Олег Касимов
Спаситель с нашего двора
14
– Александр! Просыпайтесь. Я только что из верхнего города с вестями. Суд завершился. Приговор огласили. Командир иудейских стражников вернулся со своими людьми обратно в храм. До исполнения приговора Андрея передали караулу во главе с тессерарием.
Я услышал про римских солдат. Это внушало сдержанный оптимизм.
– Слава Богу. Надеюсь, Ваши римляне не подведут. Будем уповать на них.
– Дорогой Александр, в нашей ситуации, уповать нужно только на Бога, только на Бога, – Ланской поднял указательный палец правой руки, немного потряхивая всей кистью.
– Семен Давыдович, нужно срочно готовить телепорт. Как только мы сможем забрать Андрея, телепортируем его домой. Там медики его в два счета на ноги поставят…
– Саша, – Ланской перебил меня. – Саша, дорогой, присядь. То, что я сейчас скажу, нужно понять. Понять и принять…
Андрей никуда не полетит. И в глубине души ты, наверное, это знал.
У меня что-то екнуло внутри, но смысл сказанного был не совсем ясен.
– На нас троих лежит бремя огромной ответственности. Существует вселенский план и на меня, и на тебя, Александр. Андрей принял свой. Шел к нему три года. Он осознанно выбрал этот путь. Понял, что именно для него был рожден и жил все предыдущие годы.
Неужели ты думаешь, что он мог отдать самый важный момент истории, в руки неизвестных корыстных людей? Мог понадеяться на удачу, на то, что маленький фокус с ненастоящей смертью способен заставить людей поверить в истинное чудо. Он доверял только мне и тебе. Это больше чем простая инсценировка. Чудо произойдет, только если пройти этот путь до конца. Я хоть и с тяжелым сердцем, но принял его благородный выбор. Андрей сомневался, примешь ли ты. Поймешь ли, за столь короткий срок пребывания в Палестине. Чтобы ты не смог помешать, он придумал план с хеппи-эндом. То есть с купленными римскими воинами. Александр, никакой договоренности с римлянами нет. И хеппи-энда тоже не будет.
Пришла моя очередь перебивать Ланского:
– Как Вы могли! Это же убийство! Никакая не историческая реконструкция, а убийство! Убийство друга чужими руками!.. Но с Вашего молчаливого согласия!
Я отодвинул старика и выбежал из дома. Профессор, крайне обеспокоенный, выкрикивал вслед мое имя.
15
Я готов был бежать в расположение римской армии и попытаться отбить Андрея голыми руками. Но это, конечно, было настоящим безумием. А если добиться от совета отмены приговора, или хотя бы его отсрочки? Включай логику. Если стража вернулась в храм, то члены совета тоже уже там вместе с первосвященником. Нужно попасть на совет. Я бежал к храму, размышляя, с чего же начать. Тут мысли переключились на другой вариант спасения. Отыскать трусливых учеников, попробовать собрать их вместе. Отвлечь внимание солдат. Понадобится оружие. Время. Очень мало времени. Ладно. Это потом. Это будет вариант номер два. Уже показались ворота храма. Я практически на лету проскочил в главные ворота через одного охранника. Заседания обычно проводили в храмовом зале из тесаного камня. Оттолкнув привратника, я вломился в зал. Совет все еще заседал. Какой-то выступающий старейшина остановился на полуслове, заметив меня в дверях. Все присутствующие в зале повернули головы тоже. Да, мое появление не осталось незамеченным.
– Ты пришел получить обещанную награду? – услышал я голос Ханнаны.
– Не совсем так, мой господин. Я хочу пожертвовать всю сумму храму, только дайте мне возможность говорить. – Общая тишина послужила мне разрешением продолжить. – Я только что узнал, что Иисус из Назарета, человек, которого вы приговорили, не совсем здоров. Нет, он совсем не здоров! Теперь понятно, почему он называл себя мессией и избавителем Израиля. Это психическая болезнь. Он сумасшедший. Нужно посадить его в клетку и возить по городу во время приступов в назидание другим. Пусть горожане видят, кого они приветствовали как учителя и спасителя. Давайте оставим ему жизнь, и пусть все узрят милость совета!
– Кто разрешил ему выступать? – выкрикнул какой-то старейшина.
