Робер Дж. Гольярд
Наследство Каменного короля
Глава 27. Вопрошающий
– Да нет же! Опять не так… Я бы тебя десять раз убил за то время, что ты там копаешься… Смотри: ты опускаешь меч вниз основным лезвием круговым движением справа налево и сверху вниз, поднимаешь его по левой стороне – и снова по диагонали, но слева направо… Плавно. Это ж просто – а ты как будто топором сучки у дерева обрубаешь.
Эдмунд стоял, опершись на рукоять огромного меча, и пытался отдышаться. Прямо перед ним уже в который раз показывал один и тот же прием Лотар Гленгорм, сын графа Фулька. Лотар был примерно одного с Эдмундом возраста, может, чуть постарше, высоким и широкоплечим красавцем с длинными темно-русыми волосами, заплетенными сзади в косу. Обнаженный до пояса, он с видимым удовольствием поигрывал накаченными мышцами. На Эдмунде же была одета тонкая полотняная рубаха, вся уже покрытая пятнами пота и пылью. Последнее время он даже на арене не ее не снимал, заметив, как косятся на его торс некоторые наемники.
Да уж, это приковывало взгляды: прямо посередине груди зияла большая рана величиной дюймов в пять, напоминавшая полузаживший ожог. Как будто на тело поставили раскаленную сковородку. А в середине этого ожога – миндалевидной формы дырка с рваными краями, в которую легко поместился бы крупный красный орех. Рана понемногу затягивалась, ноя по ночам, но в любом случае одного месяца для полного заживления было маловато, даже несмотря на все старания Ирмио и Миртена.
Битых две недели Эдмунд пролежал в постели, и только потом начал потихоньку вставать, превозмогая поначалу жуткую боль. Он и сам не верил в то, что произошло: как можно залечить сквозную рану, нанесенную копьем с широким наконечником? Похоже, в это не верили и многие другие: некоторые солдаты до сих пор, проходя мимо него, бормотали разные заговоры и поминали святых. А о том, что он якобы умер, и его вернули из мира мертвых, не хотелось даже и думать. Хотя Гуго обмолвился как-то, что сердце у него не билось, но, скорее всего, его друг просто ошибался. Расспросить хорошенько обо всем Миртена у него так и не получилось. Уже через пару дней после того, как стало ясно, что жизни Эдмунда ничего не угрожает, лекарь, прихватив с собой Гуго, уехал из Драмланрига в неизвестном направлении. Скорее всего, предполагал молодой человек, чтобы выяснить что-то о судьбе Алиеноры, Бланки и Томаса. Эдмунд и сам хотел бы отправиться вместе с ними, но очень хорошо понимал, что в нынешнем его состоянии он будет скорее обузой.
Выздоровление, тем не менее, шло на удивление скоро: уже через неделю после того, как он смог подняться с кровати, Эд приступил к тренировкам на арене – и это благодаря Ирмио, его горьким лекарствам и жгучим мазям, которые тот наносил, всегда сопровождая эту церемонию загадочным бормотанием.
С Лотаром они подружились довольно быстро; сын графа Фулька был очень дружелюбным молодым человеком, хотя Эдмунд заметил, что это дружелюбие распространяется отнюдь не на всех. Эда он принял как равного по происхождению, а вот для всех прочих Лотар Гленгорм, носивший титул виконта Перси, являлся потомком рода Даннидиров, сиятельным лордом и наследником земель и корон своего отца и деда, как должное воспринимавший подчинение и послушание со стороны окружающих.
– Ладно, хватит, – сказал он, похлопав Эда по плечу, – ты, вижу, не совсем еще оправился. С такой раной в груди обычный человек просто не выживет. А ты – живчик такой – всего месяц прошел и уже мечом машешь. Ерунда, научишься еще. Для человека, который в жизни полуторный меч в руках не держал, ты очень быстро все схватываешь. Пойдем.
Небрежно протянув оружие подбежавшему служке, Лотар озорно подмигнул своему новообретенному родственнику.
