полная версия

В. В. Жириновский
Избранное в 3 томах. Том 1: Политика и геополитика

Новое устройство России

Введение

Процессы, приведшие к развалу СССР, затронули и Российскую Федерацию. Она стала крупнейшей зоной нестабильности, одной из форм проявления которой выступает кризис государственного устройства. Модель организации государственной власти, закрепленная в Конституции Российской Федерации, привела к кризису федерализма, потере управляемости страны. Возникла прямая угроза сепаратизма.

Налицо своеобразная феодализация страны, связанная, как правило, с самовластием местных региональных элит, с непродуманной политикой предыдущих реформаторов, разорвавшей единое экономическое пространство страны непомерными транспортными тарифами. Новые региональные этнические элиты посчитали, что лучшим способом сохранить власть станет обращение к национализму и провозглашение суверенитета. В самой же России кризис принял форму политического раскола центра, повторив ситуацию 1917 года. Поэтому национал-сепаратизм получил не только полный простор, но и определенное содействие для своего развития. Центр сам устами Б. Ельцина, исходя из конъюнктурных соображений, предложил брать суверенитета столько, сколько можно. В результате и были поставлена под вопрос целостность Российской Федерации. Именно существование мощных сложившихся региональных элит делает проблему единства России проблемой взаимоотношений между Центром и регионами, ставит единство государства под вопрос.

Сохранится ли Россия как единое государство или суждено ей пережить еще одну «Беловежскую трагедию», или, что еще хуже, повторить судьбу Югославии? – такой вопрос все чаще возникает перед российскими гражданами. В сложившейся ситуации вопрос о государственном устройстве России окончательно не решен. С утратой прежних идеалов (в первую очередь, идеала интернационального единства, который связывал народы бывшего СССР в единое целое), новой объединяющей идеи предложено не было. Наоборот, каждый народ оказался предоставлен сам себе. Образовался идейный вакуум. Народы оказались в состоянии неопределенности, в поисках своей судьбы, вплоть до дистанцирования от России.

Каков наиболее оптимальный путь решения проблем государственного устройства России, путь, который бы органически сочетал принцип государственной целостности при учете интересов и особенностей регионов? Вопрос архисложный. Ведь нужно не только сохранить нашу целостность, но и упрочить ее, связав центр и регионы в органическое и единое целое. Между тем с начала проведения радикально-демократических реформ российская практика государственного строительства во многом противоречит указанной цели. Согласно Конституции 1993 года, будучи «демократическим федеративным и правовым государством», Россия как будто специально пытается выхолостить суть и содержание понятия федерализма.

Международный опыт свидетельствует, что федерация – это объединение политических субъектов в виде республик, штатов, земель, кантонов, провинций, областей, которые не обладают суверенитетом и международно-правовой субъектностью. Для всех федераций непреложным законом является то, что их составные части не обладают верховенством на своей территории, не могут препятствовать применению федеральных законов. Они не имеют права самостоятельно вступать в международные отношения и не обладают правом сецессии, то есть правом выхода из федерации. Кроме того, федерация предполагает единое в социокультурном, экономическом и правовом отношении пространство. Во всех существующих сегодня федерациях, будь то США, ФРГ, Индия, Мексика, Швейцария или Бразилия, компетенцией центральной власти является: организация федерального устройства и определение объема прав и полномочий регионов и свобод граждан, обеспечение территориальной целостности, обороны и безопасности, внешняя политика.

В России же в нарушение Конституции РФ власти субъектов федерации стремятся проводить свою, отличную от центра политику, зачастую выходят за рамки своей компетенции, не считаются с федеральными законами. Как можно объяснить то обстоятельство, что конституции республик Коми, Башкирии и Якутии предусматривают возможность самостоятельной, отличной от Центра, внешней политики и заключение международных соглашений? И это не просто декларация о намерениях. Так, в 1997 году Башкирия, Дагестан, Татарстан, Тува, Хакасия, Чувашия оказались участниками стамбульского «Курултая тюркских государств и сообществ» и вразрез с международными интересами России поддержали позицию Турции относительно так называемой «Турецкой Республики Северного Кипра».

