Джеорджина Норд
Новогоднее чудо
Чудеса да не по адресу
Мэри Берд
Эта история напомнит вам о мечтах
Глава 1
«Немного о совах и мечтах»
Анника закуталась в свой пушистый шерстяной шарф и привстала на носочках в своих лодочках, чтобы можно было лучше было разглядеть несущийся высоко над головой по воздушным рельсам поезд, из больших круглых окошек которого лился мягкий золотистый свет. Девушка мечтательно протянула к нему руки. Сквозь ее длинные нежные пальчики заструились медовые теплые лучи мчащегося «Вестника», отчего удалось поймать только тень этого торжества, этого необыкновенного путешествия сквозь глубоководный небесный океан через завесу пушистых облаков в компании мерцающих огоньков–звезд.
Вокруг стояла безмолвная зимняя ночь, с неба тихо и величественно падали крупные хлопья снега, оседая на тонкие светлые ресницы и длинные золотистые локоны, заплетенные в легкую косу. Северный ветер тихо завывал куда–то в цветущее грезами сердце, от чего девушку бросало в легкий озноб, но она все продолжала тянуться вверх, прикрывать блаженно глаза и представлять, как сидит там, в одном из вагонов, пьет самый вкусный на свете ароматный кофе и весело разговаривает с новыми знакомыми из иных миров, наблюдая из окна за тем, как поезд пролетает над огромной сахарной Луной и ныряет в очередной удивительный мир, полный чудесных существ, диковинной природы и волшебства.
Анника мечтала сбежать на одном из них в другой мир. Самой выбрать свой путь. Она была Волшебницей из маленького цветущего мира, в котором промышляли шарлатанством и красивыми иллюзиями. Вот и вся магия. Девушка же мечтала быть действительно нужной, совершить большое и невероятное чудо, даже если у нее нет способностей к сильным заклинаниям.
Пытаясь не думать о грустном, она бодро и уверенно зашагала по заснеженной дорожке в сторону возвышающейся на пригорке станции, окольцованной величественными пушистыми изумрудными елями.
Как и все в мире «Странствий», станции имели вид уютных кофеен, где помимо билетов в другое измерение можно было попробовать вкуснейшие традиционные напитки местных жителей, приобрести свежеиспеченное хрустящее печенье в бумажных конвертах с наилучшими пожеланиями на грядущее путешествие. А в канун Нового года за определенную ценную плату была возможность отправить письмо Деду Морозу, вручив его эльфу–доставщику.
– Од–один б–б–илет на… поезд, – взволнованный хрустальный голосок взмыл вверх неуверенной дрожью, а широко–распахнутые тревожные нежно–голубые глаза встретились с непроницаемыми неживыми глазами–пуговками самодельного деревянного оловянного солдатика с ростом под два метра.
– Ваши–с документы, маленькая мисс, – ровным деревянным голосом отчеканил кассир, продолжая строго и беспринципно смотреть в огромные живые озерца девчушки, лицо которой совершенно невозможно было разглядеть из–за того, что она нырнула в свой пушистый кремово–белый шарф по самый нос. – И куда путь держите–с?
Ответом послужило окончательное погружение в собственный шарф, так, что теперь даже невозможно было разобрать глаз странно–взволнованной путницы. У Ани защипало в носу, стало трудно дышать, а в уголках потерянных погрустневших глаз скопились бусинки слез. Она обняла плечи своими покрасневшими от мороза ручками и стала безмолвно раскачиваться с пятки на носочек, все глубже проваливаясь в бездну собственных угнетающих мыслей. Низкому классу не дозволено и шагу ступать в мир «Странствий», ни то что покупать билет на поезд, в котором путешествовали существа из Центральных миров с музыкой, шумными развлечениями и чудесными представлениями.
Мама в детстве не раз мечтательно говорила, что оказаться в «Вестнике перемен» – поезде – это самое большое чудо.
– Пусть мне не хватит денег даже на закуску, ни то что на билет, пусть я всего лишь маленький незаметный маг в этой необъятной Вселенной, но ведь почти Новый год, должно же и со мной случиться что–то хорошее! – Аня горячо промычала через свой шарф, от горького разочарования и боли в груди присев на корточки на идеально отполированный пол из сверкающих изумрудных камней.
