Мы никогда не разговаривали с Ромой о его жене. Я знала лишь то, что она покончила жизнь самоубийством, утопившись в реке, когда Соне было два с половиной года. Я никогда не была любопытной, и сама особо о ней не расспрашивала, тем более, что эта тема была не из лёгких… Но тем не менее я не могла справиться с мучавшим меня вопросом: ПОЧЕМУ она это сделала? И в один из вечеров, дождавшись пока Соня уснёт, я собралась с духом и всё-таки задала его. Спустя несколько секунд молчания, которые показались мне вечностью, Рома наконец-то ответил:
– Я не знаю точно… В записке ничего об этом не было. Я могу лишь предполагать…
– Я почувствовала в его голосе еле уловимую дрожь…
– И… каковы твои предположения?
– Мне кажется, она сделала это по моей вине.
– Почему ты так считаешь?
– Потому что я не любил её.
Снова повисла давящая тишина, и мне показалось, что я слышу стук собственного сердца… Я не нарушала молчания.
– Я понял это вскоре после свадьбы, но продолжал плыть по течению. Большую часть своего времени я проводил с друзьями, а Олина любовь стала меня тяготить… Конечно, она всё чувствовала…
– А почему вы не развелись?
– Сам не знаю. Я четыре года бежал от этой правды, боясь её ранить… А когда наконец-то решился, она сообщила мне о том, что беременна. И я остался…
– Но, конечно же, появление ребёнка ничего не изменило…
– В наших отношениях – нет. Во время Олиной беременности я старался уделять ей внимание. Но это было не то внимание, какое хотела бы женщина получать от своего мужа. Оно было скорее родственным, снисходительным и… вынужденным что ли… А когда родилась Соня, я полностью погрузился в роль отца.
Роман говорил медленно, словно подбирая слова. Я видела, насколько тяжело ему даётся этот разговор. Но в то же время мы оба понимали: он должен состояться.
– Оля тоже очень любила Соню. – продолжал Роман. – Поначалу я даже увидел какой-то новый блеск в её глазах. Но потом мне начало казаться, что она стала ревновать – то ли меня к дочери, то ли дочь ко мне. Но я в очередной раз пустил всё на самотёк…
– А что ты мог сделать?
– Я мог уйти. Дать ей возможность переболеть и начать новую жизнь. Но я не хотел оставлять дочь. Жить с ребёнком и видеться с ребёнком – это абсолютно разные вещи. В этом плане я поступил как эгоист.
– А если бы ты ушёл? Где гарантия того, что не случилось бы того же самого?
– Конечно, гарантии не было. И это, в какой-то степени, служит мне утешением.
Роман говорил со мной, но смотрел невидящим взглядом, будто снова погружался в то время, о котором шла речь.
– Ты даже представить себе не можешь, сколько я копался в себе, чтобы найти лазейку… Чтобы наконец избавиться от этого гнетущего чувства вины…
– Тебе это удалось?
– Сейчас, спустя время, я вроде бы расставил всё по полочкам. И понял: в чём я реально виноват, так это в том, что оставил её в тот день одну. Я видел, что с ней что-то не так. Видел, что она еле сдерживает слёзы, словно прощается… Но я забрал Соню и уехал.
Я почувствовала, что Рому бьёт мелкая дрожь и аккуратно взяла его за руку.
– То, что я увидел на опознании, уже, наверное, никогда не исчезнет из моей памяти. Я понимал, что передо мной Оля, хотя в действительности от Оли там не осталось практически ничего… Река изуродовала её до неузнаваемости… А ведь она всегда боялась воды. И потому совсем не умела плавать. Если бы не записка, я никогда бы не поверил в то, что она способна пойти на такое… Хотя может быть это и есть объяснение – шансы на выживание были минимальными…
– А что было в записке? Там был хоть какой-то намёк на причину?
– Она попросила у нас прощения. У Сони за то, что оставила её так рано. У меня – за то, что держала. И пожелала нам счастья.
– Так может быть причина все-таки не в тебе? Она не была больна?
