Вадим Зеланд
Жрица Итфат + Тафти жрица + Трансерфинг реальности. Ступени I, II, III, IV, V

Кошиса

Зверюга бежал что есть сил, петляя в узких городских улочках, чтоб запутать следы и скрыться от погони. Он вновь, как прежде, тащил на плече свою женщину, которая каким-то непостижимым образом оказалась здесь, в нынешней эпохе. Только теперь его женщина была одета не в шкуры, а в цивильное платье. Сам Зверюга тоже разительно отличался, как от своего былого, пещерного обличья, так и от недавнего, звериного.

Сейчас это был красивый юноша с каштановыми волосами до плеч, одетый в черный бархатный сюртук с крупными золотыми пуговицами, такие же брюки, и белоснежную рубашку с пышным жабо. От прежнего его облика остались лишь большие грустные глаза и никак не вяжущиеся с интеллигентным костюмом лохматые мокасины. Да еще нечто неуловимое, но узнаваемое в лице оставалось, благодаря чему знавшие его могли бы безошибочно определить, что это он, Зверюга.

Зверюга не знал, куда он тащит свою женщину, но точно знал, почему. Потому что, если женщине угрожает опасность, и если эту опасность невозможно устранить, значит, надо хватать женщину, и тащить ее тащить, подальше от этой опасности. Тем более что в этот раз его женщина не брыкалась и не орала, как тогда на весь лес. Напротив, сейчас она издавала негромкие, и можно сказать, довольные звуки, напоминающие кошачье мурлыканье.

«Странно, чего это она мурчит?» – подумал Зверюга. Только он об этом подумал, как женщина вдруг издала, опять же, не человеческий возглас, а громкое и протяжное «Ма-а-а-а-у-у-у!»

И тут Зверюга к своему чрезвычайному удивлению обнаружил, что несет не женщину, а большущую кошку, размером с хорошую пантеру.

Да, это было нечто. Но чему уж тут удивляться, если он сам еще несколько минут назад был Лохматой Зверюгой. Зверюга-юноша продолжал бежать со своей ношей, не останавливаясь.

В тот же момент, видимо, услышав реликтовый зов, со всех закоулков, со всех подъездов и подворотен, выскочили-выбежали коты и кошки, какие только имелись в округе, и пустились вдогонку за беглецами, отчаянно мяукая всяко-разно на свой лад.

И так, вся кошачья орава неслась по улице, пополняясь по ходу новыми членами, и не уставая вопить «Мяу-мяу!» Большая же кошка на плечах у Зверюги, в свою очередь, вторила им «Мау-мау!»

И сколько бы так продолжалось, и чем бы закончилось, неизвестно, только Зверюга-юноша, забежав в небольшой сквер, опустил, наконец, свою кошку на землю, встряхнулся, и превратился вдруг назад, в Зверюгу Лохматую. Все кошки, все коты, собравшиеся вокруг, все замерли от неожиданности. А Зверюга на них, как заревет: «Р-р-р-р-а-а-а-у-у-у!»

Все кошки, все коты, тут же все разбежались в разные стороны с воплями «Мяу-мяу!» А большая кошка, усевшись на землю, обернув вокруг себя хвост, и расплывшись в кошачьей улыбке, удовлетворенно промурлыкала: «Мур-р-р-ма-а-а-у!»

* * *

Тем временем докторица с медбратьями, а так же команда «экспедиции», вышли из состояния оцепенения лишь когда похититель уже скрылся за углом.

– Это что такое-е-е-е! – завизжала докторица.

– Полундра! – закричала Желтая Подлодка.

– Караул! – закричала Оранжевая Корова.

– Рота подъем! Тревога! Тревога! – закричал Адя Зеленый.

– В машину! Живо! – скомандовала докторица. – За ними!

Медбратья замычали и завалились в карету скорой помощи.

– Догоните их догоните! – кричал Адя, подложив свою дубину под заднее колесо.

– Излечите их излечите! – кричала Подлодка, зацепившись якорем за бордюр, а руками за машину сзади.

– В погоню за кровавым маньяком! – кричала Корова, прыгая перед машиной.

