Олег Касимов
Спаситель с нашего двора
11
Я второй раз присутствовал при запуске человека. Аппарат Ланского был не столь внушительным, как его старший брат-близнец, находившийся в засекреченном ангаре ФСБ. Профессор заметно нервничал. Теория – теорией, но, по сути, это был опыт телепортации человека прибором, собранным «кустарным способом», сразу, без испытаний. Андрей же оставался невозмутимым и сам, как мог, подбадривал изобретателя.
– Занятная должна получиться поездка. Ну, что, с Богом.
Семен Давыдович в упор посмотрел на улыбающегося Андрея.
– Да, с тобой, стало быть. Эх. Прожил, понимаешь ли, человек несколько лет вдали от Родины, и совсем забыл традиции. Куда же делось простое русское «Поехали»?
– Поехали! – выкрикнул телепортавт, а Ланской отжал небольшую рукоятку. В подвальном помещении, освещенном десятком свечей, вспыхнула какая-то неестественно перламутровая молния, прошла через тело Андрея, и он исчез в ту же секунду. А дальше нам оставалось просто ждать. Если все расчеты профессора оказались верны, то Андрей уже отправлен обратно. Его должно, как и в первый раз, выбросить в пустыню, и к утру он доберется до нас. Я порывался пойти ему навстречу. Семен Давыдович меня отговаривал. Я и сам, в общем-то, понимал, что идея бредовая. Во-первых, это ровным счетом ничего не давало, а во-вторых, можно было просто с ним разойтись в темноте.
Ни о каком сне не было и речи. В ожидании Андрея мы откупорили еще один кувшинчик вина. Мне до сих пор не верилось, что профессор смог один собрать опытный образец. Было лестно просто сидеть и пить с, пожалуй, величайшим ученым всех времен и народов. Я высказал свою мысль вслух. Ланской заскромничал:
– Что Вы, Саша. Какое там. Мне все больше кажется, что это очень страшное изобретение. Может, даже не страшное, а неправильное. Нельзя обманывать Время и Бога. Как бы все это не вышло боком, и не только для нас, непосредственных участников, так сказать.
– Ну, не знаю. Вы снова про фатум, а я никак не могу понять другого. Вы ведь выдающийся, величайший ум современности. Гений! Как они могли Вас не ценить? Где же лавры, где признание? Та Россия, откуда прибыл я, не сильно отличается от Советского Союза – откуда Вы, профессор. К сожалению, это одна большая страна «голых королей». Но наши короли очень далеки от персонажа Ганса Христиана Андерсена. Простак, поверивший, что его нарядили в щегольское одеяние, – скорее, жертва в истории датского сказочника. А наши – наши сами заставляют всех вокруг верить, что облачены в удивительные одежды исключительности, гениальности и таланта. Некоторые люди видят неприкрытые болтающиеся гениталии «королей», но, озираясь по сторонам, боятся себе в этом признаться. Другие просто ведутся на уже сформированное мнение окружающих. Третьи, рассчитывая пристроиться и получить выгоду, стараются угодить и раболепно восхищаются невидимым одеянием достижений и заслуг, так тонко, по фигуре, прикрывающим «срамоту». И воодушевленные «народной любовью» короли продолжают строить удивительные воздушные замки. Таких сейчас полно во всех областях: наука, культура; я уже не говорю о властных структурах. Но самое страшное, что «голые короли» попросту топят действительно достойных и гениальных, таких как Вы. И не только из зависти, или конкуренции. «Короли» видят в вас еще большую угрозу – угрозу разоблачения. Ведь рядом с Вами, с настоящими творцами, могут прозреть даже дети, заметив: «А король то, голый!»
– Александр, не стоит сгущать краски, даже так образно. Вспомните Салтыкова-Щедрина. Ровно то же самое происходило еще в девятнадцатом веке. Такова уж наша русская ментальность. Наше наследие, или самобытность, если хотите. Но живем же. Не все так печально. Основная масса будет и дальше молчать, но есть же соратники и друзья.
«И где же они были, когда один мудак закрыл проект, перечеркнув труд всей Вашей жизни?» – хотел ответить я, но сдержался и не стал портить настроение старику в час его триумфа. А только добавил:
– Давайте выпьем за друзей, таких как Вы и Андрей. За нас. Великих и ужасных телепортавтов.
…Андрей появился в дверном проеме. Он осушил протянутую глиняную чашку с водой. Остатки вылил на голову. От радости я схватил его в охапку и приподнял. Профессор тоже подбежал к нам и обнял обоих, похлопывая Андрея по плечу.
– Никогда, никогда больше добровольно на это не подпишусь! – Андрей выглядел усталым. Я вспомнил себя после первого перемещения. Действительно – добровольно еще раз пережить такое… Тело после перемещения еще долго казалось чужим, собранным по кусочкам. И боли – они стихли только через сутки.
