Павел Николаевич Сочнев
Армия
Тогда была очередь Никиты. Лежу под одеялом, наружу только нос. Хорошо на рыбалке, можно спать настолько вволю, что даже выспаться. Очень жаль, что выспаться впрок нельзя. Я жду тепла, Никита тихо чертыхается. Наконец, видимо победил. Залазит под свои одеяла и начинает сопеть. Судя по тому, как он сопит, скорее всего продолжил спать. Выглядываю, в печке светится огонёк – значит справился. Пять минут, десять. Теплее не становится. Огонёк горит, его видно через щели дверцы. Но печка не то что палатку не нагревает, от неё и тепло не идёт. Точно не идёт. Что же за диво то такое дивное?
Вылезаю в холод. Вне одеяла всё холодное, и штаны, и гимнастёрка, и тапочки. Подкрадываюсь к печке – светит, но не греет. Открываю дверцу. «Никита, сволочь ты ленивая!» В печке стоит керосиновый фонарь типа «Летучая мышь». А Никита такой: «У меня не получилось». Ну и лежи здесь в холоде! Пусть мне будет плохо, но и тебе хорошо делать не буду. Пошёл на улицу, разжёг костер, вскипятил чая на донышке чайника, сбацал бутерброд с икрой (хлеб, масло сливочное, икра красная. Самым тонким слоем в этом бутерброде был хлеб), сижу отогреваюсь, как какой ни будь ящер. Читал что они, на солнышке греются, чтобы кровь согреть. Если кровь согреется, то они шустрые, а если остывает, то они тормозят конкретно, вплоть до впадания в спячку. А вот что у них на душе творится в момент остывания и разогрева: Про это учёные не задумывались. Слишком тонкие материи не только для изучения, но и для того, чтобы понять, что они (эти тонкие материи) есть.
Ждать Никиту пришлось недолго, его выгнала из палатки малая утренняя нужда. Вернулся, поспать бы ещё, а в палатке холод собачий. Возле костра тепло, но сильно не поспишь. Это потом можно, когда и, если солнышко пригреет. А с утра – только погреться. Что-то недовольно бормоча, Никита обнаружил, что с завтраком он не пролетает если всё приготовит сам, в том числе и за водой сходит. А я сижу такой, горячий чай допиваю, бутерброд доминаю и так хорошо мне. Гораздо лучше, когда я был один недовольный. Сейчас недовольным был Никита, а ещё он был голодным и без чая. И всё это ему нужно было сделать самому. Промозглым осенним утром. И так мне от этого хорошо стало. От того, что мне тепло, сытно и хорошо, а Никите ещё этого всего нужно было достичь на глазах у меня.
Ведь если плохо и паршивое настроение, а вокруг люди, которым лучше, как можно это исправить? Правильно, сделать так, чтобы им тоже было плохо. И всё, и вот уже настроение нормальное – такое как у всех. А если приложить усилие и испортить окружающим настроение до уровня «хуже, чем у меня», то вообще – счастливчик. Всем плохо, а мне, если сравнить, лучше, чем им, т.е. хорошо.
Но Никита отходчивый. Зла держать не стал. Побубнил, приготовил, позавтракал, тут и солнце поднялось. Я тоже не очень злопамятный. Просто я иногда злой и память у меня хорошая. Сейчас я, когда-то однажды достигнув хорошего настроения, стараюсь его не портить и постоянно делюсь с окружающими. Ну, с теми, кого я считаю хорошими людьми. А тех, которые не очень хорошие, я старательно избегаю и общаюсь с ними только по большой нужде или по работе. Вообще, Никита был очень классный, только вот тогда печку зря не растопил.
Вроде бы больше ничего примечательного с нами не случилось. Однажды вне расписания и без предупреждения к нам приехал майор КГБ. Мы его между собой называли «Молчи-молчи». Вероятно, в каждой советской части были такие. Следили чтобы блюли гостайну и не нарушали безопасность. По значимости он был почти как командир полка. Только командир полка командовал полком, а Молчи-молчи… Нет, он полком не командовал и даже командиром полка не командовал. Командир полка его побаивался, а майор командира – нет. Такие вот у них непростые были взаимоотношения. Сначала я не понял, что за УАЗик приближается, а когда из него вышел майор, как-то засвербило на душе. Неужели я не отработал нарядами свой выход в эфир с открытым текстом?