– Точно сказать не могу. Судмедэксперт установил, что причиной смерти было так называемое «мокрое» утопление – в лёгких была вода. Следов борьбы не было, присутствовала предсмертная записка. В целом всё было ясно, да и я на тот момент был слишком шокирован и растерян, чтобы нормально мыслить. И лишь спустя некоторое время мне пришло в голову, что возможно была какая-то болезнь, и вскрытие могло это показать… Но было уже поздно – Оля была в земле…
– Ром… Мне жаль, что тебе и твоей семье пришлось всё это пережить… Правда…
Рома молча кивнул.
– После Олиного ухода я закрылся дома, пил каждый день и всё время думал о том, что она пережила, умирая… В попытке понять это, я набирал ванну, выдыхал из лёгких весь воздух, погружался под воду и лежал там до тех пор, пока панический ужас не выталкивал меня обратно… Но эти глупые и опасные опыты только ухудшали положение. Жалость и невообразимое чувство вины буквально съедали меня… Хотя сейчас я понимаю, что должен был всё это прочувствовать именно в той мере. Иначе произошедшее бы меня не отпустило…
– А где была Соня?
– Соня была у родителей. Её не было на похоронах. Как я уже говорил, Олю было не узнать, и я решил, что не к чему ребёнку это видеть. В её памяти мама должна остаться красивой, светлой, нежной… И, самое главное, живой. Интересно, что когда родители попытались сообщить Соне о том, что её мамы больше нет, она спокойно ответила: "Да, я знаю. Мама вон там.", и показала пальчиком на небо…
– Оля могла предупредить её?
– Могла. Это единственное объяснение…
Роман встал, открыл окошко и несколько секунд стоял, вдыхая влажный ночной воздух. Потом закрыл окно и сел за стол напротив меня.
– В какой-то момент я понял: Соне нужен спокойный, сильный и, желательно, счастливый отец, а не параноик с вечным чувством вины. Пытаясь выйти из этого состояния, я стал задавать себе вопросы о том, чтобы я изменил, была б у меня возможность повернуть время вспять.
– Какие вопросы?
– Ушёл бы я раньше – до Олиной беременности? Нет. Возможно, это положительным образом повлияло бы на наши с Олей жизни… Но тогда не было б и Сони… А значит об я жалеть не могу. Сделал бы я Олю счастливее, живя с ней? Вряд ли. Я всегда относился к ней с уважением, благодарностью и теплом, но большего у меня просто не было. Ушёл бы я после рождения Сони? Не знаю. Я безумно люблю дочь. И очень дорожу возможностью смотреть, как она засыпает и просыпается… Но в то же время чётко понимаю: так жить, как жили мы – нельзя. Хотя, ты правильно заметила: гарантий, что всё сложилось бы иначе нет. Поэтому не знаю. Единственное, что бы изменил, не сомневаясь ни мгновения, – это свой отъезд в тот день. Я чувствовал, что с ней что-то не так. Я должен был остаться с ней и поговорить. И возможно тогда она была бы жива…
– Ты правда считаешь, что мог предотвратить случившееся?
– Вполне возможно. Я мужчина. И чувствую себя во ответе за всё, что мною сделано и НЕ сделано. Да, я виноват. Но я научился жить с этой мыслью. Я признаю её, но она уже меня не гложет. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что это бессмысленно. Кому станет легче от моего самобичевания? Оле – вряд ли. Она хотела, чтоб я был счастлив. Мне? Нет. Я получил свой урок. И понял, что хочу жить дальше. Хочу радоваться, а не страдать. Хочу любить, а не терзаться. Но для этого мне необходимо было простить себя. И я себя простил.
– Блин! Как ты это делаешь, как?! – фальшиво возмутилась я, по-детски сдвинув брови. – Я же была чемпионом по «Дураку» в своём дворе! Почему тебе так везёт?!
– То есть ты на полном серьёзе думаешь, что мне везёт? – сказал Рома, по-доброму усмехнувшись, и по бокам его глаз появилась небольшая россыпь мимических морщинок.