– Он разве член совета? – вторил другой.
Я попытался снова вернуть инициативу.
– Только послушайте. Ведь после этого все ученики Иисуса станут вашими рьяными последователями, и простые горожане тоже оценят столь широкий жест. Но не станем же мы убивать убогого.
Гул недовольных моей выходкой понемногу нарастал:
– Он хочет спасти своего наставника от казни.
– Предатель решил покаяться!
– Какие ему деньги – распять его рядом!
В дверях появились стражники и только ждали команды.
– Возьми деньги и исчезни.
Ханнана кинул мне мешочек с серебром и жестом приказал начальнику охраны вывести меня из зала. Я вдруг понял, что это конец. Чтобы я ни говорил, решение совета уже не изменить.
–Не нужны мне ваши кровавые деньги. Пустите меня! – два бугая схватили меня за шкирку. Я, теряя равновесие, попытался запустить кошелек обратно в сторону первосвященника. Мою руку уже перехватили, и кошелек, пролетев половину пути, разлетелся серебряными монетами по каменному полу.
Я перебросил одного бугая через бедро, второго вырубил точным ударом в горло. Вот и пригодилась спецподготовка ФСБ. Андрей, я иду к тебе! В коридоре я разбросал еще несколько охранников, уверенно продвигаясь к выходу. И откуда они все повылезали. Нужно бежать в коммуну за помощью. Я уже толкнул огромную входную дверь, но в этот момент непонятно откуда мощнейший удар щитом по голове вырубил меня. Последнее, что я увидел, – открывающиеся ворота и с десяток разъяренных охранников, несшихся со всех сторон.
16
Я открыл глаза. Знакомая обстановка. Моя постель? Слава Богу, я дома! Все закончилось. Весь этот бред со спасением цивилизации и ответственностью планетарного масштаба позади! Я проснулся, я дома! Откуда-то сверху доносились монотонные раскаты грома. Я попробовал повернуть голову и осмотреться. Резкая боль молнией прошлась через правое полушарие, поубавив во мне пыл. Стойте. Красивый маленький резной столик? У меня вроде такого не было.
О, Боже. О Боже, Боже, Боже…
Это не моя квартира. Я все еще в доме Ланского. Я снова услышал раскаты грома. Они стали меняться, принимая все более знакомые очертания. Монотонные, ритмичные – словно ди-джей поворачивает ручку на пульте, преобразовывая частоту звука из ватного гула в качественный Dolby Surround. Раскаты приняли очертание человеческого голоса. Я все еще не мог разобрать слов, но голос точно принадлежал Семену Давыдовичу.
– Александр, Саша, Вы меня слышите? Ну вот и отлично. Оклемался, дружок.
В голосе профессор пропали тревожные нотки.
–Это что же, любезный, – решили в столь ответственный момент оставить меня одного? Нехорошо, батенька. Ой, нехорошо. У нас еще столько дел недоделанных.
Я вспомнил все, что произошло со мной за последнюю неделю.
– Андрей?.. – голос мой прозвучал еле слышно. Я посмотрел в глаза Ланского. Профессор отвел взгляд.
– Да, Саш, да… Он погиб. Он достойно выдержал все испытания. Великий человек… Все прошло именно так, как и должно было быть… Я получил письменное разрешение от Пилата. Мне позволили забрать тело, несмотря на протесты иудейских старейшин. Андрей похоронен чуть северней Голгофы в моем фамильном склепе в цельной скале. Представляешь, какая задача передо мной стояла? – профессор немного оживился. – Для соответствия Евангельскому тексту нужно чтобы на третий день огромный камень, закрывающий вход в склеп, сам отвалился, оголяя пустую могилу. Чтобы там не было никакого тела. Потому что Иисус должен воскреснуть. Как мы поступили? Сначала, конечно, мы рассматривали самый простой и банальный путь: набрать пять-шесть молчаливых помощников, сдвинуть камень и выкрасть тело. Но, позвольте: куда девать римскую стражу? И наши сомнения были не напрасны. Сейчас склеп стережет десяток римских воинов, и еще на всякий случай иудейские старейшины оставили храмный караул. Уж больно они боятся возвращения воскресшего спасителя. Подойти незамеченным просто не представляется возможным. Но мы придумали просто гениальное решение.
