Мира Брат
Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»
– Пока никаких, – после некоторого молчания сказал Фауст. – Непонятно что это за существо. Почему преследует именно кошку и по какому принципу выбирает и меняет хозяев. Было предположение, что это болезнь, но забраковали, потому что оно может оказывать телепатическое воздействие на других, а значит обладает волей и сознанием. Тоже непонятно, какие еще у него есть способности. И пожалуй, самое главное – куда оно делось, когда маэстро погиб? Как оно переместилось в другого хозяина? Или этих тварей просто много?
– Мда. Вопросов масса. И ни одного ответа, – диабол с досадой поскреб лапищей лоб. – Предложения?
В кабинете висело экзаменационное молчание. Волфтейн скрестил пальцы рук перед собой и переводил взгляд с пса на кошку и обратно, недовольно оттопыривая нижнюю губу. Ответа так и не последовало.
– Понятно, – вздохнул куратор. – Что ж. Тогда действуйте по ситуации. Кира, продолжай исследование. Фауст – продолжай наблюдение и сопровождение. А теперь брысь с глаз моих, мне нужно годовые отчеты уже готовить, Хеллоуин через полтора месяца! А тут такой бедлам по ведомствам без Мэто… Свободны.
* * *
Они вышли из кабинета Волфтейна, побрели вдоль столов по длинному коридору к лифтам. Суета кругом стояла страшная, все носились, переговаривались по телефонам, таскали стопки каких-то документов. Можно было предположить, что в офисах уже началась предновогодняя суета, но и пес и кошка знали, что на этаже Волфтейна всегда так. У Судей работы хватало, а дела для передачи исполнителям готовились именно тут. Фактически, тут трудились детективы. Здесь они анализировали донесения со всего света о подозрительных событиях и людях. Отслеживали потенциальных нарушителей баланса, собирали о них подробную информацию. Затем документация отправлялась к юристам, которые выносили точный приговор и подробности необходимой казни. А потом уже снова детективы передавали дело подходящему или просто наиболее свободному Судье. Так они и работали. Еще по пути в кабинет Кира отметила, что здесь Фауст пользуется большим уважением. Практически каждый детектив хотел поздороваться с псом. Со всех сторон на него сыпались приветствия, кивки, он то и дело пожимал чьи-то руки и приветственно кивал в ответ. Даже сейчас, когда они шли через общий зал все еще находились запоздавшие желающие.
На Киру Фауст не смотрел. Он был раздосадован тем, что личный для него разговор проходил в ее присутствии, и все еще боролся с накатившим смущением. Казалось, что между ними выросла то ли стена, то ли снова разошлась пропасть.
– Ты не говорил, что тебя отстранили, – не глядя на пса, сказала она.
– Ты не спрашивала, – также глядя в другую сторону, салютуя очередным знакомым, сухо и мстительно ответил он. Киру это больно кольнуло.
«Ахты ехидный сукин сын!»
Отношения, установившиеся между ними по пути на Стикс, устраивали ее гораздо больше, чем такое подлое противостояние. Она уже почти придумала, что спросить, чтобы начать восстанавливать более удобную дистанцию, когда сзади на Фауста навалился черноволосый человек.
– Куда бежишь, бездельник!?
Фауст повернулся, расплываясь в радостной улыбке, пожал человеку руку.
– Снэйк! Рад видеть среди живых, старик.
– Рад видеть тебя тоже, псовый друг.
Кира посмотрела на человека, и ее дыхание перехватило – как он был красив. Как на зло он в эту секунду посмотрел прямо на нее, вызвав тем самым жестокое головокружение. Идеальное лицо, с нежной белой кожей, но при этом очень мужественное. Глубокие темные глаза, блестящие черные волосы. Он был холоден, во всех движениях сквозило легкое высокомерие, но при этом он был дьявольски притягателен.
– Фауст, вежливости среди твоих пороков никогда не наблюдалось, но, может быть, ты все–таки нас представишь?
– Снэйк, это Кира, сейчас мы вместе работаем. Она ученый–биоинженер. Кира, это Судья Змей. Мой большой друг и наставник.
– У тебя есть друзья?
– С тобой еще кто-то соглашается работать?
Они произнесли это одновременно, встретились взглядами и улыбнулись. Кира протянула Снэйку руку, чтобы пожать, но он слегка наклонился и поцеловал ее пальцы. Жест у него получился естественным, легким, лишенным всякой слащавости. Он белозубо улыбнулся девушке, поднимая на нее свои потрясающие глаза.
