Оксана Кириллова
Куклы во время шторма
– Я в ударе сегодня. – Стас обнял меня сзади за талию.
– Ты мне мешаешь, – сказала я. – К тому же ты сейчас обожжешься – стайлер горячий.
– Да ла-адно… ай!
– Ну вот, я предупреждала.
– Когда ты уже соберешься, а? Без двух минут шесть, между прочим.
– Все, все, я почти готова. Не нервничай – вряд ли мои родители станут относиться к тебе хуже, если мы опоздаем на три минуты. А если ты еще скупишь для мамы целый розарий или на ее глазах подаришь мне ключи от «Ламборджини», все пройдет совсем гладко.
– Кстати, я подумываю о машине. Не об иномарке, конечно… ты бы какую хотела?
– Что? – Я обернулась.
– Нет, ничего. Так и знал, что ты в этом не понимаешь… Ну скажи хотя бы, какого цвета.
– Стоп, при чем здесь я?
– Да я просто спросил. – У Стаса был слегка смущенный вид.
– Погоди, у тебя есть какие-то свои планы, связанные со мной, в которые ты при этом меня не посвящаешь.
– Эй, я пошутил.
– Точно?
– Да точно. Не получится пока с машиной. Надо еще поднакопить… Ну что ты так смотришь? Идем уже.
Если кого-то и можно было обвинить в официальности, неуместной в отношениях родителей и детей, так это мою маму. Она снова надела свое праздничное платье, но на сей раз еще и испекла пирог.
– Слушай, не стоило так стараться, – шепнула я, садясь за стол рядом с ней.
– Это всего лишь шарлотка, – застенчиво отозвалась она, и я ощутила легкое угрызение совести за то, что вынудила маму оправдываться.
– Интересно, почему никто больше не идет ужинать? – Я ощутила потребность что-то сказать.
– Отец показывает твоему парню свою коллекцию пепельниц.
Пепельницы были папиной страстью с ранней юности.
– О, как это мило, – пробормотала я. – Тебе очень идет это платье, мама.
– Тебе твое тоже. Оно новое?
– Да, купила пару дней назад.
– Очень симпатичное. Может, наденешь его на Новый год? Кстати…
Она не успела договорить – на пороге кухни появились папа и Стас.
– Очень богатая коллекция, – проговорил последний с искренним восхищением.
– Собираю с пятнадцати лет, – с удовольствием ответил папа. – Девочки, мы тут обсудили кое-что в нашей… хм… маленькой мужской компании. Это насчет Нового года.
– Я как раз собиралась сказать Иде… – начала мама.
– Но скажу все-таки я, – бодро перебил ее папа, и я с ужасом поняла, что произойдет в следующую минуту.
Меня пытаются связать по рукам и ногам. Притянуть за уши к шаблону «счастливые отношения». И это только начало. Скоро родители начнут прикидывать, какого цвета будут глаза у наших со Стасом детишек.
– Мы просим вас обоих явиться к нам тридцать первого декабря в двадцать один ноль ноль для торжественного провожания старого года и последующей встречи нового, – серьезно произнес папа и тут же засмеялся. – Ида, Стас уже дал согласие.
Кто бы сомневался. Ну что ж, мой ход.
– Ох… это так приятно и так… неожиданно. Дело в том, что мы решили отметить праздник нашей университетской группой. Понимаете, пятый курс, наш последний год вместе… это будет символично, – нарочито виноватым голосом проблеяла я. – Мне безумно жаль, я просто еще не успела никого предупредить.
Я кожей ощущала полный скепсиса взгляд Стаса, но поворачиваться к нему не стала.
– М-м… ну ладно, вы можете прийти первого января, – нашелся папа.
– Мы подумаем, – быстро сказала я. – Большое спасибо.
На несколько секунд повисло молчание, которое нарушил Стас:
– Очень вкусный пирог. Давно такого не ел.
Чертов подлиза.
– Очень рада. – Мама расцвела так, будто ей признались в любви, и снова принялась оправдываться:
– Я хотела приготовить торт, но в доме было все для шарлотки, и я подумала…
– Торт? Мам, зачем, ведь нет никакого повода, – улыбнулась я.
– Как же нет – вы пришли, вот и повод.
