Сергей Викторович Зверяка
Не? Сказки!
Несмотря на то, что Алексей Викторович прикрыл за собой дверь, Никита мог различить отдельные слова из разговора.
– Мариночка, ты же понимаешь, что ему пока не нужно знать о том, что произошло за время его беспамятства?
– Конечно, Алексей Викторович, я все понимаю.
– И уж тем более ему пока не нужно сообщать о том, сколько прошло времени.
– Я все понимаю, – с серьезным тоном ответила Марина и резко открыла дверь в палату.
Никита успел закрыть глаза и притвориться, что он дремлет. Как только Марина вошла в палату, Никита приоткрыл глаза.
– Марина, можно Вас попросить подать мне еще воды?
– Да, конечно, вот возьмите, но совсем немножечко.
– А еще могу Вас о чем-то попросить?
– Конечно, можете, о чем?
– Можно ли включить телевизор? Давно я уже не смотрел ничего.
Марина сначала без лишних слов взяла пульт от телевизора и хотела было его включить, но тут же одумалась. Ее глаза забегали по палате.
– Вы знаете, Никита, – как бы стесняясь каждого слова начала Марина. – Доктор, то есть… Алексей Викторович сказал, что Вам лучше поберечься и не смотреть телевизор.
– Хм, странно, – слегка заводясь и зная содержание разговора врача с медсестрой, начал было Алексей, но больше не продолжил линию своих размышлений. – Хорошо, тогда я отдохну пока. Можно будет меня не беспокоить?
– Насчет длительного отдыха я Вам сказать не смогу, поскольку планируется провести Ваш осмотр, сделать ряд снимков и анализов.
– Извините, у меня сейчас нет с собой денег на осмотры.
– О! Не переживайте! За Вас все оплачивается.
– Кем? Сестрой?
– Сестра… – как бы замявшись, повторила Марина. – Про сестру я ничего не слышала. Я знаю, что на счет больницы приходят средства на Ваше лечение. От кого – я не в курсе.
– Кто-то приходил меня проведывать?
– За все эти два… Ой, вернее… две недели с хвостиком… Никого не было… Вообще.
– Странно… У меня из родных только сестра… Настей зовут. И та… Школу вот-вот должна закончить. Выпускной класс… Какие оплаты могут быть?
Медсестра поняла, что может не выполнить поручения врача и, отшутившись от раздумий Никиты несколькими невнятными фразами, поспешила выйти из палаты.
Никита не собирался спать. Он решил, во что бы то ни стало, выяснить, что же скрывают от него медики. Оглядевшись по сторонам, парень увидел на подоконнике пульт от телевизора. Столь необходимый объект находился на расстоянии в несколько метров от кушетки, которые Никита с легкостью преодолел бы, будучи в нормальном состоянии. На данный же момент парню необходимо было максимально собраться с мыслями, чтобы хоть немного приподняться. Стоит отметить, что молодой человек довольно быстро мобилизовался и весьма неплохо совладал со своим телом. Несколько десяток попыток и Никита уже сидел на краю кушетки. Голова слегка кружилась, но в целом ощущение собственного тела довольно быстро возвращалось к Никите. Итак, парень кое-как добрался до подоконника и резко включил телевизор. Громкий звук одного из каналов наполнил собой всю палату. Никита поспешил перевести уровень звука на минимум и затаился: он прислушивался, не идет ли кто-нибудь в его палату, но в коридоре стояла оглушительная тишина. Парень принялся за переключение каналов. Ему было не принципиально, какой именно канал предоставит ему информацию, главное – узнать не только точный день недели, но и дату целиком. Он пролистывал канал за каналом и… Вдруг замер. Дата, которую он увидел на экране, свидетельствовала об одном – с момента аварии прошло не две недели с небольшим, а значительно больше – около 2-х лет.
