Николай Коссой
Отец. Коссой Юрий Маркович. Биографический, и не только, очерк
МОСКВА
Итак, поздней осенью 1945 года только что демобилизованный девятнадцатилетний парень оказался в Москве. Из одежды – бэушное обмундирование, в котором убыл из Новосибирска: гимнастерка, галифе, пара сапог и шинель. И грандиозные планы.
Как я понимаю, несколько этих послевоенных лет в столице были для отца весьма бурными. Кровь кипит, в столицу возвращается гражданская жизнь, надо самоутверждаться. К сожалению, отцовских воспоминаний об этих годах осталось очень немного, он почти о них не рассказывал, а расспрашивать о подробностях я стеснялся. Хотя один из эпизодов тех лет отец вспоминал еще в одной маленькой книжке «А было еще и такое», 2014 г.
Новый год мы встречали в компании девушек с филфака МГУ. Все мы были весьма молодыми, и наше более чем скромное застолье продолжалось часов до трех, если не дольше. Затем кое-как разместились на диванах и креслах. Я оказался (признаюсь теперь, неслучайно) рядом с той самой, которая… Но едва успел порадоваться, что ее головка покоится на моем плече, как задремал сам. Проснулся я от мягкого прикосновения к моей голове. Это была ее рука, теплая, ласковая, она чуть-чуть перебирала пальчиками, иногда вздрагивала, и это было очень приятно. Вдруг эта нежная рука больно уколола меня всеми своими ноготками, я дернулся от неожиданности, и она (рука) резко меня оттолкнула. Точнее, сама оттолкнулась от меня. И сразу раздался грохот, особенно резкий в тишине завершающейся новогодней ночи. Кто-то включил свет. На полу валялась стоявшая рядом с нашим диваном елка. На ней черно-белым пятном выделялась виновница переполоха. Увы, это была не Она. Черно-белое пятно шипело и мяукало. Кто-то сказал: «С Новым годом, дорогие товарищи!». И все засмеялись.
В Москве отец поселился у Анны Моисеевны Татаркиной. Она была соседкой мамы отца, её с мужем вселили в одну из комнат, отобранных после ареста М.В. Коссого. Муж ее был известным в Москве краснодеревщиком, изготавливал уникальные футляры. В конце 1941 года он вместе с оборонным заводом, на котором работал, был эвакуирован в Казахстан, в Петропавловск. Как я понимаю, это он способствовал тому, что мама отца в 1942 году оказалась в Петропавловске. Моя бабушка и Анна Моисеевна стали близкими подругами. В эту же квартиру отец в марте 1945-го привел молодую жену – мою маму (мамой моей она стала, как и положено, через девять месяцев). Анна Моисеевна умерла в возрасте 102 лет. Я успел застать ее живой, пару раз был у нее и даже ночевал, когда бывал в Москве в командировке.
Отец хотел учиться везде, подал документы в МИИТ (Московский институт инженеров транспорта) и был зачислен на 2-й курс, стал экстерном филологического факультета МГУ, был какой-то эпизод с Московским полиграфическим институтом и даже, то ли поступал, то ли поступил во ВГИК. В МИИТе проучился с декабря 1945 по июнь 1946 и был отчислен (по словам отца весьма громкая история, но я ее не знаю) и стал студентом 3-го курса Московского инженерно-строительного института (МИСИ).
В МИСИ отец продолжал активную творческую деятельность: писал стихи, редактировал стенгазету, был председателем литобъединения при студклубе МИСИ, был членом поэтического кружка-объединения при отделе поэзии журнала «Новый мир». В эти четыре года встречался с известными и не очень тогда литераторами: Б. Пастернаком, Б. Полевым, К. Симоновым, Ю. Друниной, М. Алигер. Вот строчки Юрия Коссого тех лет:
КАК ХОРОШО!
Осень сорок шестого года.
Октябрьский вечер плывет над Москвой.
Обычная в это время погода,
Деревья играют последней листвой.
Залиты площади ярким светом,
Тонут в море огня они.
КАК ХОРОШО, что сегодня это!
КАК ХОРОШО, что в Москве огни!
А ведь как будто совсем недавно
Такая же осень, такие же дни.
Уже по ночам на московских заставах
Видели зарево близкой войны.
Шли на столицу черные тучи,
Коршуны вражьи рвались к Москве
Ждали тревогу. На всякий случай.
Радио на ночь включали все.
И приходилось при синем свете
Детям в убежищах ночь коротать.