А он, такой в форме, явно не на рыбалку, да и прапорщик про визит ничего не говорил. «Я тебе тогда-то давал на уничтожение шифровальную таблицу». На КП на стенах висели таблицы, пользуясь которыми, мы могли расшифровывать то, что нам передавали и сами должны были передавать, только зашифровав с помощью этих таблиц. И на каждой «Совершенно секретно» и подпись командира полка.
У нас изначально обмен информацией был с помощью секретных буквосочетаний. Но дабы ещё серьёзнее это всё зашифровать, мы это тайное переводили вообще в разряд непонятного. Это вкратце об основах шифрования. Периодически таблицы меняли. Поэтому они тоже могли называться не только секретными, но и периодическими. И вот однажды, по моему смутному воспоминанию, курил я возле КП. Сидел в курилке, никого не трогал, наслаждался кратким моментом без морзянки… Не помню, какое было время суток и какое время года. Даже не помню, какая была погода. Ведь это и не обязательно собирать в кучу несколько причин. Достаточно и одной. Вышел с КП, сел, закурил, а там самолёты туда-сюда снуют, какие-то сигналы летают, тоже туда-сюда, офицеры чего-то пытаются командовать, кодировщики иногда вылезают из своей супер секретной норы – отправь кодограмму/запроси кодограмму… А ты такой сидишь на скамеечке, не торопясь затягиваешься, а вокруг или природная тишина, или чириканье разнообразное – лепота.
А тут ГБшник откуда-то: «Сожги плакат». Ну взял, смял, кинул в бочку с бычками, поджёг. ГБшник урулил куда-то. Я сигарету докурил, вернулся на смену. Догорел ли он весь или что-то осталось, не помню. Сколько не пыжился, так и не вспомнил, потому что изначально не запоминал.
А ГБшник бумагой тычет: «Подпиши акт об уничтожении! А если я в полку хоть кусочек найду – дисбатом не отделаешься». Ох и дался вам этот дисбат. А дембель всё ближе, а путь всё тернистей. Как же это я так умудряюсь приключения находить без видимых усилий, легко и непринуждённо? Или это они меня находят? Тогда что они во мне нашли?
«Товарищ майор, я не буду подписывать акт, потому что письменного приказа о уничтожении таблицы я не получал и не расписывался. А устный приказ я не слышал. Вас в полку видел неоднократно, а если бумага была секретной, то сами бы и сожгли. У меня допуск только читать, а писать, подписывать, исправлять, менять и уничтожать в мои обязанности не входит». Майор немного пошёл пятнами: «Ты знаешь, с кем говоришь?» Конечно знаю, но если сидеть, то лучше за неповиновение – это дисбат, чем за то, чего не доделал по почти дружеской просьбе, потому что за это дадут больше, судя по словам майора. Майор, сменив окраску на бело красную – красное лицо с белыми пятнами, запрыгнул в УАЗик и умчался в полк. А на душе опять «кошки скребут». Вот бы съездить в полк, да пройти «по местам трудовой и боевой славы». Убедиться, что нет в округе кусочков того сверхсекретного плаката.
Уже перед дембелем, некоторые сослуживцы рассказывали, что ещё в карантине, майор проводил задушевные, интимные беседы с каждым новобранцем, на тему обмена информации о чём говорят солдаты на его благосклонное отношение. Пытался убедить, что совсем это не «стукачество», а просто информирование с целью предупреждения и пресечения неблаговидных поступков и мыслей. Почти что патриотизм, в классическом понимании этого слова. Нет, я на него зла не держу, за то, что обошёл меня вниманием – не пригласил, не побеседовал. Потому, что почти всегда, когда предлагают тебе что то, на что-то обменять, то ты или соглашаешься, или твоя жизнь уже не станет прежней. Спасибо, что избавил меня от этого выбора.