Никита был в ступоре. Он тихонечко выключил телевизор и буквально обвалился на кровать. После того, что он узнал, у парня появилось значительно больше вопросов, но он не понимал, кто может посвятить его в подробности. Было понимание одного – из больницы лучше уходить, поскольку необходимо установить, что вообще здесь происходит. Даже непередаваемая слабость теперь не могла остановить Никиту. Он быстро переоделся в свои вещи, которые находились в палате. При этом Никита сам для себя отметил, что вещи – явно не те, в которых он попал в аварию. Значит, его сестра, Настя, все же наведывалась в больницу. Так много вопросов – и так мало ответов.
Никита приоткрыл дверь в коридор и огляделся. К удивлению парня в зоне видимости не наблюдалось ни врачей, ни пациентов. Но… Один нюанс смущал Никиту – он не знал, в каком направлении ему необходимо двигаться. Через некоторое время в коридоре показался силуэт женщины с ведром и шваброй, которая неторопливо шла в сторону палаты Никиты. Молодой человек понял, что, скорее всего, этот нежданный посетитель направлялся именно к нему. Парень буквально в несколько прыжков (к своему собственному удивлению) добрался до своей кушетки и прямо в одежде до самой шеи накрылся простыней.
Уборщица не заставила долго ждать. Через пару минут в палату Никиты вошла старушка.
– О! Ну наконец-то пришел в себя, – бодрым и явно веселым голосом начала старушка.
Никита сделал вид, что спал и буквально проснулся от реплики незваной гостьи.
– Ой! Извини, не уж-то разбудила? А мне сказали, что ты уже бодренький: разговариваешь и все намереваешься на прогулку направиться.
Шутка старушки пришлась как нельзя кстати.
– Вы знаете, – пытаясь изобразить сонного пациента, начал Никита. – Я только проснулся и думал уже с кем-нибудь пообщаться. Прогулка говорите? А это здравая мысль!
– А то, – приободрившись от того, что ее не начали ругать за внезапное вторжение в палату, продолжила уборщица. – Конечно здравая идея. Ты вон уже сколько лежишь… Не мешало бы и прогуляться.
– Да? Долго лежу? А сколько?
– Ой, голубчик, этого я тебе не скажу. Врач запретил.
– Алексей Викторович?
– Да, он самый.
– Ох уж этот вездесущий Алексей Викторович. А простите, как Вас зовут?
– Инна Ильинична. Но все здесь меня Ильинична называют. А ты – Никита. Про тебя все в больнице знают.
– Инна Ильинична, ну, вот представьте, очнулся я в неизвестном месте, неизвестно, когда, плюс к тому все загадками со мной говорят. Как Вы думаете, каково мне?
– Да думаю, что не очень.
– Вот и я об этом. Я же хочу не военные секреты узнать, а только подробности о моей собственной жизни. Или Вам обо всем запретили рассказывать?
– Ну… – с этими словами старушка достала из своего халата тряпку для вытирания пыли, делая вид, что собирается приниматься за уборку, но при этом приблизившись к Никите. – Я не так уж много и знаю. Так… Слухи… Да и только. Про то, сколько ты здесь – не скажу. И не проси.
– Ладно, ладно. У меня сестра есть. Настя. Она должна была наведываться ко мне.
– Настя? Не припомню такой. Да и вообще я не видела, чтобы к тебе кто-то приходил за все время.
– Хорошо. Но передачи, быть может вещи кто-то же приносил?
– Передачи, вещи… Никто… Может я пропустила чего, но никого я у тебя не видела.
Никита начал терять веру в то, что ему хоть кто-то скажет правду в этой больнице, поскольку понимал, что под простыней на нем надеты его собственные вещи, принесенные из его квартиры, но никак не купленные или случайно найденные.
– Хорошо. Если я никому не нужен… Откуда же все это? Отдельная палата, обслуживание… Явно наша медицина не дошла до того, чтобы каждого простого смертного по высшему разряду обслуживать.
– О! Да сейчас же почти никто не болеет! Палаты пустуют…
– В смысле?
Старушка замялась после сказанного, поняв, что озвучила практически запрещенную для Никиты информацию.
– Почему Вы не договариваете? – начал заводиться парень.
– Ой, все сложно стало. Я только скажу, что оплатой твоего лечения занимается компания «ВладиКо». Не слышал разве? Или они уже после аварии начали… Не помню…
– Ильинична, начали что?
