Наталья Игоревна Михеева
Лисий остров
Глава 2
1
– Привет, Рит. Как ты? – звучит в телефонной трубке голос Полиного мужа. Денис работает хирургом и знаю, зачем он звонит.
– Привет. Да ничего… – на автомате отвечаю я, чувствуя бешенное сердцебиение.
– В общем, наша пациентка сегодня едет домой. Ты ведь понимаешь, что я не имею права предоставлять тебе подобную информацию? Надеюсь, ты меня не сдашь…
– Конечно нет. Мог бы и не говорить… Спасибо тебе.
– Хорошо.
– И не заявляйся к ней сразу. Дай немного прийти в себя.
– Как скажешь…
– Записывай адрес.
2
Я поднимаюсь по ступенькам серого панельного дома на пятый этаж. Так. Квартира 49.
Вот она.
Чёрная железная дверь ярко выделяется на фоне остальных – менее добротных и богатых. Я собираюсь с духом и звоню.
Дверь открывает низенькая полноватая женщина в хлопковом цветастом халате. На вид ей не больше пятидесяти пяти.
– Здравствуйте. Я к Вике.
– Добрый день! – мягко отвечает женщина и слабо улыбается. – Вы должно быть Яна?
– Нет. Я Рита.
– А я Тамара Михайловна. Проходите. Вике не повредит общение с друзьями.
– Хорошо, спасибо. – ответила я и стала разуваться.
– Викуш, к тебе пришли. – докладывает мама.
– Кто? – сонно спрашивает женский голос.
– Рита. Это твоя подружка?
– Кто?!! – голос окончательно просыпается.
– Рита. Ты знаешь её?
Вика молчит.
– Дочь, что с тобой? Кто она? Попросить её уйти? – беспокоится мать.
– Всё нормально. Пусть заходит.
Викина спальня – женственной и с претензией на роскошь: большая кровать в стиле «барокко», шёлковое постельное белье, тяжёлая люстра, туалетный столик из искусственного мрамора, заставленный баночками и флаконами. Однако вся эта шикарная обстановка жутко не вяжется со стоящим в комнате запахом медикаментов.
Вика сидит на кровати, прислонившись к спинке, закутав ноги в одеяло. Рядом ноутбук и поднос с допитым чаем и кучкой конфетных фантиков. Грязноватые волосы собраны в небрежный пучок. Лицо выглядит серым и болезненным. Я с трудом узнаю в этой постаревшей и осунувшейся женщине ухоженную и сексуальную Викторию.
– Я знала, что ты придешь… – говорит она.
– Зачем ты убила моего мужа? – без лишних предисловий спрашиваю я, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Я его не убивала…
– Нет. Его убила именно ты. Ты бросилась под его мотоцикл. И он, спасая тебя, налетел на бордюр, перевернулся и сломал себе шею. Он умер твоей вине. Исключительно. По твоей. Вине. Ты убийца. Ты это осознаёшь?
– Я не хотела этого! – вскрикивает Вика.
Дверь комнаты открывается, и в щели показалась голова Тамары Михайловны.
– Викуш, у тебя всё хорошо?
– Всё отлично, мам. Оставь нас, пожалуйста. – отвечает Вика, и мамина голова послушно исчезает.
– Я просто не могла отпустить его вот так вот… Он бы больше не дал мне возможности… – Вика нервно трёт своё лицо руками.
– Какой возможности?
– Увидеться.
– Расскажи последовательно. С самого начала.
– Может присядешь? – Вика указывает на кресло возле туалетного столика.
Я сажусь.
– Я всегда была несчастной. Сначала – слишком ранимой и неуверенной в себе, потом – равнодушной и фальшивой. Мне всегда было неуютно с самой собой. А с ним мне было хорошо. С ним я чувствовала, что живу, понимаешь? – тихо говорит Вика.
– Меня не интересуют твои переживания. Расскажи мне про тот день.
– Выслушай меня… Пожалуйста!
Я молчу, а Вика продолжает.
– Он никогда не был моим. А я подсела на него, как на наркоту… И когда между нами всё кончилось, я узнала, что такое ломка.
– Давай подинамичней.
– Хорошо, хорошо… Весь тот год, что вы были вместе, я честно пыталась его забыть. Но так и не смогла… И когда вы поженились, я почему-то подумала… – тут Вика запинается.
– Говори.