– Милочка, вы слишком много выдумываете, это вредно для здоровья, – из–за ее спины послышался хриплый, севший глубокий голос с вырвавшимся: «ку–ку».
– Два билета на меня и этот говорящий шарф. И да, Грэми, скажи Шерен, чтоб сменила тебе уже эти осточертевшие пуговицы на плюшевые сердечки, а то ты пугаешь мои игрушки.
Ане очень стало любопытно, кто же этот таинственный покровитель, но когда она повернула голову для благодарности, то в изумлении замерла: рядом с ней стояла большая сова, делано скрестив на груди свои крылья, зажимая в клюве толстую сигару. В ее огромных смоляных глазах плясали ехидные, дьявольские огоньки.
– Я п–пожалуй, того, пешочком…
– Ты и правда «того», раз осмелилась проникнуть сюда, а я – ку–ку – люблю все, что с приветом.
Глава 2
«Вслед за желтыми шнурками – не упусти свое счастье»
Тимофей потер уставшие глаза, потянулся в кресле и замер. Все никак не получалось перешагнуть через свои принципы и начать редактировать этот несчастный текст об очередной межгалактической войне. Но, постойте, убийства, хаос, война, это что же, тема для детской книги?
Что там издатель курил, когда одобрил это творение в печать? И какие, спрашивается, мухоморы, курил он сам, когда отмечал свой первый день в издательстве, как второй День Рождения?
Какая наивность – это скорее оказались похороны под завалами редактирования многочисленных рукописей, бессонных ночей и вечного ворчания главного редактора: «Петренко, хватит вычеркивать из историй отрицательных персонажей!»
– Тим, что со шнурками? – От мысленного бунта парня отвлек звучный, низковатый голос очаровательной брюнетки, от неожиданности пробивший все тело до приятных мурашек
Она радушно улыбнулась, ставя перед ним большую кружку с самым вкусным кофе из дешевых одноразовых пакетиков, которую для праздничного настроения украсила взбитыми сливками.
– Нинка–снежинка, сама варила? Как всегда восхитительно! – Тим тепло улыбнулся, наигранно вдыхая аромат обычной странной мути с кипятком, и вытянул вперед большой палец в коричневой перчатке с продырявленными пальцами.
– Ну, конечно, котик, только из самых отборных зерен арабики, – в тон ему ответила девушка, опускаясь на соседний свободный стул. – Так что со шнурками?
– А что с ними не так? – Тим забавно выгнул брови, ставя на стол кружку и опуская глаза в пол, пытаясь рассмотреть в своих рождественских носках с Санта Клаусом и коричневых ботинках с разными шнурками действительно нечто сверхъестественное. – Да целые вроде, – он невинно пожал плечами и, улыбнувшись, запустил руку в свои кудрявые волосы.
– Почему сегодня именно эти цвета: черный и желтый?
– Будешь много знать – состаришься!
– Эй, ну скажи! Ты же мне всегда объясняешь свою эту шнуровую философию.
От последних слов Тимофей поперхнулся кофе и с внутренним восторгом в озорных орехово–теплых глазах взглянул на девушку, думая о том, что это просто гениально и надо срочно записать.
– Скоро и так узнаешь, – он смущенно отвел взгляд, свободной рукой сжимая в кармане пиджака два маленьких билета в кино.
Где–то за окном белоснежным волшебством на землю опускался снег, а разноцветные гирлянды вспыхивали веселыми нарядными огоньками, преображая улицы городка в настоящую предновогоднюю сказку.
Где–то с неба Тимофею светили понимающие звезды, скрытые за пеленой снежных сизых туч. Они грустно наблюдали за тем, как, придя глубокой ночью домой, он застыл над старым, пожелтевшим от времени семейным фото, и долго всматривался в нежную улыбку матери.
Черный – к годовщине смерти самых дорогих в мире людей.
Но сердце все еще грели мечты о том, что этот Новый год он не будет встречать один. Желтые шнурки были точно путеводной ниточкой к чему–то новому и хорошему – к переменам.
Но он и вообразить не мог, что за эту ниточку крепко ухватится совсем не коллега, а девчушка из другого мира.