–Как все прошло?
– Мы все молодцы. Теперь я спокоен за будущее. Ученики были безумно рады увидеть меня живым и здоровым. Это дорогого стоит… Мне даже не пришлось ничего выдумывать. Я лишь сказал им, что пришел, чтобы поддержать их в трудный час, укрепить их веру. Дальше они и сами смогут противостоять злу, побеждать его любовью, и даже в самый трудный час я всегда буду рядом. Останусь в их сердцах. И все это правда. Я нисколько им не врал.
Пока Андрей все это говорил, мы с профессором аккуратно уложили его на кушетку и стянули верхнюю одежду.
– Тебе нужно поспать, Андрей. Набраться сил. Только один вопрос: сколько у нас дней, до операции «Распятие»?
– Четыре дня. Через четыре дня нужно меня распять, потому, что через семь дней, я уже воскрес.
– Все. Спи. У нас еще вагон времени. Подождет. Остальное подождет.
12
Мы готовились к самой важной реконструкции в истории человечества. Нужно было рассчитать, как воспроизвести эпохальные моменты нового завета. Последний день в Гефсимании и Тайная Вечеря не требовали усилий извне, Андрей мог прекрасно справиться сам. А вот арест, суд совета первосвященников, Голгофа, распятие и погребение – тут без посторонней помощи было не обойтись. Кто-то должен подтолкнуть, завести механизм, соединяющий воедино сложную цепочку событий, и контролировать все со стороны.
Роли двух великих кукловодов были уже определены. Андрей – Христос, а Ланской – Иосиф Аримафейский. На нашей шахматной доске вакантным оставалось место хоть и мелкой, но очень важной фигуры, без которой ничего не выстраивалось. Фигуры, разыгрывающей партию, знаковой фигуры – Иуды Искариота. Конечно, можно было найти «доброжелателей» в стане Андрея, готовых настучать на учителя, но на это требовалось время, а события могли выйти из-под контроля. Деваться некуда: пришлось мне становиться этим жалким уродом. Семен Давыдович подключил кое-какие связи, и я получил аудиенцию у очень важного человека, которого звали Ханнана. Один из старейших и уважаемых первосвященников, почтенный и, пожалуй, самый влиятельный старец Иерусалима официально отошел от дел, но фактически удерживал всю власть, пользуясь поддержкой своего зятя – первосвященника Каиафы: продолжал распределять должности и распоряжаться казной храма. Ханнана принимал у себя дома. Даже по протекции мне пришлось ждать встречи несколько часов. Я успел выспаться сидя в приемной комнате, пока слуга не растолкал меня: «Вас ожидают».
– За тебя просил один уважаемый человек. Я слушаю.
– Я пришел сказать об опасном мятежнике и смутьяне. Он собрал вокруг себя много последователей, готовых идти за ним и объединиться по первому его требованию в армию. Он не признает власти римлян, глумится над законом Божьим. Провозглашает себя Мессией, помазанником Божьим и избавителем Израиля!
Ханнана нахмурил брови: сказанное его впечатлило, но не сильно. Видимо, слишком много доносов ему приходилось выслушивать. Я продолжил.
– Но это еще не все. Его называют учителем все, даже служители храма. Некоторые фарисеи уже открыто поддерживают его. Он молодой и амбициозный. И кто знает, что будет дальше. И Вы знакомы с этим человеком. Это Иисус из Назарета – тот, кто совсем недавно принародно изгонял торговцев и менял из храма, Вашего храма.
Я знал, что вся храмовая торговля проходила через этого старца и приносила немалый доход. Зародить сомнение, показав, что интересы собеседника под угрозой, было моей главной задачей. Но, видимо, Ханнана и сам уже много думал о опасном сопернике. Тут намечался двойной удар по его политическим и экономическим интересам.
– А тебя это почему волнует? Ты иудей? – играть с таким тертым калачом стоило очень осторожно.
–Я грек, родившийся в Финикии, но разбирающийся в вашем святом писании.
Парадокс. В Новом завете меня запишут единственным среди апостолов выходцем из Иудеи.
– Я один из учеников Иисуса из Назарета.
– Вот как! Тогда почему ты здесь?
– Надоело быть в тени учителя… Думаю, Вас он тоже сильно раздражает. Я простой бедный грек… А хотелось бы быть простым не бедным греком.
