Тоня Ивановская
На зубок. Сборник рассказов
Я брел куда сказано, не чувствуя стеснения и почти не ощущая тело. Такое бывало со мной и прежде, но холод обычно трезвил. В тот день осень растворилась во мне или я в осени. Когда роща закончилась, я оказался на болоте. Упругий ковер мха сменялся шершавыми камнями, не знавшими объятья вод. И чем дальше я шел, тем розовее плавился закат и ярче горела клюква, хлопающая под моими стопами.
Наконец мы остановились. Небольшой островок с покосившейся березой, изуродованной грибами и разросшимся лишайником. Они сказали спасти ее, снять с тела безобразные наросты. Я послушался. Обламывал их, скреб. По тонкому телу дерева покатилась кровь, мне было страшно, но с голосами лучше дружить. Кровь обрамляла камни, смешивалась с каплями клюквы и пропадала в нежности мха. Я справился. Повис на свежем дереве, а они затихли.
Где-то далеко я услышал свое имя. Дерево хрустнуло и повалилось на землю. А затем стало плавно погружаться в топь. Наверное, это должно было напугать, но почему-то я заржал, представив, какие нелепые слухи распустят местные после моей внезапной кончины. Яма оказалась не такой страшной, а может, во всем виновато мое психическое состояние. Я обхватил дерево покрепче и всматривался в потемневший лес. Не знаю зачем, скорее всего, интуитивно ждал какого-нибудь знака, а увидел силуэт Тинико. Пытаясь понять, она это или обман чувств, пробовал вылезти из топи. А потом вяло пополз к земле, надеясь: учительница подтвердит, что я не самоубийца.
Когда она подбежала, я почти выкарабкался, только закоченели руки и переохлаждение дало о себе знать, но мне подумалось, что нужно вести себя как ни в чем не бывало. Глупо, видок у меня был тот еще. Тинико натянула на меня свой плащ и тараторила без умолку. Нос у нее раскраснелся, а голос от раза к разу срывался, полагаю, она очень старалась или меня не обматерить, или не разреветься. В любом случае я решил, что эти минуты стоит просто пережить, потому сидел на земле и пялился в лес. В какой-то момент она выдохлась и попросила достать из плаща сигареты. Я подал ей одну и попросил позвонить папе, чтобы не беспокоился.
Тинико говорила ему про то, что забыла очки и потому вернулась, а тут я. И что он за отец такой, раз оставляет подростка в таком состоянии без присмотра. Огонек сигареты рыжим подсвечивал ее скулы, и мне подумалось, что ее кожа просто не может существовать без солнца.
– Почему вы не уехали? – спросил я.
– Я же сказала, что забыла у вас очки.
– Я про север. Почему вы не вернулись домой?
Она посмотрела на меня озадачено.
– Когда мы заявление писали, я ваши имя-фамилию узнал. Стало интересно, кто вы и так далее.
– У меня здесь работа и квартира. Это и есть дом.
– А мне говорят, что дом там, где тебя ждут и ты хорошо себя чувствуешь. Вот потому я и здесь.
– Родители правы.
– Это не родители. Они, – я обвел рукой вокруг, – они о двоедушниках заботятся получше мамы. Хотя я не всегда понимаю, что мне хотят сказать. Ну, не смотрите вы так! Одна душа для людей, другая для леса. Вот теперь и удельница для меня нашлась. Сама не показалась, только свой удел. Здесь, я так понял, раньше ржаное поле было. Интересно, как давно оно стало болотом… Наверное, ей грустно, – заметил, что Тинико с силой сжимает губы. – А вообще это всего лишь штуки из подсознания и все такое. Не зря ж я в психдиспансере на учете. А можно мне тоже сигарету?
Она поморщилась, но решила не читать нравоучения, и, когда я закурил, спросила:
– А папа? “Они” заботятся лучше, чем папа?
Я не нашел что сказать и пожал плечами.
– А это, видимо, он и есть, – Тинико указала на тень, мелькающую среди деревьев. – Как быстро нас нашел.
– Он такой, да, – я поспешно затушил сигарету и пошел навстречу.
Я не хотел, чтобы он подходил близко. Тинико и без этого нахваталась впечатлений.
Папа, как и всегда, уладил неловкость момента. Заговорил ей зубы и убедил, что со мной все будет в порядке. Даже дежурно пригласил на чай. Конечно, она отказалась. Люди кожей чувствовали подвох в таких приглашениях. Вот и она, убаюканная паутиной пояснений, подсознательно стремилась избавиться от нас поскорее, вернуться в спящий поселок и обо всем забыть. В общем, этого и добивались. Тинико сказала, что пойдет сразу к машине, а мы направились к дому.