На следующий день, прапорщик удивлённо поинтересовался. Чем я так умудрился нагадить майору, потому что майор очень расплывчато, но с точным указанием получателя, грозит всевозможными «карами небесными», разбавляя их вполне земными гадостями. Я рассказал. На мою просьбу побывать в полку прапорщик тут же согласился, и Сергей свозил меня и Никиту «помыться в баню».
Помыться – это официальная версия. В месте предполагаемого уничтожения плаката никаких клочков я не нашёл. Прочесали с Никитой ближайшую округу – результат тот же. Ничего нет, тогда нафига я майору нахамил? Ох, житие мое… Выскользнули из расположения и Сергей доставил нас обратно. Не скажу, что на душе стало сильно спокойней, так, немного отлегло, а мысли о мести майора остались. Эх, вот бы прямо с рыбалки на дембель, не заезжая в полк…
С рыбалки на дембель не удавалось, потому как дембель был ещё далеко. Для меня, после всех моих героических поступков, где-то в районе Нового года и не факт, что с этой стороны и дай бог, чтобы Новый год был ближайшим. Ну если только ещё и на подлёдную рыбалку остаться. Рыба шла всё скуднее, часть была рыбой заполнена под завязку, все знакомые прапорщика тоже, поэтому однажды он оповестил, что пора собираться.
Немного грустно было покидать уже обжитое и такое привычное место. Потом, в течение жизни, я понял, что не бывает встреч без разлук. Чтобы найти что-то новое, нужно уйти от старого. Старое – это как обоз, если он очень большой, то он мешает двигаться вплоть до полной остановки. Загрузили снасти, палатку, лодки. Нашли кирзачи и ремни. Опять – прощай свобода. А в полку командир роты, который ежедневно хотел хвост рыбы и три литра икры и КГБешник, который хочет меня. Как в сказке «точат…, кипят…, меня хотят…»
Вечером мы уже были снова в казарме. Опять подъёмы, отбои и прочие прелести. Никита признался, что лучше бы он каждое утро буржуйку растапливал. Но было уже поздно. Не будет ни палатки, ни буржуйки.
Баня
Опала продолжалась. Из наряда в наряд. Иногда на КП. Разрешали водить смену, назначали всякими дежурными, а к передатчику не допускали. И как-то втянулся я в это. Если был старшим наряда по столовой, то значит можно будет почти всю ночь спать и не вскакивать, если какой-то заполошеный офицер вломится. Хорошо? Однозначно! А если дежурным по роте, значит не надо будет мыть посуду, драить полы в столовой и можно будет, если будет тихо, где ни будь немного вздремнуть. А если помощником дежурного по части, то можно будет сходить в кафе аэропорта за «Подлипкой». Это торт такой. Вкусный.Тридцать лет и три года (с 1986 по 2020) мечтал снова попробовать. Вяло, неактивно, иногда, но хотел. Случилось! Жена нашла советский рецепт, приготовила – он!
Помощнику дежурного по части, позволялось в течение дежурства проникать на волю. Брал не только себе, сколько для смены. Хоть я и ходил на неё редко, всё же была моя смена и другая. Другим тоже брал, если просили. В общем, в любом состоянии есть свои плюсы, и они кажутся более яркими и значительными если их сравнивать с минусами других состояний.
И вдруг Мишка: «Ты печку класть можешь?» Мишка пришёл в нашу смену из настоящей учебки. Из той, в которой, в том числе, учили быть сержантами. Его доучили до сержанта, но перед тем, как их отправили в части, новоиспечённые сержанты отметили это знаменательное событие. Попались не все, кто отмечал. Мишка попался, поэтому к нам в полк его привезли уже рядовым.
Весёлый, активный, вездесущий. У него получалось, почти лучше всех, работать на датчике. Это такая штука, похожая на пишущую машинку. Только она не печатала, а выдавала в эфир морзянку, соответствующую нажатой клавише. Нет, морзянку принимать он тоже умел. Но на датчике получалось лучше.