КАК ХОРОШО, что сегодня дети
Могут спокойно ложиться спать!
Все по дороге сжигая, ломая
Немец по нашей земле проходил.
КАК ХОРОШО, что девятого мая
Час искупленья над миром пробил!
Не прерывалась связь, правда, косвенная, студента с театром. Опять прямая речь отца – из очерка «И мы пахали».
Я как-то сразу вошел в коллектив институтской самодеятельности, правда, как чтец – исполнитель собственных стихов. А связь моя с театром была такой: в институте был весьма сильный драмколлектив, руководимый профессиональной актрисой и режиссером Л.Ф. Друцкой. Я постоянно писал развернутые рецензии на его спектакли (спектакли институтского драмколлектива, прим. Н. Коссого) и публиковал их сокращенные варианты в институтской многотиражке. К этому же периоду относится и знакомство с Сергеем Владимировичем Образцовым (Сергей Образцов, 1902 – 1992 г.г. – создатель и бессменный руководитель Центрального театра кукол, прим. Н. Коссого). Его отец, академик Образцов был основателем и первым деканом нашего факультета. Сын как бы шефствовал над нами и периодически приезжал со своими коллегами – артистами и фрагментами кукольных спектаклей. Мои частые встречи и разговоры с ним, к сожалению, были лишь строго деловыми.
Летом 1948 года у четверокурсников была производственная практика в Таллине на строительстве комбината Балтвоенморстроя. Отца поставили прорабом дорожного строительства, а в подчинении у него была бригада из 15 военнопленных немцев – эсесовцев. Справился. По окончании практики ему была объявлена благодарность. Думаю, что именно тогда отец сблизился с однокурсницей Элей Мельниковой, проходившей там же практику в должности прораба на строительстве моста. Через полгода в марте 1949-го они поженились. После свадьбы отец привел молодую жену к Анне Моисеевне, у которой они и жили до августа 1949-го. Моя мама приехала учиться в Москву из Кишинева и поступила в МИСИ в 1944 г. Ее родители – мои бабушка и дед оставались в Кишиневе, куда для участия в восстановлении Молдавии после ее освобождения был переведен из Средней Азии дед – железнодорожник. В Кишиневе у бабушки с дедушкой я жил в раннем детстве с 1951 по 1956 годы и потом, в школьные годы, приезжал в каникулы почти каждый год.
***
ГОРЬКИЙ. ГАЗ. ЖЕЛДОРЦЕХ
Мои будущие родители имели, как бы сейчас сказали, высокий рейтинг и могли выбирать место распределения. Родители рассказывали, что их решение, куда ехать, во многом определила увиденная ими в газете или журнале фотография сталинских домов в стиле постконструктивизма 30-х годов в Соцгороде Горьковского автозавода. Этот квартал в Автозаводском районе называли «Желтыми Бусыгинскими» по имени зачинателя стахановского движения в машиностроении, кузнеца Горьковского автозавода А.Х. Бусыгина. Дома в квартале были выкрашены в желтый цвет, отсюда «Желтые». В конце лета 1949 года молодые супруги прибыли по распределению на Горьковский автомобильный завод им. Молотова. В престижном «Желтом» квартале квартиры им, конечно, не дали, а выделили 9-метровую комнату в одном из первых домов Соцгорода, так называемого, «коридорного» типа. В последний день 1949 года, 31 декабря, у молодой семьи родился сын.
В первые годы работы на ГАЗе отец играл в спектаклях народного театра, был членом автозаводского литобъединения, а потом группы «молодых поэтов» при областном отделении Союза советских писателей. Тогда Юрий Коссой и другие молодые горьковские литераторы: Владимир Половинкин, Валерий Шамшурин, Лазарь Шерешевский, Нил Бирюков, Михаил Шестериков, Владимир Автономов активно общались, писали и обсуждали стихи, рассказы и повести, пьесы. Еще два отрывка из «Маленьких встреч …» и «И мы пахали».
В первые годы нашей жизни в Горьком и, стало быть, работы на Автозаводе у нас сложилась постоянная компания из нескольких семейных пар, молодых (в то время) инженеров, людей близких по возрасту, работе, быту, интересам и т.п. Собирались по очереди друг у друга: Ирина и Лева Глуховы, мы, Зоря и Борис Васильевы, еще одна будущая супружеская пара и кто-то еще «на непостоянных правах».