Я шел рядом с папой, осмысляя свой последний зов. Не сказать, что знакомство с удельницей оказалась впечатляющим, но с мамой посоветоваться стоило. Как это у нее было?
Я обернулся, хотел убедиться, что Тинико ушла, но она стояла. Во тьме я видел, как она побелела, как остекленели от ужаса ее красивые глаза. Она смотрела на папу. Он позабыл уже, что за ним наблюдают. Папа никогда не обращал внимания на такие мелочи. Тело его совсем потеряло привычные людям очертания. Он рассказывал мне что-то, плавно жестикулируя. Одежда его сменилась листьями, а оленьи рога цеплялись за тонкие ветки. Я посмотрел ей в глаза и одними губами сказал:
– Уезжайте.
Не думал, что услышит, просто мне было нужно это сказать. Но как бы там ни было, я больше ее не видел. Как говорили в поселке, вернулась к родителям. Но я надеялся, что это не так.
Право выбора
Уже шестой месяц возле эльфийской столицы стояли два войска. Нет, не подумайте, это не было осадой – принцесса Лирийа выбирала жениха.
Прекрасная рыжеволосая наследница древнего рода: во всем хороша, всеми желанна. Ее пытливый ум соорудил самые невероятные испытания для претендентов. Людские лорды выбыли сразу, маги еще какое-то время сражались. Но всем было ясно, что никто, кроме безупречного эльфа, не завоюет сердце принцессы.
Однако возникла проблема. Безупречных среди женихов оказалось двое. И какие бы испытания ни придумывали жрецы, мудрецы, принцесса и даже приблудившиеся шарлатаны, два эльфа не уступали друг другу ни в чем. Вот и стояли войска у подножья города в ожидании вести, какой из генералов добьется руки красавицы. А красавица тем временем совсем зачахла, истощенная думами, кому повыгодней отдаться.
– Быть может, мы отойдем от традиции, и вы просто выберете того, кто вам больше нравится? – предложил генерал Фаэльнар и отбросил назад свои сверкающие серебром волосы.
– Но вы мне оба нравитесь, – пожала плечами Лирийа и горько вздохнула.
– Тогда нужно придумать еще одно испытание, – отстраненно сказал генерал Даларин и продолжил играть на арфе.
– Советники именно этим и заняты. Только, к сожалению, все ваши качества и навыки мы уже испытали.
– На самом деле не все, – ухмыльнулся Фаэльнар и налил себе вина.
– Даже не думай об этом говорить в присутствии принцессы, – шикнул на него Даларин.
– Погодите. Вы о чем это? – оживилась принцесса.
– Да, в общем, ни о чем, – пошел на попятную Фаэльнар. – Просто солдатские грубости. Даларин прав. Не стоит об этом при вас говорить. Это оскорбительно.
– Если это поможет решить нашу проблему, то с оскорбительностью я как-нибудь смирюсь.
– Хорошо, – печально сказал Даларин. – Согласитесь, принцесса, что очень важные наши качества еще не были испытаны.
– Что за глупости! – возмутилась Лирийа. – Мы только этим и занимались последние пять месяцев.
– Тогда ответьте, чем отличается жених от мужа?
– Я решительно не понимаю, о чем вы.
– О том, что вам предстоит провести с одним из нас вечность, но вы не знаете, кто подарит вам большее наслаждение.
Только теперь принцесса поняла, к чему ведут ее генералы, и залилась краской. А в ее хорошенькой голове пролетели весьма чувственные картинки.
– Но это же… как-то…
– Мы просто обсуждали, что это единственный неизвестный нам параметр, – Фаэльнар наполнил бокал вином и протянул второму генералу. – Во всем остальном мы с Даларином совершенны.
Принцесса трагично вздохнула и, прикрыв глаза ладонью, спросила:
– И что же вы предлагаете?
Генералы переглянулись.
– Ну, – задумчиво начал Даларин, – вы могли бы пригласить кого-нибудь из нас к себе в спальню. А потом второго. И сравнить. Кто будет первым?
– Ха! Если бы я могла выбрать, то мы не маялись бы здесь уже которую неделю.
– Раз настало время решительных мер, давайте мы придем вдвоем, – предложил Фаэльнар.
Тишина в зале стала настолько напряженной, что и без того неприметные слуги решили скрыться как можно быстрее, чтобы даже дыхание не выдало их присутствия при таком разговоре. Лирийа какое-то время поводила пальчиком по подлокотнику трона, а затем ответила:
– Ну, раз это единственный неизвестный параметр, то почему бы нам его не узнать.