***
У Нины был просто чудный голос: такой командирский, задорный, с немного самонадеянными нотками, что всегда веселили Тимофея, при том, что в последний день сдачи рукописи мчалась к нему вся в слезах и просила проверить, не напортачила ли в исправлениях. Нина хоть упрямая, напускает уверенность, а в душе сущий ласковый и пугливый котенок. Такого хочется прижать к себе, усадить на мягкий диван, закутав теплым шерстяным пледом, поить фирменным кофе из магазинных пакетиков, и смеяться так привычно над Кевином, который остался в очередную новогоднюю ночь один дома. Прямо, как он, только совсем не по своей воле. В его сценарии на заднем фоне играет по Первому каналу какая–то веселая музыка, со стороны двора разносятся оживленные голоса подростков, зажигающих бенгальские огни, а в ушах раздается звон бьющихся автомобильных стекол, тело чувсвтует крепкие объятия матери, закрывающие собой, и… пустота. Глухая, бесцветная, горькая.
Нина так и не пришла.
– А ну–ка взбодрись, чего такой кислый? – бывший сокурсник – рослый светловолосый парень – довольно ощутимо хлопнул того по плечу, в качестве «бодрости» вручая тому баночку пива.
– Лучше бы на каток позвал, кино – банальщина, романтик чертов, – кривовато усмехнулся рядом стоящий парень с короткими всклокоченными медно–рыжими волосами в просторной куртке в армейскую расцветку.
Эта умная мысль залетела в его голову в тот самый момент, когда уголок рта резко дернулся вверх, а из груди вылетел нервный невеселый смешок. И что только с этим балдой делать, спрашивается. Самые адекватные и разумные идеи приходят в его растрепанную макушку после того как уже все испорчено. Как–то раз он решил списать у Тимоти еще в школе. У того был тогда вечно потерянный взгляд, мятые рубашки с запахом лимона и мяты и точно бы извиняющиеся широкие улыбки. Но Тим всегда готов был помочь и никогда не возражал против того, чтобы у него списали. Однако проблема заключалась не в этом. По большей части этот дурень витал на уроках в облаках и сдавал чистые листы без решенных задачек. Вот и тогда перед Тимоти лежал аккуратно вырванный из тетради лист в клеточку с мелкой подписью собственного имени, загнанной в самый верхний угол листа. Без фамилии. Просто ничейный парнишка, прибывший из ниоткуда и державший курс упрямо в никуда. Ничейный Тим, который готов помочь тебе с учебой и отдать последние свои деньги только потому, что считает тебя своим другом. Чудак чудаком, но рыжий все равно не мог оставаться к нему равнодушным.
– Дурень, тупоголовый, нас–то че сюда притащил? – манерно гулким баском выразился рыжий, сплевывая потерявшую вкус жвачку себе под ноги на лед, испещренный мелкими тонкими царапинами от коньков.
Вечер опускался на город темной вуалью, ведя за собой крепкий колючий морозец. Щеки покрылись тонкой красной корочкой, уши, не защищенные шапкой, точно покалывало мелкими иглами. В такую погоду самое то сидеть на мягком диване в спортивном клубе и прихлебывать пенистое пиво под мерное и такое привычное бормотание жидкой плазмы над головой, но никак не торчать истуканом на огромном катке в окружении маленьких кричащих детишек и таких ванильно сладких парочек, летящих навстречу очередному падению. Рыжий скривил свое замерзшее лицо в гримасу отвращения, насупив нос и чуть высунув язык, а затем делано откашлялся, привлекая к себе внимание Тима и его приятеля. Две романтические натуры, которые в отличие от него спокойно созерцали искрящееся вокруг веселье без явно проснувшегося желания желудка вытолкнуть наружу сегодняшний обед. Парень наконец–то достучался до двух неприкаянных голубков, чувствующих себя в своей тарелке, еще раз продемонстрировал всю сложность ситуации яркой мимикой и многозначительно развел руками, охватывая весь светящийся разноцветными гирляндами каток в городском парке, в центре которого они возвышались статуями трех богатырей в окружении мамочек с детьми и влюбленных парочек.