– Смотри. – Еле заметным кивком он указал Эду на длинные деревянные скамьи, установленные несколько поодаль от арены. Скамьи эти предназначались для зрителей, время от времени желавших посмотреть на состязания воинов; в дни больших праздников, сопровождавшихся рыцарскими турнирами, это сооружение достраивали и украшали, устраивая сверху некое подобие балдахинов и раскладывая мягкие подушки: сидячие места предназначались только для высокопоставленных господ.
Сейчас они почти пустовали. Почти – и это было очень важное дополнение. Одна-единственная зрительница, внимательно наблюдавшая за тренировкой молодых людей, сразу встала и, подобрав богато расшитые юбки, устремилась за ними следом.
– Похоже, сестричка моя на тебя глаз положила, – ухмыльнулся Лотар. – Ты уж смотри – поосторожнее… Она маленькая, конечно, но кокетка та еще. Хотя я, в принципе, против такого зятя не возражал бы.
Он приветственно помахал рукой приближавшейся девичьей фигурке. Айрис Гленгорм, мило улыбаясь, осторожно ступала бархатными туфельками по толстому слою пыли, устилавшему эту часть двора. Дочь графа Фулька и внучка герцога Ллевеллина была очень стройной девушкой пятнадцати лет от роду; аристократически бледная кожа составляла разительный контраст с заплетенными в косы темно-каштановыми волосами, уложенными спиралями по обеим сторонам головы. Черты ее лица тоже были изящны и тонки; улыбающиеся губы слегка открывали ряд мелких жемчужных зубок, а серо-голубые глаза с вниманием смотрели на Эдмунда. Она не производила впечатление удивительной красавицы, но весь ее холеный и несколько холодный облик вкупе с царственной осанкой сразу выдавали дочь знатного рода, с младенчества привыкшую к всеобщему обожанию и поклонению.
– Не хотела вас отвлекать, – сказала Айрис, сделав еле заметный реверанс, причем больше в сторону Эдмунда. Лотар, заметив этот маленький нюанс, подмигнул своему товарищу. – Дедушка уже как с полчаса просил меня позвать вашу светлость.
– А что случилось? – Лотар бесцеремонно чмокнул сестру в щечку. Та шутливо его оттолкнула.
– Осторожно, испачкаешь… У него в кабинете сидит некий Гровен. Мастер Гровен – дед его так называет. Очень неприятный тип.
– Гровен? – задумчиво переспросил Эд, немного покопавшись в своей памяти. – Не помню такого. Кто он?
– Не знаю. – Девушка пожала плечами. – Я тоже не слышала ни разу. Одет, как Ирмио – в такой же длинной рясе, только темно-фиолетовой. Когда он капюшон с головы стянул, меня аж дрожь пробрала. На мертвеца похож. Лысый такой череп, зубы желтые. А сзади три тоненькие косички. Может, тоже маг?
– Косички? Хм… – Лотар замолчал, задумавшись. – Кажется, я знаю. Не маг он…
– Ты знаешь? – чуть не в унисон спросили его Айрис с Эдмундом.
– Наверное. Это, скорее всего, один из Вопрошающих. А перстень есть у него какой-нибудь?
Айрис покачала головой.
– Не заметила. А кто это – Вопрошающие?
– Король Идрис Леолин, Гонитель магов, создал эту службу. Тогда они ловили магов по всему королевству. Вроде бы даже именно под руководством Вопрошающих был взят штурмом и разрушен Сидмон.
– Ты имеешь в виду их главный монастырь?
– Да. Тогда еще убили Старейшин магов: Селифа и там еще кого-то…
– Рхизиарта и Кеанмайра, – кивнул Эдмунд.
– Точно. Но с тех пор много воды утекло, все как-то поуспокоилось. Чем они сейчас занимаются, толком не знаю. Ирмио мне о них рассказывал мимоходом. Все бритые и с косичками. И чем больше косичек, тем выше в ихней иерархии. Никогда вживую Вопрошающих не видел. Интересно, что ему в Драмланриге понадобилось? А что, Айрис – длинные косички-то?
Та смешливо фыркнула.
– Да ну тебя… Не знаю. Короткие, вроде. А это имеет значение?
– Понятия не имею, – расхохотался Лотар, – шучу. Вот что, сестренка: иди к ним и скажи, что мы только немного себя в порядок после арены приведем, и сразу явимся.