– В погоню за изуверским садистом! – кричал Адя, размахивая руками. – Быстрее, что же вы стоите!

Только воительница Брунхильда сохраняла спокойствие, оглядываясь по сторонам и к чему-то прислушиваясь. Скорая, между тем, буксовала, не трогаясь с места.

– Так, это что здесь происходит? – докторица и медбратья вывалились из машины чтобы осмотреться.

Подлодка быстро отскочила в сторону, а Адя засунул руки в брюки.

– Ой, парадоксальное открытие! – воскликнул он. – У вас под колесом имеет место быть коряга неизвестного происхождения. Так вот что препятствует успешному продвижению наискорейшей помощи!

– Этот террорист, из вашей шайки! И вы, похоже, с ним заодно! – сказала докторица, обводя всю компанию пристальным взглядом.

Один из медбратьев вытащил дубину из-под колеса, а другой снял с пояса наручники.

– Ну что вы! – молвил Адя. – Мы до крайности заинтересованы в торжестве закона над всякого рода проявлениями неправомерных инициатив, а так же в повальном выздоровлении всех подотчетных членов общества.

– Вы мне зубы не заговаривайте! – выкрикнула докторица. – Ну-ка выкладывайте, что это за субъект, и с какой целью он похитил нашу больную?

– Достопочтеннейшая коллега, – ответствовал Адя. – Как уже было нами заявлено, мы имеем честь являться сотрудниками Красного креста и полумесяца, а точнее, практикантами-измышлителями… э-э-э, точнее, исследователями, практикующимися в изыскании и исследовании всевозможных средств и методов излечения всевозможных болезней. Какими мотивами руководствовался наш сотоварищ, нам самим неведомо, мы сами теряемся в бредовой тьме догадок и инсинуаций. Но одним из разумно компетентных предположений могло бы быть следующее.

– Этот ваш измышлитель, опасный любовный маньяк! – в нетерпении закричала докторица. – А вы все, его сообщники, или хуже того, вы целая банда любовных маньяков!

– Простите, коллега, за несправедливым обвинением в наш благопристойный адрес, вы позволили себе упомянуть незнакомый нам медицинский детерминант. Нельзя ли просветить нас, в чем заключается глубокомысленный смысл термина «любовный маньяк»? Или быть может, вы имели в виду «эротический мечтатель», или «амурный изыскатель», или «романтический домогатель»?

– Домогатели нас не интересуют. Наш профиль – любовный недуг. А любовная мания – это наиопаснейшая форма заболевания. Да вы, милейший, мне опять зубы заговариваете!

– Ни милейшим образом! Никоим, то есть, образом. Мы просто хотим разобраться…

– Так, все, у меня нет времени тут с вами лясы точить!

– Но я еще не высказал свое знаменательное предположение по поводу мотивов скоропалительного поступка нашего товарища. А предположение сие состоит в следующем.

– Короче!

– Если коротко, то вещественный смысл предположения заключается вот в чем. Наш товарищ вовсе не патетический обожатель, замышляющий осуществить над пациенткой любовь, а слишком рьяный естествоиспытатель, который, поддавшись своему непомерному рвению, измыслил отнять у вас, так сказать, пальму первенства в успешном излечении больной, посредством метода ее похищения, и тем самым введения в стрессовое состояние, отчего больная, по его строго научной гипотезе, должна была скоропостижно выздороветь, и…

– А вот мы сейчас вашего испытателя-изыскателя поймаем, и тогда разберемся, – прервала проникновенную речь докторица. – Все! В машину, поехали! – скомандовала она медбратьям.

– Так мы же только за! – подала голос Брунхильда, прежде шепнув что-то на ухо Корове. – Будем активно содействовать!

– Да-да, окажем многостороннее и непомерное пособничество! – подтвердил Адя.

– Я буду лететь и указывать направление, – предложила Корова, расправив крылья. – Мне сверху видней, куда они подевались.

– Ладно, запускайте вашего дрона, – согласилась докторица, – поедем за ним.

