Варвара Еврейская
Думать чувства. Избранное
******
Опять кажется, что везде кривой
Ото всех голОв бежать
Удалять, подчищать, вместо ничем не заполнять
Пускай сами
Кусать губы, что так
А как иначе … не понимаешь
Если бы понимал, всё равно лбом упирался бы в перекладину
Она вроде на два метра выше, приходится даже щуриться и сильно нос задирать
Но вмятину между бровей рука снова и снова находит и обезнадёжено натирает
Мы не про дурачка Ваньку
А может и про него
Устал классифицировать
Оценочность – это, похоже, первое и последнее, с чем человек сталкивается
Первое, что хлопающая по моей жопе тётка в больнице на окраине приказала жить
Значит, спасибо
А последнее, что эту жопу, только на сколько-то лет старше, совсем не хочется укладывать в безвкусный и тесный ящик
Не нравится мне он
Но всё равно: «Пожалуйста».
Мрачная сказка для маленьких взрослых, которые всё в своей игрушечной кухне ворошатся и чувствуют всё сразу
Нож в правой, вилка в левой
Этому научила кукла Катя
А чувства все сразу
Видимо, не дано
Ибо уже не знаю, на что уповать
Может, расстройство какое
И с этой какофонией разные двери тяжёлые на себя тянешь, ноги вытираешь по привычке (а они вроде с ними на кровать)
Набираешь сообщения, в книгу боязно руку запускаешь, как бы проверяешь температуру; плечи его истерично охватываешь, как в военных фильмах 50-ых годов, людям приносишь их обезболивающую пропаганду, потому что вроде после нескольких глотков подпускает, там говорили
Вот так
Не новость
Не провалившийся в ТЦ потолок или смена власти у тех, что 10 часов в одну сторону лететь и ну их нахер, жарко и все разноцветные
Но может, я та самая победоносная крыса, что учёным конференции с папарацци организовывает и грандами от корпораций обеспечивает
Препарировали же сотни, а получилось с одной
Невезучей…
Осталось смириться, что это в моей правой руке нож, а левой я свою тушку к столу прижимаю.
И в таком случае – думать шире, безжалостнее и ещё шире.
На эти маленькие трясущиеся руки смотрит не глядя всё человечество.
Рождение
Я всю жизнь очень много придумывал
Никогда не пытался объяснить себе, зачем
Знал только, что делаю это просто так, потому что нравится, самым естественным образом нравится
Зачем цель
Ему всё равно, правда же? Просто придумывал и всё
Отпускал себя – и всё
По прошествии лет (продолжая придумывать, конечно)
Обнаружил одну только серую зону
Придумки имеют свойство изображать реальность
Встраиваются идеально между «а» и «б»
Это теперь все знают, что «и» осталась
Тогда-то ошарашено смотрел на вопрошающего, даже злился
Слепое Ощупывание Очевидного меня всегда бесило
Когда в мыслительную негу проваливаюсь, в воспоминания, например, скажешь, следовало бы держать в уме, что этого могло и не быть
Или было, но не совсем так (Ты дотошный, конечно)
Я так не делаю
Я не готовлюсь
Ногами оттолкнулся и поплыл
Без шапочки, чтобы, как в кино, волосы… и красиво
И выделенные активностью мышцы переливаются
Ух
Подводка утомила
А история короткая
Меня другого, правильного, чистого, в околоплодных водах, если хочешь, не существует
Никто не знает, каким я был до того, как проснулось сознание
Моё оказалось голодным и расстроенным (Инструмент)
Но очень плодотворным (Гитара)
Я это ещё в детстве понял про сознание, когда тупил в окно у бабушки
Летом
В доме никто не возился, к десяти Бабушка уже обычно всё поделала и читала в общей комнате, издавая периодически старческие звуки
Я валялся на слишком мягкой кровати в соседней комнате
Было очень глухо
За окном пекло в головы насекомым
Они отмокали в тазике с полотенцами в летней кухне
Мотоцикл лениво трещал где-то неподалёку, чтобы от него отстала нетерпеливая, замазанная чёрным рука соседа
И всё
Больше ничего
Верхушки качались
Мы их внизу не слышали
Я лежал, иногда раздражённо, от безделия, дергал расставленными ногами
И думал о себе
О других
Ковырялся в разбитом локте
Хотел взрослеть, стареть даже, чтобы успокоиться
Уже к десяти доделывать дела и читать в углу взрослые книги, где умные люди общаются с умными людьми в умных обстоятельствах
И всё про принятие.
Было это или нет
Неважно
Это самое частое воспоминание, в котором я вишу
Как какой-то условный Иван после работы
В одно и то же место ключи, на стул шмотки
Жопу в ещё не до конца продавленное кресло, но уже скоро
Вот так и я.
Я придумываю и буду придумывать, наверное (всё сомнению, помню)
Куча неловких ситуаций, я всё забываю, естественно
Бывает стыдно сильно (социальный стыд)
Нет градации, с кем я придумываю много, а с кем совсем нет
Со всеми и тогда, когда хочу.
Друг сказал, что его тошнит от моих выдумок
Ладно.