– Они, кажется, только Эдмунда просили…
– Ерунда. Неужели я упущу случай посмотреть на одного их этих нюхачей?
– Как? Нюхачей?
Юноша хмыкнул.
– Да. Потом расскажу. Иди.
Айрис подобрала юбки и, подарив обоим лукавую улыбку, направилась в сторону главного здания. Молодые люди не без удовольствия проводили взглядом стройную фигурку девушки.
– Пойдем. – Лотар тронул Эдмунда за плечо. – Красавица, правда?
– Спору нет, – улыбнулся тот и тут же, посерьезнев, добавил: – но я говорил тебе уже, кажется, про леди Бланку.
Виконт Перси кивнул.
– Говорил. Сестричка расстроится. Но да ладно – это не мое дело. Хотя… – Лотар принял величественную позу, вытянул лицо и, немного наклонив голову, начал поглаживать себя по подбородку, как будто расправляя бороду, при этом удивительным образом сделавшись похожим на своего деда, Пемброка Ллевеллина. Скрипучим голосом он продолжил: – Ты должен заботиться о будущем своего рода, мальчик мой…
Молодые люди рассмеялись.
– Так что это значит – «нюхачи»? – спросил Эдмунд, направляясь за своим новым другом вверх по узкой каменной лестнице, ведущей к боковому входу в Оружейную – этот путь к покоям, которые ему отвели на время пребывания в замке, был намного короче, чем через главные двери.
– Их так называют. И это значит, что тебе надо быть поаккуратнее.
– То есть? Они опасны?
– Гм… не знаю. После рассказов Ирмио у меня сложилось ощущение, что Орден Вопрошающих – это что-то вроде шпионской организации на службе у короля. А может, и не у короля. Орден существует уже давно и формально состоит из священников, которые следят за чистотой веры. В университетах все богословские факультеты Вопрошающими забиты. Что ни декан или профессор – обязательно из этой конторы. Да и на королевской службе этих монахов хоть пруд пруди: и секретари, и судьи, и кого только нет. В общем, щупальца во все стороны.
– При чем здесь я и чистота веры?
– А при чем здесь Вопрошающие и замок герцога Ллевеллина, где этих святош отродясь не видывали? И один из них приезжает немедля после того, как здесь объявился давно пропавший граф Беркли. Может, конечно, я и выдумываю, а может, и имеется связь. Тем более что есть один интересный момент – Вопрошающие фактически никому не подчиняются, и какие у них интересы в политике – знают только они сами.
– А архиепископ Корнваллийский?..
– И ему тоже не подчиняются. Насколько я знаю, они сами в своем котле варятся: Главу Ордена из своих выбирают, в храмы ихние доступа никому нет, и даже исповедуются они только друг другу. Необычные, в общем, монахи. Не удивлюсь, если у них и боги тоже свои собственные, а не такие, как у всех. Сами определяют, кто еретик, а кто нет, и сами же и судят. Короче, интрига на интриге. А ты, Эд, между нами говоря – как огромный камень, который вот-вот швырнут в самую середину тихого пруда. Такие круги пойдут, что только пятки салом смазывай… Отец просветил меня на этот счет: поговаривают, что у лордов Беркли прав на престол поболее, чем у Роберта Даннидира. Вот сам и подумай, есть связь или нет между тобой и приездом сюда этого Гроэна или как там его…
– Гровена, – задумчиво поправил его Эдмунд.
– Плевать, – пожал плечами Лотар. – Для тебя, и для меня, и для любого из эорлинов королевства у них руки коротки. Но поразмыслить все же стоит.
– А какие у монахов могут быть интересы в политике?
– Кто их поймет? Но какие-то определенно есть. Во-первых, как я уже сказал, они фактически независимы. А во-вторых – и это очень интересно – у Ордена имеются свои вооруженные отряды.
– У монахов? – поразился Эдмунд. – Армия?! На кой она им?