Опять это «вы». Мне захотелось крикнуть, что Стас тут совершенно ни при чем. Он вообще не имеет ко мне никакого отношения, просто наши пути случайно пересеклись.
Внезапно я осознала, что симпатия родителей к нему раздражает меня больше, чем что-либо в последнее время. И вообще, мне безумно хочется сбежать.
Как только я мысленно произнесла слово «бежать», у меня появилось ощущение, будто я сижу на раскаленных углях. Сама не зная зачем, я вскочила. Все взгляды, разумеется, тотчас обратились на меня.
– Я соврала, – сообщила я. – Мы с одногруппниками не собираемся встречать вместе Новый год. Между прочим, я никому из вас этого не говорила, но группа у меня чудовищно недружная. Мы были сплоченными, может, только в первые пару недель. Потом все разбились на группки. А у меня там друзей нет, только так, приятели. И сейчас, когда на учебу приходится ходить редко, я с ними вообще почти не общаюсь. – Поскольку все выжидающе и напряженно смотрели на меня – даже у папы с лица сползла улыбка, – я продолжала выступление. – Я соврала, потому что не хотела говорить вам, мама, папа… что мы со Стасом расстаемся.
Глава 13
– Ида… – Не знаю, что собирался сказать Стас – возможно, он и сам этого не знал. Его взгляд стал каким-то растерянным.
– Да, я понимаю, – повернувшись к нему, произнесла я, решив прибавить тону немного горечи, – ты надеешься, что все еще уладится, потому и ухватился, как за соломинку, за предложение папы. Потому посылал мне с курьером мои любимые конфеты.
Я уже хотела добавить, что потому он пришел тогда знакомиться с моими родителями – это было давно, но пусть они думают, что между нами не просто легкая ссора, наши отношения уже долго висят на волоске. Но Стас перебил меня – он наконец сформулировал свою мысль:
– Ида, зачем портить вечер? Не стоило вообще об этом говорить. Твои родители – приятнейшие люди. Мама приготовила вкусный пирог, папа показал мне чудесную коллекцию… они были так любезны, что пригласили нас на праздник… все было так хорошо…
Ага, пытается сохранить их расположение. Дешевый трюк. Еще бы слезу пустил.
– Они должны были знать, – возразила я. – А что касается Нового года – теперь, когда… все прояснилось, я могу спокойно прийти к вам одна, да, мам, пап?
– Конечно, – немного испуганно сказала мама.
– Очень жаль, – протянул папа. – Очень жаль – мне кажется, вы хорошая пара. Временные разногласия – они бывают у всех, так что, может, не стоило спешить…
– Все решено, пап. Мы, пожалуй, останемся друзьями.
– Ладно. Не буду лезть не в свое дело. Давайте просто продолжим ужин. Пирог в самом деле прекрасен.
– Никто не смотрел долгосрочный прогноз погоды? Очень хочется узнать, будет ли снег в новогоднюю ночь. – Голос мамы прозвучал на пару тонов выше, чем обычно.
– Наверняка нет. По закону подлости именно перед Новым годом на улице становится слякотно и мерзко. – Только папа поддержал ее попытку разрядить атмосферу. После его реплики снова воцарилась тишина.
Стас молчал угрюмо и обиженно, я – торжествующе. Однако постепенно торжество сменилось усталостью и даже легкой брезгливостью.
Я сама повернула так, что все начали обсуждать мою личную жизнь – надо же было как-то прекратить весь этот спектакль. Да, наверное, оно того стоило… но пока от этого было не менее противно.
– Ладно. Я пойду, – произнес Стас, вставая из-за стола. – Похоже, я здесь лишний.
«Я тоже», – с усмешкой подумала я. Много я бы отдала за то, чтобы оказаться где-то еще.
– Зачем же? – возразил папа. – Ида утверждает, что вы остались друзьями. Ты находишься здесь в качестве друга нашей дочери. Нам приятно видеть тебя в гостях… и в этой роли тоже. Какая в принципе разница. Раз вы уже пришли вдвоем…
– Я вчера перечитывала Айрис Мердок, – произнесла я первое, что пришло в голову. – По-моему, «Под сетью» – неплохая книга, довольно увлекательная. А вот «Дикая роза» неспешная и потому тоскливая. Кстати, в моем детстве вроде шел сериал, который тоже назывался «Дикая роза», никто не помнит?