Карета скорой взревела мотором, включила мигалку, и со страшной сиреной рванула в ту сторону, где скрылся похититель. А Корова поднялась в воздух, чтобы направить погоню по ложному следу.

* * *

Зверюга стоял и смотрел на большую кошку, а кошка сидела и смотрела на него. Породы она была такой. Черная, с белыми носочками на лапах, гладкошерстная, но с роскошным пушистым хвостом рыжего цвета с белыми вкраплениями. Такого же рыжего с белым цвета были и уши. В общем, незаурядная, но красивая кошка.

Смотрели они друг на друга, смотрели, а потом, не сговариваясь, разом приняли человеческий облик. Зверюга снова стал юношей, а в кошке он опять увидел свою женщину. Вся эта череда превращений, похоже, их обоих нисколько не удивила.

– Это ты? – спросил он.

– Я, – ответила она.

– Ты меня узнала?

– Да, мой господин.

– Как ты здесь? Что ты здесь?

– Не знаю. Я здесь. Вот так. А ты, мой господин? Ты как?

– Я тоже не знаю. Ты помнишь?

– Помню.

– Я всю жизнь жалел, и до сих пор жалею, что так нехорошо тогда поступил.

– Ничего, мой господин. Я сама виновата. И я наказана.

– Я тоже наказан. Меня никто не любит. А ты как наказана?

– Меня все любят, и все бросают.

Они немного помолчали.

– Ты превращаешься? – спросил Зверюга. – Когда? Как?

– Когда страдаю или перестаю страдать, – ответила женщина. – Когда меня бросают, превращаюсь в женщину. А когда кто-то подбирает, в кошку. Но в обычном состоянии у меня вот какой вид.

Она тут же на глазах у Зверюги преобразилась в нечто среднее между женщиной и кошкой. Теперь она была одета в черную меховую курточку с рукавчиками до середины предплечий и такие же штанишки до колен. Одеяние, очень схожее с тем, что сшил для нее Зверюга, еще тогда, в пещере. Голову украшала густая копна черных волос, на ногах белые сапожки, а на руках белые перчатки. Лицо симпатичное, но в чертах явно проглядывалось что-то от кошачьей породы. Кроме того, сзади торчал немного приподнятый кверху роскошный пушистый хвост ярко-рыжего с белым цвета, и такие же ушки на макушке. В остальном внешний облик был вполне человеческий, а в общем целом, шикарный.

* * *

В таком виде, сидящими на лавке, Зверюгу-юношу и женщину-кошку обнаружили Брунхильда, Адя и Подлодка. Они прибежали, запыхавшись, и молча с удивлением разглядывали парочку, пока не отдышались. Сирена сумасшедшей скорой завывала где-то вдалеке, из чего можно было заключить, что Корова успешно дезориентировала погоню.

– Наконец-то, мы вас нашли, – прервала молчание Брунхильда. Королева не отрывала глаз от Зверюги, явно заинтригованная его новым обличьем.

– Я был категорически прав, впрочем, как и всегда, утверждая, что нам следует держать курс на это безбожно отъявленное мяуканье, – вымолвил Адя.

– Это прямо какой-то карнавальный маскарад! – воскликнула Подлодка. – Или маскарадный карнавал?

– Зверюга, может представишь нас? – обратилась к нему Брунхильда.

– Моя женщина, – указал на нее Зверюга, вставая с лавки. – Была когда-то. А это мои друзья, – сказал он ей. – Королева Брунхильда, Адя Зеленый, Желтая Подлодка.

– Ты забыл добавить моя королева, – заметила Брунхильда, ревниво покосившись на женщину. – Да ты ли это сам?

– Да, моя королева, это я. Мой облик изменился. Не знаю, почему. Так уже не раз бывало.

– А кто же ты, о чудо из чудес? – молвил Адя, обращаясь к женщине.

– Я Кошиса, – ответила та, поднявшись.

– Она тоже превращается, – объяснился за нее Зверюга.

– Так ты Киса, или ты Кошиса, чудеснейшая из чудесных? – вопросил Адя.