Я в упор посмотрел на первосвященника, давая однозначно понять, зачем я здесь. Ханнана удовлетворенно ухмыльнулся. Он был очень рад подвернувшейся возможности, но виду не показывал. Человеческая жадность – этому мотиву старик верил всегда. Для большей правдоподобности я немного поторговался; мы сошлись в цене. Завтра вечером я покажу Иисуса, а первосвященник соберет храмовую стражу и позаботится о поддержке римских солдат. Я не мог советовать Ханнане, что делать, просто напомнил: у Иисуса огромное количество последователей, и моя шкура будет под угрозой. Поэтому брать его нужно тихо и сразу судить. Вряд ли Ханнана хоть на секунду задумался обо мне, но он понимал: действовать нужно действительно быстро и решительно. Я еще не переступил порог его дома, а он уже отправил гонцов к членам судебного Совета, чтобы сообщить о заседании Трибунала завтра вечером.
Дальше, после суда Совета, нужно было реконструировать поход Христа к Пилату и Ироду. Тут в игру вступал Семен Давыдович – точнее, его деньги. Тессерарий – офицер, ответственный за караульных солдат, уже получил хорошее вознаграждение. Поход к Пилату и Ироду был вполне возможным, но не обязательным. Достаточно было продержать Иисуса-Андрея в римских казармах, впоследствии озвучив приговор от прокуратора, то есть от имени Понтия Пилата, и тоже сказать про Ирода. Прикормленный опцион – помощник центуриона, вполне мог все это провернуть, получив нужные бумаги и разрешения. Неплохие деньги были обещаны также простым солдатам. Сам Андрей должен был провести ужин с учениками, потом ждать, пока я сдам его властям, а дальше уповать на Бога.
– Андрей, а ты веришь в Бога? – спросил я его как-то.
– Ты знаешь, именно здесь, в Палестине, я почувствовал Божественное присутствие. Как это объяснить… Несмотря на то, что мы участвуем в самой большой мистификации в истории человечества, подделываем основные постулаты веры, я уверен: это угодно Богу. Слабым людям для веры нужны доказательства, и это то, чем занимаемся мы сейчас. Создаем доказательства. Восстанавливаем историю для них. Три года я скитался по Палестине, и в один момент понял: кто-то должен говорить озлобленным, порою диким людям о любви, которая долготерпит, милосердствует, не ищет своего… Это, я уверен, богоугодное дело.
Уже на следующий день мы отправились в гефсиманский лагерь – место, где Андрея ждали ученики. Он представил меня своему окружению – естественно, как Иуду Искариота. Целый день я провел в Гефсимании. Меня тепло приняли, ведь привел меня сам Учитель. Андрей сразу оказался в центре внимания. Много разговаривал с людьми, назидал, учил. Мне довелось самому увидеть, как Андрей вкладывает в своих учеников постулаты нового завета. Евангелия, которого еще нет. Я же, старался ни с кем особо не общаться и наблюдать за всем на расстоянии. Эта разношерстная коммуна действительно поразила меня. Люди готовы были слепо следовать за ним, внимая каждому сказанному им слову. Они вместе молились, общались, принимали пищу.
Ближе к вечеру Андрей повел всех по склону Масличной горы, и вскоре мы поднялись на большую плоскую скалу, с которой как на ладони был виден весь Иерусалим. «Отец мой Небесный, пробил час!» – прокричал он, словно подавая сигнал к началу действий.
Мне особенно трудно вспоминать последнюю трапезу. Только маленькая группа самых преданных учеников собралась в Сионской горнице для тайного ужина по случаю празднования Пасхи. Андрей начал омывать ноги совершенно смутившимся ученикам. Я не помню, что конкретно он говорил, да не так это и важно. Перед моими глазами предстал совсем другой человек. Спокойный, уверенный, переполненный внутренней силой и очень светлый. Его харизма распространялась, заполняя все пространство вокруг. Я находился под абсолютным воздействием его фантастического обаяния. Наверное, так и должен был выглядеть Сын Человеческий…
– Что решил делать, делай скорее, – его кодовая фраза, обращенная ко мне, была сигналом к действию.
В другое время, меня бы позабавил двойной смысл сказанного. Первый – Андрей говорит своему другу Александру, то есть мне, о переходе к следующей фазе операции, а второй – Иисус Христос адресует Иуде фразу, предсказавшую предательство и вошедшую впоследствии в Евангелие. В обоих случаях и без всякого подтекста то, что я решил делать, нужно было делать скорей.
Я покинул горницу и отправился к дому Ханнаны.
13
Мы стояли с начальником храмовой стражи у входа в Гефсиманский сад и обговаривали последние детали. Только что к храмовой страже и саддукеям, ожидавшим нас неподалёку, присоединились римские воины. Теперь группировка насчитывала около шестидесяти вооруженных человек. Изначально первосвященник хотел справиться силами только своих людей, и мне пришлось убеждать его: многочисленные сторонники Иисуса могут оказать серьезное сопротивление. Поколебавшись, Ханнана попросил содействия у Понтия Пилата. Я ждал именно этого. Только присутствие римских офицеров, точнее звеневшие в их карманах деньги Иосифа Аримафейского, вселяли надежду на успешное завершение операции.