– Ничто так не роднит и не сближает, как взаимное подкалывание общих знакомых.
Фауст насупился.
– Наслышан о Вас, Кира, но не мог себе представить, что главные умы КС могут быть обрамлены в столь изысканную оболочку,– кошка расплылась и зарделась.
– Приятно познакомиться, Змей.
– Просто Снэйк, – красавец загадочно улыбнулся и к большому удивлению девушки из его узкого рта мелькнул тонкий черный раздвоенный язык. Он обратился к Фаусту. – Как твои успехи, монстр?
– Хорошо, Снэйк.
Фауст замолк и как-то потупился. Кира почувствовала, что стала лишней в этом разговоре и быстро ретировалась. К тому же это было ей на руку – она дождаться не могла, когда же наконец сможет начать экспериментировать с новыми образцами и, более того, с новым принципом раскладки сигнала, который подсказал ей Фауст.
– Джентльмены, мне нужно спуститься в лаборатории и продолжить работу, так что я оставлю вас.
Снэйк смотрел вслед удаляющейся девушке и качал головой, оглаживая взглядом ее стройную гибкую фигуру, прямую спину, плавные и ровные изгибы бедер.
– И об этом божественном существе ты не смог сказать, красивое оно или нет? Твои дела хуже, чем я смел представить.
– Ты неисправим, Змей, – усмехнулся пес. Он протянул другу золоченый конверт с благодарностью. – Это по праву на самом деле твое. Спасибо, ты очень помог. Волфтейн доволен, а мне сейчас такие подвиги в масть.
– Что, я оказался прав? – злорадно оскалился Змей, просматривая письмо. – Безумная монашка научилась подсасываться? Сочная дамочка. Неудивительно, что мэр так расстарался, как раз в прошлом году она уморила его пятнадцатилетнего сынка. Бедный мужик.
Они стояли и болтали обо всем насущном. О квалификациях, о женщинах, о том, как сильно порой расходится понятие справедливости с профессиональной этикой Судьи. Весь остальной мир во многом ненавидел КС–ников именно за это – так часто бывало, что в процессе расследования открывались самые разные гражданские преступления, но сотрудники службы Контроля Смертности не разглашали эту информацию. Какие бы чудовищные преступления не совершал человек, Судьи и пальцем не пошевелят, если его энергетический баланс не нарушен. Как, например, было в случае с мисс Кончитой.
И тут вдруг Фауст вздрогнул и изменился в лице. Лодыжку левой ноги пронзила острая боль, словно резануло ножом. Толстое металлическое кольцо, продетое насквозь через его сросшуюся плюсну, подавало сигнал тревоги – Фауста искал и вызывал координационный центр.
Он нахмурился и потянулся к телефону за ближайшим столом.
– Чего меня искать-то, я здесь! – буркнул он, когда аппарат истерично задребезжал.
– Быстро в лаборатории! – прошипел в трубку голос Волфтейна. – На кошку снова нападение. Сектор С двадцать три, минус семнадцатый этаж. И мне очень интересно, почему защищается она самостоятельно колбами и пробирками….
Дослушивать Фауст не стал. Бросил трубку и рванул к лифтам, поднимая за собой ураган из листков и неаккуратно положенных на краешки столов папок.
Снейк спокойно нагнулся, поднял и повесил трубку. Он все прекрасно понимал – если вызов приходит через пробой, значит, случилось что-то действительно серьезное.
Фауст, запыхавшись, влетел в стеклянные двери сектора С – двадцать три. Лифта он не дождался, поэтому бежал по лестнице. Его сердце обливалось холодными волнами. С одной стороны он понимал, что сам дурак, что оставил кошку одну, но с другой – он и представить себе не мог, что что-то может случиться здесь – на самой базе КС, в сердце системы.
Третий исследовательский корпус КС-СМЕРТЬ сектор С23, –17 этаж, лаборатория биологического прототипирования №2
Кира сидела на стуле в углу лаборатории, поджав ноги и держа в руках стакан с водой. Рядом с ней стояли две полупрозрачные медузистые ассистентки в халатах. От пережитого страха, они приобрели мутную бледность, и изо всех сил старались утешить девушку – так активно старались, что было ясно, что утешение требуется им самим.