Тимофей не спешил отвечать на столь неопределенный вопрос. По правде сказать, он бы хотел сейчас осторожно и нежно сжимать тонкие мягкие пальчики Нинки, ловить каждый ее смешок и отвечать на него такой широкой улыбкой, что сводило бы скулы. Хотел бы вести ее в вечернем веселом танце, скользя с ней по льду, трепетно придерживая за талию под теплым светло–персиковым пуховиком и невесомо касаться ее чуть раскрытых удивительно сладких (наверняка) губ. Но на его радушное приглашение откликнулась не Нинка–картинка, а двое его лучших друзей, возглавившие в этот вечер миссию по спасению его застреленного настроения. Тим собирался осторожно намекнуть ребятам на то, что мертвое воскреснуть не может, как в случае с его эмоциональным состоянием, но его хватило лишь на бегство. Парень в ответ натянул почти на самые уши свою шерстяную серую шапочку и едва не проронил: «ля–ля–ля», как делал с того самого дня, как не стало родителей. На все вопросы взрослых о том, тяжело ли ему без них, скучает ли он по ним, он начинал петь, а его печальные охровые глаза теряли живой огонек. Но парень только закусил нижнюю потрескавшуюся от холода губу, и, на удивление друзей, не проронив ни слова, жадными, большими глотками выпил все содержимое алюминиевой банки, раздосадовано бросив: «Хрень это все, любовь ваша».
– Да ты у нас поэт, Тимоти!
– Слушай, ну, может, у нее дела какие были, вот и забыла о свиданке, – тот, что порослее и выше, ободряюще улыбнулся другу.
– Просто Тимоти у нас слишком душка, чтоб девчонки на него велись. Давай, пробуди в себе самца!
– Ты труп, Арсений! – Тим недобро сверкнул глазами в сторону явно потерявшего чувство такта рыжеволосого приятеля.
– Ну давай, догони меня, тряпка, – парень поддразнивающе загоготал, прекрасно зная, что выйдет победителем. Чутье подсказывало, ну, или его любовь к длинным беговым дистанциям на время с самого детства.
Рыжий легко оттолкнулся ото льда и рванул в самую гущу толпы под недовольные возгласы отдыхающих. Тим же, совсем забыв, что и кататься–то толком не умеет, неплохо разогнался и полетел совсем не в ту сторону, так, точно бежал к чему–то своему. Недосягаемому.
Перед глазами мелькали разноцветные блики, а крики и смех слились в неразборчивый шум, в груди болезненно скребло, точно сердце стачивалось о ребра. Руки все еще безвольно цеплялись за бесплотный воздух, пытаясь дотянуться до теплых и нежных пальцев, пахнущих персиковом кремом для рук и горьковатым никотином. Каждый раз было так странно и волнительно наклоняться к этим пальцам, почти невесомо касаться их шершавыми и сухими губами. Когда Нина после тяжелого рабочего дня сворачивалась калачиком на его старом диване и мерно сопела в подушку с выцветшим желтым смайликом. Наклониться, оглохнуть от бухающего в груди сердца, послушать ее дыхание, а потом нежно, робко поцеловать ее маленькие пальчики, чувствуя их горьковатый вкус.
Интересно, с кем сейчас Нина? Кто смотрит в ее лучистые глаза, гладит ее нежные руки, слышит ее громкий, как праздничные хлопушки, смех?
«С кем же тебе теплее этой зимой, чем со мной?.. А, Нинка–картинка? Нинка–смешинка, Нинка…»
Тим так задумался, что не заметил, как влетел в огромную пушистую елку под три метра в высоту, что ознаменовала весь праздник в городе. Лоб запульсировал нарастающей гудящей болью, во рту разлился горьковатый металлический вкус, а перед глазами привычные очертания мира рассыпались точно причудливая мозаика. Тим обхватил непослушными пальцами шершавый холодный ствол елки, пытаясь устоять на ногах – коленки предательски дрожали, а лезвие коньков не придавала ему надежности. Сердце задрожало и ухнуло в пятки, когда неожиданно откуда–то из недр раскидистых темно–зеленых ветвей раздался тихий заговорческий шепот:
– Псс, парень, хочешь в Страну Чудес?
Тот несколько раз моргнул, тяжело втянув носом горьковато хвойный воздух, стараясь оставить при себе хоть крупицу тающего, как дым, здравого смысла. Он тряхнул головой, отчего шапочка сползла набок с повлажневших от быстрого катания спутанных кудрявых волос, точно в попытке выбросить из головы чужеродный голос. Ноги разошлись в стороны, и Тим, потеряв точку опоры, с паникой, промелькнувшей в просветлевших глазах, рухнул на твердый лед, ударившись копчиком.