– Совершенно кошевидно, что я и Киса, и Кошиса, – ответила женщина-кошка и прошлась туда-сюда, с удовольствием себя демонстрируя.

– Ах вот как, – обронила королева. – А кем ты была до этого?

– Бывала и женщиной, и кошкой, потом опять женщиной, и опять кошкой, много раз.

– И надо полагать, ты пользуешься всеобщим обожанием? – продолжала интересоваться Брунхильда.

– Не совсем так. Меня сначала любят, а потом бросают.

– И что с тобой случилось? Как ты попала в скорую?

– Меня в очередной раз бросили.

– Кто же тебя бросил?

– Мой Котиша.

– Расскажи нам.

– Он был, такой импозантный, такой усатый, хвостатый, полосатый! Настоящий Котофей! Как он ходил, вальяжно, вокруг меня! Как щекотал мне ушки своим хвостиком! Как терся мордочкой о мою шейку! А еще, он так обольстительно мурлыкал! И я, кошеверчивая, прельстилась.

Жили мы с ним кошелюбно и кошеладно, но потом он все чаще стал от меня убегать. Связался с какими-то котобандистами и начал промышлять котобандой. А за ним стали охотиться котоможенники, чтобы посадить его в котолашку. Тогда он скрылся в котокомбы и уже редко оттуда показывался. Последний раз он ко мне заявился, собрал все свои котовещи и сказал, что у нас разкошелад и разкошевод, потому что я не выгляжу.

– Как это, ты не выглядишь? – спросила Подлодка.

– Вот и я говорю: как это я не выгляжу? Вы сами посмотрите, ведь я выгляжу?

Кошиса прошлась по кругу, красуясь и водя руками, как передними лапками.

– О да, ты выглядишь! – сказала Подлодка.

– Вот! Совершенно кошевидно, что я выгляжу. А он меня бросил! Представляете, какое кошеломство!

– А ты не пробовала его гладить по шерстке и говорить ему: «Котиша, не ходи в котокомбы, простудишься»? – эта фраза была произнесена откуда-то сверху, и в тот же момент Корова шлепнулась на землю.

– Ух, еле удалось от них оторваться и скрыться! Я тут услышала конец вашего разговора и зависла наверху, не хотела прерывать.

– Ой, а вы кто, простите? – удивилась Кошиса.

– Это наша Оранжевая Корова, – сказал Зверюга.

– Она сбивала погоню со следа! – добавила Подлодка.

– Приве-е-е-т! – улыбнулась Корова.

– А почему вы такое спросили? Я Кошиса, здравствуйте, – сказала Кошиса.

– Может я не права, но мне кажется, Кошису бросают, потому что Кошиса склонна думать только о себе, – ответила Корова.

– Нет, вы правы! Как вы угадали? У меня действительно имеется такой недостаток, я излишне кошецентрична, наверное, – сказала Кошиса, поглядев на Зверюгу. – Но я стараюсь исправиться.

* * *

Между тем вой сирены, до сих пор слышимый лишь издали, стал приближаться.

– Ой, это сумасшедшая скорая! – воскликнула Подлодка. – Что будем делать?

– Надо куда-то спрятаться, – предложила Корова.

– Но мы не можем вечно прятаться, – сказала Брунхильда.

– Это из-за меня у вас проблемы, – сказала Кошиса. – Давайте больше не будем бегать, я сама с ними разберусь.

– Но как? – спросил Зверюга.

– Я уже пришла в форму и могу за себя постоять.

– Но как? – спросил Адя. – Лично мне больше не удастся заговорить им зубы.

– Я никого в обиду не дам, и сам не дамся! – Зверюга выхватил у Ади дубину.

– Мой друг, сей инструмент последней аргументации, тебе, в твоем изысканном обличье, не к лицу, – заметил Адя.

– Если бы вопрос решался силой, я бы уже давно все решила, – сказала королева, приподняв юбку, под которой обнажился меч. – Но мы не можем себе этого позволить, наживем еще больше проблем.

Не успели они договорить, как из-за угла вынырнула карета скорой и, взвизгнув тормозами, остановилась, не переставая выть сиреной. Из кареты выскочила докторица и уперла руки в бока:

– Так! Попались, измышлители-изыскатели!