Я невольно залюбовалась – его морщинками, его манере поднимать брови, его мужественному голому торсу (у Ромы была забавная привычка щеголять по дому без футболки), и по моему телу прошла приятная дрожь.
– Конечно везет! Вообще-то, это игра на везение, это же тебе не «Покер» и не «Преферанс», в конце концов…
– Вообще-то, надо просто запоминать карты. И те, которые выбывают, и те, которые забирает соперник, если не отбивается. Не пробовала? Чемпионка двора… – Роман снова засмеялся и взлохматил мне волосы на макушке.
– Ах ты, гад! – воскликнула я и ущипнула его за сосок. – Давай раздавай. Сейчас я тебя накажу!
– Давай уж тогда на желание…
– Загадывай!
– А ты отчаянная девчонка… Таааак… Что бы тебе задать…? – Рома хитро прищурился, помешивая карты. – Придумал!
– Мочи. – со всей серьезностью сказала я, скрестив руки на груди.
– Ты, кажется, планировала на завтра генеральную уборку?
– Планировала. И…?
– Ты будешь убираться в одних трусах. Это моё желание.
– А как же Соня?
– По Соне бабушка соскучилась. Я отвезу её с утра.
– Хорошо, без проблем. – я посмотрела на Рому с вызовом.
– Молодец, Антошка. Уважаю. Теперь твоё желание.
– Если я выиграю, ты женишься на мне. В шортах. В этих. – я указала пальцем на его ярко-синие шорты с Чипом и Дейлом и почувствовала, что мои щеки горят. Что я несу?
После нескольких секунд молчания Рома наконец-то сказал.
– Без проблем.
Его голос прозвучал довольно уверенно, но всё же я смогла уловить с нём лёгкую нотку растерянности.
– Это шутка, расслабься… – я нервно усмехнулась и легонько хлопнула Рому по плечу.
– Что, не хочешь выходить замуж за придурка в шортах с мультяшками? – Рома посмотрел на меня в упор.
– Почему, хочу… – тихо сказала я.
– Значит, играем.
Карт я не запоминала. Ни тех, что выбывали, ни тех, что Рома забирал себе. Цифры и масти плыли у меня перед глазами.
Но тем не менее я выиграла.
Мы сидели около озера, умиротворенно наблюдая, как красные лучи закатного солнца разливаются по водной глади.
– Сонь… Подойди, пожалуйста, мы с Ритой хотим кое-что тебе сказать. – ласково позвал Рома дочь.
– Подожди. Я еще Снежку не накормила. – сказала Соня, деловито размешивая мокрый песок в пластиковой миске. – На, Снежанночка… Кушай… Чтоб быть сильной и здоровой… Вкусно?
Соня еще несколько раз ткнула ложкой с песком в рот своей кукле и подошла к нам.
– Что, пап? – спросила Соня, вытирая ручонки о шорты.
– У нас для тебя есть новость.
– Какая?
– Мы с Ритой хотим пожениться.
Я с напряжением ждала Сониной реакции, но её лицо осталось невозмутимым.
– И Рита станет моей мамой? – непринужденно спросила она.
Вопрос был неожиданным.
– А ты бы хотела этого, Сонь? – стараясь не выдать своё волнение, спросила я.
– Ну если ты будешь женой моего папы, значит я стану твоей дочкой. Разве нет? – Соня уставилась на нас своими большущими голубыми глазами.
– Да, все верно… – еле дыша сказала я.
– Ну тогда я пойду? – как ни в чем не бывало спросила Соня. – Мне еще какао Снежанне варить. Любит она какао у меня.
Мы поженились в середине августа. Поставили подписи, обменялись кольцами и пошли гулять по городу, попивая шампанское и целуясь, когда вздумается.
Оба решили, что не хотим ни гостей, ни ресторанов, ни дорогих машин, ни измученных голубей и прочих атрибутов. И дело было не в модном протесте, и ни в том, что свадьбы у нас уже были… Просто мне почему-то совсем не хотелось кричать о своём счастье. Хотелось скрыть его ото всех и насладится им безраздельно, как ребенок наслаждается конфетой, спрятавшись с головой под одеяло. Как оказалось, мои будущий муж испытывал те же чувства. И осознавать это было волшебно.