– Подумала, что мы бы могли встречаться на стороне… И попросила его о встрече, чтобы предложить.
– Предложила?
– Да. Мы встретились в кафе за бизнес-ланчем. Я старалась быть привлекательной, манящей… Никто бы не устоял. А он… он меня просто разбил… Сказал, что шанцев нет и быть не может…
– Что было дальше?
– Мы пообедали и спустились на парковку. Он попрощался и сел на мотоцикл, а я пошла по направлению к своей машине. Мои мысли путались. Сзади послышался шум мотора: это был он. Я поняла, что не могу допустить, чтоб он уехал. Я должна была сказать что-то еще, попробовать еще раз… Я не хотела бросаться под колёса – я всего лишь хотела его остановить. Но подошла слишком близко… Что было дальше, я не помню.
Меня трясёт.
– Ты идиотка. Идиотка и психопатка!
– Да, ты права… Права. Я идиотка. И наказана за свою глупость. Я живьём горю в аду! И вот это, – Вика одёрнула одеяло, прикрывающее ноги, – это сущий пустяк по сравнению тем, что творится у меня в душе!!!
Я гляжу на две короткие культи – на то, что осталось от Викиных ног, и чувствую тошноту. Как в тумане влетаю из комнаты, быстро обуваюсь, и, перескакивая через ступеньки, выбегаю на улицу.
Глава 3
Я сижу на лавке городского парка и наблюдаю за Соней, кропотливо отбирающей осенние листья и жёлуди для поделки в садик. На нас с ней – одинаковые шарфы, собственноручно связанные мной. Да, представь себе, я научилась вязать. Не сомневаюсь, что тебя этот факт непременно бы развеселил. Но дело далеко не в том, что мне пошёл четвёртый десяток, просто Соне очень хотелось, чтобы у нас были одинаковые предметы одежды – да не простые, а украшенные героями мультсериала «Клуб Винкс» (Соне нравится представлять будто она – блондинка Стелла, а я – рыжеволосая Блум). Перелопатив весь интернет и не найдя ничего приличного, я решила, что самое простое – это связать нам шарфы и приклеить на них аппликации. Потратив кучу нервов и поняв, что эти шарфы – первые и последние в моей жизни, я всё-таки довела дело до конца, получив в награду счастливую улыбку, сладкие детские объятья и новый шарф с феей.
Сейчас Сонино настроение довольно переменчиво. Она может играть и смеяться, а через минуту заплакать без видимой причины… Может без умолку болтать, описывая подробности очередной садиковской перипетии, и замолчать на самом интересном месте, видимо, вспомнив о тебе. Психолог сказал, что в сложившейся ситуации, это совершенно нормально. Я стараюсь ему доверять.
Чаще всего Соня грустит по вечерам. Я много говорю с ней о тебе и стараюсь не забывать ваших традиций – перед сном читаю ей "Большую детскую энциклопедию о динозаврах" и пеку оладьи по субботам. После твоей смерти Соня практически сразу стала называть меня «мамой». А буквально на днях я стала её матерью и юридически.
На следующей недели будет ровно год как тебя нет. Страшный и короткий год. Раньше я думала, что время скоротечно, лишь когда ты счастлив. Я ошибалась: когда ты полумёртв и жизнь превращается в однообразную вереницу дней, только и остаётся удивляться тому, как быстро меняется природа за окном.
Если я скажу, что часто вспоминаю о тебе – я совру. Я не могу о тебе вспоминать, просто потому что ни на минуту о тебе не забываю. Твой голос ругает меня, когда я одеваюсь не по погоде, смеется надо мной, когда путаю лево и право, комментирует, когда готовлю… Во время диалогов с другими людьми, за чтением книги, в процессе выбора продуктов в магазине – я всё равно думаю о тебе. Порой это даже не мысли – просто ощущение твоего образа. С ним я дышу, хожу, ем, пью, засыпаю и просыпаюсь…
Поначалу мне было очень больно. Но со временем боль стала менее острой и более управляемой. Сейчас она уже не может застать меня врасплох – я приручила её и выпускаю на волю лишь тогда, когда пожелаю.
Но боль – это лишь полбеды. Намного сложнее дела обстоят с тоской. Она заполнила моё сердце до краёв, окрасив мир в глухие, серые тона.
