное обмундирование) представлялся бы простым обывателем, удовлетворённым заработанным положением, готовым (как говорят пираты) в любой момент «спуститься на берег». О похожих предпочтениях лучше всего другого свидетельствовало умиротворённое выражение, словно застывшее на круглом лице, казавшемся не в меру упитанным. На нём можно остановиться на следующих чертах: карих, давно потухших «поросячьих» глазах; масляном потном носе; пухлых, мясистых губах; круглом и гладком черепе, по верхней макушке лысеющем, поблескивающем постоянно выделяемой влагой; плотно прижатых некрупных ушах.

– Так как же, мистер вице-адмирал Смол, – Джеральдин обращался лично к нему, не обращая внимание на троих контр-адмиралов, – мы с вами, – последние слова относились и к остальным, – в последующем поступим?

Подчинённому офицеру пришлось спокойно ответить:

– Необходимо выяснить террористские требования, а далее поступать в соответствии с назначенными запросами. Если они – подчеркну! – окажутся соразмерны нашим возможностям. Ну, а там уже и задумываться: стоит ли ставить в курс вышестоящее руководство? – сказал он вроде бы не о чём, размыто, но в то же время доходчиво.

– Вот именно «э-э-это!» я и хотел сейчас слышать, – удовлетворённо кивнул высокопоставленный мореплаватель, а следующим вопросом обратился к остальным, присутствовавшим на собрании, участникам, пытаясь заручиться их тройственным одобрением: – Все ли разделяют наше, с первым заместителем, мнение? – последовал (раз, два, три) согласный кивок. – Тогда мы – я и Насреддин – берём четыре эсминца – полагаю, что хватит? – и следуем выручать захваченный тримаран, – сказал громко, для всех, а чуть тише, предназначая лишь для себя, добавил: – И моего неразумного сына. Остающиеся члены собрания, – говорил он снова во всеуслышание, – прикроют наши тылы, а заодно скоординируют дополнительные мероприятия, если такие возникнут и если к тому настанет тревожно насущное время! – привёл он в качестве бесспорного заключения.