Старушка теперь делала вид, что не слышит ни единого слова паренька. Она принялась за уборку, вытирая пыль даже с тех поверхностей, которые и так выглядели идеально чистыми.
– Инна Ильинична, ну будьте Вы человеком, скажите мне еще хоть что-то.
Старушка кинула в сторону парня резкий сверлящий взгляд, который давал понять, что даже за сказанную информацию она может заиметь неприятности со стороны врача.
– Хорошо. Я пришел в себя в неизвестной больнице. Не знаю, сколько здесь пролежал. Из определенной информации, не помню уже кем озвученной, узнал, что сестра меня вообще не навещала, а оплатой моего лечения занимается некая фирма «ВладиКо».
Всю эту информацию Никита озвучивал как будто бы просто «в потолок». Время от времени парень косился на Ильиничну, пытаясь определить реакцию последней.
– И в финале… За мое обычное любопытство чего я заслужил? А заслужил я обиды и осуждения со стороны весьма приятного в общении человека, в чем сильно раскаиваюсь и одновременно не понимаю своей вины.
После сказанного старушка замерла. Она смотрела на Никиту с застывшим в ее глазах удивлением.
– Ладно, чего ты еще хочешь услышать? – как бы отходя от недавней заведенности, начала говорить Ильинична.
Никита понимал, что на глобальные вопросы ответа не получит и может спровоцировать еще большую волну негодования. Единственное решение – свести все в шутку.
– Вот видите, я даже толком подняться не могу.
После этих слов парень сделал несколько наигранно неумелых попыток приподнять свой корпус, напоминающих рывки при качании пресса.
– Но знаете, что обидно? Даже тот факт, что я пока «не транспортабельный» не избавляет меня от одной мысли – я же ведь толком не знаю, в каком направлении здесь к выходу идти. Вдруг я захочу в столовом чем-нибудь перекусить?
Старушка после этих слов оживилась. Она была рада тому, что парень сменил тему.
– Столовая? Так здесь все просто! Как только выйдешь в коридор – сразу налево поворачивай. Пройдешь дверей пять – и там будет небольшая дверь с надписью «Буфет». Готовят все в нашей столовой, а поднимают готовое в этот буфет. Все довольно вкусно. И для тебя, кстати, бесплатно. А выход – он в противоположной стороне от столовой. Но на улице тебе пока делать нечего. Там дорого все.
Старушка продолжила бы свой рассказ дальше, но внезапно обратила внимание на штанину, которая начала выглядывать из-под простыни Никиты после его попыток изобразить беспомощность в движениях.
Старушка сразу же засобиралась, схватив ведро и швабру. Никита с легкостью понял, что произошло, но не подал виду. Он предположил, что уборщица сейчас направится к врачу, чтобы сообщить о возможной подготовке самого важного пациента к побегу из больницы. Ильинична выскочила из палаты и направилась налево по коридору. Никита, выждав паузу, подошел к двери и прислушался. Парень понял, что шаги отдаляются в нужном для него направлении. Через пару минут парень был уже в коридоре и, насколько это было возможно, постарался добежать до выхода. За спиной он уже слышал, что уборщица пытается в своем волнении полу криком объяснить врачу о намечающемся побеге. Никита выбежал на лестничную площадку. Как оказалось, он находился на втором этаже медицинского учреждения. Еще несколько минут – и парень уже был на улице. Еще некоторое время – и он уже скрылся среди домов жилого сектора. Парень был рад своему освобождению, но еще не знал, что же его ожидает впереди.
На удивление тело Никиты практически никаким образом не давало уже знать о том, что он пролежал почти два года в больничной палате. Положительные стороны дополнялись и отрицательными – жажда и даже местами голод непременно напоминали о себе. В то же время Никита понимал, что, не зная, в каком направлении двигаться, не понимая до конца своего состояния, он может внезапно потерять сознание и это было бы не лучшим стечением обстоятельств неподалеку от больницы, из которой он не так давно сбежал. Покопавшись в карманах одежды, Никита нашел пару сотен. Очень кстати на пути парня возник ларек, в котором торгуют хлебобулочными изделиями и какими-то напитками. Никита, особо не вглядываясь в ценники, протянул продавщице недавно найденные пару сотен, заказав небольшую бутылку сладкой воды и булочку.