– А мы как раз собирались вам сообщить радостную весть, дела пациентов идут на поправку, – сообщил Адя, указав на беглецов. – Ваша помощь настолько скоропостижна и беспощадна, что больные аж прям сами внезапно выздоравливают, от одного лишь благодатного звука вашей сирены.

Докторица прищурилась и надула губы.

– Не утруждайтесь, милейший, в изящной словесности, – она махнула, чтоб отключили сирену. – Больные сами не поправляются, больных лечить надо. Как следует лечить! А ваш зоопарк, так тем более, лечить-залечить! Ну-ка, – она кивнула нарисовавшимся тут же медбратьям, – хватайте этих двоих!

Зверюга с дубиной загородил собой Кошису.

– Ах так! – закричала докторица. – Оказание сопротивления при исполнении! Сейчас вызовем подмогу и всю вашу шайку-лейку оприходуем!

– Минуточку, – Кошиса вышла из-за спины Зверюги. – Ваша кошеловка взята на перо. Ликвидацию запускать?

Докторица внезапно переменилась и побледнела.

– Это как же..? Это зачем же..? – еле выговорила она, запинаясь. – Да вы кто такая будете?

– Я писательница, – ответила Кошиса. – Я вас напишу, и вы исчезнете.

– Писательница..! Она писательница..! – медбратья впервые, но шепотом, подали голос, и спотыкаясь попятились назад.

– Милочка, что же вы сразу не сказали! – докторица быстро сменила тон. – Так вам уже лучше? А мы хотели, а мы думали, как бы вам помочь! А то у вас был такой несчастливый вид!

– Вы полагаете? – безразлично осведомилась Кошиса, играя руками со своим хвостом. – Нет, я абсолютно, всекошечно счастлива.

– Да? Значит, произошла ошибка. Но вы должны нас понять, нас долг обязывает! Мы занимаемся приведением пациентов в счастливое состояние…

– А я занимаюсь сочинением и устранением персонажей. Так мне запускать ликвидацию?

– Нет-нет, что вы! Я вижу, вам действительно лучше! А нам пора, мы очень спешим!

Весь экипаж скорой торопливо погрузился в машину.

– Маниакально вас благодарим! – крикнул им вдогонку Адя.

Докторица окинула его недобрым взглядом и хлопнула дверью. Скорая с визгом сорвалась с места и умчалась прочь.

Вы себя знаете?

Как только сумасшедшая скорая скрылась из виду, вся компания обступила Кошису и принялась расспрашивать.

– Вынужден признать, что ты, о чудо из чудес, удивила даже меня, давно уж всем и вся удивленного, а потому удивляться переставшего, – изрек Адя.

– Как тебе это удалось? – спросила Корова.

– Что ты сделала? – спросила Подлодка.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что занимаешься сочинением и устранением персонажей? – уточнила Брунхильда.

– С тех пор как стала писательницей, – ответила Кошиса, – я убедилась, что описанное в книгах нередко воплощается в действительность. А в здешней действительности, так и подавно, что ни напишешь, почти все сбывается.

– В какой-такой здешней действительности? – спросила Брунхильда.

– А вы разве не здешние? Разве не знаете? – удивилась Кошиса. – Ах, ну о чем я спрашиваю! Кошечно же, вы не отсюда. А откуда вы?

Данный вопрос, как оказалось, привел компанию в замешательство.

– Как это, откуда мы? А откуда мы? – спросила сама себя Подлодка.

– Ну, мы оттуда, откуда мы… – сказала Корова.

– Адя, сформулируй, откуда мы пришли, – Брунхильда была сама в недоумении, но не хотела этого показывать.

– Очевидно, мы оттуда, – сказал Адя, сделав неопределенный жест. Он тоже был в растерянности.

– Мой господин, – обратилась Кошиса к Зверюге. – А ты можешь ответить?

