Вадим Зеланд
Жрица Итфат + Тафти жрица + Трансерфинг реальности. Ступени I, II, III, IV, V

Инициация гламроков

Гламроки были весьма озадачены метаморфозами, которые с ними случились после попытки пройти через зеркало. Они сгрудились в кучку и в растерянности поднимали и опускали руки, глядя то друг на друга, то на своих ман.

– Ну, идите сюда, – обратилась к ним Матильда. – Что вы хотели?

– Мы что-то хотели, мы что-то хотели… – принялись твердить они, как в беспамятстве.

– Что именно?

– Что-то, что-то… – гламроки мялись с ноги на ногу, не зная, как выразить то, о чем сами не знали.

– Вы хотите задать вопрос? – подсказала им Итфат.

– Да, да! Мы хотим задать вопрос! Мы хотим задать вопрос!

– Задавайте.

Гламроки переглянулись меж собой и выдали хором:

– Кто мы?

– Наконец-то, – сказала Матильда. – Хоть какие-то проблески сознания.

Но Итфат помотала головой:

– Вопрос неправильный.

– А как надо? А как надо? – удивились те. Матильда тоже была заинтригована.

– А надо правильно! А надо правильно спрашивать! – сказала Итфат.

– А как правильно? А как правильно?

– Вы хотите быть манами?

– Хотим! Хотим!

– Тогда думайте, какой надо задать вопрос!

– Какой задать вопрос? Какой надо?

– Фати, они наверно и думать-то не умеют, – сказала Матильда. – Они уже и так выдали сверх того, на что были способны.

– Мы уже и так! – подтвердили гламроки. – Пусть маны скажут, кто мы?

– Ладно, – сказала Итфат. – Вы гламроки. Вас это удовлетворяет?

– Нет, нет! – ответили те.

– Почему же?

– Мы не знаем. Мы гламроки, но мы не знаем, кто мы.

– Вот, уже ближе, уже теплее. Задайте правильный вопрос!

Манекены принялись меж собой совещаться.

– Фати, я и сама-то не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, – негромко сказала Матильда.

– Тили, смысл в том, чтобы они вообще задавались вопросами. Мы ведь хотели их выбить из сновидения? Вопросы как раз и выбивают.

– Они и так уже выбиты из своих шаблонов, после того что с ними случилось.

– Нет, пока лишь сбиты с толку.

– Но какой, все-таки, правильный вопрос?

– Да ты его уже задавала. Только теперь они должны сами его задать.

– А, поняла!

Гламроки тем временем, похоже, нашли решение. Радостные, они хором закричали:

– Мы знаем правильный вопрос! Мы знаем!

– Давайте, задавайте – сказала Итфат.

– Какие мы такие? Вот.

– Ах-ха-ха! – развеселилась Итфат.

– Вот такие вы! Вот такие! – передразнила их Матильда, показывая рожки.

– Вы такие радостные, но вопрос неправильный, – сказала Итфат.

Гламроки погрустнели, насколько можно так выразиться о манекенах, и посовещавшись, стали выкрикивать наугад:

– Где мы?

– Куда мы?

– Когда мы?

– Хей-хей! Так вы не угадаете! – замахала на них руками Итфат.

– Нет, не угадаете так! – сказала Матильда. – Вспомните, о чем я вас недавно спрашивала?

Гламроки на минуту задумались, и выдали:

– Чьи мы?

– Уже ближе, но не то, – сказала Итфат.

– Ну, и чьи же вы? – спросила Матильда.

– Да, чьи вы? – повторила вопрос Итфат.

– Мы ваши? – ответили те в нерешительности.

– Фати, так мы не продвинемся, – сказала Матильда. – Сами они не дойдут.

– Ладно, – сказала Итфат, что-то шепнув Матильде на ушко. – Да, вы наши. А коли так, сейчас мы будем вас брать по одному и спрашивать.

Гламроки забеспокоились, а дива со жрицей подошли к ним и вытащили одного из толпы. Тот заверещал:

– Маны хотят меня съесть! Маны съедят меня!

– Да не съедим мы тебя, не верещи, – прикрикнула на него Матильда.

– Отвечай, кто ты? – начала допрос Итфат.

– Мы гламроки, – заладил свое тот.