– Молодой человек! Вы что, шутите? – резкий женский голос как бы привел в чувство Никиту.
– В смысле? – явно недоумевая, спросил Никита.
– Что Вы мне копейки какие-то суете?
– Вы что-то перепутали, наверное, женщина, двести – достаточно для покупки воды и булочки. Вы мне еще сдачу должны дать!
– Да нет, это Вы как с луны свалились! Двести – это копейки! Давно уже таких не видела! Вы вообще на ценники смотрели?
Никита скептически посмотрел на ценники и обомлел. Бутылочка воды – десять тысяч, булочка – 15 тысяч.
– Вы вообще, что ли, обнаглели такие цены ставить? Да я сейчас в любой супермаркет зайду и кучу булок на две сотки накуплю!
Продавец киоска сначала начала заводиться, но потом резко сменила тон.
– Погоди, – сказала женщина, – Так ты что, не местный что ли? Странно, мне казалось, что как только они к нам въезжают, то у них автоматически пересчет идет… Ты откуда вообще?
Никита замешкался. Он не знал, что и говорить.
– Ну… Я… Из больницы.
– Как из больницы? У нас же не болеет никто. Или ты с чем серьезным?
– Долго рассказывать. Так что с ценами случилось?
– Ты что не знаешь о контрактах? У каждого свой определенный номер и так далее…
– Какие контракты?
– О! Понятно… Точно не местный. У нас не принято контракты обсуждать. Подробности только стороны обговаривают. Ладно. Не суть. Тебе есть, где остановиться-то?
– Да, я здесь живу.
– А где именно?
– Эм… а не подскажете, какой это район?
– О! Понятно! Приехали! Это Южный. А тебе какой нужен?
– Восточный.
– Ух ты! Прямо в козырном районе живешь!
– А что там козырного?
– Ну как… Район перед новостройками. Жителей других районов туда не пускают. Ладно, вот что. Меня, если что, Лена зовут. Ты, я так посмотрю, парень нормальный, хоть и со странностями. Помогу я тебе, потом вернешь. На вот, – с этими словами женщина протянула Никите пятитысячную купюру. – Ты сильно не радуйся! На эти деньги далеко не уедешь. На маршрутку до Восточного хватит. Главное, чтобы тебя в списках нашли.
– В списках? Каких списках?
– Извини, всех подробностей я тебе не расскажу, времени нет. Вон, смотри, за тобой уже очередь выстроилась.
Парень оглянулся и действительно отметил для себя, что за ним совершенно спокойно стояло человек пять в очереди. Люди видимо также заинтересовались персоной Никиты, но никто из присутствующих больше не захотел настолько сильно вникать в подробности жизни незнакомого парня, а уж тем более ему помогать.
Никита проследовал до ближайшей остановки. Вчитываясь в таблички на проезжающих мимо маршрутках, он остановил необходимую. Дверь открылась автоматически. Не успел парень и шага ступить в салон, как водитель тут же спросил: «Вам куда?».
– Мне… На Восточный.
– До пропускного?
– Извините?
– До пропускного?
– Наверное…
– Документы при себе?
– Нет, кажется, они у меня дома.
– Вообще замечательно… Значит, придется тебе по базе пробиваться. Ну, ладно, садись, пять тыщ готовь.
– Да, вот, пожалуйста.
Никита нерешительно протянул водителю деньги, полагая, что все вокруг происходящее – один большой розыгрыш и оплата явно превышает реальную стоимость проезда. Но водитель молча закрыл двери, и маршрутка тронулась дальше. Никита смотрел в окно, стараясь вспомнить когда-то знакомые окрестности.
***
Этот день не задался не только у Никиты. Со смешанными чувствами с работы пришел Андрей.