Это лето тоже было серым. Серые поездки, серые встречи с друзьями, серые занятия зумбой, куда Поля неумолимо таскает меня каждый четверг, стараясь отвлечь… Кажется, даже мой смех стал серым и каким-то ненастоящим… Ничто не трогает моей души, ничто не способно заинтересовать меня настолько, чтоб вытащить из этого куматоза…
Единственной настоящей радостью и облегчением для меня теперь является сон, которым я, представь себе, научилась управлять…
Всё получилось случайно.
Ты снился мне довольно часто, но почему-то всё время ускользал. Уходил, уезжал, иногда просто исчезал непонятно куда. Я пыталась дозвониться до тебя, но тщетно – то было занято, то сбивалась сеть, то пропадал телефон…
А однажды мне приснилось будто мы лежим на кровати и смотрим фильм. Понятия не имею какой. Помню только ощущение – тепла, спокойствия и безграничного счастья. И вдруг ко мне приходит осознание: я сплю, это сон. Мой сон. А это значит – всё будет так, как я хочу. И никак иначе.
Тогда ты в первый раз остался со мной. Мы разговаривали, обнимались и занимались любовью. Когда зазвонил будильник, я сбросила его и, дав себе ещё пару минут, абсолютно осознанно вернулась обратно – поцеловать тебя и попрощаться. Не навсегда – до следующей ночи.
Глава 4
1
– Ты планируешь делать выставку здесь? – выражая сомнение всем своим видом спрашивает Артём.
– Именно. – отвечаю я. – Вот скажи мне, как ты справляешься с детским издательством, если в тебе творчества не больше, чем в мешке с картошкой?
– Для творчества есть другие люди. А я это творчество стараюсь монетизировать. Очень стараюсь, между прочим. И вроде как, у меня неплохо получается.
– С этим не поспоришь. Здесь ты красавчик.
– Вооооот… В таком ключе мне нравится общаться гораздо больше. – Артём улыбается, как Чеширский кот.
– Да будет тебе известно, это захламлённое помещение с обшарпанными кирпичными стенами, бетонным полом, трехметровым потолком и высоченными окнами – чистейшей воды индустриальный лофт. Самый брутальный из всех, что я видела.
– Такой же брутальный, как и я? – паясничает Артём.
– Почти.
– Это правильный ответ. – и я снова вижу Чеширского кота. – То есть ты планируешь оставить всё как есть?
– В целом – да. Окна – в полном порядке. Стены и пол – в отделке, как ты понимаешь, не нуждаются. Нужно будет вывезти мусор и сделать подсветку картин… Всё.
– А трубы?
– Что трубы? Трубы – это лучшее украшение любого лофта. Тем более брутального. Тебе ли не знать…
– Ха-ха. А ты умеешь убеждать.
– Я тебе больше скажу. Роме всегда нравилось это помещение.
Пуговичный завод тридцатый годов, как-никак… Он говорил, что в отличии от первого этажа, где находится издательство и все переделано под чистую, второй этаж еще пахнет историей. Я думаю, он обязательно нашёл бы ему применение, если бы… успел.
Какое-то время мы стоим молча.
Я пялюсь на наш подоконник и вижу закат, хотя на часах всего десять утра. Вижу тебя в его красном свете. И в душу снова лезет грусть…
– Хорошо. – после недолгого молчания говорит Артём. – Я договорюсь о вывозе мусора, приглашу гостей, разошлю пресс-релизы… Остальное – твоя работа, детка. Да, макет афиши – тоже с тебя.
– Не вопрос, господин директор. – салютую я. – Спасибо тебе…
– Ты с ума сошла? За что? Это наше общее дело.
– За то, что поддержал меня. У нас всё получится.
2
Мой взгляд придирчиво скользит по новоиспеченному выставочному залу в поисках погрешностей.
Все поверхности идеально чистые. Фотографии оформлены в чёрное-белые паспарту и развешаны по тематикам. Освещение – на высоте. Бокалы с вином и закусками аккуратными рядами расставлены по фуршетным столам.
Еще несколько минут – и начнут подходить гости…
– Не переживай. Всё идеально. – участливо сжимает мою руку Полина.
– Я не закончу переживать, пока не скажу приветственную речь…
– Текст помнишь? Или будешь читать по бумажке?
– Поль. Какие бумажки? Этот текст высечен на моём сердце. Я буду читать по нему…
– Прости… Ты справишься. Выпьешь вина?
– Да, можно.
Я принимаю бокал из Полиных рук и делаю глоток. По телу разливается живительное тепло.