Елки не могут разговаривать, так не бывает. Плюс он вроде не Алиса, да и нор никаких поблизости нет. Примерещится же.
– Елки не кролики, чтоб чудить, – пытаясь образумить говорящее дерево, заторможено произнес Тим, уперев разгоряченную макушку в ствол дерева.
– А совы могут, ку–ку, совы все могут.
«Нечего мне тут «ку–ку», я и так знаю, что «ку–ку»!» – это было последней мыслью перед тем, как его схватили чьи–то чужие руки и утащили в недра елки.
Глава 3
«О волшебных поездах и истинном чуде»
– Ой!
Анника искренне удивилась, когда им с совой действительно удалось украсть из громоздкой книги порталов самого настоящего живого человека. Аня всегда мечтала хоть глазком увидеть мир людей.
Когда же она решилась поделиться своим потаенным желанием со своей спасительницей, сова на пару бесконечных минут уставилась на нее своими большими сияющими глазами–бусинами. Затем из своего крыла достала маленький переносной портал в виде старой потрепанной книги в позолоченном переплете, внутри которого вместо страниц мерцал мягкий фиолетовый свет, точно миниатюрная Вселенная, свернувшаяся в клубок внутри твердого кожаного переплета. Сова что–то тихо прошептала, а затем вновь подняла свою голову и выжидающе посмотрела на девчушку, неловко жавшуюся к окну и испугано оглядывающуюся по сторонам. Анника с замиранием сердца считала секунды, отделяющие ее от страшного признания окружающих в ней жалкую чужестранку и самозванку. Хотелось превратится в струящийся в трубах воздух или стать изысканным круглым столиком возле мягких сидений. Хотелось стать вещью и навсегда остаться в волшебном поезде, уносящим ее от всех горестей прошлого.
«Мы шарлатаны, бусинка. Мы дарим людям иллюзии, но беда в том, что любому обману рано или поздно приходит конец. Мы крадем счастливые улыбки с их лиц, продолжая нести этот тяжкий груз в своем сердце ради собственного выживания».
Слова мамы неожиданно прошили каждый позвонок и отозвались уколом боли в груди. Анника сделала несколько коротких вдохов, чувствуя, как предательская соленая влага подбирается к острым уголкам глаз. Девушка не хотела мириться с судьбой и играть с чувствами людей, поэтому и сбежала. Но легче не стало. Она все еще чувствовала себя героем чужой истории, пожелавшем пробраться в сказку со счастливым концом.
Пусть она не сможет задержаться здесь надолго, зато хотя бы увидит мир за пределами своего маленького измерения. Узнает, какие они люди, там, с Земли. Анника немного помедлила, а затем, уверенно вздернув вверх свой острый подбородок и смахнув с глаз стыдливые слезы, придвинулась к сове, жадно вглядываясь в мерцающую фиолетовую глубину внутри маленькой книжечки. Волшебница решила, что перед тем, как стать горсткой пепла или отправится отбывать свое наказание на какой–нибудь далекой холодной планете–тюрьме она обязательно вкусит эту необъятную и удивительную жизнь, прикоснется хоть издалека к планете, которая лишена всяческих чудес и техномагии, однако имеет гораздо большую ценность. Говорят, что каждый человек на Земле может научиться всему, чему пожелает. А еще поговаривали о том, что на Земле люди способны творить самую невообразимую и удивительную магию, не выпуская ее за пределы собственного воображения.
Анника воспылала хрупким желанием хоть на краткий миг побывать частью неповторимого мира веселья, необыкновенной музыки и почувствовать, как над головой точно кружится аура доброты и радости, звучащей в каждом бьющемся сердце на площади. Все было так чудно, окрыляюще и весело, пока она не увидела человека, чье сердце разрывалось от боли, обиды и одиночества. И прежде, чем успеть подумать, она уже связала его судьбу своей крепкой эмоциональной нитью, без его согласия случайно заключив с ним контракт.