– Да, было дело, – отозвалась мама. – Но мы почти не смотрели.
– Бросили после пары-тройки серий, – добавил папа.
Стас дожевал второй (если не третий) кусок пирога и вдруг заявил:
– Она все преувеличивает.
– О чем ты? – переспросил папа.
– Об Иде, конечно. Мы не расстались. Просто сейчас все довольно сложно… Дело в том, что она никак не может мне простить одну вещь. – Он повернулся ко мне. – Может, это повредит моей репутации, но я вам скажу. До того как я встретил Иду, я был увлечен другой девушкой. Вернее, я был сильно влюблен в нее, причем много лет.
– Так бывает, – вставила мама.
– В начале наших с Идой отношений… то есть довольно долго… иногда мне казалось, что… что, в общем…
– Что ты все еще любишь ту девушку, – зачем-то подсказала я. – И не только казалось.
– Ты по-прежнему с ней встречался, – осенило папу.
– К сожалению. Ида об этом знала. Я все время пытался ее забыть – не Иду, конечно, а ту… но как-то все не получалось… А сейчас это позади. Я многое для себя понял. Каждый может ошибаться, разве нет? Главное – вовремя осознать…
– Боюсь, что никакое осознание тебе не поможет, – сообщила я с почти неподдельным сожалением. – Я не воспринимаю наши отношения всерьез, и вряд ли это изменится.
– Зато я воспринимаю. Мне кажется, я вл… я л…
Не может быть. У меня по коже пробежал озноб. Только не это. Похоже, он серьезно.
– Тебе опять кажется? – вмешался папа.
Не знаю, как бы я вела себя на месте родителей, но думаю, я не стала бы ворошить все это. Скорее под каким-нибудь предлогом оставила бы нас одних. Но, похоже, они чувствовали себя полноправными участниками этого спектакля и даже не думали удаляться со сцены.
Мама с беспокойством смотрела то на меня, то на Стаса.
– Мне не кажется. – Стас взял чашку, но, передумав пить чай, поставил ее обратно на блюдце. – Я… мне не кажется.
– Ты не обязан сейчас все это объяснять, – с нажимом проговорила я.
– Нет. Я хотел бы. Я… по-моему, я… думаю, можно…
– Хороший комментарий, а теперь предлагаю сменить тему.
– …начать все сначала. – Стас отважно поднял взгляд на меня. – Мне неловко… я какой-то… сам не свой… мне как-то даже… жарко. Ида, я все время думаю о… я когда слышу тебя, когда вижу тебя, у меня все… переворачивается… и я не хочу, не могу ни о чем думать, но все равно… в голове все так путается… все так сложно. Понимаешь?
– Как трогательно, – прошептала мама, тем самым, кажется, вдохновив Стаса на еще более бессвязное продолжение:
– Знаю, ты не… тебе это не особенно… поэтому я… не хочу, чтобы ты… просто я начинаю видеть тебя…
– Замечать, – подсказала я хладнокровно.
– Замечать, – покорно повторил он, – и все, что я вижу, я… меня очень…
– Какая глупость, Стас, – не выдержала я. – Все, что ты можешь видеть, это мое неизменное равнодушие к тебе и ко всему, что ты делаешь. Только на этом все и держится. Иначе я давно сошла бы с ума. Ты меня не знаешь – даже я тебя знаю лучше, потому что ты хотя бы был со мной откровенным.
Он униженно закивал, будто раб, которого хозяин приказывает высечь розгами за серьезный проступок.
– Да, твое равнодушие, твоя холодность, даже твой эгоизм… и твоя жизненная философия… все это манит меня как магнит. Может, я мазохист?
– Ты точно мазохист. Это я поняла давно. И сейчас тебе позарез нужно нырнуть из одной одержимости в другую – только тогда ты будешь чувствовать себя в своей тарелке. А настоящая одержимость возможна лишь тогда, когда ее объект постоянно тебя отталкивает. Именно поэтому тебя тянет ко мне. И мне тебя жаль. Но я в этом участвовать не хочу.