Я шел впереди. Шагах в двадцати за мной следовала огромная процессия вооруженных людей с факелами. Я особо не беспокоился: Андрей отправил большую часть своей коммуны в лагерь, чтобы у учеников не возникло желания встать на его защиту. Я увидел Андрея, направился прямо к нему. Апостолы находились не далеко. Все должно было выглядеть, как встреча отлучившегося ученика с учителем. Я подошел, обнял и поцеловал его. Потом новозаветные хроники назовут это предательским поцелуем Иуды. На самом деле в тот момент, мне просто хотелось стиснуть своего друга, обнять так, как делают у нас на родине, и верить. Верить, что все будет хорошо.
Моя миссия была выполнена. Стоило мне отойти, как стражники подбежали к Андрею, схватили и начали связывать. Несколько учеников наблюдали за происходящим в полной растерянности. Кто-то хотел ввязаться в драку, но не торопясь подошли римские солдаты и своим грозным видом охладили пыл и желание вступать в неравную борьбу. Стражники взяли Андрея в кольцо и повели к дому первосвященника. Какое-то время я брел, замыкая факельную процессию.
Нужно было срочно укрыться в доме Ланского до конца операции. Скоро весть об аресте учителя и информация о том, кто его предал, облетит весь город и мне небезопасно станет находиться на улицах Иерусалима. Но я не торопился. Я медленно брел по уже знакомым местам и никак не мог справиться со звенящим чувством, стыда. Я должен был это сделать, но что я сотворил?
Семен Давыдович открыл дверь сам. Он ждал меня. Я обнял его так же, как совсем недавно обнимал Андрея. Вот уж чего не ожидал: ком подкатил к горлу и несколько капель выкатились из глаз. Ланской понимающе похлопал меня по спине.
– Ну все, все, – совсем по-отечески сказал профессор, и мне даже стало неудобно за проявление излишней эмоциональности.
Дальнейший разговор как-то не клеился или, скорее, просто не требовался. Ланской посмотрел на меня и понял, что Андрея уже арестовали. Я, в свою очередь, хотел спросить профессора о римских офицерах. Все ли он сделал для того, чтобы они спасли моего друга? Но понял, насколько абсурдным станет этот вопрос. Конечно, Семен Давыдович сделал все от него зависящее, и даже больше.
Нам предстояло несколько мучительных часов ожидания. Ланской проводил меня в гостевую спальню, комнату, закрепленную за мной с момента прибытия в Иерусалим.
– Нам всем сейчас нужны силы. Поспите, если сможете. Завтрашний день будет длиннее сегодняшней ночи, – сказал профессор и оставил меня одного.
Примерно через четверть часа в дверь постучали.
– Господин, откройте, хозяин велел передать Вам.
На пороге стоял Халим с большим серебряным подносом. Он принес вино и закуски.
– Я уже в курсе, что арестовали Вашего друга, молодого учителя. Господи, святой человек! Все слуги только об этом и говорят.
Халим стал шумно расставлять яства на маленьком столике возле кровати. Вид у него был крайне взволнованный.
– Да. Это все прихвостни римлян. Боятся за свою шкуру. От этих чего угодно можно ожидать. Как бы завтра не казнили. Ой. Простите мне мою бестактность, господин.
Он слегка осекся, но через минуту продолжил:
– Говорят, его предала какая-то скотина из своих…
Меня словно полоснули бритвой. Слуга, конечно, не знал, что эта «скотина» находится прямо перед ним. Услышать это в первый раз было довольно тяжело.
– Вы поешьте, поешьте. А то совсем лица на Вас нет.
Халим наконец-то вышел из моей комнаты. Я не притронулся к еде. Битый час я лежал и разглядывал потолок. Думал только об Андрее. Как он выдержит этот ужасный день. Надежными ли окажутся римские офицеры – уповать оставалось только на них. Распятие действительно станет самым страшным испытанием для Андрея. Аккуратно ли его подвесят. Удобно ли подстрахуют веревками, как обещал Семен Давыдович. Запястья попадают в зону особого риска. Ну, ничего: если даже сухожилие заденут, главное, чтобы внутренние органы не пострадали. Буду срочно просить Ланского подготовить телепорт на завтра. Как только заберем Андрея, нужно сразу его отправлять назад в будущее. Там медицина посерьезней местной будет. Его там на ноги быстро поставят.
Мысль о том, что мы все скоро вернемся домой, понемногу успокаивала, расслабляла, и убаюкала меня вконец. Я не заметил, как уснул.