– Это я и сам бы хотел знать. Да и не только я, думаю. У Вопрощающих есть не только огромные монастыри, но и добрая дюжина замков в разных концах Корнваллиса. Там в основном и обретаются их свиты. Младшие сыновья рыцарских семейств, какие-то наемники – все со строгой иерархией и дисциплиной. Сам Орден, ясное дело, утверждает, что солдаты нужны для помощи в выполнении его основных функций – в поимке и наказании еретиков. Но рассуди сам – так получается, что в королевстве имеется некая вооруженная сила, причем на службе организации, которая преследует только собственные, никому не понятные цели. А в случае какой-нибудь смуты совсем неизвестно, как эти монахи будут использовать свои возможности.
– Но как же король и бароны терпят людей, которые никому из них не подчиняются?
– Терпят, потому что Вопрошающие не только выискивают инакомыслящих, но и с удовольствием предоставляют властям свои отряды для подавления мятежей черни. И я не слышал, чтобы Орден хоть раз выступил против монарха или любого из эорлинов.
Лотар остановился перед дверью, ведущей в один из коридоров.
– Все, я пошел к себе. Через четверть часа встречаемся перед Большой Залой.
На скорую руку умывшись и сменив платье, Эдмунд повесил на бок ножны с длинным, тонкой работы кинжалом, подарком герцога Ллевеллина, и по длинным замковым переходам быстрым шагом направился к условленному месту, по дороге мельком обозревая окрестности, прекрасно видимые через огромные стрельчатые окна.
Он не уставал поражаться размерам и величию Драмланрига. Замок был огромен – по меньшей мере, раза в три больше Хартворда, даже если считать последний целиком, с внешним кольцом стен.
Овраг Гриммельн в своей восточной оконечности сильно расширялся, превращаясь в самый настоящий фьорд почти в милю шириной и с высокими скалистыми берегами. Апенраде впадала в этом месте в океан, а на расстоянии полета стрелы от ее устья прямо из воды вырастала гигантская скала, на вершине которой и располагалось жилище герцога, соединенное с сушей длинным мостом. Не мост, а вершина архитектурного искусства: в несколько пролетов, опиравшихся на невероятно высокие и, как казалось при взгляде сверху, тонкие столбы, так что все сооружение выглядело издали изящным каменным кружевом.
«Замок на вершине скалы» – это было не вполне точное определение. Строения Драмланрига, за четыреста лет своего существования разросшегося до размеров самого настоящего города, занимали все видимое пространство: дома и домишки, сторожевые башни и склады лепились к внешним стенам замка, иногда даже нависая над водами океана Арит и располагаясь при этом на головокружительной высоте – камень, брошенный из какого-нибудь окна, летел бы вниз не менее двухсот футов, прежде чем упасть в бушующий прибой.
Сам замок занимал несколько ярусов и имел три кольца укреплений, каждое следующее выше предыдущего, а над всем этим муравейником господствовал донжон – внушительное шестиугольное здание в четыре этажа, не считая подземных, с гордо реющим на вершине конусообразной крыши стягом герцога Ллевеллина. Последнее, внутреннее кольцо укреплений было самым высоким и самым охраняемым: чтобы попасть во двор перед главной башней, требовалось подняться по крутой лестнице и преодолеть двое ворот.
Вообще, как заметил про себя Эдмунд, передвижение по Драмланригу требовало неплохой физической подготовки: бесконечные ступеньки, крытые и открытые переходы, каменные площадки и тесно налепленные дома занимали все пространство, и пробежать от подъемного моста до верха замка без того, чтобы не остановиться хотя бы разок для отдыха, было бы делом весьма затруднительным. С другой стороны, даже если бы врагам удалось прорваться за стены, захватить замок с ходу у них все равно не получилось бы: узкие проходы, лестницы и нависающие дома предоставляли защитникам крепости огромное количество возможностей для обороны.
К Большой Зале он подошел почти одновременно с Лотаром; два стражника, стоявшие перед створками дверей, с механической точностью сделали по полшага в стороны, разведя скрещенные алебарды.
* * * * *
Подойдя к камину, монах на несколько мгновений остановился, внимательно глядя на огонь. Потом развернулся; полы его широкой темно-фиолетовой рясы взметнулись, плавно упав на плитки пола. Гровен испытующе посмотрел в глаза Эдмунду.