Я же не могу ему объяснить, что никто не знает, каким я был до того, как проснулось сознание
Его в той комнате не было
И его дорисовывать я туда не хочу.
Так что оставим всё как есть
Продолжай держаться покрепче за свою пуповину
необъятный же, свободный, безвременный я
опускаюсь
Выныриваю
опускаюсь
И волосы, мышцы, волосы!..
Барный
Стягиваю резинку с волос
Всегда в слоу-мо, не приходится переключать режим
Открытые окна засасывают прядь, выбирают единственную послушную
Сегодня ночью лето и уверенность в себе
Выдыхать через музыку
Что-то непопулярное, но уже есть в айтюнз
Всё чаще хочется, чтобы вдруг, из вихря материализовалась состоящая из излишне наглядной принадлежности к «строго чёрному» (дисней и мои детские травмы) ведьма и сделала так, чтобы изо рта отныне вместо слов вылетали пузыри
Уже вижу: осчастливленный, бегу за ними вслед с выставленным указательным пальцем
Для феерического вскрытия
Смешно… и досадно
Как стать бездомным, чтобы спокойно не оставлять чаевые за каждую надколотую кружку жёлтого не пенящегося пива в баре на углу
Девочки не ждут
Игра окончена
Бывает такая пауза, после искрометной шутки или очень интересной истории, глубокого чувства, которое не нарочно подглядели, выныривающей на секунду из-под больших моих рук, давящих эту голову под воду, наготы
Неуместной, постыдной, заведомо распятой
Эта пауза не оставляет после себя ничего
Как фиолетовая лампа над белыми детскими кроватками с приклеенной бумажкой
Воздух становится пустым
А подушки пропитаны визжащим звуком уничтожения
Звуки
Человек способен архивировать сотни звуков
Кристаллическая степень автоматизации
Вынесете этот факт на первую страницу отчёта о проделанной в этом триместре работе, товарищ
У этого предприятия большое будущее
Брызги высохли на футболке, как и то, что накапало на бумагу между 12 и часом ночи
Краснеющие лица, кричащий по периметру мужчина на фоне наклеенного поверх серой стены майского Лос-Анджелеса, трудности перевода, выдувание с обморочным усилием из себя каждого слова, психующие ноги и маленькое собственное лицо в зеркале в форме вопроса
Всё это только что унёс ночной ветер с прядью волос
Птица совьёт из них гнездо
А я продолжу оберегать своё от разорения хищником
Мы не смотрели друг другу в глаза, но я знаю, как он звучит
Виноватая
Подайте корзинку, что вы так стали на проходе – простите.
Наступил, животное, на белые кроссовки – простите.
Ты ужасный человек, не ужасный, я не умею быть таким категоричным и несовершеннолетним, не знаю, какой – простите.
Потише, голова болит, я тут реальные проблемы решаю – простите.
Ты в этом не участвуешь, боже упаси.
Носишься со своей отличительной…
Скорее, разделительной. Красной.
А что остаётся? Доигрывай.
Друзья гудят одобрительно, но озираются.
Тоже, однако, нервно подтягивают под подмышку свою красную
Или серую.
У кого как.
Мы все разные! Вдолбила.
А когда гул рассеивается на затылке его источников в крадущемся от меня поезде,
какой-то ты с плакатом на уровне груди остаёшься нелепый.
Лозунги вчерашние, анимация говно, и акционизм твой бледный, надо сказать
Яйца давно отодрали, а место осталось вакантным, бездарь ты.
И вроде не собирался сегодня извиняться,
А приходится.
Подставили, революционеры.
Двери бережно закрываешь, новый замок, щёлкает,
Промазанный!
Телефон не пищит, его уже за уши истаскали, такие дурацкие детские привычки.
И мне хорошо. Решение!
А как только приходится: и само просится, и люди настаивают.
Всегда потом, как после катамарана на девятое мая! Сначала с братиком бодро, надрывисто, потом с тёткой (у неё шурупы в суставах) и вот это вот всё: «ага», «а она что», «а вы что»; и напоследок с одноклассницей. Уже зелёный, пот проступил над праздничной поло, и настроение с рваной подташнивающей дырой внутри, которую прикроет только внезапный салют, отражающийся на её мокрой отвисшей идеальной губе.
Никто не виноват,
Но я все равно извинюсь.
За то, что по локоть в ухе, а бумажку с правильным ответом никак не вытяну, все пустые бланки без даты и подписи, и не то, чтобы за мной возмущённая очередь, но всё равно неловко.
За то, что плакать хочется в плечи, которые колются и раздражают слизистую,
А в другие я пока не научилась.
За придавленный палец (ноем до сих пор), когда хотел прокрасться в первом классе на тайную вечеринку в туалете, а тебя не пустили, но опухшая верхняя фаланга была как все.
За то, что часто не то, не вовремя, вырвалось, крикнуло, замкнулось и болит
Болит годами, чокаясь, смеясь, поддерживая, наряжая, танцуя, прощаясь.
Это не ода маленькому человеку.
Простите, если вы так подумали.
Это стих про молчание.
Послушай.