А ещё он был в полковом оркестре. Колотил колотушкой, обмотанной войлоком, в большой барабан. Колотить у него получалось тоже неплохо. В ноты попадал, если для барабанов их пишут. Что ещё? У него было много талантов. Например, он мог отремонтировать баню. А иначе почему это поручили ему, а не кому-то другому?
«Печку? Конечно могу! У нас на Сахалине печка была». Описанного мною опыта вполне хватило, чтобы я был зачислен в бригаду восстановителей. Ещё с нами был Лепа. Нашего призыва, который служил телефонистом на коммутаторе. У Лёпы каких-либо особых умений не было, кроме того, что он, также, как и Мишка был из Перми. Видимо Мишка ему придумал какое-то умение. Было странно, что за восстановление бани взялась не рота обслуживания, а рота управления. Но это, вероятно, внутриполковые интриги.
Мы не гнались за ротой обслуживания, мы просто считали себя лучше и доблестней. Просто считали. Мы же не мазурики какие-то. Мы кабинетные. Иногда мы показывали, что можем лучше, чем они, просто «не царское это дело». А им приходилось всё время пытаться доказать. Но это неравная гонка, потому что мы – те ради которых этот полк и создан, мы его основа, а рота обслуживания… Они нас обслуживали. И ремонт бани, одно из таких вот знаковых деяний. Лучшие среди лучших, в очередной раз решили подтвердить это.
Баня стояла в отдалении от казарм. Снаружи она казалась сараем, но каркас был достаточно крепким. Внутри она была доведена почти до сарайного состояния. Серые, местами сгнившие доски. Полуразвалившаяся печь, которая дымила не только в кочегарку, но и в парилку, и в помывочное помещение. Это делалось не специально, а являлось результатом длительной, иногда неумеренной, эксплуатации и полным отсутствием профилактических мероприятий.
Иногда в бане мылись офицеры, иногда их жёны. А тут вдруг командир полка решил помыться. А подполковнику негоже мыться в сарае. И наш ротный изъявил желание организовать баню, достойную командира полка. А нашим делом было привести баню в нормальный вид.
Посмотрели, начали разбирать. Поотрывали, повыкидывали гнильё. Подумали и ободрали нафиг всю обшивку. А вечером зашёл ротный: «Через три дня, к вечеру, баня должна быть готова. И не просто готова, а ещё и протоплена». Самым простым было просто протопить её, а вот с ремонтом мы поторопились. Но солдат не должен рассуждать (совсем), он должен выполнять приказы. И вдруг выяснилось, что из всех ресурсов, которые были нам выделены на баню были:
– ножовка – 1 шт.
– топор с пожарного щита – 1 шт.
– молоток 0.7 – 2 шт.
– свобода действий, но если будем пойманы, то командование от нас откажется.
Задание начинало быть нескучным. Судя по нашим офигевшим лицам, командир понял, что мы были немного удивлены, столь стремительно развивающимися событиями. Поэтому увеличил наше снабжение четырьмя, нет, хватит и парочки, новобранцев. А ещё можно было не присутствовать на вечернем и утреннем построении. И на зарядке. И в столовую – по желанию.
Чуть дальше в лесу располагалась наша полковая лесопилка. В прилагательных «наша» и «полковая» для нас ключевым было «наша». Но ведь от полковой лесопилки не убудет, если часть досок будет нами использовано для, опять же, полковой бани. На том и порешили и, одев чёрные бушлаты и накрывшись чёрными капюшонами, мы двинулись в сторону лесопилки. Караулов там не было. Кто в части доски воровать будет? Воровство или хищение – это когда попытаются за территорию вынести.
Мы за территорию не выносили. Аккуратно принесли и спрятали на чердаке. На следующий день Мишка с Лёпой отрывают остатки досок, я разбираю печь, пытаясь запомнить, как она была сложена. И тут лесопильщики – недосчитались какого-то смешного количества досок. То ли двадцать, то ли сорок штук.
– Не брали? А если найдём?
– А нафига они нам? Нам с гражданки привезут, когда нам понадобится. Пока они нам не нужны. Мы всё по приказам делаем. Сказали гнильё убрать и печку разобрать, вот отрываем и разбираем. А что дальше прикажут, то и будем делать. А если вдруг нам не хватит, то можно у вас попросить?