Иначе как открытый вызов федеральному законодательству и российской Конституции нельзя оценить и положения конституций республик Тувы и Татарстана о праве выхода из состава Российской Федерации (Тува) и объявлении себя субъектом международного права (Татарстан). То же своеволие регионов наблюдается и в экономической сфере. Если Россия считает себя федерацией, она должна иметь единый внутренний рынок, права которого соблюдались бы всеми без исключения субъектами федерации. Между тем власти Саратовской области самовольно, без соответствующего федерального закона вводят рынок земли, пуская землю в частный оборот. И суть проблемы вовсе не в том, правильна ли, перспективна и целесообразна данная позиция, а в том, что это открытый правовой беспредел. Самое поразительное во всем этом то, что федеральная исполнительная власть во главе с Президентом Ельциным, гарантом Конституции РФ, поддержала этот беспредел.

Федеральный центр пытается отрегулировать свои отношения с регионами на основе двусторонних соглашений и договоров, неодинаковых по характеру взаимоотношений, содержанию и объему полномочий и обязательств. В результате субъекты Российской Федерации оказываются в неравном положении, что ведет к асимметрии всей структуры федеративных отношений. Подобного рода практика дает основание субъектам добиваться равноправного положения в федерации и равноправия в отношениях с Федеральным центром. Именно в этом причина имевших место попыток некоторых русских областей добиваться республиканского статуса. И только этим можно объяснить заявления некоторых руководителей национальных республик о том, что, поскольку двусторонние договоры подписаны на основе признания двух конституций, постольку в случае, если Россия будет стремиться привести конституции республик в соответствие с Основным федеральным законом, то и республики будут полномочны поставить вопрос о приведении отдельных статей российской Конституции в соответствие с конституциями республик.

Не реагировать на подобные вольности субъектов Российской Федерации дальше невозможно. Подобная постановка вопроса о взаимоотношениях «Центр – регионы» подрывает правовую основу федерации и является свидетельством глубочайшего кризиса федеративных отношений. Продвижение же по этому пути будет означать превращение федеративных отношений в конфедеративные и конец Российской Федерации как единого государственного образования. Это начинают понимать даже рядовые граждане. Как показывают опросы, от 40 до 60 процентов населения (данные по Саратовской области) предполагают дальнейшее дробление и распад России на мелкие независимые «княжества».

Пора перестать делать вид, что ничего не происходит, не реагировать на самовольство регионов и центробежные тенденции. Нужна стратегически выверенная политика территориально-государственного строительства, имеющая целью создание новой российской государственности, построенной на органическом сочетании интересов Центра и регионов. Как реакцию на поразивший власть паралич воли можно расценить появление таких экзотических проектов реформирования основ российской государственности, как идея так называемого трехслойного федерализма, состоящего из элементов унитаризма, федерализма и конфедерализма. Унитарной основой должна стать Российская Республика, федеральной – союз крупных губерний, таких как Западно-Сибирская, Уральская, Дальневосточная и т. п., и конфедеративной – нынешние национальные республики, входящие в РФ и другие присоединившиеся. Подобные рецепты лечения болезни могут привести к летальному исходу для российского государственного организма.

При анализе перспектив формирования новой российской государственности необходимо учитывать как достоинства, так и недостатки существующих типов государственного устройства: унитаризма, федерализма и конфедерализма. В силу объективных и субъективных причин, будучи советским, наше государство становилось все более унитарным, централизованным. Унитаризм, при всех преимуществах в решении конкретных задач, превратился в диктат центральных ведомств, который усугублялся отсутствием продуманной региональной экономической и социальной политики и тем, что специфика и особенности развития регионов, в том числе и национальных, просто не принимались во внимание. Все это было чревато негативными последствиями для российской государственности.

Что же касается перспектив устройства России на конфедеративных началах или с их примесью, то, как показал исторический опыт, конфедерация не является устойчивой, она всегда выступает переходной формой, которая приводит или к федерации, или к выделению суверенных государств. Так, нынешняя Швейцария именуется конфедерацией, но практически построена по федеративному принципу. Кантональные законы соответствуют общегосударственной конституции и федеральным законам, четко проводится принцип примата права центра над правом кантонов. В случае споров между кантонами, они обязаны подчиняться решениям, принимаемым на федеральном уровне.

На начальном этапе государственного реформирования должно быть обеспечено полное равноправие всех субъектов Российской Федерации. Объем прав и обязанностей и характер взаимоотношений «Центр – субъекты» не должны варьироваться от региона к региону, как это можно наблюдать сегодня. С учетом того, что представители «коренных» или «титульных» наций, живущих на территории своих национальных образований, составляют не более 10 процентов всего населения Российской Федерации, следовало бы подумать о поисках более оптимального соотношения административно-территориального и национально-территориального подходов в государственном строительстве. К тому же, неравноправие субъектов неизбежно отражается в неравноправии граждан, вызывает чувства неприязни и разобщения даже у представителей одной нации: почему, скажем, татары, живущие за пределами своей республики, находятся в худшем положении, чем их сородичи в Татарстане?