– Да, вместе вы все, гламроки. А зачем тогда у нас спрашиваете, кто вы?

– Мы не знаем.

– Не знаете, значит вы не гламроки.

– А кто же мы? – испугался гламрок.

– А кто же мы, кто? – встревожились остальные.

– Задайте правильный вопрос.

Гламрок попытался вырваться и убежать, но Матильда держала его.

– Спроси меня, кто я? – продолжила Итфат.

– Кто ты?

– Я Мана-фата. А ты кто?

– Мы гламроки, – ответил тот, оглядываясь на остальных.

– Вы помните, что было с вами? – обратилась Итфат ко всем. – Когда происходило действо, какими вы были, помните?

– Мы были разными! Разными! – наперебой отвечали все.

– А ты каким был?

Тот снова попытался вырваться, но Итфат не отставала.

– Ты чей? Ты потерялся?

– Я потерялся, – ответил гламрок, и тут же остолбенел от сказанного.

– Задай правильный вопрос! – Итфат взяла его за грудки и встряхнула.

– Кто я? – спросил гламрок, как громом пораженный.

– Вопрос правильный! – торжественно объявила Итфат. – Но ты у кого спрашиваешь?

– Пусть маны скажут, – ответил тот, – Маны знают?

– Себя, себя спроси! – еще раз тряхнула его Итфат.

– Кто я?

– Кто ты?! – разом выкрикнули дива и жрица.

– Я… – гламрок был ошарашен. – Я Татана! – наконец, выдал он, или точнее она, поскольку после этих слов произошло нечто необычайное.

Восковая маска потрескалась и отвалилась, обнажив женское лицо, вполне живое и привлекательное. То же самое произошло с руками. А серый балахон пластично трансформировался в черно-белую сутану, так что глазам изумленных присутствующих предстала монахиня-кармелитка.

– Ладно, – Итфат первой оправилась от удивления. – Никогда ничего подобного не видала.

– А я видала! – встрепенулась Матильда, – Татана, говоришь? Будешь Мана-тана. Теперь ты тоже мана!

– Я мана? – новопреображенная не могла еще прийти в себя, и все себя оглядывала. – Я тоже мана?

– Да-да, Мана-тана, – сказала Итфат и обернулась к гламрокам, которые глазели на чудесное превращение, раскрыв рты. – Следующий!

Но манекены были так поражены увиденным, что ни один не тронулся с места. Тогда дива и жрица взяли под руки очередного и отвели в сторону.

– Кто ты? – спросила его Матильда.

– Мы гламроки… – заладил было тот, но Итфат его прервала:

– Вы уже не гламроки! Ты видишь? – указала она на кармелитку. – Хочешь быть маной, задай правильный вопрос!

– Кто я? – нерешительно промямлил тот.

– Кого спрашиваешь? – обрушилась на него Матильда. – Се6я спроси! Кто ты?

– Я Таташа! – сказал он, и чудесное превращение сей же миг повторилось. На месте гламрока теперь стояла вторая кармелитка, в той же одежде, но с другим лицом.

– Мана-таша! – провозгласила Итфат, возложив руки на плечи новоиспеченной.

– Следующий! – позвала Матильда. – Ну идите уже, смелее!

Так по одному все гламроки прошли своего рода обряд инициации своих личностей, задавая вопрос себе, и сами же на него отвечая. Имена были все женские, а соответственно и индивиды получались исключительно женского пола, и почему-то сугубо послушницы. Адалина – Мана-лина, Азабела – Мана-бела, Бетариса – Мана-риса, Валатина – Мана-тина, Васалиса – Мана-лиса, и так далее, пока не набрался приличный монашеский орден.

– У-ля-ля, Фати! – воскликнула Матильда, любуясь на преображенных святых угодниц, переминающихся с ноги на ногу и не знающих куда себя деть. – Что будем с ними делать?

– Теперь уж пусть они сами что-то с собой делают, – ответила Итфат. – Ты же так и хотела. Но что у них за образы?

– Это монахини. В моем мире есть такие.

– Какие-какие?

– Послушницы, которые посвятили свою жизнь служению Богу. Что-то наподобие ваших жриц.

– Жрицы? Они тоже жрицы?

– Ну, не совсем. Как бы тебе объяснить… Они скорее смиренные и скромные, такие, девы.