– Нянчиться с ним сама будешь, – сова фыркнула, спрятав книгу в свой маленький, но, похоже, бездонный портфельчик и вновь закурила, с интересом наблюдая за тем, как помятый кудрявый паренек весь в снежной крошке и босой, пытался сфокусировать взгляд то на вагоне поезда, с потолка которого падала золотая пыльца, то на виновато покрасневшей Волшебнице с заостренными ушками, то на ней, сове, с особым сомнением по поводу собственной адекватности.
– Это все происходит в моей спятившей голове?
– Тогда у Вас весьма бурная фантазия, – подбадривающе закивала Аня, испугавшись этой потерянности на побледневшем лице парня.
– Я и не знал, что так могу… – Тимофей задумчиво почесал подбородок, внимательно разглядывая вагон поезда, на местах которого сидели существа совершенно разных рас, какие только можно было увидеть в фильмах или книгах, а затем щелкнул пальцами и радостно засмеялся. – Тогда стану писателем, всегда мечтал!
– Как чудесно! – странная, но милая девчушка в шерстяном шарфе и легком белоснежном воздушном сарафане радостно захлопала в ладошки, и у Тима в сердце невольно наступила оттепель.
Такая искренняя. Забавная. Неужели всего лишь его воображение? Да и место это такое необыкновенное: из окон–иллюминаторов проносились планеты, а вдали сияла целая россыпь из звезд. Все вокруг смеялись, дергали звериными ушами, были одеты в странные наряды, оживленно разговаривали на неземных языках. Под ногами стелился не тающий белоснежный снег, стены были увешаны рождественскими венками, пахло сладкими пряностями, шоколадом и мандаринами. А волшебный поезд несся в открытом космосе по невидимым рельсам.
– Правда тут восхитительно?
Аня осторожно приблизилась к парню, скрывая пунцовый румянец за шарфом. То ли оттого, что с человеком никогда не разговаривала, то ли от очарования, исходившего от по–ребячьи беззаботного лица с россыпью созвездий–веснушек, блуждающей улыбки на тонких карминовых губах и этого удивительного блеска восторженности в добрых глазах.
– Конечно, у талантливых людей всегда восхитительная фантазия, – парнишка горделиво закивал, довольно быстро поверив собственному внушению, а потом протянул ей руку, слегка склонив голову набок.
– И ты восхитительна, плод моего воображения. Я Тимофей, можно просто Тим.
– Анника, для Вас можно и… Аня, – девушка доверительно вложила свою маленькую фарфоровую ручку в его теплую широкую ладонь, чувствуя, как ее сердце маленькой пташкой мечтает вспорхнуть высоко ввысь.
И пусть это всего лишь его воображение, чудной сон, что закончится уже завтра под утро. Сейчас он здесь, в поезде, несущемся по небу в компании существ из других миров, курящих сов и девушки с милыми заостренными ушками. Поэтому он позволит себе безумство и будет счастлив так, как никогда.
***
– Знаете, а мне вот теперь придется вас расколдовать… Мы случайно заключили контракт. Но я, если честно, не умею большое волшебство, наш народ скорее шарлатаны, торгующие снадобьями и вызывающие иллюзии из чужих мыслей, чем настоящие волшебники.
– Я что, чудовище какое? Чудище–юдище? – Тим дурашливо скорчил забавную рожицу и засмеялся.
Они сидели на верхнем ярусе, в котором располагались самые разные места для отдыха. А еще была полностью стеклянная крыша, поэтому у Анники и в душе, и перед глазами цвели целые Вселенные. Они выбрали самый дальний вагон–ресторан, где подавали восхитительные блинчики с карамельным сиропом. Над головой порхала чудесная праздничная музыка, и Ане самой хотелось петь, кричать о том, что и с маленькими существами этого необъятного мира происходят чудеса, нужно только выйти за рамки, сбежать от правил навстречу тому, к чему рвется душа.
– Чтобы Вам больше всего хотелось? Может, и моих чар хватит на то, чтобы вы больше никогда не грустили.
– Миллион долларов, собственный необитаемый остров и снегурочку под пальму, – Тимофей задорно ей подмигнул и рассмеялся каким–то неестественным, слишком уж механическим смехом, отчего у Ани невольно защемило сердце.
– Вот оно Ваше обличье чудовища, ваша ложь. И всегда Вы пытаетесь валять дурака, когда Вам плохо?