Андрея можно охарактеризовать как положительного человека, всегда готового прийти на помощь любому. Но теперь помощь требовалась самому Андрею. Если сказать точнее, то не ему, а его шестилетней дочери Кристине. Ранее мужчина работал на заводе, при этом зарабатывая до ста тысяч, которых ему хватало на самые различные нужды. Средств было достаточно, чтобы побаловать и любимую дочь, и любимую жену Викторию. Но теперь все изменилось. В один момент некогда огромная сумма превратилась в возможность приобрести десять бутылочек воды. Андрей старался, брал дополнительную подработку, но того, что ему давали, не хватало даже на минимальное содержание семьи.
– Ну что, сколько сегодня? – недружелюбным голосом прямо в проходе встретила своего мужа Виктория.
– Двадцать.
– Это же издевательство какое-то! Купим хлеба и все… И будем сидеть на попе ровно?
– Ты же знаешь, я стараюсь изо всех сил!
– Значит, недостаточно.
– Быть может, ты тоже подключишься?
– К чему? Работать? Что, я для этого замуж выходила, чтобы семью содержать? На мне и так дом весь держится: то убери, то есть приготовь. А ты только и знаешь на работе пропадать, приходишь – устал, не могу ничего делать.
Пара постепенно переместилась от входной двери к кухне, но даже на ходу их скандал набирал обороты.
– Я не пойму, – продолжал Андрей. – А ты у нас королева что ли? Работать нельзя ей.
– А дом завалится тогда?
– Вместе будем заниматься.
– Не ври мне! – завелась Виктория. – Не пойду я работать! С дочкой буду сидеть!
Андрей сел за пустой кухонный стол и уткнул свой взгляд в одну точку. Он действительно не знал, что ему оставалось делать. Поскольку все источники, откуда они могли взять деньги, были истощены: знакомые уже не давали взаймы, родителям самим нужна была помощь. Даже роскошный дом, в котором когда-то проживало семейство Андрея, был продан за приличные деньги, которые разошлись буквально за пару месяцев. Теперь семья жила в небольшом флигеле на окраине города, еле сводя концы с концами.
– Ты знаешь, что остается… – продолжил Андрей.
– Да, знаю, – подхватила Виктория. – Подписать контракт.
– Если мы два фиксированных подпишем, то все будет довольно неплохо у нас. Плюс работа.
– Я не буду подписывать. Ты глава семьи. Твоя обязанность нас содержать. Соответственно…
– Родители, не ругайтесь! – внезапно вклинилась в разговор взрослых шестилетняя дочь. – Хотите, я подпишу контракт?
От этих слов у Андрея слегка помокрели глаза, но он попытался удержаться от сентиментальности.
– Нет, Кристина, – сдержанно и даже холодно ответила Виктория. – Никто из нас, кроме папы, ничего подписывать не будет. Он захотел эту семью, вот теперь пусть и содержит нас.
Виктория попыталась взять Кристину на руки, но девочка умело вывернулась и подбежала к отцу, обняв его мощную руку. Андрей слегка приобнял дочь, но вдруг почувствовал, что девочка резко стала сползать из его объятий. Мужчина слегка отклонился от дочери, чтобы посмотреть, что с ней. Малышка потеряла сознание. Андрей испуганно посмотрел на Викторию.
– Это уже не в первый раз, ничего, пройдет, врачи сказали, что ей есть получше нужно, – без волнения в голосе сказала Виктория.
Спустя некоторое время Кристина начала приходить в себя. Андрей обнял дочь и, повернув лицо в сторону Виктории, бросил резкую фразу: «Все, мне надоело! Завтра иду за контрактом!».
Дальнейший вечер прошел в абсолютно спокойной обстановке: маленькая Кристина пошла в свою комнату и принялась за свое любимое занятие – рисование, глава семейства расположился на диване в зале, пытаясь посмотреть старенький телевизор, то и дело теряющий либо телевизионный сигнал, либо звук. Виктория же уткнулась в свой любимый планшет, отслеживая малейшие изменения в жизни знаменитостей, которые те с особым рвением выкладывали в одной из социальных сетей. К слову сказать, Виктория была единственной в этой семье, которой удалось сохранить свой любимый гаджет. С началом финансовых проблем со столь необходимой для некоторых электроникой первым распрощался Андрей, а за ним – и маленькая Кристина (при чем абсолютно осознанно и практически не жалея об этом).