– Странно. Из гламроков получились девы.

– Да уж. Но и благо что не бандиты, не разбойники! А то бы нам с ними туго пришлось.

– Теперь надо проверить, насколько они вменяемы.

– Вот ты, подойди сюда, – Итфат подозвала к себе монашку. – Кто ты?

– Я Мана-лиса, – ответила та.

– Так. Уже лучше. А теперь ответь: что ты?

– Мы гламроки…

– Нет, не сбивайся! Ты Мана-лиса. А что ты? Можешь ответить? Ты знаешь, что ты есть? Ты есть то, что ты делаешь! Что ты делаешь?

– Мы читаем бредни…

– Фати, они по отдельности еще не совсем проснулись, – сказала Матильда. – Может, сначала опросить их вместе? Кто вы? – обратилась она к остальным.

– Мы кармелитки, – робко заговорили те. А потом уже увереннее:

– Кармелитки! Мы кармелитки!

– Вот! Молодцы! – поддержала их Матильда. – А что вы должны делать?

– Читать бредни!

– Нет, не сбивайтесь, не сбивайтесь! – закричала на них Итфат. – Вы кармелитки. Вы маны. Что делают маны?

– Задают вопросы?

– Нет! Они делают что хотят! Что сами хотят.

– Как это? Как это? – удивились монашки.

– Мана-лиса, – Итфат снова позвала свою знакомицу. – Скажи, когда ты что-то делаешь, ты это делаешь сама, или что-то ведет тебя?

– Мы кармелитки… – монашка замялась, не понимая, что от нее требуется.

– Вы, это вы все вместе. А ты, Мана-лиса, сама, или не сама? Ты чья?

– Я моя! – монашка, кажется, что-то поняла, и оживилась. – Я сама!

– А раньше, когда ты была гламрочкой, ты была сама?

– Нет, я была не моя, и не сама! А теперь я моя и сама!

– Так, замечательно, – подытожила Итфат. – Раньше ты была сама не своя, а теперь ты проснулась, и ты это ты.

– Да, я это я! – радостно воскликнула монашка.

– И теперь, что ты? Что ты делаешь?

– Я мана, и делаю что хочу! Что хочу, то и делаю!

– Нет, стоп! – вмешалась Матильда. – Этак они могут далеко зайти, далеко забраться! Вы помните, что такое абу?

– Да, мы помним! Нельзя делать то, что нельзя.

– А что можно?

– Можно делать то, что можно.

– А конкретней, что можно и что нельзя? – не отставала Матильда.

– Нельзя поедать друг друга! – ответили монашки.

– А других можно?

– Можно-можно! Нельзя наших! Другие не наши!

– Так я и думала! – всплеснула руками Матильда. – Приехали.

– Они еще не совсем осознали себя как личности, – сказала Итфат. – Когда они по отдельности, они сами свои. А когда вместе, у них общее сновидение, как коллективное помешательство.

– Ох, Фати, мне кажется, подобное помешательство не только гламрокам свойственно! У людей все то же самое, мне кажется!

– И что будем делать, Тили?

– Теперь ты меня спрашиваешь? А я знаю? Нет, по-моему, я знаю. Надо им кое-что показать. Показать кое-что надо!

Матильда что-то шепнула на ушко Итфат, а монашкам сказала:

– Стойте здесь и ждите. Мы скоро вернемся.

Вопросы в сновидении

Дива и жрица зашли в мегалит, оставив новоиспеченных сестриц ожидать снаружи.

– Фати! – воскликнула Матильда, когда они остались одни. – Я поняла!

– Что-что, Тили-Тили? – спросила Итфат.

– Все! Поняла, что означает задаваться вопросами, и в чем смысл вопросов, которые ты задавала. Когда я не задаюсь вопросами, я словно в беспамятстве, во сне. И знаешь почему?

– Почему-почему, Тили-Тили?

– Потому что безропотно принимаю все, что бы ни случилось, даже если не нравится и не устраивает. Мне даже в голову не приходит остановиться и подумать: «Что вообще происходит вокруг меня и со мной?» Я просто безвольно плыву по течению, или в лучшем случае беспомощно барахтаюсь.

