Петр Вяземский
Ферней

Автор упоминаемой нами книги мысленно переносится обратно в давно минувшую эпоху и входит в кабинет Вольтера: «Вхожу в комнату, где разбросаны книги всех наречий и всех возможных понятий. Тут работают два человека, приготовляя судьбы или случаи мира. Вольтер диктует. Ваньер пишет. низко кланяюсь Вольтеру, который подает мне руку, не прерывая начатой фразы. „Позвольте“, говорит Ваньер, „мне кажется, что вы ошибаетесь в приведении текстов“. Идите далее, отвечает Вольтер, я ошибаюсь, но я прав. Истина выше всего, доныне истории не было; я за нее принялся „et je la fais“. Между тем, осматриваю его с головы до ног. Он в странном наряде. Это чета Жан-Жаку в его Армянском одеянии. Огненная голова его заключена в огромном парике, камзол, обшитый мехом, штаны цвета ventre de biche, на ногах сандалии, руки обременены книгами. Вот в каком виде представляется мне Вольтер. Не переставая диктовать Ваньеру и лаская детей его, он говорить мне о Париже, о великом человеке, которого зовут Дидеротом, о негодяе, которого зовут Ноннотом; он говорил мне о поэзии, как человек, который не имеет времени сделаться мечтателем». Переходят в приемные комнаты. Подают завтрак. Вольтер пьет один кофий. Являются посетители; он принимает их и часто смеется их торжественной важности. Адвокат развертывает пред ним все свое провинциальное красноречие и, восторженно обращаясь к нему, восклицает: приветствую вас, светильник мира! Г-жа Денис, подайте щипцы, говорит Вольтер. За часом славы следует час текущих дел. Приходят фермеры, заемщики, жильцы по найму в поместьях Турна и Ферней, весь народ воскормленный Вольтером. Он требует кофий, еще кофий, всегда кофий. На просьбы является он снисходительным и упорным; выслушивает иных как отец семейства, других как помещик. После опять идет в свой парк, иногда с лопаткою, другой раз с книгою в руке, с цветком никогда. Приходят вести и письма из Парижа. Тут ему и кофий не нужен: он может ими одними питать себя и жить. Взволнованный идет он в свой кабинет; пишет двадцать писем в один час, пуская на волю невоздержное перо свое, которое выкупается умом его.