– Ну, подойдёте, посмотрим. Но немного.
– Пока не подвезли, чтобы работу не тормозить, штуки четыре сороковки дадите?
– А в бане можно будет помыться?
– Да влёгкую. Для однополчан не жалко. Сами растопим.
Пронесло. Ну стыдно немного. Сейчас тоже было бы стыдно за дела давно минувших дней, да срок давности миновал. Тем более никакого криминала, простое внутриполковое перемещение. А те четыре сороковки, которые в дополнение к уже заготовленным, они вполне легальные. А если всё свалить в одну кучу, то поди разбери которая из них легальная, а какая криминальная. Баню мы лесопильщикам несколько раз протопили – своё обещание сдержали.
А время то к часу «Ч» приближается. А у нас ни цемента, ни гвоздей. А в посёлке два дома офицерских строят. Это за территорию выходить нужно. На калитке часовой. Опять ночью, двое (я и Лёпа) с носилками, Мишка за старшего.
– Куда? Разрешение есть?
– Тебе что, не сказали? Слышал, что командир полка решил баню отремонтировать? Почему ночью? Потому, что то, что днём завезли, уже всё использовали. Сейчас нужна ещё пара мешков, чтобы закончить. А днём нам опять привезут. Эх успеть бы.
– Давайте, только чтобы без спиртного.
– Какое спиртное. Видишь все в работе
А на стройке кроме цемента ещё и плита печная есть, новая. И дверца печная, тоже новая. А у нас то и дверца косая, поведёная, самоваренная и вместо плиты какой-то кусок железа. Ну не для себя же. Всё для родной части. Дверцу на дно носилок, плиту сверху и на всё это ещё два мешка цемента. И гвоздей по карманам. Хорошие такие гвозди – семидесятки. И стодвадцаток тоже немного. И… Не, пора валить. Дома то офицерские.
Мне показалось, что, когда дошли до бани, у меня руки вытянулись настолько, что косточки кулаков начали чиркать по земле. Сидим такие усталые и какое-то кулацкое удовольствие душу согревает. В хозяйстве почти всё есть – и цемент, и доски, и гвозди, и даже печная фурнитура. В эту ночь спали в бане. Совсем немного. На рассвете Мишка сходил к ротному, и он выделил дополнительную рабсилу в виде двух новобранцев. К обеду, то что не устраивало и нужно было убрать, было разобрано, убрано и вынесено из бани. Доски, кирпичи, мусор всякий. Горючий мусор был сложен в поленницу, целые и не сильно битые кирпичи – в аккуратную стопку, а просто мусор просто вывалили в небольшой овражек.
Баня была готова к преображению. Настолько готова, что вот в таком виде её использовать как баню было совсем нельзя. Всё, мы исключили для себя любые иные варианты восстановления, только всё заново. «Жребий брошен, Рубикон перейдён». Нужно было восстанавливать.
С полами мы управились достаточно быстро и это светлое пятно, окружённое чёрными стенами и потолком вселило в нас надежду, что мы на правильном пути. То, что банные полы не должны быть плотно подогнаны и доски имеют свойство не только ссыхаться, но и набухать, мы поняли позже на практическом опыте.
Следом под восстановление пошли стены. Сходили на лесопилку за парой досок. Дали без проблем. Когда лесопильщики шли на обед, зашли посмотреть и поразились. Четырёх досок (официальная версия) хватило покрыть пол в помоечном помещении и парилке. Ещё и обрезки остались. Никаким правильным, профессиональным и экономным способом это объяснить было нельзя. Только чудом. Лесопильщики что-то подозревали, мы восхищались чудесному случаю и громко гордились нашим, неизвестно откуда взявшемся, профессионализмом.
Дальше нам пришлось разделиться. Мишка и Лёпа стали обшивать стены (чудо продолжилось), я, сидя возле того места, где была и должна быть снова возведена печь, пытался вспомнить, как она была построена. Не вспомнил. Точнее вспоминались какие-то отдельные кусочки, которые никак не хотели складываться в общую картину.
