Роберт Андреевич Оболенский
Пропавший хворост
– Ага, – ухмыльнулся дежурный и, уходя к стойке и пряча улыбку, сказал, – дверь толкни.
И она оказалась открытой, я сказал: «Вернусь мигом». Счастливый побежал к выходу и в дверях обомлел.
– Лодка где? – спросил я, понимая, что всё верно понял с самого начала.
– На парковке у входа.
– Ага – промычал я, открыв рот и замер.
– Чего застыл-то?
– А ты сам посмотри, – закашлявшись, ответил я.
Дежурный подошел, и лицо его вытянулось от удивления поболее моего.
– А где эта? – спросил он, глядя на пустое место на парковке.
Обрывок цепи висел у столба куцым хвостиком, а парковку накрыло белесое свежайшее покрывало, без следов и прогалин.
– Где эта? Это ты меня спрашиваешь?
– Тут же ставили, – не услышав меня, пролепетал себе под нос дежурный.
– Вы куда, снегири, мою лодку дели?!
– За языком следи.
– За лодкой следить надо было, олухи.
– Не борзей, – сказал дежурный, придя в себя, поправив шапку и добавил, – черт, тут же ее крепили, сам видел.
– Да мне-то что. Кто сани у меня забирал, кто цепью к столбу приматывал?
– Ладно, не заводись, – отмахнулся дежурный.
– Что делать-то теперь?
– Запрос оставь.
– Найти сможете?
– Ну, лодку может быть, горючку уж точно нет.
– Кому заявление оставлять?
– Мне и оставишь, – буркнул дежурный угрюмо.
Исписав желтый бланк в пятнах, я вышел из участка, не помня себя, и вздохнул полной грудью, да так, что аж дыханье сперло, и я зашелся кашлем. Туман застилал улицу, снег хлопьями падал с небес, и луна едва освещала путь. Прошел по Бауэри на север, миновал освещенную красными фонарями закусочную братьев Нам. На душе кошки скребут, что и как делать – не знаю и, главное: «Что это вообще всё было?»
Хотелось есть, спать, курить. И обязательно выпить, но не так чтобы просто, а прям в калину – до беспамятства. Вновь нащупал револьвер с пустым барабаном и всем сердцем пожалел, что там ни одного живого патрона, ведь будь он, я знал точно, на что его пустить.
Вслед мне свист, я обернулся. Ринат с Копченым стояли под козырьком у недавно сгоревшего дома.
– Да быстрее давай, – крикнул мне Копченый, хищно озираясь по сторонам. И видя мою понурую поступь, добавил громче, – Андрюх, шевели поршнями!
– Вы где были?
– Долгая история, – цыкнув сквозь зубы, ответил Копченый. – Главное, хворост перехватили, уже даже разгрузились на базе у Сизого.
– А лодка?
– Спрятали, – гордо добавил Ринат с той самой татарской гордостью – когда получается что-то втихаря взять и не отдавать ничего взамен.
– Да, есть еще дело, – заговорщически улыбнулся Копченый.
– Какое еще? – устало спросил я, зная, что ничем хорошим вся эта история не закончится.
– Мы когда по следу тому шли, мясо у столба нашли.
– Можешь не рассказывать, – отмахнулся я и попросил огня.
– Так вот, мы его Ли Квану разменяли уже на пайки и дюжину патронов.
– И вот какое дело, – наклонился ко мне Ринат, – у желтого брата мы пару саней заприметили, такие же переделанные байдарки, как наша.
– Ты хотел сказать – моя?
– Ага, – повеселел Ринат и осклабился желтыми зубами, – как наша.
– Цыган, ну-ка скажи мне, что этот татарин мне предлагает, а то вот за милю чую, керосином от этого дела несет так, что аж не продохнуть.
– Да, нормально всё будет, Андрюх. Ты заяву написал? – потирая ладони, спросил Копченый.
– Цвет я указывал, – тут же ответил я, проигрывая комбинацию в уме.
– Ну вот и славно, – расплылся в улыбке Копченый и хлопнул меня по плечу.
– Ты вот с такими данными и возвращайся через полчасика в отдел, – играя бровями, тепло пропел Ринат. – А мы пока к Ли Квану – сани в долг выкупим. Ну а потом, сам понимаешь.
– Понимаю, – подмигнул я татарину, а Копченый от такого расклада расплылся в улыбке и присвистнул, показав недостающий зуб на месте шестерки.
***
Ветер хлестанул по затянутому пленкой окну и воспоминания растворились в памяти, как и полбутылки Поповки. Я затушил бычок в обрезке банки, улыбнулся и вновь оживил в памяти лицо дежурного, когда явившись через полчаса в отдел, я дал наводку на лавку Ли Квана. Вспомнил вновь ту ночь, последующий переполох в Панту с облавой и последующим расстрелами за людоедство. И как наша троица стала единственными владельцами трех саней да без долгов. И как никогда прежде, ели мы досыта и работали без передышек, пьяные от усталости, но свободные в своих делах настолько – насколько человек в то время вообще мог быть свободен – дыша полной грудью.
«Да, было время, – подумав, тут же еще раз вспомнил лица всех друзей и врагов, – было и прошло».
Допил бокал, убрал пузырь за пазуху и поднялся. Выйдя из дома, аккуратно прикрыл за собой дверь. Шел к утесу, вокруг тишина – мгла. Вдали едва заметны разбросанные по долине землянки. В одних еще горит свет, другие сливаются с ландшафтом долины, и только проблескивающая луна нет-нет да играет бликом на затянутых пленкой окнах.