– Я не буду лукавить, милорд, – после заминки произнес он, – и выскажусь прямо и откровенно. Мой приезд в замок Драмланриг непосредственно связан с вашим здесь появлением. И вы, наверное, захотите узнать, почему.
Оба они находились в кабинете Пемброка Ллевеллина; сам герцог, представив прибывшего гостя просто как «мастера Гровена» и мельком поинтересовавшись успехами Эдмунда в искусстве овладения оружием, предложил им уединиться для беседы в его личных покоях. Лотар разочарованно хмыкнул, проводив их взглядом: по всей видимости, понял он, немедленно удовлетворить свое любопытство не получится.
Кабинет не принадлежал к числу самых уютных помещений в замке: его построили еще в те времена, когда необходимость обороны имела первостепенное значение перед вопросами удобства. Деревянным, не считая мебели, здесь был только потолок; вдоль стен, сложенных из больших грубо обработанных камней, стояли бесконечные стойки с оружием, иногда очень древним, а некоторые из мечей и зазубренных алебард, судя по их виду, знавали еще первые сражения с дхаргами. Во всем кабинете имелось всего лишь два окна, более напоминавших бойницы и прорубленных в девятифутовой толще кладки. Книжных шкафов и, соответственно, книг здесь не наблюдалось; суровость каменной залы слегка сглаживалась только письменным столом, украшенным грубоватой резьбой, да полудюжиной мягких кресел, без особого порядка расставленных перед камином. Не считая ярко полыхавших в нем поленьев, комната освещалась только парой чадящих факелов в кованых треногах.
– Вот как? – Молодой человек сделал вид, что поудобнее устраивается в кресле, попытавшись тем временем привести мысли в порядок. Так, понятно. Сразу быка за рога: на тот вопрос, который вертелся на языке и который Эдмунд не знал, как задать, он сразу получил ответ. Ну что же – Гровен играет роль доброго дяденьки. Честного и откровенного. Только крючковатый нос и тяжелая челюсть несколько портили впечатление. С другой стороны, он не девушка, чтобы всем нравиться. Хорошо, что я не на суде, подумал юноша, и еще лучше, что не в качестве обвиняемого: инквизиторский облик его собеседника был грозен и подспудно навевал мысли о темных застенках и орудиях пыток. Ряса до пят, гладко выбритая голова с тремя тоненькими косичками сзади и тяжелый свинцово-серый взгляд из-под густых бровей.
Юноша мысленно усмехнулся: что и говорить, статус графа Хартворда и эорлина королевства имеет несомненные преимущества. Во всяком случае, не нужно бухаться на колени и торопливо отвечать на все вопросы, изо всех сил тараща честные глаза.
– Ваш приезд… а кто вы, позвольте спросить?
– Меня зовут Лейн Гровен. Я епископ Ордена Вопрошающих. Вы слышали о нас, милорд?
– В общих чертах. Я слышал, что вы стоите на страже чистоты веры. Только не возьму в толк, чем вас могла заинтересовать моя скромная персона.
– Скромная? – Монах усмехнулся. – Вы шутите, ваша светлость. Честно говоря, исходя из того, что мне о вас доложили, я ожидал увидеть здесь деревенского мальчишку. Рад, что ошибался. С разумным человеком всегда легче найти общий язык.
Это пряник, мелькнуло в голове у Эда. Интересно, будет ли кнут.
– Мне было бы легче понять вас, – сказал он, – если бы вы объяснили, чем занимается ваш… орден. Или у вас ко мне какой-то личный интерес?
Епископ улыбнулся, еле уловимым движением потерев ладони друг о друга.
– Разумеется, не личный. Прекрасно, милорд. Мне уже доставляет удовольствие беседовать с вами. Где вы смогли получить образование, позвольте спросить?
До чего ж любит вопросы задавать, подумал Эдмунд. Вопрошающий, одно слово.
– Всему, что я знаю, меня научил мастер Миртен. Это лекарь и хранитель манускриптов в замке Хартворд. И я не могу судить, много ли я знаю или нет. Другой человек учил меня обращаться с оружием. Так что именно их и еще нескольких людей я должен благодарить за то, что несколько отличаюсь, по вашему выражению, от деревенских мальчишек.