Поняв, что восстановить как было не получится, решил сделать как понимаю. Причём, понимал я не всю картину, а только ту часть, которую делал. Например – в топке должны быть дрова. Чтобы они горели, снизу должна быть тяга. Во-первых, это логично, во-вторых, я это видел в домашней печке. То, что находится под топкой, называется поддувало, туда ещё и зола ссыпается. А тягу (скорость горения дров) регулируют дверцей поддувала. Открыл на всю – воздуха много, пламя ревёт. Закрыл совсем, пламя еле теплится.
Следующее открытие – для топки нужны колосники. На офицерских домах они были, там же была и дверца для поддувала. Всё работа по возведению печки встала. Нужна фурнитура. Днём туда можно было бы сходить, но палево конкретное. И с часовым договариваться, и вдруг офицер какой увидит, да ещё днём строители на стройке копошатся. Печку отложили до ночи. С условием, что как только добудем, то тут же продолжим.
В этот раз на волю выпустили одного Мишку. Мимо калитки, раздвинув проволоку забора. Через какое-то время он вернулся. Три фигуры в чёрном, с опущенными капюшонами, никем не замеченные проскользнули по территории. Дабы обзавестись алиби, я и Мишка сходили на КП, типа курить стрельнуть. Заодно поделились проблемами- всё есть, нужно только делать. Днём и ночью работаем…
Вернулись. И так у нас хорошо печка пошла, что к утру уже была готова. Каменка (то место, где лежат раскалённые камни) получилась небольшой. Камни использовали от старой печки. Но всё работало. Это мы на следующий вечер попробовали, когда печь более-менее высохла.
Добавили ещё немного косметики – где-то подстрогали рубанком, где-то подтесали топором. Кочегарку побелили. Не помню где и у кого взяли известь, но она у нас появилась. Или попросили, или переместили. Прибрали подходы к бане. В общем, навели армейский порядок.
Только закончили, а тут командир роты: «Готово?», «Так точно, товарищ капитан!». Проверил – действительно, мыться можно, но вот здесь бы, и вот это, и там тоже… Пообещали, что всё устраним. А пока растопили, раскочегарили, набрали воды, расставили тазики и ковшики. И всё. А тут и:
– Здравствуйте, солдатики
– Здравия желаем, товарищ подполковник!
– Баня готова?
– Так точно, товарищ подполковник!
Вот так вот в армии почти всегда. В таких вот ситуациях ты или «рубанок», который стремится выслужиться, или можешь на губу попасть. Мы всем составом хамить не стали. Всё сделали по уставу. Баня подполковнику понравилась больше, чем ротному. Может быть потому, что ротный просто посмотрел, а командир полка ещё и помылся?
У нас и так были замечательные вечера, а этот… Тишина, звёзды, работа выполнена, ни в какой очередной ночной налёт не надо. В казарме нас не ждут. Еда у нас есть. Лёпа, несколько дней назад, в лесу нашёл кастрюлю от скороварки. Мишка прошлым вечером сходил к складам и, когда столовая получала продукты, отжал у них немного картошки и банку тушёнки. Я днём, сбегал в ближайший перелесок и набрал грибов.
Мишка провёл ревизию грибов и половину отложил в сторону – несъедобные. Лёпа взялся готовить тушёную картошку с грибами. Мы с Мишкой сходили на КП и отполовинили хлеб. На смену на ночь выдают паёк – сало, чай, хлеб, сахар, рыбные консервы. Хлеб часто оставался. Поэтому, несмотря на то, что хлеба для смены стало меньше, голод им не грозил.
Вообще мы устроились как Соловьи разбойники. Из бани было видно, как лесопильщики уходят на обед, и лесопилка оставалась без надзора. Недалеко располагался свинарник, с ним у нас тоже были налажены добрые отношения. Время отоваривания столовой мы знали, поэтому не всегда, но достаточно часто участвовали в справедливом разделении продуктов. От них не убудет, а мы на обед/ужин отвлекаться не будем. И очень важная тропинка- это подход к бане со стороны казарм и штаба. Она тоже просматривалась метров на 150-200. Поэтому застать нас врасплох было проблематично, за исключением тех случаев, когда мы были действительно заняты или не следили за тропинкой.