Тело при погребении обматывают пеленами. Но вместо обычной смирны и алоэ я использовал другой специальный состав для бальзамирования. Над составом, как и над подобием динамитной шашки, я трудился больше года. Новое суперщелочное вещество за три дня разъедает любое биологическое тело без остатка. Вот так-то. Ну а с огромным булыжником все чуть проще. Всего-то пришлось изобрести динамитную шашку. Когда мы с римлянами закрывали вход склепа огромным булыжником, я успел подложить несколько зарядов в виде камушков. Перед уходом я протянул к одному такому «камушку» бикфордов шнур. Останется только с приличного расстояния подпалить шнур, и adieu. Я не стану забивать тебе голову тротиловым эквивалентом, но, поверь, огромный камень, закрывающий вход в склеп, разнесет в клочья. Стражники услышат гул, то есть взрыв, придут посмотреть, а куски огромного булыжника будут валяться по сторонам. Точно как в Писании: землетрясение, камень отворяет гробницу, могила оказывается пустой.
Чем больше я об этом думаю, тем больше верю в фатум. В особое Божественное провидение. Все уже было предрешено. Даже твой безумный поступок оказался частью библейской истории. Ты помнишь, в Евангелии описано, как Иуда приходит к первосвященникам, просит спасти Иисуса и возвращает деньги за предательство? Мы ведь этого не планировали. Я случайно встретил разъяренных стражников, волочивших тебя. Как умудрился договориться о выкупе, пока они тебя не убили?..
…Что, устал? Извини, я что-то сильно разошелся. Давай, Саша, набирайся сил. Нам еще предстоит доиграть эту сложную партию.
17
Я проснулся, чувствуя себя намного лучше. Видимо, проспал довольно долго. В голове уже не шумело. Немного ныли отбитый бок и перемотанное правое предплечье, но боль была незначительная.
Лучи теплого апрельского солнца заполнили комнату, словно провозглашая: «Вот он, новый день, вселяющий надежду. Он настал. Жизнь прекрасна в любых ее проявлениях, и нет на свете ничего лучше, чем продолжать жить, просто радуясь милым лучикам». На меня нахлынули воспоминания, такие же теплые и светлые, как апрельское солнце.
Я никогда не был лидером. Так повелось с детства. Я часто болел. Мои родители так со мной намаялись, что, видимо, ни на что особенно не рассчитывали: главное, чтобы был здоров. Меня это очень устраивало. Далеко не все дети хотят доминировать, но почти все любят приврать, приукрасить, выискивают возможность выделиться хотя бы в чем-то. А я чувствовал, что мне не надо ничего доказывать. Мне просто было комфортно находиться там, где я есть. И обычно это место было в тени. Я привык зависеть от других людей и не любил сам принимать решения. Не могу сказать, что я при этом был глуп или плохо учился, – так, не лучше и не хуже других. Хотя позже мне таки довелось получить хорошее образование, повлиявшее на выбор моей профессии.
Начиная со средних классов я стал вечным Санчо Пансой. И мне это было по душе. Нет, я не лебезил перед сильными, не поддакивал вечно, ни за кем не таскал за портфелей. Но при этом всегда дружил с самыми интересными ребятами. Как так выходило, не знаю. Возможно, это чистая физика: противоположные заряды притягиваются.
Моя дружба с Андреем стала закономерной. Пять лет, начиная с первого курса, мы провели бок о бок. Он заразил меня тягой к знанию, таская по дополнительным занятиям. Молекулярная физика, термодинамика. Мы интересовались новейшими научными достижениями. Именно его неуемная энергия, ну и провидение, привели нас в ангар Аркадия Владимировича Колосова.
В Палестине я встретил другого Андрея. Он был старше и мудрее. Он уже был не просто моим другом – он в одночасье стал другом для огромного числа своих последователей. И все же что-то осталось в этом человеке от моего питерского товарища. Я до сих пор не мог принять и одобрить его выбор, но именно под лучами апрельского солнца мне открылось понимание всего величия поступка Андрея.
Халим заглянул в комнату, увидел, что я проснулся, и сразу отправился за хозяином. Уже через пару минут ко мне зашел Семен Давыдович.