Разумеется, это вопрос сложный, болезненный и крайне деликатный, который затрагивает интересы национально-региональных элит. Но если мы думаем о целостности своей страны, рано или поздно его придется решать. Политика «федерализация ради федерализации», проводимая до сих пор властными структурами, исчерпала себя, стала опасной, ведет к утрате единства народов России. В пользу этого говорит и то, что все федерации, существующие за пределами так называемого постсоветского пространства, как правило, построены на административно-территориальной основе. Все же федерации, в основе которых лежал принцип национальный, развалились – СССР, Югославия. Чехословакия – или же центробежные силы в них ставят под угрозу их целостность (Российская Федерация, Грузия, Азербайджан, Молдавия и т. п.).

Поучительна судьба бывшей Югославии. Особенность ее федеративного устройства состояла в том, что, как было сказано в Конституции, «трудящиеся осуществляют свои суверенные права в республиках и краях в соответствии с их конституциями, а через органы федерации – только те свои права, которые представляют совместный интерес». Однако и при таком сужении функций федерального центра оговаривалось, что республиканские законы не должны противоречить союзным.

Причину обострения межнациональных противоречий, которые привели к ликвидации страны, югославские специалисты видят в чрезмерной хозяйственно-политической самостоятельности республик и краев, которую они получили по конституции 1974 года. Так, обсуждение любого вопроса в союзных органах должно было проходить с участием представителей всех республик, а принятые решения подлежали утверждению республиками и краями, имевшими специальное право на это. В результате федерация потеряли рычаги воздействия на экономику и политику регионов. Вместо единого рынка появилось восемь с самостоятельным выходом за рубеж. Цены, налоги, их уровень стали формироваться по республикам. Сократился объем помощи слаборазвитым регионам, что замедляло темпы развития этих регионов и страны в целом.

К этому добавился взрыв албанского национализма, чему способствовала передача автономному краю Косово осуществления прямых связей с Албанией. Нельзя сказать, чтобы югославское руководство не видело во всем этом опасности для единства страны. Еще в 1986 году были предприняты попытки упрочения федерации через поправки к Конституции, расширяющие компетенцию федерального центра. Но поправки были заблокированы как ограничивающие самостоятельность республик и краев.

Что касается Российской Федерации, то она вплоть до нынешней Конституции также строилась по национально-территориальному принципу. Ее субъектами считались только автономные республики, а также, с теми или иными оговорками, автономные области и национальные округа. Края же и области являлись просто административно-территориальными единицами и отношения с ними федеральное правительство строило на унитарных началах. С этой точки зрения РСФСР нельзя было назвать федеративной в точном смысле слова, поскольку это был симбиоз федеративных и унитарных принципов. С подписанием Федеративного договора и принятием Конституции РФ сделан шаг к отказу от унитаризма и переходу к федерализму. Отныне, наряду с республиками и автономными образованиями, субъектами федерации являются края и области, Москва и Санкт-Петербург. Они вступают по существу в федеративные отношения с центральной властью, приобретя элементы государственности и более высокий статус. Положительным для укрепления единства федерации является то, что Россия стала не договорной, а конституционной федерацией, которая не предусматривает права выхода из нее того или иного субъекта.

Однако события последнего времени, когда руководитель одного из субъектов федерации заявил, что будет добиваться изменения статуса своего региона, пригрозив выходом из России, показывают, насколько глубок кризис, переживаемый федерацией. Речь идет о слабости Федерального центра, о потере им управляемости страной (в данном случае, на уровне «Центр – регионы»).

То, что эффективно управлять страной, состоящей из 89 разнокалиберных, к тому же обладающих разным статусом, регионов, невозможно, что назрела необходимость их укрупнения, говорят многие. Это и мэр Москвы Лужков, и бывший губернатор Ленинградской области Густов, и губернаторы Сахалинской, Самарской, Свердловской, Томской, Нижегородской и Ярославской областей. Глава последней А. Лисицин, выступая в телепрограмме «Подробности», подчеркнул, что идея укрупнения субъектов федерации «среди нас, губернаторов, приобретает все большую значимость».