Вечер постепенно перекатился в ночь. Кристина уже спала в своей комнате. Взрослые тоже легли. Они спали прямо в зале, на диване. Вернее сказать, спала только Виктория, Андрею же было не до сна. Он настраивался. Настраивался на то, чего не мог предугадать еще пару дней назад. Он делал все возможное, чтобы обеспечить семью, но, как и многие в этом городе за пару лет, вынужден теперь направиться в Компанию «ВладиКо» для подписания контракта. К чему сводился контракт? Никто толком объяснить и не мог. Андрей, будучи уверенным в своих силах, ранее даже не интересовался подробностями. Кто-то говорил, что контрактом ты подписываешь продажу всех своих органов после смерти, кто говорил, что контракт – это причуды мецената, который готов выделять миллионы только за то, что ты поставишь подпись на пустом листе бумаги. Находились и те, кто говорил, что цена всем деньгам неосязаема. В голове у Андрея крутилось еще немало мыслей, но совершенно неожиданно его размышления нарушил едва уловимый детский шепот недалеко от уха.
– Пааап! – еле уловимо, пытаясь не разбудить маму, шептала Кристина. Она еще не дошла до дивана родителей и, выставив руки вперед, будто помогала себе своим собственным голосом ориентироваться в пространстве. – Папа! – продолжила дочь.
– Да, моя маленькая! – не совсем удавшимся шепотом ответил Андрей и вытянул вперед в темноту свою руку.
Через мгновение девочка ухватилась за руку отца и максимально приблизилась к нему.
– Что-то случилось? – встревоженно спросил Андрей.
– Пока нет, – отвечала малышка.
– Почему не спишь?
– Не могу, пап…
– Почему?
– Я боюсь…
– Чего?
– Боюсь потерять тебя.
– Ну что же ты, глупенькая, я же здесь, я рядом.
– Я не об этом… Не ходи завтра, не надо, прошу. Мне уже намного лучше… Хочешь, мы продадим все мои игрушки? Хочешь, я продам все свои рисунки, правда, правда! Мне не жалко! Я смогу нарисовать еще! А хочешь, хочешь…
Слова Кристины все ускорялись, она начинала запинаться. Постепенно отец услышал, как у дочери подходил ком к горлу, как она буквально была на грани того, чтобы разрыдаться.
Андрей нащупал в темноте маленькую головку ребенка и сильно, по-отечески, прислонил ее к своей груди.
– Ну, что ты, маленькая, никуда я не денусь! Вот, только подпишу договор один и вернусь! От этого никто еще не умирал!
– Честно-честно?
– Честно-честно! Вот вернусь – и заживем по-другому. Хочешь много игрушек и сладости, какие пожелаешь?
Ребенок на время затих. Она не знала, что ответить.
– Ну, – нерешительно начала Кристина. – Наверное, да…
После этих слов на половине дивана Виктории послышались шевеления. Казалось, что она проснулась от разговоров отца с дочерью. Оба вечерних переговорщика в этот момент затихли. Они даже на миг задержали дыхание. Но… Как оказалось, мать продолжала спать совершенно крепким и, быть может, милым сном.
Кристина еще крепче прижалась к отцу и продолжила что-то шептать еще более тихим голосом. Андрей изо всех сил пытался вслушиваться в рассказы дочери, пытаясь то и дело бороться с наступающим сном, но глаза слипались все сильнее, усталость брала свое.
Проснулся Андрей уже достаточно поздно для привыкшего вставать пораньше рабочего человека. Виктория по своему обыкновению еще находилась в постели. При этом с кухни уже доносился какой-то шум. Как оказалось, Кристина решила сделать отцу сюрприз: поджарить хлеб на подсолнечном масле и заварить чаю.
Отец поспешил на кухню, поскольку знал, что дочь еще ни разу толком не готовила ничего серьезного, а уж тем более – не жарила хлеба на открытом огне.
– А кто это у нас тут куховарит, Кристиночка?