Картошка приготовилась, чай заварили, хлеб нарезали, соорудили на улице подобие стола, вкушаем. Потому как заслужили. Ну, это мы так сами для себя решили. И вдруг Мишка: «Лёпа, что-то грибов в картошке много и горчит немножко. Ты несъедобные грибы куда выбросил?» А Лёпа такой: «Я их не выбросил, я их пожарил и в картошку добавил, потому что если бы одни съедобные, то грибов совсем мало было бы». Не знаю, насколько грибы были несъедобными, но ничего с нами не случилось и картошку выбрасывать не стали – доели. И уже за полночь неторопливо и гордо отправились в казарму.
А с утра, вместо зарядки: «Нам в баню надо – работы непочатый край!» И быстрым шагом в баню. А в бане тепло. Особенно в парилке. А если выспаться, то и сделаем больше, чем не выспавшиеся. Поэтому расположились на полках и скамеечках и так хорошо нам стало.
Вдруг голос ротного: «Где эти ё… строители!». Мишка среагировал быстрее всех, вскочил и как-то очень реалистично, подхватив что-то, под рукой у ротного выскочил на улицу. А мы с Лёпой спали в парилке. То, что на лицах, скорее всего, отпечатались доски нас беспокоило мало. Что делать. Упёрлись руками в потолок, типа правим что-то, потолок держим. Загорается свет, заходит ротный, сурово смотрит: «Выходите, атланты …ные»
Вышли, мозги потихонечку включаются, а ротный повторяет вчерашний длинный список улучшений. И всё это сегодня, потому как придёт он с женой, потом (длинный список фамилий и званий). И в конце речи про «Смотрите у меня». А что смотреть то. Сделаем, что успеем. Откровенно не бездельничали даже не из-за того, что могли ротного подвести, а из-за того, что если не баню строить, то на смену ходить или в наряды.
Одно из заданий было – сделать так, чтобы бочки с горячей водой не парили. Их было две, между собой бочки соединялись трубой и от каждой из бочек шла труба в печку. В печке эти трубы, которые от бочек, замыкались. И вот когда вода закипала, то через фанерные крышки бочек валил пар. По моим расчётам, если отвести пар от одного из сообщающихся сосудов, то второй тоже не будет парить. Откуда я это взял? Именно этому меня не учили. Сам решил. Мишка и Лёпа поверили. Они же не знали, чему меня в институте учили и как я там учился.
Сколотили нормальные крышки из досок. В одной из крышек пропилили отверстие и вставили в него трубу. Вот где взяли трубу – не помню. У нас её не было, но как только понадобилась, через какое-то время появилась. Ищущий да обрящет. В потолке тоже пропилили дыру и вывели трубу туда. Раскочегарили печку, вода в бочках закипела, но бочки не запарили. Получилось!
Чего-то ещё сделали, подготовились. Ротный, так же, как и вчера, особой радости не показал, но из бани вышел более довольный чем, когда заходил. Ну и ладно. Набрали воды, ждём следующей партии. По части слух прошёл про баню. Всем сразу захотелось посмотреть/попарится/помыться. А нам чего? Нам лишь бы не на смену. Нет, за больше чем полтора года мы привыкли к смене. Но вот так в бане – значительно лучше. Народ заходит, парится, моется, восхищается. Ну так правильно, на халяву и известь творогом покажется.
И так это продолжалось до тех пор, пока не пришёл… Не помню кто пришёл. Помню, что в звании майор и один из домов, который строили для офицеров, строили для него. И так его поразила наша кочегарка – белая чистая, с не разваленной побеленной печкой, с чугунными дверцами, новой плитой. Новой плитой? А у него как раз со стройки комплект печной пропал, и вся работа встала. Всем уже печки вывели, а у него «конь не валялся». А печной фурнитуры в Охотске 2 (это где полк стоял) нет и в Охотске тоже нет, а четыре комплекта прилетели самолётом аж из Хабаровска.