Внезапно я заметила, что родителей уже нет на кухне. Когда они успели уйти?
– Ты не понимаешь. Я перед тобой весь распахнулся, а ты не видишь, – в отчаянии продолжал он. – Не слышишь меня… не веришь… ну хочешь, я на колени встану?
– Душераздирающая была бы сцена, но главные свидетели покинули спектакль, – сообщила я.
– Думаешь, все это ради них? Нет.
– С утра ты говорил, что я права и не стоит сейчас пытаться расставить точки над «i»…
– Ну да, я соврал, чтобы ты расслабилась. Знаю, выяснения отношений тебя напрягают.
– Тогда зачем ты все это сейчас затеял?
– Вообще-то, затеяла ты.
– Я придумала, как выкрутиться из нежелательной ситуации, а ты внезапно вплел сюда свои чувства, про Аллу вдруг рассказал – превратил все в какую-то… сентиментальщину.
– Прости. Я не собирался. Даже не знаю… я даже не знаю. – Стас беспомощно развел руками.
– Я смотрю, когда доходит до чувств, ты становишься дико косноязычным. А о чувствах к Алле ты мог рассуждать долго и цветисто. Странно, да? – заметила я.
– Говоря ей о любви, я тоже мялся и блеял, – внезапно рассмеялся он. – Может, дело в том, что сейчас я признаюсь тебе лично… смешно получается, правда? Ты прости. Я сам обескуражен всем этим, но в последнее время меня не оставляет ощущение, что я попал в водоворот и меня засасывает все глубже.
– Выбирайся, пока не поздно, – посоветовала я.
– Поздно, мне кажется, – сокрушенно отозвался он. – Я… это… это кошмарно. Это… вообще не знаю, как…
Его сбивчивые речи сковывали меня. Мне казалось, будто мне не оставляют выбора: только принять эти слова, эти чувства, как же иначе? Безысходность. Я решила, что, как ни прискорбно, пора подводить черту.
– Ужасно обидно, что все так обернулось. Мы могли бы общаться и дальше, но раз так, нам лучше перестать видеться. Если только ты не совладаешь с собой.
– Прости… – покачал головой Стас. – Буду честен: боюсь, я сейчас на это не способен.
– Хорошо. Тогда… сам понимаешь.
– Хочешь, чтобы я ушел… прямо сегодня? Сейчас?
– Тянуть смысла нет, – неумолимо отозвалась я.
– О-ох, – произнес он таким тоном, будто его мучила зубная боль. – Ладно… ладно. Извинись за меня перед родителями. Или лучше я сам…
В какой-то момент я даже не поверила, что он действительно встанет и уйдет, но он и правда это сделал. Из коридора послышались голоса родителей, потом хлопнула дверь.
– Он тебя очень любит, – вернувшись на кухню, сообщила мама тоскливо.
– Но это твое дело, – вставил папа, заходя следом. – Давайте доедим пирог.
Часть 2. Теплый источник
Глава 1
На следующей неделе я справилась с зачетами и занялась новогодними подарками. Маме купила красивый кулон, папе – теплый свитер. Пришлось еще подыскать подарок Жанне, потому что она сказала, что зайдет ко мне в первых числах января. Посмеиваясь, я выбрала для нее симпатичный маникюрный набор – пусть хотя бы задумается, для чего он нужен.
Новогоднюю ночь я провела с родителями. Было довольно уютно: телевизор, диван, шампанское и легкая беседа. Никаких острых тем мы не касались: мама лишь спросила, поздравил ли меня Стас, а выяснив, что он этого не сделал, не стала больше об этом говорить.
Первого числа я обнаружила в почтовом ящике открытку. Ручной работы. Неподписанную. Ни минуты не сомневаясь, от кого она, я решила, что вежливость требует поблагодарить отправителя. Хотя меня слегка раздражала эта неуместная романтика: анонимная открытка (претензия на загадочность), оригинальный способ связи (хорошо еще, почта не голубиная)…
И почему люди вечно пытаются оправдать все чувствами? Мол, да, я был дураком, я втаптывал тебя в грязь, но теперь-то я люблю тебя, и перед сиянием моей великой любви должны померкнуть все прежние обиды. Возможно, в голове Стаса что-то и изменилось, но почему он думает, что я стану сладко вздыхать над его таинственными посланиями – после четырех лет вполне комфортных, но совершенно не романтичных отношений?
