Валерий Фёдорович Сафронов
Подводная часть айсберга
Лохматый помолчал, словно что-то припоминая, затем представился:
– Нил Балагуров, актёр театра имени комиссара Ржевского, а Лев Иваныч у нас главный осветитель текущего момента.
– Какого комиссара? – растерялся Вова.
– Ржевского! – повторил Нил.
– Это он так шутит, – осклабился Лев Иваныч, – Я слесарь сборщик с Большевика.
А Нил спросил:
– В художественной самодеятельности участвуешь?
– Участвую! Играю в Гадком утёнке умирающего лебедя.
– Я так и знал!
– Почему знал?
– Потому что каждый фельдмаршал при отступлении исполняет танцы маленьких лебедей! Нил перешёл на громкий шёпот:
– Предупреждаю, нас теперь трое, и всё это добром не кончится!
– А при наступлении, что исполняет фельдмаршал? – спросил Вова.
– При наступлении он поёт Свадебный марш Мендельсона!
Нил Балагуров никаким актёром не был, больше дурачился. Он пришёл из армии раньше Вовы на полгода, действительно служил в авиации в подразделении укладчиков парашютов, и собирался в театральный институт.
– Нам доверен самый ответственный участок работы, постольку – поскольку партия и правительство денно и нощно осуществляют продовольственную программу! – сообщил бригадир, и от его гудящего голоса задрожали сложенные в штабеля консервные банки, на которых ещё не было этикеток. Наступил получасовой перекур, поэтому все рабочие уже вышли из цеха.
– То-то я не пойму, почему продукты исчезают с прилавков?! – пробормотал Нил и шепнул Вове на ухо:
– Обрати внимание на его глаза…
– Пьяный?
– Нет, не пьяный, просто косой, вероятно с рождения, а ездит на погрузчике.
Вова осторожно оглядел бригадира, и определил, что его выпуклые водянистые глаза, словно у рака, смотрят в разные стороны.
– Говорите, пришли к нам по комсомольскому набору, постольку – поскольку недавно демобилизовались? – бригадир обращался непонятно к кому, один его глаз смотрел на вентиляционную трубу, другой на Льва Иваныча.
– Я демобилизовался 20 лет назад?! – Лев Иваныч хмыкнул и пожал плечами, а Нил скосил глаза к носу.
– Я не про вас, – бригадир взял Вову под руку:
– Вы в каком полку служили?
– Вообще-то я служил не в полку, а в дивизионе противолодочных кораблей, – пробормотал Вова, а бригадир, не давая опомниться, отчеканил:
– Всё что создано народом, должно быть надёжно защищено противолодочными кораблями, постольку – поскольку имеет неслыханную ценность!
«Может ненормальный»? – подумал Вова.
– Во-во! Ыменно што зашышшено, Ыменно што! – согласился Франкенштейн, шумно перемешивающий костяшки домино.
– Но и подводными лодками! – добавил бригадир.
– Ну, што, зашшытники и полузашшытники, сгоняем в козла? – предложил Франкенштейн.
– Предпочитаю партию в бридж, – заметил Нил.
– Типишный полузашшытник! Вот и я шшытаю, што фамилия Дробиндраната Кагора уж больно похожа на японскую мать!
– А на какой интерес? – спросил Лев Иваныч, садясь за стол и беря кости.
– Ишшь ты, интерэс ему подавай. На пиво, дык!
После работы Лев Иваныч спросил:
– Ну, куда пойдём: на Первый Муринский или на Александра Матросова?
– А что там? – спросил Вова.
– Место встречи выпускников ВГИК, – ухмыльнулся Нил. Он двумя пальцами потеребил обшлага на Вовином бушлате, словно проверяя качество ткани.
– Дашь сфотографироваться?
– Надо обязательно отметить знакомство по рабочей традиции, – уточнил Лев Иваныч, – А как же иначе?
Они пошли к пивным ларькам, что находились на улице Александра Матросова, где после работы собирался окрестный гегемон. Несмотря на холод и моросящий дождь, вокруг полудюжины пивных ларьков толпились более сотни человек. А перед праздниками или в дни получки это количество вырастало в арифметической прогрессии. Нил в величественном жесте вскинул правую руку и воскликнул:
– Друзья мои, на празднике народном
Помянем тех, кто пал в краю холодном!