– Все правильно, Тили. Безропотно принимать означает принимать как должное. А принимать как должное означает принимать как возможное, как то, что вполне может случиться. И если принимаешь, то неизбежно погружаешься в сновидение. Помнишь, мы говорили по поводу «соглашаться или не соглашаться»? В сновидении ты беспомощна, и с тобой может твориться всякая несуразица именно потому, что ты соглашаешься, принимаешь как должное.

– Именно так, Фати! Во сне я не задаюсь вопросами, я безвольна, я сама не своя, себе не принадлежу, и меня ведут. Ведет сновидение. Но и наяву все то же самое, хоть и в меньшей степени.

– Совсем ненамного в меньшей, – заметила Итфат.

– Я и хотела сказать, – продолжила Матильда, – практически все то же самое. Дело не в том, нравится мне происходящее или не нравится, устраивает или не устраивает. Если я это принимаю как возможное, как свою реальность, тогда оно со мной случается, хочу я или не хочу.

– Верно, если соглашаешься, кино овладевает тобой, и ты превращаешься в персонажа.

– Да, но я вот что поняла. Когда я соглашаюсь? Когда не задаюсь вопросами! Выходит, чтобы проснуться, надо задаться вопросами: «Где я? Что со мной происходит? Это моя реальность?» И главное: «Я чья сейчас? Я действую сама, или кино ведет меня?»

– Ты все правильно поняла, Тили.

– Теперь о смыслах. С вопросом «Кто ты?» все ясно. Мне больше всего понравилось другое: «Ты чей?» Обычно это глупый вопрос, который задают глупые взрослые потерявшемуся ребенку.

– Ах-ха-ха! – рассмеялась Итфат. – Действительно, глупый.

– Ну в самом деле, вот ребенка спрашивают: «Ты чей, ребеныш?» Что он может ответить на такой идиотский вопрос? Я мамин и папин? Или, я национальное достояние?

– Что-что такое национальное достояние?

– Да это у нас, лукавый телевизор, называет нашим достоянием то, что нам не принадлежит.

– Не поняла не поняла! – озадачилась Итфат.

– Неважно, долго объяснять. Так вот, – продолжила Матильда, – если ребенок потерялся, им овладевает паника. А паника, это самое глубокое сновидение, в котором не можешь ничего, кроме как метаться, плакать и кричать.

– А ты когда-нибудь терялась?

– Да, однажды. У-у-у, я тогда расплакалась и раскричалась так, как только была способна маленькая ляля! И ко мне тогда подошли с этим вопросом: «Ты чья?»

– И что ты ответила?

– Разумеется, ничего. Разумеется, я продолжала плакать и кричать. Но я помню, о чем тогда подумала. Я подумала: что за дурацкий вопрос? Для меня было очевидно, что я сама своя! Но я тогда не придала этому значения. И только сейчас поняла, в чем истинное значение вопроса.

– И в чем же?

– Ты и сама знаешь. Люди, которые его задают ребенку, не понимают, о чем спрашивают. Но ты-то понимала, когда задавала вопрос гламроку, а потом монашке! Смысл в том, действуешь ли ты самовольно и сознательно, или же кино ведет тебя. Или иначе: ты сам или не сам, сама или не сама?

– Да, все правильно. И ответ: я сам свой, или я сама своя. Если конечно проснулся, или проснулась.

– Я тогда знала правильный ответ, но он не помог мне проснуться, потому что я не до конца понимала смысл, – сказала Матильда. – Суть в том, кому ты принадлежишь: себе, или какому-то внешнему сценарию.

– Точнее, кому принадлежит твое внимание: тебе, или захватившей тебя кинокартине, – добавила Итфат. – А еще, ты не проснулась потому, что не задавалась вопросами.

– Вот, вот! И я продолжала плакать и кричать. А надо было всего лишь остановиться и спросить себя: «Что такого страшного случилось? Ну, мы с мамой разминулись. Но разве мама может меня бросить? Она меня скоро сама найдет. А я пока тоже сама погуляю и понаблюдаю спокойно вокруг. Сама!» Вот что значит проснуться!

– Ты говоришь про детство, но во взрослой жизни все то же самое. И во сне и наяву, тоже одинаково.

– Точно так, Фати! А вообще, все это круто! Очень круто.

– Что-что такое круто?