Я написала SMS «спасибо за открытку». Прошло полчаса, прежде чем пришел ответ – довольно неожиданный: «Я ничего тебе не присылал».
Сначала я восприняла это как продолжение игры в анонимность и была раздосадована: уже перебор. Но если бы Стас чего-то от меня хотел, то стремился бы хоть как-то поддержать разговор, а этого не происходило. Прошел уже час, когда я нехотя допустила, что это и правда не он. Но кто тогда? Может, почтальон ошибся ящиком?
Мне представилось, что у какой-то из живущих в моем доме девушек, а скорее даже замужних женщин, есть тайный далекий возлюбленный и они завели традицию обмениваться неподписанными открытками на Новый год… А в этом году она не получила открытку и сейчас рыдает о потерянной любви, вытирая покрасневшие глаза тайком от мужа и детей…
«Извини за беспокойство. Думала, это от тебя, – набрала я и милостиво добавила: – С наступившим». Стас коротко ответил: «И тебя».
К вечеру, успев забыть об открытке, я убирала на кухне под музыку радио. Она звучала вроде бы не очень громко, но я не сразу различила звонок в дверь – то есть звук я вроде бы услышала, но не распознала как звонок. Видимо, потому что он был короткий и какой-то робкий – я-то привыкла к настойчивому условному знаку Стаса. Лишь когда он раздался снова, я пошла открывать, размышляя, кто бы это мог быть: родители ушли в гости, а Жанна должна была прийти только на следующий день.
На пороге стоял незнакомый молодой человек. В первую секунду у меня было дежавю – я уже приготовилась к тому, что он спросит, здесь ли живет Ида Климова, а потом улыбнется и вручит мне блестящий пакет. В этом случае я совсем разочаровалась бы в фантазии Стаса: повторять один и тот же трюк несколько раз – фи.
Но этот парень оказался не курьером.
– Привет. Я живу на седьмом этаже, – сообщил он, ласково глядя на меня.
Да, кажется, я где-то его уже видела. Возможно, в лифте. Но что ему нужно? Я живу на четвертом – следовательно, заливать его я никаким образом не могу. И моя музыка, совершенно не громкая, вряд ли его потревожила. Может, зашел за солью или еще за чем-то? Тогда почему именно ко мне? Мы ведь даже не разговаривали ни разу.
– Привет, – отозвалась я после короткой паузы, так и не придумав ни одной причины для его визита. – Чем могу помочь?
– Просто хотел поздравить с праздником. Кстати, я Гена.
Надо же, а не такой уж и крокодил. Я чуть не сказала это вслух.
– Я Ида. Очень приятно.
Он продолжал топтаться на пороге, и я поняла, что он ожидает приглашения. Ну… почему бы и нет.
– Заходите, выпьем чаю, – предложила я, и он с готовностью ответил:
– С удовольствием.
Мы зашли на кухню. Я все еще недоумевала, почему вдруг этому парню пришло в голову меня поздравить.
– Не знала, что вы придете, – заметила я, убирая с видного места веник и совок.
– Да я… просто… хотел спросить, получили ли вы мою открытку.
Вот это сюрприз.
– Вашу… твою открытку? – переспросила я, перейдя на «ты» (кто-то же должен был это сделать – в конце концов, на вид разница между нами была максимум в пару лет).
– Значит, еще не получили… не получила. Я хотел зайти уже после того, как вы… ты… ну, чтобы это не было такой уж неожиданностью.
Тут он прогадал – ничего ожидаемого в его визите для меня не было.
– Я плохо выразился. Имел в виду, чтобы была какая-то… ну… предыстория, – поправился Гена и почему-то с надеждой воззрился на меня.
– Я получила открытку, но не могла представить себе, что она от тебя. Я ведь даже не знала твоего имени.
Я хотела добавить, что и видела-то его, наверное, один или два раза – теперь вроде бы припоминала, – но потом усомнилась: мало ли, вдруг мы каждый день сталкиваемся в подъезде, а я его не замечаю. У меня частенько бывает такое: задумываюсь о своем и ничего вокруг не вижу.