– Твои стихи? – спросил Лев Иванович.
– Если бы! – вздохнул Нил, – Когда б я так писал, работал бы грузчиком? Хотя у автора этих стихов тоже незавидная судьба…
– Спился? – Лев Иваныч шмыгнул носом.
– Хуже, – ответил Нил.
– Убили на дуэли или зарезали в подворотне?
Нил пояснил:
– В лагере просидел не за что 10 лет.
– Не за что не бывает, – Лев Иваныч махнул рукой.
– Ещё и как бывает! – вставил свои пять копеек Вова, – У нас в доме жил парень, который отсидел 3 года не за что, а потом сбежал – хотел узнать, за что же его посадили, а когда поймали, ему ещё 5 добавили за побег.
– А говоришь «не за что»?! – Лев Иваныч натянул по плотнее кепку.
– У этого поэта ещё были такие стихи:
«Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз…
– А я знаю, кто это! – обрадовался Вова, – Это Николай Заболоцкий, у меня дома есть его книжка с автографом.
– Ври больше! – крикнул Нил, – Заболоцкий давно умер.
– И ничего не вру, моя мама, когда была студенткой, однажды оказалась на вечере поэзии, там выступал Заболоцкий, купила его книжку и взяла автограф.
– А, ну тогда ладно.
Они взяли подогретого пива, и Лев Иваныч достал из-за пазухи маленькую.
– По рабочей традиции.
Нил снял шапку и громко процитировал стихи о Льве Яшине:
«Да, сегодня я в порядке, не иначе;
Надрываются в восторге москвичи,
Я спокойно прерываю передачи,
И вытаскиваю мёртвые мячи!»
– Евтушенко? – спросил Лев Иваныч.
– Бери выше, – усмехнулся Нил.
– Роберт Рождественский?
– Хм.
– Тогда не знаю, – Лев Иваныч махнул рукой.
– Высоцкий, дядя!
Они выпили и Вова спросил:
– Сколько сейчас стоят джинсы?
– Смотря у кого брать, – Нил отхлебнул из кружки, – У спекулянтов 160-180 рэ, в зависимости от фирмы, а у иностранцев можно достать дешевле, рублей за 120, но это сложнее.
– Фарцовка – дело опасное, – заметил Лев Иваныч.
– Могут посадить? – спросил Вова.
– Посадить, не посадят, но оштрафуют и на работу сообщат, короче огребёшь по полной программе.
– И уже никогда не выйдешь в старшие грузчики! – добавил Нил.
– Больше месяца надо пахать, чтобы заработать на джинсы, – вздохнул Вова.
– А на такой пахоте, как у нас только здоровье угробишь, – ответил Нил, было заметно, что он слегка окосел,– Надо идти в Метрострой.
– А в Метрострое не угробишь? – усмехнулся Вова.
– Тоже угробишь, но со смыслом, там зарплата гораздо больше. Зато и перспективы вырисовываются, может, комнату хотя бы дадут. А здесь только пинка под зад вместо государственной премии.
– А как же театральный институт?
– Да кому он нужен, твой театральный?
– Почему это «мой»? Я в театральный не собираюсь.
– Надо поступать во ВГИК! На режиссёрский, а для этого надо знать жизнь, а узнав жизнь, крепко встать на ноги, в финансовом, разумеется, смысле.
В конце недели Франкенштейн, сделав крутой зигзаг, наехал Нилу на ногу. Хорошо ещё нога была в кирзовом сапоге. Правда, в стопе что-то хрустнуло. Вова заметил, что глаза у Франкенштейна тоже косят в разные стороны, правда, не постоянно, а время от времени. Здесь все что ли, кто управляют погрузчиками, косые?
– Што ж ты, полузашшытник, не видел што я еду? – заорал Франкенштейн.
– Если пойдёте в травмпункт, не говорите, что вам на ногу наехали, постольку – поскольку у комбината возникнут серьёзные неприятности! – обеспокоился бригадир, – Лучше скажите, что самопроизвольно упали с лестницы!
– Как это самопроизвольно? – не понял Вова.
– Ага, так и скажу, что выпал прямо из окна, постольку – поскольку в дымину пьяный был! – кривясь от боли, прошипел Нил.