– Ой! – с этим легким возгласом девочка повернулась лицом к Андрею, пытаясь прикрыть своим маленьким тельцем печь, на которой стояла сковорода с подгоревшими импровизированными гренками.
– Ты решила нас с мамой накормить?
– Нет, только тебя. Мама еще спит. – смущенно ответила дочь. – Но у меня… Это… Ну как… Не все получилось…Наверное… Масла мало было…
– Да ну что ты, доченька, выглядит все весьма аппетитно! Я сейчас же почищу зубы, умоюсь, и примусь кушать эту вкуснятину!
Дочь была более чем рада таким словам отца. Конечно, Андрей слегка слукавил, но он не хотел обижать свою маленькую радость, увидев, как она старалась. Через считанные минуты Андрей уже был за столом и нахваливал кулинарные способности Кристины. Девочка же мило улыбалась, краснела и опускала глаза в пол.
Как бы ни хотелось мужчине оттянуть тот момент, о котором он вчера заявил во всеуслышание, но начатое необходимо было доводить до конца. Глава этой небольшой семьи оделся в свой лучший костюм и направился в офис компании «ВладиКо».
***
Если для Андрея вопрос с подписанием контракта был в новинку, то для одного старика этот аспект уже был достаточно глобально изучен. Петра Даниловича еще в первый год появления контракта ознакомили с двумя возможностями подписания: безлимитный или четко фиксированный. Но… Упрямство старика не знало пределов. Он настаивал на своем: «У меня есть пенсия – ее пересчитывайте. Не буду ничего подписывать и точка!». И вот, контракты в городе существуют уже второй год, но для пенсионеров, возраст которых перевалил за восемьдесят, нет необходимости их подписывать – пенсии индексирует сама Компания «ВладиКо». Каждый пенсионер теперь получал порядка миллиона. Этой суммы хватало на почти среднего уровня проживание в пределах этого города.
К особенностям Петра Даниловича можно было отнести не только его принципиальность, но и особую тягу к жизни. Вернее сказать – он не тянулся к жизни, он просто излучал ее. Все жители двора знали, что возраст этого почтенного мужчины уже перевалил за восемьдесят, но никто не дал бы ему чисто визуально и шестидесяти.
Этим утром Петр Данилович по своему обыкновению вышел из подъезда, поздоровался с сидящими здесь же, у подъезда, на лавочке своими одногодками и бодрым шагом направился по своим делам.
– Во! Посмотрите на него! – нервно теребя клюку в дряхлых руках, прокряхтел один из стариков. – Ни за что не поверю, что ему уже под девяносто! Я недалеко от него по возрасту ушел, а вон какой – весь разваливаюсь! Точно подписал что-то, а нам лапшу на уши вешает!
– Та нет! – подхватила старушка, сидящая рядом. – То ты не знаешь! Он же дочь в Америку направил!
– И что теперь?
– Что? С каждой пенсии деньги шлет, а она ему взамен лекарства забугорские присылает! Вот и все!
– Ой! Сильно на ту пенсию разгуляешься! Ты же знаешь, что здесь мы получаем миллионы, а выедем за пределы города – и что на кармане, что на карте остается та сумма, которую мы бы в качестве обычных пенсионеров имели бы! Вот и все дела! Скажешь тоже – высылает! Надувательство одно! В пределах города – мы все миллионеры, а за пределами – такие же как все, получаем в лучшем случае чуть больше минималки. Не пойму, зачем это все?
– А ты что думал, если каждого миллионером сделали, то все вокруг таким же останется? Неет! Для миллионеров и цены миллионские! Всегда так будет! Больше получил – больше отдай! А этот… Явно что-то дочери высылает! Пусть и копейки, но каждый месяц!
Тут в разговор вклинилась еще одна старушка, которая по началу думала о чем-то своем.