– То, что нужно…
– Да, с вином ты угадала. Конечно, ежевичное вино – немного странный выбор для такого мероприятия. Но оно реально вкусное.
– Очень вкусное.
3
– Всем добрый вечер! Меня зовут Маргарита и я искренне рада видеть вас на открытии фотовыставки, посвящённой памяти моего мужа, трагически погибшего два года назад. – начала я не своим от волнения голосом. – Кому-то из вас он был другом, кому-то – коллегой, кому-то – партнёром. Кто-то был знаком с ним лично, кто-то заочно, кто-то – не знаком вообще. Я не хочу утомлять вас долгими речами. Скажу лишь о главном. Рома был самым мужественным, самым добрым и самым глубоким человеком из всех, что я знала. – я почувствовала, как к глазам подступили непрошенные слезы, но вместе с ними пришло и расслабление, и я продолжила уже намного увереннее. – Он был трогательно-нежным отцом для своей дочери, заботливым сыном своим родителям и любящим мужем для меня… Он тонко чувствовал красоту этого мира, людей и их эмоции, что видно по его фотоработам. Он много помогал – значительная часть его дохода регулярно уходила на помощь нуждающимся. Сегодня день его рождения. Сегодня ему могло бы исполнится тридцать пять лет. И в это день я хочу, чтобы мой муж помог ещё раз. – я сделала глоток воды и продолжила. – Перехожу к сути. Организовывая эту выставку, я преследовала три цели. Первая – почтить память. Вторая – открыть Ромины работы людям, позволить им увидеть мир его глазами. И третья цель – помочь ребёнку… Два месяца назад наша дочь Соня пошла в первый класс. А недавно у её одноклассницы, маленькой семилетней девочки – нашли онкологию. И, как вы уже успели догадаться, все деньги с продаж фотографий уйдут на её лечение. Конечно же, только в том случае, если вы действительно захотите что-то купить. Если какая-либо из работ действительно затронет ваше сердце, и вы захотите поселить её в своём доме как напоминание о том, что вы совершили доброе дело. Пожалуй, это всё.
Звучат аплодисменты.
Я благодарю гостей за внимание и подхожу к фуршетному столу. Взяв бокал вина, хочу направиться в сторону Поли и Дениса, но вдруг вижу низенькую полноватую женщину, с интересом рассматривающую фотографии. Её профиль кажется мне смутно знакомым. Женщина, судя по всему, заметив мой взгляд, поворачивается в мою сторону, и я узнаю её. Это мама Виктории. Мы встречаемся глазами, она робко улыбается и подходит ко мне.
– Здравствуйте, Маргарита… Я прошу прощения. Мне не стоило сюда приходить… Но Вика очень просила меня купить для неё картину. А я… сами понимаете… не могу упустить возможности её порадовать. – заискивающим голосом говорит женщина, нервно теребя свою сумочку. Мне становится её жалко.
– Вы не должны извиняться. Татьяна Михайловна, если не ошибаюсь?
– Тамара. Тамара Михайловна…
– Точно. Вход на выставку свободный. И я ничего не имею против вашего присутствия.
– Это большое облегчение для меня… Надо признаться, я волновалась.
– Как дела у Вики?
– Вы знаете, Рит, я боюсь сглазить, но – тьфу, тьфу, тьфу – всё хорошо. – щебечет Тамара Михайловна, не забыв суеверно постучать по подоконнику. – Последний год Вика стала посещать центр психологической поддержки инвалидов. Там они занимаются, общаются, делятся насущным проблемами… Но самое главное, что Вика встретила там мужчину – также с ампутированными ногами, бывшего военного. Очень приличный мужчина. Они встречаются днём и ночи напролёт говорят по телефону… Я же до сих пор живу у Вики и всё слышу. Мне, знаете, так радостно от этого. И спокойно… Ой… Простите меня… Простите, Рит… Что я несу?
– Ничего. Я рада, что у вашей дочери всё хорошо. – как можно более спокойно ответила я.
– Она очень раскаивается, очень себя корит. Чувствует вину перед Романом, вами, перед вашей девочкой… Не знаю, могу ли я о таком просить… Но если б вы её простили…
– Я её простила.
– Вы серьёзно?! Спасибо вам, Рита. Спасибо большое…
– Я прошу прощения, мне нужно идти.
– Да, да… Простите меня ещё раз.