– С пьянством на производстве ведётся решительная борьба! – напомнил бригадир. – Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев на 26 съезде КПСС объявил пьянству бой прямо с трибуны!
– Вот сука! – прошипел Нил.
– Кто сука? – насторожился бригадир.
– Франкенштейн ваш косоглазый, вот кто: не видит, куда едет.
– Забота о здоровье трудящихся является нашей первоочередной задачей! – бригадир озабоченно посмотрел по сторонам. Затем выпрямился, и, словно Чапаев, шашки и бурки только не было, стремительно вскочил на погрузчик. – Постольку – поскольку в нашей стране лучшая в мире медицина!
– Оно и видно!
Нога у Нила опухла, и они с Вовой отправились в травмпункт. Пока Нила осматривал доктор, Вова разговорился с глазастой медсестрой. Она оказалась студентка медучилища, проходящая практику.
– Пойдём в субботу куда-нибудь? – предложил Вова.
– В кунсткамеру! – девушка улыбнулась ровными зубками.
– Зачем ещё?
– Ну как же: на других посмотреть и себя показать.
– Можно и посмотреть.
– А потом в планетарий! Найдёшь обратную сторону луны?
– Не уверен.
– Меня зовут Лёка, – девушка протянула тонкую ладошку.
– А меня Вова.
– Ты случайно не из отряда космонавтов?
– Он из отряда водолазов! – сказал Нил, вышедший прихрамывая от доктора. Перелома к счастью не оказалось, только сильный ушиб, – Вы ещё не читали самую последнюю повесть Хемингуэя?
– «Старик и море» что ли? – усмехнулась Лёка, – Теперь я поняла, почему он у вас такой сообразительный!
– В смысле? – покраснел Вова.
– В смысле, как молодой дельфин!
Вечером с Лёкой сходили в кино. Затем в субботу – снова в кино. Оказалось, Лёка живёт недалеко от него – всего-то в четырёх трамвайных остановках.
В воскресенье надо было уединиться, но ни у него, ни у неё было нельзя.
Выручил Нил: его родители были музыканты и укатили на гастроли, поэтому можно было оторваться у него прямо с утра. Правда, для Нила требовалась девушка.
– Так мы ему девушку найдём! – сказала Лёка.
Собственно, девушка тотчас и нашлась в лице её подруги Тины, с которой они проходили практику в травмпункте. Тина была рыжеволосой хохотуньей, и легко приняла предложение.
Они встретились морозным ноябрьским утром возле метро «Лесная».
На автобусе ехали всё утро, и ещё пришлось идти потом пешком полдня до дома, где жил Нил. Обе девушки в почти одинаковых мохеровых шапочках напоминавших чепчики, и зимних пальто с вздёрнутыми вверх плечами, которые они ловко скинули в прихожей, словно царевны лягушки кожу, сразу превратившись в нарядных барышень.
Нил нашёл у отца спирт и развёл клубничным вареньем. Получилась какая-то розовая бурда, нечто вроде уценённого ликёра, наподобие пыльного мешка бьющая по мозгам. Закусывали пирожными, которые привезли девушки.
Нил с малых лет сочинял стихи, сначала это было про погоду, потом про природу, потом про облака, затем обо всём на свете. Он встретил своих гостей неожиданными строками:
– А я набью покрепче трубку,
И чтоб семь футов мне под киль,
Но с роду не надену юбку,
Когда б она звалась и килт!
Девушки застыли от неожиданности, и Нил закруглился:
– Ведь в Барнауле и Плоешти,
Париже, Осло, в Хельсинки,
Йошкар-Оле и Будапеште
Не носят юбки мужики!
Когда усаживались за стол, Нил, глядя на пирожные, испуганно спросил:
– Что это?!
– Пирожные бизе, – хохотнула Тина.
– А под бизе что?! – Нил выпучил глаза.
– Под бизе крем.
– А под Бизе должна быть Кармен!
Нил включил музыку, и стали танцевать. Потихоньку Вова и Лёка уединились в соседней комнате.
– У тебя давно не было женщины? – спросила Лёка. Вова почувствовал, как кровь хлынула к лицу:
– Как демобилизовался, не было.
– Или вообще ещё мальчик? Дрожишь от страха, а вдруг не получится?