Разумеется, у большинства региональных лидеров и, прежде всего, у руководителей республик и автономных округов идея укрупнения поддержки не находит. Руководители же Коми, Ингушетии, Осетии уже высказались крайне негативно. Поэтому инициирование данной проблемы не может не вызвать напряженности как внутри межрегиональных ассоциаций, так и между «русскими» и «национальными» субъектами Федерации. Но это отнюдь не означает, что проблема оптимизации регионального деления Российской Федерации является надуманной и ее решение можно откладывать на неопределенное время.

Существующее ныне деление является с точки зрения распределения экономических ресурсов несбалансированным и неэффективным. Содержание собственного государственного аппарата во всех 89 субъектах, особенно там, где нет достаточно развитой городской и промышленной базы, тяжелым бременем ложится на федеральный бюджет и затрудняет решение местных социальных проблем. Более того, сегодня власть региональных элит не ограничена ни государством, ни обществом. Причем эти же самые региональные «бароны» составляют верхнюю палату Федерального Собрания, принимают и отклоняют федеральные законы, назначают должностных лиц, призванных осуществлять федеральный контроль. Неудивительно, что до сих пор не принят закон об общих принципах организации функционирования государственной власти в субъектах Российской Федерации, а нарушения федерального законодательства стали здесь обычной практикой. Происходит локализация власти и усиление безответственности местных правителей.

История и теория губернизации России

Впервые губернское деление в России было введено Петром I в 1708 году. Губерния рассматривалась как высшая местная административная единица. С 8 губерний в 1708 году их число доходит до 11 в 1719-м, 18 – ко времени Екатерины II, 23 – в 1775 году, после введения в действие «Учреждения о губерниях» (1775 г.) их число составило 51, при Павле I – 42 (из них 7 получили особое управление). К 1917 году в Российской империи насчитывалось 69 губерний, из них 20 – управлялись по Особенным Учреждениям (это губернии Царства Польского, на Кавказе и за Кавказом и сибирские – Иркутская, Енисейская, Тобольская и Томская). Плюс генерал-губернаторство Финляндское и Бухарский Эмират.

Следует отметить, что российское государство изначально строилось как земское, что предполагало высокую степень автономности при решении местных дел и ответственности региональных элит перед центральной властью. Существование земской государственности было сломано Петром I, который сделал ставку на сугубо централизованное государство с опорой на исключительно вертикальные структуры власти. По закону 1764 года, губернатор являлся высшим должностным лицом в регионе, «хозяином» губернии. Он являлся представителем высшей правительственной власти в губернии и одновременно – органом министерства внутренних дел с чисто административными функциями. Позднее губернаторы стали подчиняться непосредственно председателю совета министров. Назначение их происходило по представлению совета министров царем. Но так как губернаторам были подчинены все правоохранительные органы и надзор за местным самоуправлением, то подбор кандидатур и их назначение фактически осуществлялись по докладу министра внутренних дел.

Губернаторам вменялось в обязанность следить за точным исполнением законов и предписаний центральной власти. Их надзору подлежали все органы местного управления и все должностные лица в губернии. Ими утверждались городские головы, председатели земских управ, члены городских и земских исполнительных органов, служащие комиссий по сословным выборам. Губернаторы могли быть привлечены к ответственности только лишь по повелению царя на основе представлений сената, министров и сенаторов-ревизоров. В портовых городах, казачьих областях или населенных пунктах, находящихся на окраинах государства, существовала должность так называемых «главных начальников губерний», или генерал-губернаторов. Они выполняли функции политического надзора и руководства местной администрацией, являлись не столько администраторами, управляющими, сколько проводниками государственной политики на вверенной территории.

Со времени реформ второй половины XIX века объем властных полномочий губернаторов стал зависеть от результатов проведения этих реформ, от того, введены или нет в той или иной губернии земские учреждения, судебные уставы и судебно-административная реформа. Так, судебные уставы ограничивали полномочия губернаторов, отстраняя их от участия в отправлении правосудия. Земские же положения от 1864 и 1890 годов, предоставляя губернаторам надзор за земским самоуправлением и даже определенную долю вмешательства в земские дела, тем не менее, резко ограничили роль губернатора как непосредственного хозяина, которую он играл в неземских губерниях. Реформы Александра II в области местного управления преследовали цель упростить его организацию и ослабить бюрократическую опеку со стороны органов центральной власти.

Губернская система во времена Российской империи особенно стройной не была, складывалась с учетом реалий и не предполагала полной унификации губерний. Судя по всему, императорская центральная власть нетерпением в области административно-территориального переустройства не страдала, может быть, за исключением Петра I и Екатерины II, грешивших порой заимствованием иностранных порядков. Разумеется, центральная власть стремилась поставить регионы под более жесткий контроль, унифицировать управление ими. Это диктовалось, наряду с прочими причинами, геополитическими соображениями.