– Всего хорошего. – прощаюсь я.
– Рита, подождите… Можно я куплю эту работу? В ней столько радости… – сказала Тамара Михайловна и указала на фотографию маленькой чёрной таксы, беспечно ловящей языком первые снежинки.
4
Я сижу на подоконнике с бокалом в руке. Туфли брошены на пол. Столы убраны, фото раскуплены, все необходимые слова – сказаны. Мне нравится смотреть на этот опустевший, тёмный зал. В нём также пусто, как и в моей душе. И эта пустота мне тоже нравится. Ощущать её гораздо легче, чем боль или тоску… Я поднимаю бокал. С днём рождения тебя, мой родной… Я совершенно не знаю, где ты, но мне хочется верить в то, что ты меня видишь и в то, что когда-нибудь мы снова встретимся…
В коридоре слышатся шаги. Это Артём.
– Ты ещё здесь? – спрашивает он. – я забыл зарядник. У тебя всё хорошо?
– Всё в норме… – отвечаю я, практически не соврав.
– Ты за рулём?
– Как видишь, нет… – стучу пальцем по бокалу.
– Подвезти тебя?
– Не надо, я хочу прогуляться пешком.
– Я бы не советовал, на улице дождь…
– Я хочу прогуляться под дождём.
– Ну, у вас, у творческих, – свои причуды. Нам, простым смертным, не понять…
– Да, даже не пытайся… – усмехаюсь я.
– Почти все фотографии раскуплены. Разлетелись, как горячие пирожки…
– Это Ромина заслуга. У него был талант.
– Ты тоже молодец. Без тебя бы точно ничего не вышло…
– Завтра повезу деньги родителям девочки. У них впереди – тяжёлая борьба… Я очень надеюсь, что они победят…
– Я тоже. Держи меня в курсе.
– Конечно…
– Ладно, раз ты со мной не едешь, тогда пока.
– Пока, Тём…
5
Я напяливаю дождевик и выхожу из издательства. Дождь сильный, но несмотря на конец октября – довольно тёплый. То, что нужно. Капли приятной музыкой стучат по капюшону. По асфальту бешенными ручьями несутся потоки воды. Город блестит и переливается. Город смывает с себя всю грязь прожитого дня. Я тоже хочу умыться – смыть с души остатки боли и тоски. И, кажется, у меня получается…
Дождь расходится. Накрывает меня тяжёлой бетонной плитой. Сначала чувствую себя маленькой и незначительной по сравнению с ним. А потом мы сливаемся. И я перестаю чувствовать что-либо вообще…
Я понимаю, что замерзла, только войдя в квартиру. Гармония с природой – это восхитительно, но все же как прекрасно жить в цивилизации… Я наполняю ванну и с великим блаженством залезаю в горячую воду. Мурашки бегут от кончиков пяток до самой макушки. Как же хорошо… Я погружаюсь в воду с головой и улыбаюсь сама себе.
Ты был прав. Мы сами генерируем своё счастье – нужно только прислушаться к своему внутреннему голосу…
И сейчас я счастлива находиться в этой тёплой ванне.
Я счастлива, когда пью какао. Когда дышу свежим воздухом. Когда читаю интересную книгу. Когда рисую. Когда тискаю котёнка. Когда провожу вечер с Полей за бутылкой красного вина и душевными разговорами. Когда мягкие и тёплые Сонины ладошки обнимают меня во сне…
Мучительная тоска по тебе долгое время не давала мне почувствовать это простое, незамысловатое счастье.
И вот наконец я чувствую, что она отпускает меня, уступая место светлой грусти…
Нет, я ни в коем случае не разлюбила тебя. Я люблю тебя всей душой и буду любить всегда. Воспоминания о тебе ярки и живы, но они больше не мучают меня. Они стали ценным сокровищем, мирно покоящимся в шкатулках моей памяти. Я буду открывать их тогда, когда почувствую в этом необходимость. Сначала часто. Со временем – реже. Так мне не придётся вырывать тебя из сердца насовсем.
А сейчас я хочу жить – не выживать, а именно жить. Дышать полной грудью, мечтать, творить и любить. И, если там, на небесах, действительно что-то есть – мы обязательно встретимся, любимый. Но позже. Я надеюсь, что намного позже.
Я выхожу из ванной, ложусь в чистую мягкую постель и под ритмичный стук дождя плавно проваливаюсь в сон.