На рассвете два генерала бесшумно покинули спальню. Они вернулись каждый к своему войску, но вскоре объединились и двинулись на зов приключений. Принцесса, услышав шум отступающей армии, выбежала на балкон и помахала бывшим женихам на прощание. Ей предстояло начать все заново. А заодно немного подправить правила выбора.
Тем временем два прекрасных эльфа мчались к горизонту. Ведь прошедшая ночь явила, что они идеально подходят только друг к другу. И не мудрено, ведь оба (даже для принцессы) были слишком совершенны.
Экзамен
В комнате мерцали лампы накаливания. Над замком повисла гроза, и белесые молнии качали электричество. Профессор любил редкие механизмы и сейчас, под клокотание дождя в бугристых навесах, патефон поскрипывал старинной мелодией.
– Добрый вечер, Анатолий, – поздоровался профессор, не глядя в мою сторону.
Он сидел во главе дубового стола и читал. Я же стоял напротив, нервно прощупывая костяшки на пальцах, пытался вникнуть в музыку, ожидал свой приговор.
– Добрый вечер, – осторожно кивнул, надеясь, что дрожь в голосе он не заметит.
– Тяните карту.
Я поднял руку и растопырил пальцы. Осталось только сосредоточиться. Вот она! Рыхлая, старая, похожая скорее на засохшую пластинку бумажных комков и шерсти. Я не успел ее рассмотреть и тем более прочитать, профессор взмахнул рукой, и меня выбросило в световое окно. Да уж. Он никогда не растрачивался на пояснения.
***
Я очнулся на битом асфальте. Тополя на обочине вымахали так, что корни рассыпали дорогу рифленой паутиной. Вдали высилась какая-то фабрика или завод. Что-то большое, но заброшенное. Пока я рассматривал это строение, ко мне подошел человек. Мужчина лет пятидесяти в аккуратно выглаженных брюках и видавшей виды рубашке с претензией, но какой-то мещанской. Он теребил, должно быть, тугой ему галстук и устало вытирал платком пот со лба.
– Парень, ты чего тут выглядываешь?
– Я? – осмотрелся по сторонам, пытаясь придумать что-нибудь поправдоподобнее.
– Ты. Не местный, смотрю. Чего ищем?
– Работу.
– Обознался ты, малец. Нет у нас тут работы. Закрылся завод. Давно уж. – Он пристально меня осмотрел. – И каким тебя ветром занесло?
– Да я…
– Погоди-ка, – перебил меня мужчина. – А ты не Петрова сын?
“О, наверное, наши постарались”, – подумал я и кивнул.
– Соболезную. Прости, не узнал сразу. Хороший мужик был. Жаль, что так получилось.
Опять меня осмотрел.
– Остаться, значит, решил. Я думал, после похорон сразу укатишь. Туда… Ну, где ты там сейчас живешь?
– Не, решил вот поработать немного. Денег у меня нет. Работы, говорите, нету.
– Нету.
Я отмахнул налетающий со всех сторон пух. Что мне здесь делать, непонятно.
– А работу какую ищешь?
– Да уж какую-нибудь. У меня, знаете, выбора нет.
– Что ж, – мужик развязал досаждающий ему галстук. – Могу, конечно, кое-чего предложить. Но только из уважения к Петрову покойному. И, – он погрозил мне пальцем, – если баловаться ничем таким… знаю я вас, городских… не будешь.
Я согласился на все и уже к вечеру стал мойщиком-уборщиком в его автомастерской. А заодно автомойке, заправке и кафешке. Словом, оказался в точке кипения жизни посреди петляющего на горизонте полузабытого шоссе.
***
Только сейчас осознал, насколько были правы пожелавшие мне “не сдохнуть на этой защите”. Нет, я всегда знал, что слаб телом, но чтобы настолько.
Духота. Спустя несколько дней: руки мои, ноги тоже, да и спина, плечи, шея – устали так, что я с трудом боролся с собой, чтобы не прибегнуть к магии. Вот оно, чертово испытание!
Аккуратные и мягкие, еще недавно, ладони покрылись волдырями мозолей. Это ведь они? Я просто видел такое только на картинках в отцовской библиотеке. Пальцы тряслись постоянно, и больше всего я хотел приказать ложке самой меня кормить во время обеда. Что такое ужинать, я уже и позабыл, меня срубало напрочь, как только доползал до кровати. Проклятущее избегание магии. Кто придумал это издевательство над нашим братом?