– Миртен? – на мгновение задумавшись, переспросил Гровен. – Миртен Алед? Мне знакомо это имя. И он не только лекарь. Но это вашей светлости наверняка известно.
– Конечно. – Эдмунд внимательно посмотрел в глаза монаху. Да, да, как там сказал Лотар? «Король Идрис Леолин, Гонитель магов, создал эту службу». – Как известно и то, что Вопрошающие не испытывают теплых чувств к… такого рода людям. Скажите, в этом причина вашего ко мне интереса?
Епископ покачал головой.
– Нет, милорд. Абсолютно нет. Причина в вас самом. Вы позволите мне сесть?
Эдмунд неопределенно махнул рукой.
Гровен уселся прямо напротив, положив ногу на ногу.
– Пожалуй, мне действительно стоит подробнее рассказать об Ордене. Смею предположить, что то, что вы слышали о нас «в общих чертах», характеризовало Орден с не слишком положительной стороны. Увы, обычно люди не склонны жаловать тех, кто принуждает их к порядку.
Не дождавшись ответа, он улыбнулся, показав ряд крепких желтоватых зубов, и продолжил:
– Вопрошающие являются уравновешивающей силой в королевстве Корнваллис. Без сомнения, вы знаете и почитаете наших трех богов? Аира, Великого Судию, и созданных им из самого себя двух своих братьев – Инэ, бога света, и Белара, бога тьмы?
– Конечно. – Эдмунд пожал плечами.
– А кого из них, позвольте спросить, вы лично почитаете более остальных?
– Очень интересно, – усмехнулся юноша, – именно так вы выискиваете еретиков?
– О свет… – епископ, как будто изумившись, воздел руки, – разумеется, нет. Речь вовсе не о том. Считайте, что это просто лекция. Или, точнее, диспут. Как-никак, – Гровен церемонно наклонил голову, – я все-таки ношу ученое звание Светлейшего доктора.
– Хорошо. Лично я, как и все, кого я знаю, более всего почитаю Инэ.
– Почему?
– Это же очевидно. Инэ – это бог света, добра, мужества, честности и так далее.
– А Белар? Он не нужен людям?
– Мне сложно об этом судить. Я так думаю, что не особенно. От него только вред. Он же не только бог темноты, но и зла, зависти и всего того, что может только испортить жизнь порядочному человеку.
– Понимаю. – Епископ удрученно вздохнул. – Беда в том, что именно так большинство людей и воспринимает наших богов.
– А что неверного в том, что я сказал?
Гровен на мгновение задумался.
– Я постараюсь объяснить. Подумайте: бывает ли свет без тьмы? Тьма без света? Откуда вы знаете, что некая вещь хороша? Понять это можно, только сравнив ее с худшей. Человек способен уразуметь, что есть добро и оценить его, когда испытает и ощутит зло, и лучше всего – на собственной шкуре. Только лишившись своей матери, ребенок начинает чувствовать, что мать – это добро, а ее отсутствие – зло. Понимаете?
– Пожалуй, – с некоторым сомнением произнес юноша.
– Ах да, – кивнул монах, – вы же никогда не знали своей матери…
– Я понимаю, что вы имеете в виду.
– Прекрасно. Так я продолжу: день нужен человеку, чтобы работать, ночь нужна, чтобы спать. Только света или только тьмы недостаточно. Они должны дополнять друг друга, сосуществовать вместе, заполняя пустоту. Там, куда не проникает дневной свет, обязательно должна быть тень. Тень, которая будет давать блаженную защиту от жара палящего солнца. Мир, лишенный темноты, равно как и мир вовсе без света – каждый из них был бы подобен аду. Вы говорите, что Белар является отцом всех дурных поступков? Всех преступлений? По большей части именно так. Но без него нам не обойтись. Закоренелого преступника необходимо казнить. То есть убить. Задумывались ли вы, милорд, когда-нибудь о том, что для того, чтобы вершить справедливость, люди часто прибегают к злу? Любой судья, вынося свой вердикт, обязательно делает кому-то хорошо, а кому-то плохо. Когда человек режет овцу, он однозначно творит зло – с точки зрения овцы, конечно, но это зло оборачивается добром для самого человека, ибо дает ему пищу и одежду. Или когда он убивает своего врага во время битвы. Таких примеров множество, и все они доказывают одно: зло является оборотной стороной добра и наоборот. Откажитесь от зла вообще – и что вы, позвольте спросить, будете делать с укусившей вас змеей? Поблагодарите ее и отпустите? С напавшим на вас грабителем?