– И да и нет, – сказал Зверюга в задумчивости. – Мы отправились в путь с целью выяснить, что это за крышка над нами нависла. Но как-то странно… Я не могу вспомнить, откуда мы отправились. В голове туман какой-то…

– Похоже, никто из нас не может вспомнить, – сказала Брунхильда. – Наверно это как-то связано с местом, где мы сейчас находимся. Может ты, Кошиса, нам объяснишь?

– Я и сама не совсем понимаю, где нахожусь и как сюда попала, – ответила Кошиса. – Знаю только, что этот мир… он вроде как ненастоящий.

– Как это, не настоящий? – изумились все дружно.

– Ну, он такой, кошеобразный… как бы это объяснить… У меня такое чувство, что я попала в кукольный спектакль. Будто он не существует сам по себе, а его играют. И люди здесь, они будто не настоящие, а подобные куклам.

– В каком смысле, подобные куклам? – спросила Брунхильда.

– В буквальном. Они себя не знают.

– Не знают? Как это? – удивилась Подлодка.

– Вот так, не знают. Их будто водит кто-то. Куклы в театре марионеток тоже себя не знают. Нет, кошечно, они ведут себя как обычные люди, но с ними что-то не так. Они сами себе на уме, однако не вполне вменяемы. Да вы наверно и сами успели заметить.

– О да, – сказал Адя, – заметили кое-что. Кое-какие соображения имеем. Точнее, можно констатировать полное отсутствие соображения с их стороны. И да, они себе на уме, но их можно водить вокруг пальца. Хоть и с трудом иногда.

– Вот именно! – подтвердила Кошиса. – Они невменяемые! Не будь я писательницей, я бы даже затруднилась, как их назвать, но теперь я знаю, это не столько люди, сколько персонажи. Представляете? Как будто их кто-то выдумал, какой-то автор. Кстати, я здесь и своих персонажей повстречала. Это был определенно шокирующий опыт! Потом расскажу.

– Не хочу показаться невежливой, – вставила Корова. – Но Кошиса, тебе не кажется, что и с тобой что-то не так? Ну, самую малость разве что.

– Вы об этом? – Кошиса потрогала свои ушки и хвост.

– Не только. У тебя манера выражаться не совсем обычная. И повадки, извини пожалуйста, интересные, такие.

– Манеры и повадки совершенно кошические, согласна. Но тут уж ничего не поделаешь, такова моя натура.

– Натуры наши оставим в покое, – сказала Брунхильда. – Они у нас у всех, мягко говоря, экзотичные. Лучше объясни подробней, почему эти люди себя не знают? Как это понимать?

– Я же говорю, они как в беспамятстве. Действуют с виду осмысленно, но сами себя не осознают, и не отдают отчета в том, что делают. Словно их водят, как марионеток.

– Это очень странно.

– Не только странно, жутковато даже. Я тут всем задаю этот вопрос: «Вы себя знаете?»

– Зачем?

– Чтобы найти хоть одного вменяемого.

– Ну, и нашла?

– Нет, здесь таких нет. Вы первые.

– А что они отвечают?

– Ничего. Всячески увиливают от прямого ответа. Да еще при этом очень раздражаются и злятся.

– А почему этот вопрос не задаешь нам? – продолжала расспрашивать Брунхильда с видимым беспокойством.

– Но вы же себя знаете? Я сразу почувствовала, что вы не такие, как те. Тем более, мы с моим господином давно знакомы.

– Вот это меня и беспокоит. Если честно, я почему-то не могу ответить на твой вопрос.

– Да вы что! Как это не можете? – Кошиса так и замерла с раскрытым ртом.

– Адя, скажи, ты себя знаешь? – спросила Брунхильда.

– Ваше величество, боюсь сойти за персонажа, но мне тоже, если честно, хочется увильнуть от ответа.

На минуту воцарилось молчание. Адя, прослывший тем, что за словом в карман не лезет, наверно впервые попал впросак.

– Так, значит, уже не я одна. А ты, Подлодка, ты себя знаешь?

– Ну как же я себя не знаю? Конечно я себя знаю!

– И что ты знаешь?

– Я Желтая Подлодка!

– И все?

– Ой, кажется, все… Но как же так?

– А ты, Корова?