– Я тоже твоего не знал. Но давно хотел познакомиться. Уже около полугода. С тех пор как переехал сюда.
– О господи! Полгода, – пробормотала я, ставя перед Геной чашку и блюдце.
У меня промелькнула мысль, что он, возможно, не возражал бы против четырех бутербродов, но, увы, получит только печенья. Обойдется.
– Все не решался, – продолжал Гена, смущенно улыбаясь. – Но ведь праздник – хороший повод… Я подумал… может, нам сходить куда-нибудь? На каток, например?
Ого, как он гонит лошадей. Сейчас еще спросит, согласна я выйти за него в феврале или все-таки придется дожидаться марта. Видно, решил сразу наверстать упущенное.
– Я лет пять не была на катке, – произнесла я задумчиво. – Но идея неплохая, почему бы и нет.
– Можно просто прогуляться, – просияв, добавил он. – Ну, завтра-послезавтра, если ты свободна.
– Завтра ко мне придет подруга, а послезавтра – что ж, можно. Если погода будет нормальная.
Папины прогнозы не оправдались: Новый год «обрадовал» нас совершенно не слякотью, а нечеловеческим холодом. Тридцать первого декабря стукнуло минус тридцать. Первого числа, правда, температура поднялась до двадцати двух. Но, очевидно, внезапно свалившегося на меня поклонника такие мелочи не смущали.
– Хорошая песня, – заметил Гена, и я вспомнила, что так и не выключила радио и уже воспринимаю его как фон.
– Это Roxette, – информировала я, сосредоточившись на музыке. – Неплохая группа.
– Поразительно! Я много раз ее слышал.
Не знаю, что поразительного он в этом нашел.
Отпив глоток чая, Гена добавил:
– Даже увлекался ею немного лет пять назад, когда еще в школе учился.
Упс. Если пять лет назад он еще учился в школе, сколько же ему?! Может, он, конечно, на пятом курсе, как и я…
– Мне двадцать один, – будто прочитав мои мысли, уточнил он. – Ты думала, меньше?
– Сначала подумала, больше. Мне двадцать два.
– Ну, год разницы – совсем не много. Или тебя это тревожит? – Гена встрепенулся.
Господи, какой чувствительный. Да и что может меня тревожить? В самом деле, я же не собираюсь за него замуж. Мы впервые разговариваем и пьем чай, а я уже должна беспокоиться из-за его возраста.
– Это ерунда. Все нормально, – пожала плечами я.
– Хорошо… очень хорошо. – Гена снова расцвел, его большие голубые глаза загорелись. – Слушай, давно хотел тебя спросить: что ты читаешь?
С ума сойти. Сколько еще вопросов он заготовил для меня за эти полгода?
– Я много чего читаю, – ответила я. – Детективы люблю, но не только их.
– Хочешь, принесу последнюю книгу Акунина? Ну, ту, что вышла месяц назад?
Здесь он попал в точку – как раз эту книгу я все хотела купить, но никак руки не доходили, а в интернет ее еще не выложили.
– Хочу, – не стала врать я. – Даже очень.
– Могу прямо сейчас сбегать!
– Нет-нет, сиди, это не срочно. – Я не удержалась от улыбки, и он, кажется, слегка сконфузился.
– Ладно, только потом не забыть бы, – пробормотал он, но при этом у меня создалось впечатление, что он не то что не забудет, а станет думать об этом каждую секунду.
Такие излишества в отношении к себе меня всегда пугали и отталкивали, однако в связи с Геной я пока ощущала только насмешливое любопытство. Гнать его как-то не хотелось. Он был милым и к тому же симпатичным: неплохая фигура, довольно приятное лицо, да еще эти огромные глаза…
Тут я поняла, что он все еще ничего не съел, хотя посматривает на печенья.
– Угощайся, – предложила я.
– Ой, да, точно, – сконфузился он, будто я напомнила ему о правилах этикета, которые он по рассеянности нарушил.
Может, бедняга не хочет есть, а я его заставляю? Или он на диете? Или ненавидит именно эти печенья?
– Не хочешь – не угощайся, я не обижусь, – заверила я.
– Нет, я обязательно!.. Прости, я совсем… просто поверить не могу, что решился к тебе зайти, – признался Гена с обезоруживающей откровенностью.