На мне было летящее белое платье со стрекозами. На нем – белая футболка и, как полагалось, шорты с "Чипом и Дейлом". Мы были красивые и счастливые. Мы не смотрели вперед, не смотрели в одном направлении – мы смотрели лишь друг на друга, тонули друг в друге, и я абсолютно чётко понимала, что нет на свете чище и нежнее торжества, чем наше.
– Доброе утро, любимая жена… – услышала я сквозь сон.
Почувствовав прикосновение колючей щетины к своей шее и легкий укус в ухо, я сладко поёжилась и окончательно проснулась.
– Доброе утро… – ответила я и повернулась лицом к своему новоиспеченному мужу.
Рома потянулся, чтоб поцеловать меня в губы, но я мягко его отстранила:
– У меня вообще-то зубы не чищены…
– Для меня это слабый аргумент…
– И всё же я почищу их, с вашего позволения… – я поцеловала Рому куда-то в область ключицы и попыталась выбраться, но сильная рука мне не позволила.
– Нет, Ритуль… Не уходи…
– Я вернусь через минуту…
– Ты такая тёпленькая, сонная, родная… И вообще, если ты настаиваешь, мы можем обойтись без поцелуев. По крайней мере в губы… – сказал Рома и медленно провёл рукой по моей спине от шеи до поясницы, оставляя за собой россыпь суетливых мурашек.
Тут зазвонил телефон, и я, воспользовавшись ситуацией, упорхнула в ванную. А вернувшись, заметила, что от романтичного настроя моего мужа не осталось и следа.
– Что-то случилось? – спросила я.
– Да нет, все нормально…
– Слушай, я же вижу, что ты чем-то озадачен. Это из-за звонка?
– Ничего от тебя не скроешь, моя рыжая мисс Марпл… – Рома пытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой.
– Да что случилось, чёрт возьми?! Ты меня пугаешь! Кто тебе звонил?
– Помнишь журналистку, которая приходила к нам брать интервью к двадцатилетию издательства?
– Виктория? Помню… Звонила она?
– Да.
– Зачем?
– Да в двух словах и не расскажешь. У этого звонка достаточно долгая предыстория…
– Мне торопиться некуда… – сказала я и села рядом.
Рома вздохнул.
– Рит, я расскажу. Но предупреждаю сразу: возможно, что-то из услышанного будет тебе неприятно…
– Ну что ж. Я готова.
– У нас с Викторией была связь. Я бы не назвал это отношениями в классическом понимании… Мы встречались с ней периодически. Но вскоре я прекратил эти встречи.
– Вот как? И почему?
– Сейчас расскажу. Мы познакомились в мотеле, в день, когда я узнал, что Оля беременна… – начал Рома. – Да, звучит гадко, но это факт. Можешь меня осуждать – твоё право.
– Да я и не собираюсь. Я не была на твоём месте…
– В общем, я излил ей душу, и мы переспали. Она ясно дала понять, что ни на что не претендует, что мы просто хорошо проведём время – не более. Я был потерян, нетрезв, а она – красива и убедительна… И всё случилось…
– А где-то месяца через два она появилась в издательстве в качестве журналистки – пришла взять у меня интервью. Я, конечно, был ошарашен, увидев её… Но она даже виду не подала, что мы знакомы, и только, прощаясь, подмигнула. А через неделю позвонила и предложила встретиться…
– Ты, соответственно, согласился.
– Представь себе, не согласился.
– И когда же началась ваша связь?
– Уже после смерти Оли… Где-то через несколько месяцев после её смерти…
– Она позвонила сама?
– Нет. Мы встретились случайно, в баре. Я был один. Она – с подругами. Увидела, подошла. И после недолгих предисловий затащила меня в туалет… Ну и… сама понимаешь…
– Понимаю. Прям так и затащила? По полу волокла? – саркастично спросила я.