– Очень рад видеть, Александр, что силы к Вам возвращаются. Я не стал перегружать Вас в последнюю нашу встречу, но думаю, сейчас уже можно вернуться к делам. Итак, мы переходим в заключительную стадию операции. Как обозвал ее ГБ-шный режимно-секретный отдел? «Израиль. Зарождение новой эры», не правда ли? Чудно. Хотел пошутить, но понял: для меня двадцатый век стал настолько далеким и чужим, словно я говорю о Марсе.
А теперь серьезно. Если телепорт продолжит функционировать, разрушится мир, который знаем мы. Любая организация или государство, в чьи руки попадет изобретение, не сможет удержаться от соблазна отправить телепортавтов познакомиться с прошлым. Затем неизбежно возникнет желание его переделать, дабы улучшить, как им представляется, свое будущее. Но самое страшное – никто не спрогнозирует, насколько при этом изменится настоящее. Последствия могут быть ужасны. Мир действительно может рухнуть. Я создал адскую машину, а осознал это только в Палестине. Там, в Москве, я не думал о моральных принципах, был увлечен только чистой наукой.
Практическое применение телепорта, то есть наше перемещение, само по себе стало фактом, повлиявшим на будущее. Мы предстали перед выбором: просто наблюдать за происходящим, зная, что будущее станет совершенно другим, или приложить все силы для воссоздания той истории, которую знаем мы, а значит – и все следующие поколения. Нам удалось воссоздать историю христианства, поставив очень многое на карту, и даже больше. Кто-то отдал все. Даже жизнь. Нельзя, чтобы эта жертва стала напрасной.
Итак. Последний акт нашей пьесы должен стать таким. Ты отправишься домой. Я телепортирую тебя в ту же временную точку и место, откуда тебя отправлял мой помощник Евгений Михайлович. Ты попадешь обратно в ФСБ-шную лабораторию. Со стороны это будет выглядеть следующим образом: запускается обратный отсчет. Пункт назначения – прошлое. Группа ученых столпилась вокруг телепорта. Под воздействием лучей через тебя проходит свечение, оно усиливается, нарастает, достигает пика. Стоп. Завершается короткий, но полный цикл работы прибора. При этом телепортавт номер три, в отличие от предшественника, номера два, никуда не пропадает, а просто остается на месте. Значит, что-то пошло не так. Запуск считается неудачным. Никто из-за фазового бликового свечения не заметит, что телепортавт пропал на долю секунды и появился снова. Эта доля секунды и есть твое возвращение. К тебе бросятся ответственные медики. Станут расспрашивать о самочувствии. Ты будешь ужасно себя чувствовать; ну, это естественно – уже перемещался, в курсе. Тебе нужно только подтвердить: при запуске ты отключился, а очнулся снова в лаборатории. Естественно, никакой Палестины, никакого Ланского, никакого перемещения просто не было. И если даже приборы слежения зафиксируют твое отсутствие на долю секунды, да хоть на пять секунд, – тебе поверят. Дальше нужно сделать так, чтобы телепорт больше никогда не заработал. У тебя будет от двух-трех недель до месяца, пока соберут и обработают всю информацию по твоему «неудачному» пуску. За это время нужно нарушить работу всего одного прибора, и все последующие попытки отправить телепортавтов станут безуспешными. Я подробно объясню и покажу, что нужно делать. Если у тебя не появится возможности сделать это самому, то придется обратиться к Осипову. Он тебе поверит. Я приготовил информацию, известную только мне и ему. Ну и объяснишь мою позицию о разрушительном использовании телепорта. Он же был моим ассистентом. Он поймет.
–Что ж, может и сработать,– констатировал я.
– Должно сработать.
– А как же Вы, профессор?
– Отправлю тебя и уничтожу свой маленький прототип. Мне возвращаться нельзя. Чекисты найдут способ заставить меня возобновить работу. Евгению Михайловичу же бояться нечего. Он только доводил до ума мой готовый прибор, а не создавал его. Он не сможет возобновить работу после диверсии, даже если захочет.
– Семен Давыдович, Вы что же – навсегда останетесь здесь, в Палестине, Иосифом Аримафейским?
– Да. Каждому из нас придется нести свой крест. К тому же меня никто не ждет в двадцать первом веке. Мне там особо делать нечего.
И последнее. Сегодня вечером у тебя появится возможность еще раз увидеться и попрощаться с Андреем.