– Я уже думаю.

– Постойте-постойте! Сейчас, сейчас вспомню! – Подлодка заметалась, а потом задумалась и замолчала.

Корова тоже замерла в оцепенении. И тут произошло очередное превращение, теперь уже с этими двумя особами. Корова у всех на глазах обернулась в миловидную толстушку с рыжими волосами, одетую в оранжевое платье до колен и черные аляповатые туфли. Из остального туалета, на шее и руках у нее выделялись крупные синие бусы. А крыльев и след простыл. Подлодка же преобразилась в легкомысленную с виду блондинку в желтом брючном костюме. Оранжевые сапожки на ней остались прежние. Обе новоиспеченные девушки оглядывали себя в недоумении, как, впрочем, и все остальные. Однако несмотря на кардинальные перемены в их облике, это были все те же, безошибочно узнаваемые Оранжевая Корова и Желтая Подлодка.

– Так, – прервала всеобщее молчание Брунхильда. – Теперь у нас уже четыре оборотня. Поздравляю.

– Ой, это что-то невообразимое со мной! – воскликнула Подлодка. – Ущипните меня!

Адя не замедлил тотчас выполнить просьбу.

– Больно же!

– Сама просила. Так-то лучше смотришься, ей-богу. Кого еще ущипнуть требуется? Пожалуй, меня самого, наверно.

– А я почему-то не очень и удивлена, – сказала Корова. – Мне кажется, я что-то такое про себя знала… Или как-то так себя представляла… Даже и не знаю.

– Так знаешь, или не знаешь? – спросила ее Брунхильда.

– Нет, пока не могу с уверенностью сказать, что знаю. Прошлое не помню, а настоящее не понимаю.

– А ты, Зверюга, теперь тебя спрашиваю, ты себя знаешь?

– И да и нет, моя королева, – отозвался, наконец, доселе хранивший молчание Зверюга.

– Мы от тебя это уже слышали. Что означает твое «и да и нет»?

– В моей жизни было много превращений, я все их помню, но сейчас себя чувствую будто заново родившимся. Точнее даже, не родившимся, а появившимся. Странное ощущение. Вроде знаю себя, и в то же время не знаю.

– А расскажите, остальные, как вы себя ощущаете? – осведомилась Кошиса.

– Лично я себя ощущаю чистым листом, – сказала королева. – Знаю только, что я королева Брунхильда, но больше ничего о себе не знаю. И не помню момента, когда это произошло, когда перестала знать.

– Вот! И у меня то же самое! – воскликнула Подлодка. – Я будто появилась только здесь и сейчас, и непонятно откуда.

– А я знаю лишь то, что я это я, – сказала Корова. – Но больше, кажется, ничего.

– Итак, – подытожила Брунхильда, – что мы имеем. Кто мы и откуда пришли, не знаем. Но знаем, зачем шли. Наша цель крышка, верно?

– Да, да!

– Мы хотим выяснить, что она такое и почему. А еще, трое из нас испытали превращения. В прежнем облике, если я не ошибаюсь, остались только мы с Адей. Мой меч и остальное, все при мне.

Она потрогала оружие, скрытое под юбкой. На королеве было средневековое платье из грубого полотна, русые волосы заплетены в косицу, а голову венчал плоский золотой обруч. Ну и Адя был все тот же. Зеленый, как Шрэк, и в зеленом же бесформенном балахоне. На вид, точно варвар. С тем лишь отличием, что всегда неизменно ходил в солнцезащитных очках. Подлодка во время похода ругалась с ним: «Сними очки, придурок! Солнце ведь крышкой закрыто!» А он отвечал: «Сияние очей моих, прозрение несущих, ослéпит вас, беспомощно во тьме бредущих, что допустить недóлжно и не след». «Ты в них выглядишь, как идиот!» «Но идиот авторитетный, заметь». «А чего такой балахон дурацкий носишь? Под Ошо косишь?» «Одно могу ответствовать смиренно: общение со мной несет вам просветленья миг волшебный, и честь для вас огромную притом». «Да ну тебя к лешему!»