– Та што вы знаете! – зашепелявила новый участник дискуссии. – Да, отправляет! Но дочь… Не отвечает даже. Уже второй год как уехала – ни слуху, ни духу. Вроде бы иногда смс шлет и все. Ни звонков, ни в гости приехать. Вроде как дорого. А он… Любит ее… Единственная дочь… Поздняя… Жены нет…
Импровизированный клуб по интересам еще долго продолжал обсуждать уже давно скрывшегося из виду Петра Даниловича. Собеседники знали только маленькую часть из жизни этого интересного старичка. Впрочем, мужчине было не столь важно, кто и что о нем думает. Он всегда и обо всем имел свое собственное мнение. Да, действительно, на этот раз он вновь направлялся в центр денежных переводов, чтобы отослать, пусть и небольшую сумму, дочери.
В центре переводов Петра Даниловича уже давно все знали. Он по обыкновению достал пятьсот тысяч и протянул их кассиру. Девушка даже не спросила информацию об адресате, а только лишь мило улыбнулась.
– Петр Данилович, Вы снова пенсию свою тратите на переводы?
– Нет, Юленька, это не трата. Это – помощь. Пусть и небольшая. Я знаю, что где-то там живет моя дочь, как живет не знаю, не общаемся мы. Но думаю только о том, что получает она эти деньги, да и гляди когда-нибудь улыбнется. А мне-то что? Мне главное хотя бы представлять ее улыбку.
– Но для нее же это маленькая сумма… Вы же понимаете…
– Да, понимаю… Сначала наши местные деньги теряют нули, выйдя за пределы действия контрактов, а дальше действует обычный курс. Я все прекрасно понимаю… Но все же…
– А Вы не пробовали ей письмо написать или позвонить?
– Нет. Все думают, что она жестокая, не отвечает мне… а жестоким был я…
– Не говорите глупостей! Вы самый добрый человек! Вас все в округе знают!
– Да, знают. Милый старик… Но все старики когда-то были намного моложе, а отдельные из них – заносчивыми личностями, ставящими свои интересы превыше интересов близких.
– Но… Сейчас же это норма практически… Каждый по-своему индивидуален и должен совмещать…
– Вот… Основное слово – совмещать. То есть, видеть не только свои личные проблемы, но и проблемы окружающих. А я…
Петр Данилович уже ничего больше не комментировал. Он просто молча подписал необходимые бумаги, удостоверился в отправке денег и вышел из центра.
Погода была настолько хорошей, что у Петра Даниловича не было ни малейшего желания возвращаться в свою одинокую квартиру. Еще меньше он хотел присоединиться к одной из затяжных бесед пенсионеров, проводящих часы напролет на лавочке у подъезда. Умудренный опытом путешественник сделал несколько глубоких вдохов, будто бы пытаясь накопить этого прекрасно прогретого воздуха про запас, и решил направиться к своему старому знакомому, которого все в округе знали под прозвищем Техник. Никто не мог припомнить точно имени или фамилии этого человека. Все абсолютно были уверены, что с самого детства его называли именно Техником.
Дом Техника не мог заметить только ленивый. Из огромной череды однотипных домов жилище этого человека выделялось массивными воротами, украшенными огромной шестеренкой, которая крепилась по известной только Технику технологии. Сколько народу ни покушалось ее спилить, снять или даже купить у Техника – ничего не получалось. Шестеренка была закреплена наглухо прямо посередине ворот. Особенностью этой детали было также абсолютно гладкое зеркальное покрытие, которое, несмотря на изменчивость погоды, даже не подавало намеков на то, чтобы испортиться, повредиться или заржаветь. Даже Петр Данилович, учитывая всю свою сдержанность в части чужих дел, время от времени интересовался у своего товарища относительно секрета производства этой детали. Но в ответ поступали только шутки или витиеватые отговорки.
Итак, Петр Данилович уже вошел во двор, находящийся за забором с вышеуказанной шестеренкой.
– Техник! Ты дома? – не смущаясь, прокричал во всеуслышание Петр Данилович.
– А! Старый друг! Я не дома! Проходи в мастерскую!
Двор Техника был разделен на две части: большой дом стоял по левую сторону от входящих во двор, а по правую сторону расположилась двухэтажная мастерская, которую, даже не зная всех особенностей обустройства жилья Техника, можно было определить в качестве какого-то производственного цеха только лишь по звукам: механическому тиканью, жужжанью, щелканью и другим оттенкам звучания различного рода машин, создаваемых человеком.