Зоря и Борис в то время жили в крошечной комнатке гостиницы «Волна». Встречи у них усилиями хозяйки превращались в некоторое подобие литературного салона. Это было естественно, потому что именно Борис, хотя многие из нас самонадеянно считали и себя причастными к изящной словесности, был к ней ближе всех хотя бы тем, что только у него хватало смелости и сил браться за крупные вещи. …Но потом что-то (не знаю, что) произошло, все прекратилось, а сам Борис уехал в Свердловск учиться на высшие сценарные курсы.
Через несколько лет в Москве в киоске «Союзпечати» рядом с гостиницей, где я жил, купил свежий номер «Юности». Развернул и на первой странице прочитал: Борис Васильев «А зори здесь тихие».
͠
В 1949 году я окончил институт и приехал на работу в город Горький, в железнодорожный цех автозавода. Началась новая жизнь и новые отношения с театром.
Горьковский автозавод славился не только своей основной продукцией, но и социально-культурными условиями, которые были созданы для автозаводцев: спортивным клубом, детскими учреждениями, кинотеатрами, художественной самодеятельностью. Но говорить о художественной самодеятельности, когда речь идет о народном театре Горьковского автозавода – конечно же, нельзя. Много десятилетий подряд он демонстрирует и многократно подтверждает самый высокий профессиональный уровень. И вполне естественно, что самостоятельные драмколлективы создавались во многих крупных подразделениях завода, в том числе и в моем железнодорожном цехе.
В нашем репертуаре был и «Платон Кречет», в котором мне досталась заглавная роль. Спектакль шел на смотр, и его принимала народная артистка СССР А.Н. Самарина. В пьесе была сцена, в которой хирург Кречет после успешной операции выходит на площадку перед лестницей, произносит «жизнь народного комиссара спасена» и падает, хватаясь рукой за сердце. Я больше всего репетировал эту сцену и упал, видимо, неплохо. Когда закрылся занавес, поблагодарив нас, дав в целом весьма высокую оценку, А.Н. сказала по нескольку слов о каждом. Дошла очередь до меня. «Так упасть с лестницы, как упал ваш Кречет», – сказала она, – не удавалось даже Добронравову».
Отец бережно сохранил небольшую пожелтевшую афишку спектакля народного театра желдорцеха «Платон Кречет» со своей фамилией в качестве исполнителя главной роли
Работу в железнодорожном цехе ГАЗа отец начал в должности дорожного мастера. Но уже через полгода работы он был назначен старшим мастером, ещё через три месяца – начальником службы пути. В этой должности проработал девять лет. Творческая натура проявилась и в этой работе: появились первые научные статьи, обобщающие опыт организации путевого хозяйства крупного промышленного предприятия, предпринимались попытки написания кандидатской диссертации, даже поступил на заочное отделение Института иностранных языков. Проучился отец в Инязе два или три года, не окончил, зато дома остались учебники, словари, пластинки, которыми я активно пользовался, когда учился в университете. И почти каждый вечер звучала мамина фраза «Make the bed», когда надо было готовиться ко сну.
Отец, конечно же, был романтиком. Казалось бы, какая романтика может быть в работе дорожного мастера или начальника службы пути? Или представить романтичный образ железнодорожного снегоочистителя. А вот как видел эту работу отец.
От холода пальцы немеют,
В снегу колеи не найти,
Поземки белесые змеи
В атаку идут на пути.
Качаются голые ветки,
От ветра крепчает мороз,
Диспетчер на графике-сетке
Крутую прямую нанес.
И снегочиститель выходит,
Как катер торпедный на бой,
По белому морю проходит,
Лишь ветер шумит за кормой.
Дорожного мастера голос
Над морем команда взвила.
И снежная мгла раскололась
Под мощным напором крыла.
И гребнями снежного вала
Как море под киль корабля.
Казалось, пурга отступала,
Стихала, ложась на поля.
Зеленый огонь светофора
Горит за густой пеленой,
И вновь отправляется скорый,
И снова идет наливной.
А мастер уходит не сразу,
Идет сквозь притихший буран.
Как будто вернулся на базу
Седой боевой капитан.