Я, после триумфального окончания магического факультета, ухнул на самое дно иерархической лестницы. Одно утешало – это просто экзамен. Нужно его пережить. Показать, что я могу контролировать свое эго. Могу справиться с бытовыми сложностями, не ища легких путей. Не раскрою тайну нашего мира ради личных благ.
Местные достали. Ржали надо мной каждый раз, когда я что-то не успевал, криво делал. Честно говоря, криво я делал почти все. Хотя надо отдать им должное: могли бы и побить, а они просто ржали, словно я школьник. Кстати, именно так меня и прозвали. За глаза, конечно.
На самом деле, я вам соврал. Утешение еще одно было – Эсфирь. Даже не думал, что в таком отсталом месте может жить такое сокровище. У нас бы она была истинной звездой. Совершенная, манящая. Я смотрел на нее и каждый раз думал: каково это ― такой жемчужине жить в такой дыре? Гниет. Замужем за стареющим местным божком (моим начальником), молчаливая и вечно скучающая.
– Эй, Тос, глянь, участковый едет. Заправь его.
Я кивнул и поспешил к подкатившему на стареньких «Жигулях» мужчине, но как только подошел, в глаза бросилось заднее сиденье, облитое чем-то бурым. Я остановился, не веря своим глазам.
– Кровь, да, – похлопал меня по плечу успевший выйти шофер. – Ты, как заправишь, помой тут все.
– Что? Опять? – крикнул стоявший в дверях кафе начальник. – Кого на этот раз погрызли?
– Федьку, – ответил участковый и направился в кафе.
– Так живой?
– Пока живой, – пожал плечами участковый. – Я вот его до города довез. Вроде дышал. Но, говорят, в столицу надо. А успеют, нет… вопрос.
– Беда, – протянул начальник. – Кофе будешь? Варя солянку наварила.
Они что-то там болтали, а я стоял как вкопанный и таращился на сиденье.
– У-у-у-у-у, – страшным голосом пропел на ухо Юрка. Тот еще жук, но хотя бы не бухарь. – Жуть, правда?
– Это кто такое сделал?
– Монстр заброшки, – продолжая кривляться, ответил Юрка.
– Ну и шутки у вас.
– А я серьезно, – на этот раз он выглядел действительно серьезно. – Мы его так называем. Но официально, это, конечно же, волки.
– Так, значит, волки и есть.
– Не-а. Волков мы знаем. И вот эту хрень точно не они творят. Да и не водятся волки на заброшенном заводе. А на людей только там нападают.
– Ясно, – я оторвал взгляд от сиденья и решил наконец уже заправить эту чертову машину.
– Подробностей не хочешь?
– Нет.
– Лады. Только знай, – тут он опять включил свой дурацкий голос, – не ходи по вечерам на заброшенный завод…
– На кой мне туда?
– Ну, мало ли, – подмигнул он мне и мотнул головой в сторону Эсфирь.
“Неужели прознали, что я пялюсь на нее?”
Я непонимающе посмотрел на Юрку.
– Она на пустыре перед заводом собаку выгуливает. Там площадку еще пару лет назад Семеныч для нее сделал. Но, думаю, теперь он это запретит.
– Мне-то что?
– Ну, ты это… подай-принеси. Вдруг тебя попросит, – он подошел поближе, чтобы его на всякий случай никто не услышал. – Ты, если не дурак, не соглашайся. Пусть кого из колдырей за бутылку напрягает. Тебе, может, деньги и нужны, но оно того не стоит.
***
А ведь Юрка как в воду глядел. Только я отправился мусор перед закрытием выносить, как ко мне начальничек мой и подошел.
– Толик, слушай, я подумал, что ты у меня тут устаешь сильно. Отдохнуть не хочешь?
– Вас достала моя несуразность?
– Нет, с чего?
– До отпуска я еще не доработал.
– А, ты про это, – он обернулся, и только сейчас я увидел, что Эсфирь попрощалась с кухаркой Варей и куда-то поспешила. – Милая, погоди! – крикнул Семеныч ей вслед. – Подойди-ка, пожалуйста.
Первый раз тогда мы с ней встретились взглядом. Смотрела на меня с любопытством и легким высокомерием. Конечно, я в этом загоне самый жалкий из баранов.
– Слушаю, дорогой.
Спустя несколько стандартных фраз они начали спорить. Даже не думал, что стану свидетелем такой внезапной ссоры. Его доводы были разумны. Он ее любил, чувствовал опасность, хотел уберечь. С другой стороны, она говорила более осмысленно. Ну что за монстр, действительно? Нет в этом мире монстров. С этим я был согласен. Здесь не существует магии, уж я-то готов был в этом поклясться. Да и прогуливалась она со своей сучкой не слишком поздно. И как заметила Эсфирь, собака учует дикое животное получше любого из нас. Убережет хозяйку.