– Ну, классно, здорово! Здорово все это понимать и знать! Никогда не думала, что это так обалденно! Обалденно просто!

– Понимать и знать недостаточно. Надо еще уметь применять. А для этого постоянная практика требуется.

– Да, я помню, наблюдатели и персонажи, состояние осознания и Очевидец, – как на уроке ответила Матильда. – Чтобы стать наблюдателем, необходимо наработать обратную привычку. Теперь, чуть что, я, вместо того чтобы погрузиться в свои страсти-мордасти как в сон, просыпаюсь и начинаю действовать осознанно. Теперь малейшее дуновение пространства должно меня пробуждать. Теперь чуть что, я активирую своего Очевидца и задаюсь вопросами. Теперь я вменяема, и я сама.

– Умничка, девочка Матильдочка! – как ученицу похвалила ее Итфат. – А какой главный вопрос, не забыла? Что нужно сделать, чтобы пробудить Очевидца?

– Нужно обратить внимание, где это внимание находится, кому принадлежит: мне или кинокартине. Короче, надо отслеживать реальность, и чуть что, активировать своего Очевидца. А если творится что-то неладное, надо увидеть реальность и себя в ней.

– А и ладное тоже. Надо почаще видеть, как наши видящие делают: вижу себя и вижу реальность.

– Чтобы в гламроков не превратиться?

– Да-да, и это тоже.

– Кстати странно, – сказала Матильда. – Они были дикарями, а преобразились сразу в кармелиток. С чего бы это?

– Да, странно, – согласилась Итфат. – Причуды зеркала. В мире сновидений все причудливо. Но что ты задумала с ними делать?

– Они пока только внешне преобразились, а по сути все те же гламроки. Не до конца еще проснулись. Надо им наглядно показать, что такое хорошо и что такое плохо.

– И как ты это сделаешь?

– Включу свои способности массовика-затейника. Для начала покормим их. Проголодались ведь, наверно.

Матильда подошла к черному цилиндру, привычным движением поправила свой бант и что-то прошептала, видимо, делая заказ. Из цилиндра тут же начали выдвигаться сегменты, на которых стояли корзины с лепешками и печеной рыбой, глиняные тарелки и чашки, а также большие кувшины. Итфат с интересом следила за происходящим, заглядывая в корзины.

– Тили, а почему именно хлеб и рыба?

– Так это ж классика!

– Что-что это? В каком смысле?

– Увидишь.

– А что в кувшинчиках, Тили? Не веселящий ли напиток?

– Нет, там виноградный сок. Тоже классика.

Дива и жрица принялись все это выносить из мегалита наружу и складывать в одном месте. Итфат предусмотрительно материализовала большую скатерть в качестве подстилки. Монашки топтались поодаль и с любопытством наблюдали за приготовлениями, показывая пальцами и о чем-то меж собой переговариваясь. Когда весь сервиз «a la carte» был перенесен на скатерть, Матильда скомандовала:

– Так, голубушки-сестрицы, рассаживайтесь все вокруг!

Монашки послушно расселись большим кругом друг подле дружки. Дива и жрица расположились в центре рядом с накрытой скатертью.

– Сейчас мы с вами освоим особое действо, – обратилась ко всем Матильда, – «делать другим хорошо» называется.

– Другим? Ошо? – загомонили монашки. – Зачем другим? Другие не наши!

– Кого вы называете другими?

– Тех, которые приходят!

– И что вы с ними делаете?

– Съедаем их!

– И скольких вы уже съели?

– Нискольких! Нискольких!

– Это почему же? – поинтересовалась Итфат.

– Мы только собираемся их съесть, а они тут же уходят, – ответила за всех Мана-лиса.

– Как уходят, куда уходят? – спросила Матильда.

– Исчезают. Раз, и нет!

– Понятно, – сказала Итфат. – Другие, это сновидящие. Они тут появляются, когда видят сон. Ну а здесь стандартный кошмар: на сновидящего нападают дикари, и как только собираются его съесть, он от страха просыпается.

– Почему вы так поступаете с пришельцами? – обратилась к монашкам Матильда.

– Так предписано! – ответили те.

– Кем предписано? Зачем предписано?

– Мы не знаем. Так надо!