Но вплоть до последних дней существования в территориально-политическом устройстве царской России сохранялись весьма заметные элементы автономии и своеобразия. В первую очередь это относилось к Финляндии, Польше, Средней Азии. Не случайно до февраля 1917 года требования большинства представителей национальных регионов не шли дальше предоставления небольшой автономии. Это лишний раз подтверждает надуманность тезиса о царской России как «тюрьме народов». Нельзя не согласиться с уподоблением дореволюционной России большой усадьбе, в которой одни народы жили в доме, другие – в сенях, третьи – на задворках, но все нуждались друг в друге. А если взаимные претензии и возникали, то они не приобретали характера непримиримой национальной розни.

Распаду Российской империи содействовала либеральная интеллигенция этнических меньшинств, активно развивавшая так называемое национальное самосознание народов в сугубо националистическом духе. Большевики, поставившие разрушительный потенциал национализма на разжигание социальной революции, а также определенные государственно-политические силы из-за рубежа стремились устранить Россию в качестве геополитического конкурента через обострение внутренних противоречий между народами.

Выдвинутый Лениным лозунг «Самоопределение вплоть до отделения» в свое время не был поддержан многими представителями западной социал-демократии. Роза Люксембург, например, серьезно возражала против призывов к раздроблению «более прогрессивных» крупных государств ради национального самоопределения отдельных народов. Большевики использовали лозунг самоопределения наций как средство форсированного ускорения революции, превратив националистические силы в своих союзников в деле свержения самодержавия и прихода к власти.

В апреле 1917 года большевики принимают специальную резолюцию, провозгласившую за всеми народами России право «на свободное отделение и на образование самостоятельного государства». Сразу после Октября «Декларация прав народов России» объявила положения апрельской резолюции принципами государственной политики, которые вскоре были закреплены в Конституции Советской России 1918 года. Именно в соответствии с этими принципами советское правительство предоставило независимость Финляндии, Польше, Украине (согласно Брестскому миру), Грузии и приветствовало образование национальных республик на Востоке, иногда даже инициируя эти процессы (попытка создания Татаро-Башкирской Республики весной 1918 года).

Несмотря на то, что большевики исходили из концепции «мировой пролетарской революции» и с помощью Коминтерна проводили политику ее экспорта в дальнее и ближнее зарубежье, провозглашенное ими от имени государства право на независимость вплоть до создания собственного государства во время гражданской войны обеспечило им определенную поддержку со стороны националистических движений. По мнению ряда историков, народы окраины, где проживало большинство нерусских этносов, оказывавшие в 1918–1919 годах упорное сопротивление советской власти, с 1920 года стали более лояльны к ней. Произошло это после знакомства этих народов с политикой правительств Колчака, Деникина, Юденича, выступавших за «единую и неделимую Россию». «Не забывайте, что если бы мы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича не имели так называемых «инородцев»… которые подрывали тыл этих генералов… – мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов». Видимо, Сталин имел все основания говорить об этом.

Победив в гражданской войне, большевики продолжали следовать концепции мировой революции. Они рассматривали Россию и ее ресурсы в качестве плацдарма для дальнейшего наступления, превратив свою национальную политику в инструмент международной политики (главным образом, в отношении колониальных народов). Именно поэтому объединение советских республик, по настоянию Троцкого и Ленина, произошло в форме нового союзного государства – СССР, а не на основе их вхождения в состав Советской России на правах автономии, на чем настаивал Сталин. Цель состояла в том, что союз независимых государств дает в перспективе возможность присоединения к нему новых государств, в состав России никогда не входивших. Мыслилось, что Союз Советских Социалистических Республик по мере реализации данной тенденции постепенно будет превращаться в Мировой Союз Советских Социалистических Республик. И подобные мечты не были абсолютно беспочвенными. Известно, что такая перспектива открывалась перед Монголией, Болгарией и Конго, руководства которых во времена Брежнева высказывали пожелания войти в состав Союза.

Известно, что Сталин, сконцентрировав в своих руках всю полноту власти, стремился восстановить границы бывшей империи. Вынужденный учитывать сложившееся положение, он смирился с формой союзного государства в виде СССР, но быстро превратил его в сверхцентрализованную систему. Тем не менее, запущенное большевиками частично из тактических, конъюнктурных соображений «освобождение от национального гнета» через «самоопределение вплоть до отделения» и ставшее идеей-провокатором, преодолеть не удалось. И при создании СССР в его основу были заложены подводные рифы-«мины» будущих национальных конфликтов (прежде всего, принцип национально-государственного строительства в стране, не знавшей мононациональной государственности).