– Хм…
– Вот именно. Миловать преступников и осыпать их цветами неприемлемо. На зло надо отвечать злом, а на добро – добром. Справедливость должна быть вознаграждена, а черные дела – наказаны. Но даже не только в этом суть. Инэ – это одновременно бог честолюбия и храбрости, которые часто являются спутниками подвигов на поле брани – а это, обратите внимание, нередко сопровождается убийствами, а тот же Белар, как создатель ночи, считается покровителем плотской любви и божеством, оберегающим сон. И кроме прочего – защитником домашнего очага. То есть даже в каждом из богов положительные и отрицательные свойства сосуществуют одновременно.
– А как же Аир? Какова его роль во всем этом?
– Аир – Великий Судия. Он создал своих братьев, чтобы с их помощью управлять миром. Миром, в котором хорошее не может существовать без плохого, и наоборот. Но Аир – не только создатель. Он – хранитель равновесия, главная задача которого не допустить чрезмерного усиления кого-нибудь из своих братьев. В отличие от Инэ и Белара Аир почти никогда не вмешивается напрямую в людские дела, но именно он держит в руках весы, на которых взвешиваются все людские поступки. И когда эти весы начинают клониться в ту или другую сторону, Аир принимает меры, временно ограничивая власть того или иного бога и его возможность вмешиваться в течение жизни. Свет должен уравновешиваться равным количеством тьмы.
– Я понимаю, – кивнул Эдмунд, – но какое участие в этих божественных делах принимает Орден Вопрошающих?
– Мы помогаем Аиру. Помогаем по собственной воле и по мере своих сил. Возможно, милорд, вы никогда и не сталкивались с этим, но Ордену нередко приходится иметь дело с тайными сообществами сектантов, поклоняющихся Белару. Они устраивают жуткие кровавые оргии и во время них даже приносят человеческие жертвы. С другой стороны, имеется немало фанатиков, считающих себя последователями Инэ и стремящихся во имя добра с корнем вырывать зло даже там, где его и в помине нет. Любого младенца, родившегося с каким-нибудь физическим недостатком, они немедленно объявляют Беларовым отродьем и готовы тут же сбросить его со скалы, а его несчастную мать – прилюдно сжечь. Такие фанатики в даже в смерти свиньи от чумной болезни видят вину ведьмы, чаще всего мнимой. Орден призван путем просвещения, а когда потребуется, то и силой поддерживать чистоту веры и искоренять любые проявления еретичества и суеверий, как с той стороны, так и с другой.
– Но, как мне кажется, ни Миртен, ни мастер Ирмио не относятся к числу последователей Белара или фанатичных сторонников Инэ…
Гровен понимающе кивнул.
– Ах, вот вы о чем, сын мой. Ну что же… Во времена гонений на магов, при короле Идрисе, было совершено немало дурных дел, согласен. Возможно, что и Вопрошающие не всегда оказывались на высоте. Это было время становления Ордена, время исканий и, как ни горько это сознавать, досадных промахов. Но преследования магов Орден не признает и никогда не признáет в качестве своей ошибки.
– Отчего же? Ведь маги совершенно невиновны в том, что произошло. Даже наоборот: насколько мне известно, именно они первыми самоотверженно попытались спасти мир от опасности.
– Пытались? – Епископ презрительно скривил губы. – Я тоже могу попытаться сдвинуть с места солнце. Боюсь только, что у меня ничего не получится. Но если при этом я буду громко кричать на весь мир о том, что я хочу это сделать, то подозреваю, что меня сочтут умалишенным. Пустые попытки недорого стоят, милорд.