– Рит, не язви. Я хотел сказать, что инициатива исходила от неё. Ну а я не отказал. Мне хотелось снять стресс. Забыться, отвлечься…
– И вы начали встречаться?
– Поначалу Вика вела себя независимо, даже слишком, никогда не оставалась до утра – уезжала ночью на такси, не попрощавшись. Так продолжалось около полугода.
– Но как-то раз она приехала ко мне пьяная в хлам и устроила цирк. Сбивчиво говорила что-то про каких-то кошек и собак… Ползала на корточках, лаяла… Говорила: "Ром, возьми щеночка… Он будет приносить тебе тапочки". Истерически смеялась, потом плакала… Песни пела…
– Какие песни?
– Ну знаешь, может… из мульфильма… "Собака несчастная очень опасна, ведь ей не везё-от в этой жизни ужасно…" – сказал Роман нараспев.
Я не удержалась и хмыкнула.
– Мне тогда было не до смеха…
– Да я понимаю… А ты что?
– А что я? Девочка была пьяна и уязвима… Уложил её спать. Утром она извинилась и уехала. А я понял, что её чувства намного сильнее, чем она хочет показать. И поэтому нужно заканчивать…
– А почему ты не захотел… "взять щеночка"? – снова не удержалась от сарказма я.
– Потому что ничего к ней не чувствовал. Красивая, неглупая… Но… Я даже не знаю, как выразиться, чтоб ты меня поняла… Она какая-то ненастоящая. И где-то глубоко внутри очень несчастная. Представь себе, я ни разу не видел, как она смеётся. Не обольстительно, не кокетливо, а по-настоящему, по-детски…
– Что было дальше?
– После «собачьего» монолога мы не общались около месяца. Я уже выдохнул, подумал, всё, слилась… Но она позвонила. Предложила увидеться как ни в чём не бывало. На встречу я согласился, но лишь для того, чтобы окончательно с ней порвать. Приехал ресторан и как можно мягче объяснил ей, что встреч "без обязательств" больше не будет.
– Поначалу она отреагировала спокойно. Сказала, что ей жаль, но, если я так хочу – она не станет меня уговаривать. Предложила еще немного посидеть, поболтать. Я чувствовал перед ней некоторую вину и согласился… Где-то час мы вели пустые разговоры, и за этот час она успела хорошенько накидаться. А потом попросила проводить её. Мы шли вдоль набережной, и вдруг в какой-то момент она перелезла через перила и начала кричать, что если я не пообещаю её не бросать – она прыгнет…
– Примитивнейшая манипуляция… И не самая гуманная, особенно по отношению к тебе… Она знала о том, как умерла Оля?
– Знала, но не от меня… Об этом писали в СМИ. В любом случае, этот поступок не назовёшь осознанным. Скорее он был импульсивным. Вике, судя по всему, вообще нельзя пить… Она превращается в другого человека… А может быть наоборот – это её истинное лицо. Я так и не понял.
– И как ты вышел из той ситуации?
– Я разозлился. Сказал ей: если хочешь прыгать – прыгай, это будет твой выбор. Я за тебя ответственности не несу.
– Она прыгнула?
– Нет. Она начала плакать. А потом просила отвезти её домой… Утром она мне позвонила – снова с извинениями. Пообещала, что подобного больше не повториться.
– Она сдержала своё обещание?
– После инцидента на мосту мы виделись всего лишь один раз – уже при тебе, в издательстве. Тогда всё прошло спокойно.
– А сейчас то что ей нужно?
– А сейчас она, судя по всему, снова не в себе… Непонятно откуда узнала, что я женился…
– Поздравляла? – усмехнулась я.
– Ну в общем-то да…
– А почему тогда ты так взволнован?
– Потому что не верю ни одному её слову.