Я усмехнулась и подумала, что, похоже, теперь он не оставит меня в покое.
Я была права.
Глава 2
Гена казался идеальным кавалером и не повторял ошибок моих бывших. В отличие от моего первого молодого человека, на удивление быстро почувствовал некую грань, за которой знаки внимания начинали меня раздражать, и почти не докучал мне (при этом всегда находясь где-то рядом). В отличие от Стаса, замечал, во что я одета, как причесана – однажды даже обратил внимание на то, что у меня новый лак для ногтей. Был внимателен и чуток ко всем изменениям моего настроения. Никогда не являлся без приглашения. Признавался в чувствах, но не слишком часто и не всегда прямым текстом.
А еще Гена не смел лишний раз ко мне прикоснуться. С ума сойти – оказывается, джентльмены и романтики еще не перевелись.
Честно говоря, я не смогла бы ответить, встречаемся мы или нет. В привычном понимании между нами ничего не было – разве что один поцелуй в щечку. При этом он не скрывал своего обожания. Кроме того, мы постоянно виделись, и в моей вазе всегда стояли свежие цветы.
Наши отношения, совершенно не похожие на то, что было у меня со Стасом, укладывались при этом в ту же самую формулу: если бы я захотела считать, что у меня есть парень, это было бы абсолютно естественно, но я могла с таким же успехом считать себя свободной. Как пожелаю. И, видимо, для меня это был самый оптимальный вариант.
Гена был из тех, кого обычно знакомят с родителями, и я этим воспользовалась, приведя его к ним на ужин как «нового друга». Оказалось, мама с папой давно любезно здоровались с Геной в подъезде.
Мама была в восторге от того, что я пришла именно с ним. Когда Гена сообщил, что его хобби – чтение и что его отец работает в консерватории, я думала, она вот-вот зарыдает от счастья.
Папа, как всегда, улыбался и шутил с гостем, но иногда, как мне показалось, странно поглядывал на меня (наверное, недоумевал, что я с такой скоростью меняю бойфрендов). Однако именно папа пригласил Гену вместе со мной на чашку кофе в субботу, и я с удивлением обнаружила, что меня это не покоробило. Казалось, даже если бы родители начали воспринимать нас как единое целое, я бы только мило посмеялась над этим, но у меня не возникло бы ощущения безысходности и связанности по рукам и ногам. Я не знала даже, как это объяснить.
После той ночи, когда Стас читал мне вслух Айрис Мердок, я одна закончила тот роман и принялась за новый, того же автора. В итоге заново перечитала почти всю Мердок – мне даже начали нравиться те ее вещи, от которых я зевала раньше. Узнав, чем я увлеклась, Гена немедленно одолжил у меня одну из книг и уже через два дня вынес вердикт: «Здорово, совсем даже не сентиментально». Он, очевидно, был в плену предрассудков – считал, что если пишет женщина, особенно о любви, то обязательно должно получиться слащаво. Мердок писала не только о любви, но и любовные линии у нее выходили небанальными и глубоко психологичными – все эмоции переливались сочными и яркими красками. Не считавшая себя сильно впечатлительной, после некоторых ее романов я по несколько минут сидела без движения, осмысливая прочитанное.
Однажды – было это где–то в середине марта – Гена зашел ко мне как раз тогда, когда я только что закончила очередную книгу Мердок и, можно сказать, еще не пришла в себя. Книга не просто понравилась мне – она затронула во мне что-то глубинное, струны, о которых я сама не подозревала. Самой было интересно, почему она так на меня подействовала – я ведь уже читала ее раньше… кажется, даже до конца не добралась.
«О, это Гена!» – подумала я, услышав звонок в дверь, и с удивлением обнаружила, что рада ему гораздо больше, чем обычно. Впрочем, ларчик просто открывался – мне хотелось… нет, необходимо было поделиться впечатлениями – впервые в жизни. Может, это помогло бы мне понять причину этого томительного ощущения…
– Привет, – улыбнулся Гена.