Сталин фактически ликвидировал федеративные принципы организации государства, но не устранил их из правовой системы, оставил принцип национально-территориального деления. Более того, при проведении административных границ была искусственно создана невероятная чересполосица, следствием которой стала передача почти половины собственно русской территории «национальным республикам» и автономным областям, в большинстве которых так называемая «титульная» нация составляла меньшую часть населения. Достаточно напомнить судьбу земель казачьих войск: донского, уральского, сибирского, забайкальского, терского и других. Именно здесь были посеяны семена большинства нынешних национально-территориальных конфликтов.

Коммунисты всегда рассматривали государственные границы как что-то второстепенное, выдвигали на первый план «интернациональную солидарность трудящихся» в виде классового и партийного взаимопонимания и единства, особенно, если речь шла о внутренних национально-государственных границах. Но стоило единому государству распасться и отказаться от интернациональной идеологии, как стало ясно, что любая попытка строить государственные границы по национально-территориальному принципу чревата кровавыми конфликтами.

В 40-е годы XX века великий русский философ, изгнанный большевиками из России, И. Ильин, исходя из понимания России как органической целостности, предупреждал, что принцип национально-территориального деления рано или поздно приведет Россию (СССР) к распаду. Он указывал, что только сверхжесткая форма управления тоталитарной системы блокирует устремления нарождающихся национальных элит и стоит этой силе ослабнуть, как на теле государства появятся трещины по линиям национально-территориальных границ. Это писалось применительно к СССР, но полностью актуально и для современной России, которая сохранила в своем государственном устройстве данный национально-территориальный принцип. Трещины на ее теле также идут по линиям национально-территориальных границ со всеми вытекающими последствиями. Эта «политическая бомба» замедленного действия, заложенная на этапе борьбы с царизмом и гражданской войны, в силу чрезмерной зацикленности на интернационализме и инерции мышления закреплена в Конституции страны и сегодня. И, как мы видим, дает о себе знать.

Предупреждал Ильин и о том, что расчленение российского организма на составные части не даст разделяющимся частям ни оздоровления, ни равновесия, ни мира. Ибо Россия, говорил он, это конкретная тотальность, сложившаяся исторически на базе общей судьбы, географии, экономики, языка и т. д. И действительно, на территории бывшего Советского Союза имело место поистине вавилонское смешение народов – 65 млн человек проживали вне пределов своих национально-государственных образований или своей исторической родины. Около 12,5 млн человек состояли в смешанных браках. На территории других республик, вне пределов РСФСР проживали более 25 млн русских и более 11 млн представителей других этносов, считающих русский язык родным. На территории же Российской Федерации проживало около 27 млн человек нерусской национальности, или 18,5 процента всего населения. Нетрудно представить, что распад СССР и установление между бывшими советскими республиками границ оказалось трагедией для всех народов. Вряд ли кто из народов СССР выиграл от его ликвидации, кроме узкой группы национальных элит и политиканов.

Это же относится и к нынешней Российской Федерации. Согласно переписи 1989 года, во всех автономных республиках России «титульные» нации не превышали 43 процентов их совокупного населения, в автономных областях – 22 процента, в автономных округах – 10,5 процента. В 21 автономном образовании русских насчитывалось больше, чем представителей коренной нации. В некоторых из них они составляли менее трети населения. Во всех российских республиках численность титульных народов составляет около 10 млн человек или 7 процентов населения России.

Возникает чреватая серьезными последствиями проблема. Если согласиться с толкованием права наций на самоопределение, предлагаемым некоторыми политиками и теоретиками, согласно которому оно реализуется через волеизъявление народа, к которому относятся только лица коренной национальности, значит признать, что это право может быть осуществлено только в пределах конкретных национально-территориальных границ. Получается, что все другие люди, проживающие на территории республики, – это население, а не народ, и его воля может в расчет не приниматься. Значит, следует признать достижением государственно-правовой мысли статью 69 Конституции Башкирии, гласящую: «Республика Башкортостан образована в результате реализации права башкирской нации на самоопределение…». И это при том, что в Башкирии лица «коренной национальности» составляют менее 20 процентов населения. Как же в таком случае быть с представителями «титульных наций», тех же дагестанцев, проживающих за пределами своей республики? И какой народ в Дагестане считать коренным?