Позднее, уже в прозе, отец описал один из случаев в своей работе пока еще неопытного руководителя-путейца, связанную со снегоочистителем, в книжке «ПРИКОЛЫ И ПРОКОЛЫ»
Я стремился возможно больше путейских ситуации понять, почувствовать изнутри. Поехал руководителем работ на снегоочистителе. Это был старый «утюг» – снегоочиститель Бьерке-Бурковского на паровозной тяге с ножами и крыльями, которые управлялись вручную. Трое путевых рабочих стояли на ноже, четвертым был бригадир, по двое – на крыльях, кроме того ехал мастер – руководитель работ и сопровождающий мастер околотка, в границах которого шла работа. Опущенные ножи и открытые крылья выходили за пределы габарита и, когда на пути быстро мчавшейся сцепки (снегоочиститель и паровоз) попадались переезды или какие-либо другие обустройства, ножи и крылья надо было своевременно убрать. Малейшее опоздание могло стать причиной серьезной аварии. Команды «Поднять!» и «Сработай!» подавал руководитель работ, который должен был постоянно смотреть вперед и вовремя замечать соответствующие путевые знаки. Это было непросто, особенно ночью на перегоне: источником света были только лобовые прожектора снегоочистителя и снежный вихрь от раскрытых крыльев тоже не улучшал видимость. Так вот, руководитель работ, то есть я, в одну далеко не прекрасную ночь в этом самом рейсе не заметил справа по ходу путевой знак: «Поднять ножи, закрыть крылья». Через несколько секунд нам предстояло на скорости 60 километров в час врезаться в деревянный настил переезда. Но этого не произошло. Бригадиром на ножах стоял дорожный мастер второго околотка Пантелей Васильевич Калганов. Он и скомандовал: «Поднять!». Успели…
На станции Доскино-Автозаводская, где мы грелись в ожидании диспетчерского разрешения на обратный путь, я узнал, что мастера заранее договорились подстраховать неопытного начальника. Калганов дублировал наблюдение, а сопровождавший снегоочиститель мастер первого околотка занял его место… После смены мы втроем зашли в чапок на проспекте Кирова, я заказал по кружке пива и по 100 грамм водки – это тогдашний стандарт «русского коктейля»… и …в общем все было в порядке.
В январе 1959 г. отца избрали секретарем партийного бюро цеха. Должность была освобожденной. Стал членом районного комитета КПСС. Как мы помним, коммунистическая убежденность была заложена в отца с детства. На ГАЗе активный молодой специалист стал членом комитета комсомола завода. Запомнилось, что, по его словам, одно из его выступлений на комсомольской конференции завода было в стихах. Устав КПСС не позволял дважды избираться на одну партийную должность. Через два года был назначен главным инженером желдорцеха. В это время произошла короткая встреча с первым космонавтом планеты Юрием Гагариным. Вот как рассказывал отец об этой встрече в «Маленьких встречах…»
В начале 60-х я зашел в приемную зам. директора автозавода по сбыту. Секретарь Дина, большинству заходивших отвечавшая «занят и надолго», и шепнула мне по дружбе: «У него сам Гагарин» и указала на стул. Минут через 10 дверь открылась, вышел Ю.А., и провожавший его В.А. Лебедев представил Гагарину всех, кто оказался в приемной. Помню крепкое рукопожатие, прямой открытый взгляд и могу засвидетельствовать, что знаменитая «улыбка Гагарина» – это не расхожий журналистский штамп, а настоящая правда.
Помню, как я, школьник, был счастлив, когда в 1962 году получил пригласительный билет во Дворец культуры ГАЗа на встречу с первым космонавтом планеты – видимо, отец передал мне билет, полученный от Гагарина в приемной зам. директора. Большой зал Дворца Культуры был переполнен, автозаводцы встречали первого космонавта громом долго не смолкающих аплодисментов. С восхищением я слушал и смотрел на Ю.А. Гагарина с балкона Театрального зала ДК.
Рассматривалась кандидатура отца и на должность второго секретаря районного комитета партии, затем на председателя райисполкома. Не сложилось. Но был избран депутатом районного Совета депутатов трудящихся (так тогда назывался орган местного самоуправления) и был им шесть лет. Стал членом комиссии Совета по культуре. Забегая вперед, скажу, что отец был членом Автозаводского, Канавинского, Нижегородского районных комитетов КПСС города Горького, депутатом Горьковского городского Совета депутатов трудящихся.
В октябре 1961 года у отца появилась дочка Светлана. В однокомнатной квартире, куда мы втроем переехали из комнаты в коммуналке в начале 1959 года, нас стало четверо. Вчетвером в одной комнате мы жили до середины 1965 года, когда переехали уже в трехкомнатную квартиру, полученную отцом в том самом «Желтом Бусыгинском» квартале, который был причиной выбора молодой семьей распределения на Горьковский автозавод.