– Если будете так делать, перестанете быть манами, и снова превратитесь в гламроков. Вы этого хотите?

– Нет, нет! Не хотим!

– Тогда запомните: нельзя делать другим плохо! Никому нельзя делать плохо. Вот мы с Мана-фатой, что вам плохого сделали?

– Ничего, ничего! Маны добрые!

– А вы? Хотели нас съесть!

– Вы теперь наши! Другие не наши!

– Мана-лиса, ну-ка пойди сюда, – позвала Матильда. – Вот ты, это ты. А другие, это все остальные, а не только наши или не наши. Нельзя делать другим плохо. Надо делать другим хорошо. Иначе Мана-лиса перестанет быть маной, а станет опять негодной гламрочкой. Ты хочешь превратиться обратно?

– Нет! Не хочу! Я хочу быть маной!

– А вы? – Матильда обвела взглядом вокруг, – Это всех касается! Всем понятно, что значит быть маной? Это значит, делать другим хорошо!

– А как это, как это? – загалдели монашки. – Как делать другим хорошо?

– Сейчас мы вам покажем, – Матильда положила на тарелку рыбу с лепешкой и кивнула Итфат, чтобы та наполнила чашку. Затем они вместе подошли к одной из монашек и дали ей в руки еду.

– Вот, мы делаем тебе хорошо, но ты не спеши есть, сделай то же самое своей сестрице.

Монашка удивилась, но послушалась и передала еду рядом сидящей.

– А теперь ты, – обратилась Матильда к той. – Передавай дальше, чтобы и другим было хорошо. Еды всем хватит!

Так, дива и жрица подавали тарелки и чашки одной, та передавала другой, и далее по кругу, пока еда не оказалась у каждой.

– Всем хорошо? – спросила Матильда.

– Да! Да! – ответили хором монашки.

– Вот видите! А почему всем хорошо?

– Почему? Почему? – ответили те вопросом на вопрос.

– Потому что, если делаешь другим хорошо, хорошо к тебе возвращается. Поняли?

– Поняли-поняли! – закивали монашки.

– Ну ешьте теперь, на здоровье!

Действо в сновидении

Все принялись за еду, включая диву и жрицу. А когда поели, Матильда снова обратилась ко всем:

– А сейчас, для сравнения, попробуем сделать другим плохо и посмотрим, что будет.

Она выбрала одну монашку и несильно хлопнула ее рукой по голове.

– Вот, я тебе сделала плохо. Не больно, но неприятно, да?

– Да, – ответила та.

– А теперь ты сделай своей сестрице то же самое. А та другой, и так все по кругу.

Монашки принялись усердно хлопать друг дружку по головам, и настолько увлеклись, что Матильде еле удалось их остановить:

– Хватит! Хватит уже! Перестаньте! Всем плохо?

– Да! Да! – ответили хором монашки.

– А почему всем плохо?

– Почему? Почему?

– Потому что, если делаешь другим плохо, плохо к тебе возвращается. Поняли?

– Поняли-поняли! – закивали те.

– Видите, как хорошее, так и плохое возвращается. Отсюда какой вывод?

– Какой? Какой?

– Я вам уже говорила. Нельзя делать другим плохо. Надо делать другим хорошо. Усвоили?

– Усвоили-усвоили!

– А для закрепления, научим вас делать друг дружке саже. Мы ведь обещали. Вы хотите?

– Хотим! Хотим!

– Вот ты, – Матильда обратилась к монашке. – Прикоснись губами к щеке своей сестрицы, а та сделает то же самое другой, и так все по кругу. Начали!

Дива и жрица понаблюдали какое-то время, как преображенные постигают новый для себя опыт. Тем, видимо, понравилось, и их опять лишь с трудом удалось остановить.

– А теперь, – объявила Матильда, – повторим пройденное. Что надо делать манам, чтобы оставаться манами?

– Надо делать другим хорошо! – дружно отозвались монашки.

– А во что превратятся маны, если будут делать другим плохо?

– В гламроков!

– Вы хотите быть гламроками, или манами?

– Манами, манами!

– Вот и славно! – возвестила Матильда с чувством исполненного долга.

– Но это не все, – прибавила Итфат. – Что еще делают маны?

– Делают что хотят? – предположила уже ученая Мана-лиса.