Пес огляделся. В лаборатории царил хаос. Один из столов с химическим оборудованием был опрокинут, пол был усыпан мельчайшими стеклянными осколками, залит лужами жидкостей неизвестного происхождения. Все стены и даже потолок были забрызганы черной знакомой субстанцией – Фауст сразу же узнал «атипичный некроз». Сомнений быть не могло, и здесь кошку поджидала та же тварь, засевшая, по всей видимости, в ком-то из ассистентов или коллег-ученых. Немного в стороне несколько сотрудников службы безопасности в простой черной одежде в чем-то увлеченно копались. Фауст сделал пару шагов, не обращая внимания на хрустящие под лапами стекла – он бежал на четырех ногах и сейчас не спешил возвращаться к прямохождению. Среди всего этого бардака лежали ноги в черных лакированных ботинках. Пес слегка подвинул человека, соскребавшего что-то с пола, и увидел, что ноги были единственным, что осталось от несчастной жертвы твари – выше пояса по полу распласталась черная пористая слякоть.
Он встретился с Кирой взглядом. Они оба тяжело дышали – он от бега, она от потрясения. Ее волосы и лицо все были заляпаны черной маслянистой гадостью, а руки слегка дрожали. Сердце пса упало. Его обдало жгучим стыдом и страхом, до него вдруг дошло с неумолимой ясностью, что он мог найти здесь искалеченный труп, мог не уберечь ее. Он остро почувствовал, что ему доверили, вручили ее жизнь не просто так. И она видела это в его глазах. Кошка еле заметно кивнула, словно говоря, что все в порядке. Пес кивнул в ответ, понемногу успокаиваясь. В эту секунду они понимали друг друга полностью и без слов.
Двери лязгнули, и в зал с грохотом ворвался Волфтейн. Лик его был черен. Он прогремел по кафелю к ногам, давя тяжелыми широкими копытами стекло. Не сговариваясь, все сотрудники расступились, рассредоточились по углам – как ветром сдуло. Не двинулся только пес. Ему тоже было страшно видеть разгневанного диабола, к тому же он прекрасно понимал, что сам повинен в этом гневе. Но также он и понимал, что бежать бессмысленно – лучше уж сполна получить все, что причитается и побыстрее.
Марк медленно перевел пылающий взгляд на пса. Фауст почувствовал, что непроизвольно прижимает уши к голове, а хвост к животу. Ноги сами сделали шаг назад. На бычьей шее Волфтейна пульсировала толстая жила, от острого крючковатого носа к губам пролегли глубокие грозные складки. Диабол расправил свои огромные кожистые крылья, нагнулся, так что его лицо оказалось прямо над лицом Фауста, и тому стоило больших усилий не двинуться с места.
– Ты мне все нервы вымотал своим характером, пес, – пророкотал Маркус. Острые загнутые серпами клыки удлинились и торчали из его пасти, как у кабана. – Я разве что-то сверхъестественное попросил сделать? Я попросил не отходить от кошки и защищать ее. Где ты был, шкура барабанная? – пес опустил взгляд и молчал. – Почему тебя не было рядом, когда ее убивали, Судья?!
Тишина в помещении стояла такая, что было слышно биение сердец. Во всяком случае, Фауст слышал. Особенно своего. Так стыдно ему, наверное, никогда еще не было.
Маркус перевел огненный взгляд на кошку.
– А ты что ветошью прикидываешься? Какого черта ты от него отошла? Мало тебе в Дродорфе было? Все за самостоятельность свою сражаешься? Что бы мы делали, если б ты сейчас не успела вылить на него кислоту, или что ты там вылила? Вот скажи – что? Как бы я или он смогли жить с этим?!
Кира тоже потупилась. Она хотела было что-то сказать, но к горлу подступил комок – потому что Волфтейн был прав. Она действительно воспользовалась возможностью улизнуть из-под присмотра пса, потому что ей срочно хотелось перенести собранные в Дродорфе образцы в базу. Она все еще не верила в то, что может с чем-то не справиться в одиночку.
Марк немного успокоился. Лицо его приобрело прежний светло–алый оттенок, могучая грудь вздымалась уже не так часто, а клыки понемногу втягивались внутрь. Он прикрыл глаза, окончательно беря себя в руки, и обратился к Фаусту спокойно, но по–прежнему грозно.
– Чтоб не отходил от нее ни на шаг. Ни на полметра, понятно? Чтоб водил везде, куда ей нужно, за ручку через дорогу, чтоб сумки из магазина ей таскал и спал на коврике у ее порога! Глаз не спускать! Одну не оставлять! Если нужно, я вас цепью друг к дружке прикую, но еще хоть раз увижу одного без другого – обоих собственными руками придавлю. Ясно?