– Пустые? – Эдмунд вскочил с места и, взволнованно сделав шаг к камину и обратно, остановился перед Вопрошающим. – Как вы можете говорить это? Именно маги создали купол, который худо-бедно ли, но до сих пор оберегает наш мир от вторжения темных сил. И уж кто-кто, но совершенно не они виновны в том, что эта напасть свалилась на королевство…
– А вы уверены в этом, милорд? – тихо спросил Гровен, сразу прервав поток возмущенных слов, лившихся из уст Эда.
– Что вы имеете в виду?!
Епископ скрестил на груди руки.
– Послушайте внимательно, сын мой. Знаете ли вы это наверняка и готовы ли с чистой совестью, беспристрастно и со знанием дела поклясться в том, что ни один из магов не приложил руку к тому, что тонкая пленка между мирами порвалась и полчища нечисти ринулись в наше королевство? Что миры соприкоснулись и перемешались без всякого влияния волшебной силы?
Эдмунд ошарашенно замолчал.
– То-то и оно. – Монах с суровым видом кивнул. – Любой из магов обладает удивительной и неподвластной человеческому разуму силой. Силой, которая непонятно откуда взялась и чем – или кем – питается. Каждый раз, воздействуя на ход событий, любой из магов оказывает на окружающий мир такое влияние, которое соизмеримо с совместными усилиями десятков, а то и сотен человек, а многие из магов обладают могуществом, которое и вовсе недоступно людскому пониманию и превосходит человеческие возможности так, как сила слона превосходит силу муравья. И каждый раз под влиянием этой силы весы в руках Аира испытывают сильнейшие колебания, грозя разрушить равновесие, являющееся основой нашей жизни. Что уж говорить о том, что произойдет, если какой-нибудь из магов, или – да хранят нас все святые от этого – несколько из них сделают свой выбор и одновременно направят свои таланты в пользу Инэ или Белара? Все, что произошло в те давние времена, с уверенностью подсказывает нам, что именно коллективные усилия нескольких могущественных колдунов – направленные усилия, приложенные с определенной целью – привели к разрушению этого равновесия, привели к тому, что грань между реальностями стерлась и мы оказались лицо к лицу с теми существами, которым не место на нашей земле.
Епископ поднялся с кресла.
– При всем уважении к вам, милорд, и к тем чувствам, которые вы испытываете к мастеру Миртену и мастеру Ирмио – тем людям, которые спасли вас и дали вторую, а то и третью жизнь, должен заметить, что было бы лучше для всех нас, если бы маги никогда не существовали. Повторяю, что не имею никаких претензий лично к этим двоим – кажется, они на вашей стороне, что меня вполне устраивает. И, прежде чем продолжить разговор, я, с вашего позволения, попрошу принести вина – в горле совсем пересохло.
Эдмунд сидел в некоторой растерянности. Яго Гровен вроде бы прав, но… где-то в подсознании упрямо сидела мысль, что что-то здесь не так. Маги были разными людьми: хорошими, как Миртен или Ирмио, наверное, дурными, как тот черный помощник Рича Беркли, Сайрус – он, как подозревал юноша, тоже имел некоторое отношение ко всем этим делам, – но все же не настолько плохими, чтобы бесповоротно перейти на сторону нечисти. Даже не разумных дхаргов или разных безмозглых зверей, вроде глорхов, а на сторону нежити – тварей, не принадлежащих миру людей и настроенных по отношению к этому миру однозначно враждебно. Мастер Ирмио, с которым Эдмунд довольно тесно общался во время своей болезни, несколько просветил его на этот счет, так что у юноши сложилось вполне определенное представление об этих существах. Существах, обладавших иным, чем человеческий, разумом и воспринимавших людей почти всегда только как пищу. Представить себе, что кто-то из магов смог найти общий язык, например, с тенями – это просто не укладывалось в голове. Зачем? Ничего, даже отдаленно напоминавшего ответ на этот вопрос, Эдмунд придумать не мог. И, судя по всему, ответа не существовало вовсе, ибо по собственному почину впускать в свой дом тварей, которые видят в тебе только мясо на косточке, не просто неразумно, а катастрофически и необъяснимо глупо. Впускать в надежде, что ты сможешь поговорить с ними и их убедить. Чушь. Тени или, например, ходячие скелеты – говорят, бывают и такие – не слышат людей. У них нету ушей.