– Делают что сами хотят, – поправила ее жрица. – Ты, Мана-лиса, что ты делаешь сама?

Монашка на минуту задумалась, но тут ее будто осенило.

– Я шью! – воскликнула она в восторге.

Остальные с завистью уставились на счастливицу.

– А мы? А мы что делаем?

– Не вы вместе, а каждая из вас! – поправила их Итфат.

– Сами, сами себя спрашивайте! – помогла Матильда.

– Ты, Мана-таша, – обратилась к монашке Итфат, – спроси себя, что ты делаешь?

– Что я делаю?

– И отвечай сама сразу!

– Я стираю, – сначала недоуменно, а потом уже уверенней ответила та. – Я стираю! И я сама!

– А ты, Мана-бела, что делаешь сама?

– Что я делаю? Я убираю! Сама!

– А ты, Мана-лина?

– Я готовлю! Сама!

– А ты, Мана-тана?

– Я забочусь! Сама!

Так по очереди все кармелитки были опрошены, и у каждой, как оказалось, нашлось свое дело. Тем временем, солнце уже клонилось к закату. Еще один трудный и насыщенный день в метареальности подходил к концу. Напоследок, дива и жрица решили расспросить обитателей этого странного мира, что они, собственно, о нем знают.

– Ну что, сестрицы, – обратилась к ним Матильда. – Теперь, надеюсь, вы не станете набрасываться на других, которые к вам приходят?

– Не станем! Не станем! – отозвались те.

– А что вы будете с ними делать?

– Мы будем делать другим хорошо!

– Браво! Но мы с Мана-фатой здесь тоже другие. Нам нужно уйти.

– Нет, нет! – заголосили монашки. – Пусть маны останутся!

– Мы должны уйти, – сказала Итфат. – Нам здесь не место. А вы не пропадете. Еда у вас есть, мегалит дает. Мана-лина, знаешь, как получать еду?

– Знаю-знаю!

– Дело у каждой тоже свое есть, – сказала Матильда. – Теперь вам будет чем заняться.

– Будет-будет!

– А раньше, когда вы были гламроками, вы что делали? – спросила Итфат.

– Мы читали бредни!

– И все? И всегда? Только это?

– Всегда. Только это.

– Их сновидение было зациклено, – шепнула Итфат диве. – Это примерно то же самое, что статичная картина, в которой без наблюдателей все покоится.

– Да, единственное разнообразие здесь, приход сновидящих, – ответила жрице Матильда.

– А что это за город? – спросила у них Матильда. – Когда он был построен? И кем?

– Мы не знаем, – ответили монашки. – Он был всегда.

– А вы, как себя помните? С чего все началось?

– Мы не помним. Мы были всегда. И все было всегда.

– Всегда одно и то же, одинаково?

– Одно и то же и одинаково.

– Тили, в отдельном секторе метареальности, в отсутствие наблюдателей, так и должно быть, – сказала Итфат. – Это как на отрезке киноленты: что отснято, то и есть. А вечность и один миг здесь понятия равносильные.

– Похоже, их бесполезно о чем-либо расспрашивать, – сказала Матильда. – Но погоди, ведь они были гламроками, а стали кармелитками! Значит, мы уже на другой киноленте?

– Возможно и так.

– Но как это произошло? Они спали как гламроки, а проснулись как кармелитки?

– Да, в определенном смысле мы их разбудили.

– Выходит они, для себя, проснулись в другом сновидении?

– Они и сейчас спящие персонажи, но их сновидение изменилось.

– А что требуется нам, чтобы что-то изменилось у нас? – спросила Матильда.

– Постой, – встрепенулась Итфат. – Ты хочешь сказать, нам надо заснуть, а потом проснуться? Но ведь мы это уже делали.

– Один раз. И в тот раз произошел запуск сновидения, которое было остановлено. А что будет, если нам заснуть и проснуться в сновидении, которое крутится? Должно же хоть что-то измениться?

– Вопрос, что. Но в нашем положении, наверно, другого выхода и нет.

– Значит, надо попробовать.

Монашки, между тем, прилежно убрали всю посуду обратно в мегалит, и теперь сбились в кучку, вопросительно глядя на своих главных ман.