– А твое красноречие, Адя, при тебе ли осталось? – спросила его Брунхильда.

– Питать надежду смею, Ваше величество.

– Вот и ладно. Остается главный вопрос: как нам вернуть обратно то, чего мы о себе не знаем?

– А ведь я вас знаю! – заявила Кошиса.

– Как? Откуда?

– Я вас читала. Вы, Ваше величество, живая легенда. Корова и Подлодка тоже известные персонажи. Ну а с моим господином мы знакомы с начала времен. Одного лишь уважаемого Адю не имела чести знать до сих пор.

– Это потому что моя слава скромно следует за мной, не смея обгонять меня самого, – констатировал Адя.

– Так выходит, что: мы тоже ненастоящие? – спросила Брунхильда.

– Нет, совершенно кошевидно, что вы настоящие! – ответила Кошиса.

– Но ведь по-твоему получается, мы персонажи?

– Вы настоящие, потому что способны сами задаваться вопросом, а так же осознаете себя собой. То есть, можете сказать, что «я это я». Значит, вы не персонажи, а личности.

– А по поводу здешних персонажей, ты, помнится, говорила, что напишешь их, и они исчезнут. Как это происходит?

– Да просто, когда создаешь их образы в книге, они материализуются. А когда по какому-либо сюжету списываешь со счетов, они ликвидируются, уходят со сцены действа. Вот такая здесь кошевительность.

– Ничегошеньки себе! – воскликнула Подлодка. – А нас тоже можешь списать со счетов?

– Ой, как вы могли такое подумать! Я очень кошелюбно к вам расположена. Напротив, я бы очень хотела вас попросить принять меня в свою компанию. Меня тоже беспокоит крышка.

– А почему ты не можешь просто написать о том, что крышка исчезла? – спросила Корова.

– Уже пробовала, не получается. С реальностью все намного сложнее, не как с персонажами. Так возьмете меня с собой?

– Конечно, мы такую Кису, такую Кошису, с собой возьмем. Будешь нашей Кисой-Кошисой, – сказал Адя.

– Адя, с каких это пор ты здесь распоряжаешься? – возразила Брунхильда.

– Ваше величество, я весь покорнейше к вашим услугам.

– Моя королева, – вступил в разговор Зверюга, – я тоже прошу тебя.

– И я! – сказала Корова.

– И я! – сказала Подлодка.

Королева была в раздумье.

– Я правда, вам пригожусь! – продолжала Кошиса. – Могу быть вашей кошеведчицей, например.

– Кем-кем? – спросила Брунхильда.

– Могу заниматься кошенажем, участвовать в кошеведовательных операциях. Все могу выкошеведать, и даже укокошить кого, если надо.

– Как это, укокошить? – рассмеялась Брунхильда.

– Ну это, извините, облапошить, огорошить, заговорить, или голову вскружить.

– Не сомневаюсь, что ты это умеешь. Главное, чтобы это не было направлено против нас, особенно касательно того, что называется «вскружить голову», – сказала Брунхильда, покосившись на Зверюгу.

– Ну что вы, это исключено! Мой господин меня знает, я в общем-то безобидна. Я даже к ликвидации своих персонажей прибегаю только в самом крайнем случае, а о чужих и речи нет, профессиональная этика не позволяет. Не говоря уж о людях.

– Так каково твое решение, моя королева? – спросил Зверюга.

– Да, мы возьмем с собой Кошису, – сказала королева.

– Ура! – закричала Корова.

– Ура-ура! – закричала Подлодка.

– Добро пожаловать в нашу команду, – сказал Адя.

– Спасибо вам! – обрадовалась Кошиса. – Это просто кошевательно! Только вы меня не бросайте, ладно?

– Не бросим, – заверил ее Зверюга.

– Теперь, нам следует подумать о наших дальнейших действиях, – сказала Брунхильда.

– Осмелюсь предложить, Ваше величество, если позволите, – молвил Адя.

– Что?

– Не мешало бы подкрепиться, для начала.

– Я знаю здесь недалеко кафе, – сказала Кошиса.

– Веди нас.

И они отправились вслед за Кошисой.