В его поведении, в его взглядах и жестах, как всегда, не было ничего будничного – ничего указывающего на то, что он уже видел меня вчера, позавчера и три дня назад и для него это вошло в привычку. Можно было подумать, будто каждый раз он встречает меня после долгой разлуки. Было даже интересно, сколько времени это продлится. Конечно, бывает всякое, но мне не приходилось сталкиваться с людьми, которые так ведут себя друг с другом после тридцати лет брака. Хотя… какой еще брак?!
– Привет. Как же здорово, что ты пришел! – Я закрыла за Геной дверь.
– Правда? – просиял он.
Ну да, представляю – скупая на эмоции и слегка насмешливая Ида внезапно выдает такое, да без всякого сарказма. Я бы на его месте тоже удивилась.
– Я всегда тебе рада, – решила окончательно сразить его я. – Чай будешь?
Он кивнул.
– Ты сегодня очень красивая. И одухотворенная. Думаю, тут не обошлось без очередного романа Айрис Мердок.
– Да. Ты такой внимательный.
Внезапно я обняла его – сама даже не знаю, как это получилось. И он осторожно, как стеклянную вазу, прижал меня к себе. Это человек ценил меня. Не то что Стас.
В груди что-то настойчиво трепыхалось, трепыхалось… В какой-то момент я даже ужаснулась: господи, да я влюбилась.
Но буквально через несколько секунд ощущение отступило – похоже, оно было слишком неправдоподобно, чтобы продлиться дольше. С легкой улыбкой посмотрев на Гену, я осознала, что к нему мои эмоции не имеют никакого отношения. Мне все еще было неспокойно и непривычно, но я могла мыслить здраво.
В конце концов я пришла к выводу, что откуда ни возьми появившаяся сентиментальность – действительно всего лишь влияние творчества Мердок. Она уж слишком натурально описывает чувства. Ну, возможно, романтичность Гены тоже действует на меня – с кем поведешься, как говорится.
Но он, несмотря на всю свою чуткость и внимательность, не мог знать об этих выводах и, вдохновленный моим порывом в коридоре, осмелел. Позволил себе обнять меня снова, даже погладить по волосам. Стас никогда не гладил меня по волосам.
А потом он поцеловал меня в щеку, близко к губам, а я торжествующе думала, что Стас никогда не бывал так нежен, зато теперь я получаю то, чего на самом деле достойна.
«Господи, а я чуть было не решила, что влюблена в Гену. Будь я влюблена, всех этих мыслей, всех этих сравнений не было бы и в помине. Была бы только окрыленность… или нет? Кто знает… похоже, я никогда толком не влюблялась», – промелькнуло у меня в голове.
Гена замешкался, тревожно глядя на меня. Кажется, он почти решился поцеловать меня по-настоящему, но тоже понял, что что-то идет не так. Видимо, он иначе представлял себе наш первый поцелуй.
Я вдруг подумала, что от словосочетания «первый поцелуй» веет обветшалостью и почему-то советскими фильмами. Или это я такая испорченная и искушенная?
Эту мысль я сочла хорошим знаком: во мне ничего не изменилось, я все та же Ида. Только внутри все равно что-то отчаянно сигналило, пытаясь привлечь мое внимание.
– Я еще под впечатлением от книги, – вывернувшись из объятий Гены, сообщила я – как будто это могло объяснить, почему я не хочу с ним целоваться. – Сейчас поставлю чайник.
Гена покорно отошел от меня и присел за стол, ничем не выдав своего разочарования. Решил поддержать разговор:
– Так ты уже дочитала? Если не ошибаюсь, «Отрубленную голову»?
– Не ошибаешься, дочитала.
– Расскажи, что тебя особенно впечатлило.
Это-то и было мне нужно.
– Знаешь, там была такая сцена… ну, это, конечно, надо знать сюжет… Если коротко, смысл такой. Герой мечется между любовницей и наполовину потерянной женой. Жена ушла к его лучшему другу, но при этом не отпускает его окончательно из тщеславия. Он, сам не зная зачем, почти что потворствует ей… им обоим. К любовнице относится нежно, чуть ли не по-отечески, но ничего серьезного у него к ней нет – при этом бросать ее он не хочет. Все запутывается больше и больше, и тут в один момент герой понимает, что на самом деле любит не жену и не любовницу, а еще одну женщину, которая до этого казалась ему совершенно не симпатичной…