Прилетело четыре, точно помнят- когда самолёт разгружали, что их было четыре. А когда дело до печей дошло, то комплектов оказалось три. И как-то так по-доброму сложилась наша беседа. Мы не упирались. Да были неправы, но никакой корысти, тем более никаких особых чувств типа мести или просто нагадить, к майору не испытывали. Обязательно вернём, как только все помоются и печь остынет. И он обещал не выступать. И ночью вся, взятая нами во временное пользование, печная фурнитура чудесным образом вернулась на стройку. Процесс возвращения обеспечивали три фигуры в чёрных бушлатах с опущенными на лица капюшонами. Ну и как нас охраняли? Никто даже не заметил как мы туда-сюда метнулись. Да как будто никуда и не уходили. Всё время здесь, в части. А чудеса случаются, если в них искренне верить.
Печка оказалась раскуроченной. Немного, но восстановить, как было до возвращения фурнитуры, было нереально. Поэтому двинули официальную версию о модернизации. Ну, чтобы ещё лучше. Поэтому и разобрали.
Я и Мишка, как опытные печники (Лёпа вообще в этом не шарил, потому как городской) устроили совещание и ревизию того, что могло бы заменить утерю. В результате ревизии и размышлений пришли к выводу, что утеря относится к категории невосполнимых.
В результате мозгового штурма (тогда мы таких выражений не знали, но действовали абсолютно в соответствие с правилами) родилась идея, построить печку совсем без плиты. Ну строились же русские печки без плит. И ничего. Жили как т о люди. Наработанный человечеством опыт в сфере печкостороительства, нам был недоступен, поэтому мы, надеясь на то, что нам повезёт, ринулись нарабатывать свой собственный.
Печку решено было строить бесплитную. С огромным (по-другому не получалось) пространством для камней. А камней то у нас немного. Чем можно заменить? И снова по части помаршировали трое военнослужащих со взглядами, напоминающими прожекторы или фароискатели (это такой маленький, автомобильный прожектор). Что искали? Искали что ни будь, что могло нагреваться и долго хранить тепло.
Случайно увидели в траве «ничейный» кислородный баллон. Баллон переместился к бане. Если его распилить пополам, то сложив две половинки можно получить замечательный теплонакопитель. Распилить ножовкой по металлу не получилось. В нормальном состоянии такая дикая мысль даже в голову не придёт, но что только не сделаешь от отчаянья.
Как такового отчаянья не было, но было желание восстановить печь. Поэтому баллон переместился ещё раз, теперь уже в гараж, поближе к сварочному трансформатору. Прапорщика, ответственного за трансформатор и баллоны, в это время в гараже не было. У него, как-то неожиданно, пропал кислородный баллон, и он прочёсывал часть и окрестности, в поисках баллона. Сначала объездил все места, где он что-то резал, потом те места, куда его могли притащить. Даже в бане везде посмотрел. И в кочегарке, и в парилке, и даже на чердаке побывал. Правильно, откуда в бане баллон? Он же в это время в гараже был! На лесопилке и в свинарнике баллона тоже не было. Потом он начал прочёсывать часть там, где баллона в принципе быть не должно.
В это время, мы договорились с сослуживцем о том, что он разрежет баллон электросваркой. То, что края будут неровными, нас беспокоило мало. Мы привыкли решать проблемы по мере их наступления. И, как следствие, решение нами любой проблемы, сопровождалось появлением новых. Вот такой вот бесконечный круг. Ну и что. Зато не скучно, всегда при деле. Безработица не грозит. Да мы в советские времена и не знали такого понятия.
Попробовал чиркнуть электродом по баллону – не режет. Нужно добавить току. Кислорода в баллоне не было, потому что мы вентиль ещё в бане скрутили, какие-то зачаточные знания о безопасности у нас были. В общем, добровольный помощник покрутил какую-то ручку на трансформаторе, взял держак с электродом, надел на голову маску и щёлкнул выключателем. Трансформатор громко и коротко взревел, чем-то грохнул внутри себя, мне показалось, что даже подпрыгнул и задымил. Ё моё!!! Как хорошо, что мы в этом не участвовали. Закинули баллон в УАЗик буханку и поехали обратно к бане.