20 февраля
Как же мне хочется дать слабину и проявить свои чувства… И каждый раз, при встрече, бросаться к нему на шею, радостно виляя хвостом… Но мой разум должен быть сильнее. Я должна держаться. Я должна его сломать. Я должна сделать так, чтобы он просил меня остаться… Чтоб заболел мной. Так как же, как я им. И только тогда, когда я пойму, что он мой, я разрешу себе немного слабости. Но лишь немного… Иначе я его потеряю…
А потерять его я не могу, ведь жизнь до встречи с ним была чёрно-белой, словно детская раскраска. Да и какая жизнь? Всего лишь жалкое существование, ничтожной целью которого было бестолковое самолюбование и жажда роскоши.
Так продолжалось до тех пор, пока не появился он – так неожиданно и в то же время долгожданно… Словно первый глоток свежего морозного воздуха, сделанного пленником после долгого заточения в душной камере. Пленнику и в тюрьме было неплохо. И сухо, и тепло, и кормили, и поили… Но жизни не было. И вдохнув этот воздух он понял, что назад дороги нет. Он замерзнет в снегу, окоченеет и отдаст себя на растерзание волкам, но обратно не вернется. Никогда.
Нет, я совершенно точно не хочу назад. Он мой воздух. Он мой свет. И я его не отдам.
3 марта
Дура!!! Дура!!!! Какая же я дура… Взяла и всё испортила. Напилась, приехала к нему, несла ахинею… Да еще эту глупую песню начала петь. Как же стыдно… Ну почему нельзя повернуть время на 12 часов назад и просто поехать домой!
Как на компьютере – взять и отменить своё действие.
Что он обо мне теперь думает??? Захочет ли видеть меня снова?
Какая же я слабая… Ничего не могу довести до конца. Нужно было продолжать гнуть свою линию, продолжать разыгрывать перед ним кошку… И тогда, возможно, что-то бы и получилось. А я… взяла и вывалила ему все свои самые страшные секреты, да еще в таком неприглядном виде. Ладно. Пусть это будет мне уроком. Надеюсь, еще не всё потеряно…
15 мая
Я чувствую, как по моему телу распространяется яд. Это он – мой наркотик… Раньше всё было проще. Примешь его – хорошо. Не примешь – ломает. Теперь же я чувствую боль всегда. И когда его нет, и когда он рядом. С той лишь разницей, что с ним я хотя бы дышу… И хотя его равнодушный взгляд разъедает мне сердце похлеще кислоты, все же чувствовать боль и дышать – легче, чем корчиться в судорогах за неимением возможности вдохнуть. Но парадокс заключается в том, что я ни о чём не жалею. Я счастлива, что встретила его… До сих пор счастлива.
20 июня
Как же я ненавижу сумерки… В это время моя тоска особенно сильна. В это время мне хочется лезть на стену… Сигареты уже не спасают. Ничего не спасает. Шансов нет. Он ясно дал понять, что ничего не хочет… И теперь мне нужно учиться жить без него. Без воздуха, без смысла, без жизни… Как это сделать? Как?
14 сентября
У него появилась женщина. Я узнала её – эту рыжую иллюстраторшу… Конечно, она сразу положила на него глаз… И, видимо, оказалась намного умнее меня. Она знает, как нужно себя вести. И не устраивает ему пьяных истерик.
Они стояли на крыльце этого грёбаного кинотеатра, и он обнимал её сзади. Обнимал, вдыхая запах её волос… Так делают, только если влюблены…
Да, он влюблён. Это видно и по его взгляду. На меня он никогда так не смотрел…
Как же больно это осознавать… Представлять, как он её целует, как ждёт встречи…
Я окончательно проиграла. Теперь я абсолютно точно это осознаю.
17 августа
Пошёл почти год. Глупый, бесполезный год, проведённый в тщетных попытках его забыть.
Но как забыть, если он – лучшее, что со мной случалось?
И поэтому новость о том, что они поженились, всё-таки стала для меня ударом…
С одной стороны, это плохая новость. Но есть и другая сторона.
Времени прошло довольно много, и я очень сильно сомневаюсь, что их влюблённость ещё жива… Скорее всего иллюстраторша уже расслабилась и думает, что её мужчина никуда от неё не денется. И очень зря… Потому что вероятнее всего, она уже успела ему наскучить… А это значит, что у меня появился шанс. И на этот раз я всё сделаю правильно.