– Зачем мне он? – бросила она презрительно.
“Совершенно незачем”, – согласился про себя я.
– И все-таки, милая, пусть он погуляет с вами. Мне так будет спокойнее. Пока все… не уладится.
Еще пару минут уже надоевшей мне супружеской перебранки ― и Эсфирь согласилась. Муж был рад, а я растерян. Поплелся за ней, проклиная себя за то, что плохо работал. Глядишь, не вляпался бы в это странное поручение.
Мы не подружились, хотя я надеялся. Сколько бы я ни пытался проявить свое очарование, Эсфирь смотрела сквозь меня, иногда выдавая дежурные ответы. Чувствовал себя раздавленным. Работа дрянь, мир дрянь и отношение ко мне, будто я муха, бездумно ползающая по коровьей лепешке.
Каждый вечер мы выходили с ней на пустырь, она занималась с собакой, очаровывала грацией, воодушевляла звонким ласковым смехом. Только здесь, в этот час уединения от рядовой жизни, она становилась пленительно свободной и волнительно трепетной. Я стоял поодаль, бесцельно глядя то на Эсфирь, то на заброшенные здания вдалеке. Пытался уловить хоть какое-нибудь таинственное движение в темной заброшке, но ничего, ровным счетом ничего необычного не происходило. И вправду волки, несчастье, но такое обыденное.
Но однажды появился он. Молодой мужчина вышел к нам из небольшого пролеска, перепрыгнул грязную лужу и, к моему удивлению, по-дружески попросил у собаки лапу. Та дала, всем видом показывая, что незнакомец ей как минимум знаком. Я растерялся.
– Это мой друг, – обратилась ко мне Эсфирь. – Мы сейчас сходим на завод, а ты можешь идти. И, думаю, тебе не стоит об этом говорить моему мужу.
“Вот оно как!” – я почувствовал, как меня втянули в чертову семейную возню.
Эсфирь ничего больше не сказала, а пошла с мужчиной. Собака ее помчалась вперед, я же стоял и не знал, как подобает себя вести в такой ситуации. Минуты шли.
“Уйти или дождаться? Я стал свидетелем чужой измены? Что положено делать в таких случаях? Почему она решила, что я буду молчать? Или это не измена? Но что тогда?”
Я постоял еще немного. Понял, что совершенно точно не смолчу. Не могу. Просто не могу. И двинулся в сторону завода, твердо решив удостовериться или опровергнуть свои подозрения.
Ржавые ворота были открыты и печально поскрипывали от душного движения воздуха. Тополиный туман охватил все в отчужденных зданиях, темнеющих в сумерках. Словно густые комья паутины, он лохматился в каждом углублении, в каждом закутке. Смягчал шаги, но сгущал и без того прелый воздух. Я шел осторожно, прислушивался. Пытался сообразить, куда они могли уйти. Глупая была идея ― искать двух людей в таких громоздких зданиях. Я собирался уже уйти, как вдруг услышал крик.
Надрывные вопли разносились по верхнему этажу. Я бросился на помощь. Не разбирая дороги, я вбежал на второй и увидел зверскую бойню. Огромное чудовище, покрытое алой шерстью, высилось над тем самым незнакомцем, откусывало – от еще живого – куски конечностей, мгновенно заглатывая их. Монстр вскрыл грудную клетку. И затем когтями на костистых лапах искал внутри что-то, порыкивал, истекал бледно-желтой шипящей слюной.
Я издал какой-то несуразный визгливый звук, и монстр обернулся. Мгновение ― и меня обдало ядовитым дыханием такой силы, что я ощутил невыносимую боль и жар в легких. Согнулся и рванул вниз по лестнице. Оно не бежало за мной, и лишь на улице я понял, что не заметил Эсфирь.
– Черт, где она?
Обернулся. Мужчина уже не кричал. Монстра тоже не было слышно.
“Она, наверное, спряталась. Сбежала или… Боже, я не могу ее бросить!”
Я посмотрел на свои руки. Нарушение запрета карается изгнанием. Еще раз посмотрел на проклятое здание и шагнул было внутрь, как вдруг услышал позади шаги. Легкий бег пронесся по щебню вдалеке. Я обернулся и крикнул:
– Эсфирь! Здесь опасно! Постойте, я вас спасу!
Темное тонкое пятно отделилось от темного закоулка. Шаги. На этот раз ровные, уверенные.
– Спасешь? – шепотом спросила она, но в тягостной тиши он разнесся пугающим змеиным шипением.