Тим понурил голову, нервно застучав пальцами по столу. Мир вокруг все еще казался ему совершенно нереальным, поэтому он решил не лгать хотя бы собственному воображению:
– Всегда. После того, как я оказался сиротой, после смерти родителей… – он судорожно вздохнул, чувствуя, как внутри все холодеет, а сердце болезненно сжимается в груди, душит. – Я внушил себе, что если придумать, что я всегда был один, если в своем воображении раскрасить сиротский приют в какой–нибудь многолетний детский лагерь, если похоронить в глубине себя свою боль, то на ее месте обязательно вырастут новые цветы… но они все не растут, там так пусто… Почему там так холодно в груди, почему… почему?
Тим обессилено опустил голову на стол и беззвучно заплакал. Его глаза, как и в детстве, заволокла пелена боли. Живой яркий огонек в них мерк так стремительно, что Аннике стало страшно.
– Тише–тише, я знаю, как ухаживать за цветами, в моем краю только они и растут, я помогу… – Анника подскочила со своего места, подбежала к нему и трепетно прижала к своей груди, осторожно, ласкового зарываясь тонкими пальчиками в спутанные кудряшки светло–каштановых волос. – Им нужна любовь, забота и особые волшебные слова, – девушка перешла на нежный тихий шепот, что, несмотря на громкие фейерверки музыки, отзывался хрустальным хрупким эхом в ушах.
– И какие слова? – Тим выдохнул невольно, озвучил свои мысли, прежде чем почувствовать, как смущение от собственной заинтересованности, от тепла чужого тела и нежного голоса вгоняют его в такой непривычный жар смущения.
– Я очень счастлива, что ты появился на свет. И теперь я всегда буду присматривать за тобой. Всегда буду рядом.
– Правда будешь?
Вокруг них заискрился медовый теплый свет, согревавший изнутри своим особым волшебством доброты и поддержки. Это была магия Волшебницы. Это было истинное чудо.
– Правда. – Анника с этими словами обрела себя саму, нашла свое волшебство и накрыла им Тима, точно теплым уютным пледом.
А сова довольно угукала, радуясь, что исполнила свой долг. Работа «Вестника перемен» не из легких, но весьма приятное занятие, особенно с сигарами и глинтвейном. Каждую зиму под Новый год она направляла потерянные испуганные души друг к другу, чтобы те обрели свое счастье.
***
Месяц спустя.
Февраль был необычайно благосклонен в этом году, каждый день радовал легким бодрящим морозцем, кружащимся в танце пушистыми снежинками, а витрины многих магазинов празднично подмигивали новогодними игрушками и подарками. На улицах все еще отголоском праздничных выходных висели красочные гирлянды в форме миниатюрных фонариков или снежинок, а в центральном парке красовалась величественная елка. Все шло своим чередом, только Тим совершенно не помнил свою Новогоднюю ночь.
– Вы все же решились написать свою книгу? – светловолосая незнакомая девушка присела к нему на лавочку в парке. – Чудесно!
– А мы с вами знакомы? – Тим озадаченно уставился на забавную незнакомку, отвлекаясь от своей рукописи.
– Мы с вами виделись во сне, я Аня, – серьезным тоном заверил этот неожиданно свалившийся на его голову инопланетянин.
Парень на ее слова тепло рассмеялся – смешная девчушка, очаровательная.
– Тимофей, можно просто Тим.
Он протянул ей руку и в тот момент, когда ее маленькие пальчики доверительно и радостно обхватили его ладонь, его точно пронзила молния. Перед глазами в цветном калейдоскопе пронеслись события минувших дней: волшебная телепортация, странный поезд и девчушка, от которой невольно радостно замирало сердце.
– Так ты правда пришла! Это не было сном?
– Любое волшебство правда, если в него верить всем сердцем.
– И будешь рядом?
– Буду.
Аня нежно обняла его и невесомо поцеловала в щеку, подтверждая свои слова.
Чудеса должны случаться хотя бы периодически, чтобы напомнить миру о своем присутствии. О самом важном чуде, что находится всегда так рядом и так незаметно в повседневной суете. О любви, доброте и поддержке. О душевной близости.
Авторы идеи и составители сборника:
Алексей Мельников
Маргарита Бабий