Сергей Семенович Монастырский
Завтра война
– Ну?!
– Марфа Семеновна, мы теперь соседи, это надолго. Давайте не воевать, ведь иначе жить всем будет невозможно!
– Эх, голубь, – Марфа Семеновна опустила ковер на площадку и уперла руки в бока, -Мы на нашей улице всю жизнь друг с другом воевали. И ничего, выжили!
И она смачно плюнула прямо на пол, повернулась и захлопнула за собой дверь.
Кровь кинулась Сергею в голову. Не помня себя от злости, он запустил кулаком в закрытую дверь и заорал:
– Я убью тебя! Сука!
Дверь открылась, ухмыляясь, высунулся Николай Иванович.
– А! Угрожал убить! Так и запишем! Марфа, вызывай участкового!
***
– Где Олег? – голос Валентина не предвещал ничего хорошего.
– Пап, ну откуда я знаю! – ответила Настя, привычно, даже не отрывая головы от тетради с уроками на вопрос отца.
– Ты его сестра!
– Ну, что ему пятнадцать лет, и он должен у меня отпрашиваться погулять?!
– В одиннадцать ночи в пятнадцать лет еще гуляют?!
– В одиннадцать вечера гуляют!
– Ты как с отцом разговариваешь?! – Вылетела из кухни Ольга.
– Как спрашивает, так и отвечаю!
– Господи! – возмущается Ольга, на следующий год его будем по ночам искать!
– Такая, мам, горькая доля родителей, – засмеялась Настя.
… Так заканчивается обычно вечер, в квартире сто двадцать четыре, последней квартире на этой лестничной площадке.
– Знаешь, – сказала как-то Ольга мужу, – с переездом в этот дом я сразу как-то постарела!
– Почему?
– Ну, впервые соседи называют меня по имени и отчеству! А нам ведь всего по сорок лет!
И это было еще не самое плохое. Через два года после новоселья дети вошли в переходный возраст, и счастливая и дружная жизнь семьи закончилась.
Дети вечерами если и были дома, запирались по своим комнатам, благо квартира была трехкомнатной, а если и собирались вместе за ужином, то съедали все наскоро глотая и глядя в телефоны. А на вопросы отвечали коротко и нехотя.
– Ничего, Валь, это пройдет! – как могла, утешала ночью в постели Ольга, обнимая его, зная что близость излечивает у мужчины все мрачные мысли.
– Не надо, Оль, ну нет никакого настроения, – отодвинул ее руку Валентин.
– Ну, ты что, совсем импотентом стал, – пытаясь под одеялом рукой нащупать привычную твёрдость, шептала Ольга, – Или у мужчин тоже голова болит?! Что-то раньше за тобой я этого не замечала?
–А у тебя не болит, что когда-нибудь этот остолоп может вообще домой не вернуться!?
Жена вздрогнула и отодвинулась на свой край кровати.
Да, переезд в новый дом, это переезд в другую жизнь. Хорошую или плохую, но другую, незнакомую. Как в другой город, или даже страну.
В районе, в котором они раньше жили, было известно все, и были известны почти все. По крайне мере, в местном дворе и улице.
На этой улице выросли они сами, выросли их дети, взрослели и старели их соседи.
И казалось, что это родное и известное будет всегда. И им вместе со всеми проблемами можно было справиться.
В этом новом микрорайоне все для всех было неизвестное. И как в этом будут жить было тоже неизвестно.
Единственное, что казалось успокаивающим, что все дома здесь были коммерческими, все квартиры в них были куплены только за деньги, а стало быть, жители были достаточно состоятельными, и равными по возможностям .
Но быстро оказалось, что равенство это такое же неровное.
Если раньше на их старой улице Васька ныл родителям, что вот Кольке купили гоночный велосипед, а ему и на самокат не хватает, то теперь другой Васька гордо вылазил из Лэнд Крузейро отца, снисходительно поглядывая на Кольку с треском захлопывающего скрипящую дверь Оки.
… Входная дверь хлопнула почти в двенадцать ночи.
Валентин накинул висящий у постели халат и вышел на кухню.
Олег, не раздеваясь, стоял у плиты и ложкой ел из стоящей на ней кастрюли, приготовленный матерью ужин.
– Руки мыл? – сурово спросил Валентин первый, пришедший в голову вопрос.
– Я же не руками ем! – примирительно и, повернув к отцу только голову, ответил Олег.
– Ты уже скоро жопой есть будешь! – Сорвался Валентин, готовясь начать приготовленный на вечер разговор.
– Это как?
Валентин вдруг схватился за сердце и, нащупав за спиной стул, сел.
– Ты, чего, пап!? – всерьез испугался Олег. И закричал.
– Мам! Отцу плохо!
Ольга опрометью, запахивая на ходу халат, вылетела из спальни.
На крик прибежала и Настя.
И неожиданно это спасло семейный вечер.
Все стали возиться вокруг отца, искать какие-то таблетки, пытаться позвонить в скорую помощь!
– Все! – неожиданно вздохнул Валентин, – Отлегло! И виновато посмотрел на собравшихся, – Что это у меня? Сам не пойму!
– А давайте пить чай! – счастливым голосом сказала Ольга, когда все успокоились.
– А давайте! – согласился Олег, – Я, мам, поел тут немножко.
Когда, наконец, все уселись, спросил:
– А что это у нас возле дверей? Зверинец что ли?
– Какой зверинец?– Оля встала и открыла входную дверь.
У стены, напротив лифта стояли пять алюминиевых и пластиковых мисок, с чем-то непонятным. Все что в них лежало, было разбросано по лестничной площадке и в луже молока лежали комки каши.
А рядом, сыто зевая, лежали шесть кошек.
Все, оторопело, переговариваясь, стояли вокруг этого кошачьего пиршества.
– Из наших никто этого сделать бы не смог, – произнесла Ольга, – я имею ввиду- соседей.
– Кроме колхозника! – усмехнулся Олег, кивая на дверь новых соседей.
– Ну, не звонить же ночью.
Решили отложить разборку до утра.
***
Вечер выдался хмурый. Ветер гнул верхушки деревьев, грозящие дождем тучи, раньше времени состарили наступающие сумерки, автомобили возвращающихся с работы жителей, беспорядочно заполнили свободное пространство двора.
В микрорайоне начиналась мирная вечерняя жизнь счастливых новоселов.
И лишь на лестничной площадке третьего этажа одного из высотных домов пахло грозой.
Растревоженный улей жильцов этих квартир собрался дать решительный бой этим неуместно появившимся здесь соседям.
Впрочем, как водится в готовившейся войне, решили начать с мирных переговоров.
В дверь квартиры номер сто двадцать семь позвонили.
Ожидаемые переговоры приняли неожиданный поворот – на звонок никто не ответил.
Наконец, после третьего звонка дверь открылась и в вытянувшихся тренировочных штанах и шлепанцах на босую ногу, вышел хмурый и недовольный Николай Иванович.