– Ну что, сестрицы, – обратилась к ним Матильда. – День закончился. Вы спать-то ложитесь вообще?

– Да, ложимся! – ответили те.

– А потом просыпаетесь, и у вас опять все по новой, одинаково?

– Да, по новой!

– Ну, теперь уже все иначе будет. Будет вам лучше, веселее будет. Знаете, может случиться так, что мы с Мана-фатой завтра исчезнем, как другие.

– Нет, мы не хотим! Пусть маны останутся!

– Не скучайте, сестрицы! – подбодрила их Итфат. – Может быть, мы еще вернемся, и свидимся еще.

– Да-да! – воскликнула Матильда. – Мы обязательно вернемся, навестим вас! Вот только разберемся сначала, как в этой реальности перемещаться.

– Маны разберутся! Маны умные! – сказали монашки.

– А пока, еще один подарок вам, – Матильда вскинула руки и провозгласила. – Пусть всегда будут звезды!

В тот же миг на темнеющем, но до сего времени пустом небе, загорелись мириады звезд, красивых, разноцветных. Монашки разразились восторженными возгласами. И даже Итфат удивилась:

– Ну ты даешь, Тили!

– А теперь давайте прощаться, сестрицы! – сказала Матильда.

– Пока-пока, подружки, увидимся! – помахала им рукой Итфат.

Монашки переглянулись меж собой, и не сговариваясь, поклонились и выдали хором:

– Спасибо, Мана-тида! Спасибо, Мана-фата! Спасибо вам!

А затем разбрелись по своим домикам.

* * *

– Еще один вопрос, Фати, – сказала Матильда, когда они остались одни. – Быть может, самый-пресамый важный.

– Какой-какой, Тили-Тили?

– Если мы заснем, не проснемся ли мы в разных мирах?

– Но ведь в прошлый раз мы заснули вместе, и вместе же проснулись.

– Во-первых, не вместе в смысле одновременно, а во-вторых, предыдущее сновидение было остановлено. И что будет теперь?

– Не знаю, но мне почему-то кажется, что мы останемся вместе. Мы же и так сейчас в пространстве сновидений, а не в проявленной реальности, откуда каждый отправляется в свое сновидение.

– А тебе прошлой ночью что-нибудь снилось?

– Нет.

– И мне нет. Но я все равно боюсь! Давай спросим у Преддверия?

– Ох, оно скупо на ответы, но ладно, давай, – согласилась Итфат. – Эй, Преддверие, ты здесь?! – крикнула она в небо. Небо в ответ, как обычно, зашелестело ветром, и отовсюду, со всех сторон поднялся шепот:

– Я везде и повсюду… Везде и повсюду…

– Только один вопрос! – воскликнула Матильда. – Только не улетай сразу! Ответь! Пожалуйста! Мы не разлучимся, если заснем здесь? Мы вместе проснемся?

– Вы проснетесь вместе… Вместе… – отозвался шепот.

– А скажи еще, – спросила Итфат. – Сможем ли мы вернуться в материальный мир, и когда?

– Всему свое время… Время… – прошептал ветер.

– А скажи еще, сможем ли мы в один мир вернуться? – закричала Матильда. – Ну пожалуйста! Мы хотим быть вместе!

– Хотения мало… Мало… – прошептал напоследок ветер и начал стихать.

– А что еще нужно? А что? – прокричала вдогонку Матильда, но ответа уже не последовало.

– Ну вот, как всегда, – сказала Итфат. – Больше вопросов, чем ответов.

– Главное, нам ответили, что мы проснемся вместе, – сказала Матильда.

– Ну, коли так, пойдем уже спать, Тили. Я так устала!

– Я тоже, пойдем.

Дива и жрица зашли в мегалит, и даже не раздеваясь, упали в свои кроватки.

– Не будем раздеваться, Тили, – сказала Итфат. – Мало ли что нас ждет по пробуждении.

– Да, я тоже так подумала, – сказала Матильда. – Но я все же боюсь, Фати. Давай сдвинем кроватки и возьмемся за руки.

– Давай.

Только лишь они это сделали и улеглись, как заметили, что купол мегалита стал прозрачным, и через него засияли мириады звезд разноцветных, красивых. Дива и жрица любовались звездами молча, на разговоры уже сил не оставалось. Через минуту они уснули.