А «творческий зуд» все это время никак не давал покоя. Отец вновь взялся за диссертацию, стал аспирантом – заочником ЛИИЖТА – Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, напечатал ряд статей, готовил к изданию вторую книжку. При этом продолжал писать стихи, был внештатным корреспондентом главной газеты железнодорожников «Гудок», опубликовал в «Гудке» десятки статей, получил удостоверение члена Союза журналистов СССР. В сороковых годах получал предложение стать зам. главного редактора газеты московской милиции «На боевом посту», а в шестидесятых – стать собственным корреспондентом «Гудка» по Горьковской области. Журналистика с детства была одной из многих сфер интересов отца. Вот как он говорил об этом в «Маленьких встречах…»
Со школьных лет я испытывал тягу к газете. В том числе и к стенной печати: я был почти постоянным редактором классной и школьной стенгазеты, ротного боевого листка в НИВИТе, факультетской стенгазеты в МИСИ, цеховой «Комсомолки» в железнодорожном цехе.
В 1960-м, по-моему, году профсоюзной организации ГАЗа выделили землю для расширения существовавшего с 1952 года садоводческого товарищества №1. Получил участок и отец. Помню, как я радовался тому, что у нас будет свой садовый участок. Помню также, что когда с отцом и с мамой приехали смотреть свой будущий сад, увидел огромное пустое поле, твердую растрескавшуюся землю, с трудом поддававшуюся лопате, и капустные кочерыжки в ней – это поле засевали капустой. Недалеко от нас, видимо, еще один «счастливый» садовод нанял лошадь с плугом и распахивал свой участок.
Лето 1965 г. В саду с дочерью
Отец с присущим ему энтузиазмом взялся за дело, и уже на следующий год были посажены яблоки и вишня, малина, смородина и крыжовник. Вырос и садовый домик (проект подготовила мама – она же была строителем – проектировщиком). С этим домиком связана еще одна интересная история. Подали на отца жалобу
…С возмущением автор сообщал, что начальник на своем участке построил роскошную дачу из украденных материалов силами подчиненных. Назначили комиссию, и я повел ее в сад. Веду по аллее, дошли до участка, я остановился. «Чего стал, веди» – поторопил председатель. «Все, куда вести, пришли» – ответил я. «Что? И это твоя дача?». Пауза. И произнеся грозные слова, которые я не решаюсь повторить, он повернулся и зашагал к выходу. Моя дача – это была будка три на пять метров, построенная из официально приобретенных досок, оставшихся от разборки старого поста на переезде, нанятым мной плотником с моим участием в качестве подсобного рабочего. (Ю.М. Коссой. «А было еще и такое…» Нижний Новгород, 2013)
2020 г. Та самая будка. Та самая дочка
Будка эта стоит до сих пор уже больше 60-ти лет с протекающей крышей, с местами сгнившими досками, и до сих пор служит для нас с сестрой местом хранения садового инвентаря, местом для короткого отдыха и скромной трапезы во время летних садовых работ. Я, наверное, так и не соберусь построить что-то новое.
Еще отец был увлеченным коллекционером. Одна весьма солидная коллекция была традиционной – почтовые марки. Был членом Всесоюзного (затем Всероссийского) общества филателистов, выписывал журнал «Филателист СССР», участвовал во встречах общества филателистов, по абонементу получал все вновь выпускаемые Почтой СССР марки. Этим увлечением отец заразил и меня. Во втором – третьем классе у меня появились свои марки, альбомы, кляссеры, книги по филателии. Благодаря этому увлечению я с младшего школьного возраста неплохо знал географию: почти все страны мира, их территории, столицы, флаги и много чего еще. Забегая вперед, отмечу, что на тему филателии отец в 2003 году написал книжку для детей «Замечательный альбом». На Всероссийской филателистической выставке 2004 года эта книжка удостоилась диплома и медали литературного раздела выставки. Диплом отец получил из рук летчика – космонавта генерала П. Горбатко.
Другая коллекция, пожалуй, уникальна. Идея этой коллекции родилась у пятнадцатилетнего подростка еще летом 1942 года в Петропавловске. Эта коллекция газетных заголовков – видимо, так сказалась тяга к журналистике, проявившаяся со школьных лет, начиная со школьных стенгазет. Сотни заголовков центральных, республиканских, областных, районных, отраслевых газет, многотиражек, иностранных и дореволюционных газет хранятся в нескольких огромных альбомах. Я, когда удавалось (удавалось не всегда), с большим интересом их рассматривал. Став старше, я всегда из своих поездок старался привезти отцу газеты из новых мест.