Они молчали. Волфтейн хлестнул длинным тонким хвостом с треугольной костяшкой на конце с такой силой, что выбил и расколол из пола кафельную плитку. Осколки полетели прямиком в Фауста, но он легко, даже как-то скучающе, словно от мухи, отмахнулся.
– Вам ясно, черт вас задери!?
– Ясно, – сказали пес и кошка в один голос.
Волфтейн посверлил еще взглядом своих подопечных, буркнул себе под нос «Дети», развернулся и ушел. Нагнувшись, чтобы протиснутся в двери лаборатории.
Все в помещении выдохнули.
* * *
Поезд тихо размеренно стучал колесами и двигался на западный берег Черата по стеклянному подводному тоннелю. Кира и Фауст сидели в самом углу вагона друг напротив друга и смотрели каждый в свое окно. Они не сказали ни слова с момента выхода из здания КС.
Вагон был пустым. В торцевом окошке покачивался следующий вагон, грузовой – в нем не установили сидений, только пару стоил для крупногабаритных посетителей острова или верхового транспорта. В данный момент там одиноко покачивалась Лошадь и печально смотрела на хозяина своими бледно-голубыми неживыми глазами.
Пес усиленно думал. В его душе что-то происходило, что-то менялось, словно огромный часовой механизм сдвинулся с места после долгого стояния. Шестерни дернулись, вспугнув пыльные облака, и двинулись вперед. Но он понятия не имел – что там впереди и к чему же движется его жизнь.
«В одном Марк точно прав. Я должен был быть рядом. Так больше нельзя рисковать.»
– Ты ведь понимаешь, – он услышал свой голос, словно со стороны, и только тогда понял, что начал говорить, – что теперь я действительно все так и стану делать? По инструкции и ни шагу в сторону.
Она обернулась и пристально посмотрела на него своими серыми глубокими глазами.
«Прости меня, Кир», – слова застряли в его горле острой костью. Конечно, он так не скажет. Он проглотит их, и продолжит цедить совершенно не те слова, по-прежнему глядя в сторону, на мутную зеленоватую воду, окружавшую тоннель.
– И про «за ручку водить» Марк не шутил. Ты этого добивалась?
Кошка медленно серьезно кивнула.
– Конечно. Истеричные дамочки вроде меня умеют привлекать внимание любыми способами, включая взрыв половины человека неведомой херней.
«Я виновата перед тобой, пес. Марк прав. Глупо было удирать из-под пригляда. Прости, сторожевой пес», тихо прошелестело в ее голове. Конечно, она так не скажет.
Судья посмотрел девушке в глаза. И тоже медленно кивнул.
Ну вот и договорились.
«Какие у него неестественно черные глаза все–таки».
Она пожала плечами, устало сощурилась и, расслаблено вытянувшись, сползла полулежа на сиденье. Глубокий облегченный вздох получился одновременным.
* * *
Это чувство… Что это такое? Ничем не обоснованное беспокойство, тревога. Пес сидел не скрываясь в служебном автоматическом мобиле напротив дома Джекоба и нервно постукивал когтями по рулю. Они задержались в Гаморе еще на неделю, и Кира много времени проводила с бойфрендом. Вот и сегодня она приехала к нему после очередного детского утренника, на котором собирала драгоценные Формы эмоций.
Все-таки он не нравился псу. Брюзга. Пухлый, изнеженный и холодный человек. Фауст не понимал, что кошка нашла в нем. Больше всего раздражала надменность. Парень не выбился из грязи в князи, но с самого начала родился в дипломатической семье. Родители воспитывали его, внушая мысль о превосходстве по праву рождения. Карьера росла, как бамбук, без видимых усилий – Джекоб воспринимал каждое новое назначение, как полагающееся ему априори. К людям же он относился как к материалу, как к средству достижения той или иной цели. Однако ради справедливости следует заметить, что у него были чудесные манеры. Он был замечательным оратором, умел создать приятное впечатление и держать внимание людей на себе. Он умел в нужный момент сказать шутку, рассказать забавную историю, посмеяться, похвалить. Но для Фауста вся эта шелуха смысла не имела – он видел людей иначе во всех смыслах этого слова.
Еще в самом начале слежки за кошкой, Фауст подобрался к Джекобу в толчее министерства и как бы случайно, но довольно увесисто, толкнул его плечом. В момент удара они встретились глазами. Оба пробормотали что-то вежливо-извинительное, но что хотел, пес уже увидел – колючий взгляд избалованного вредного мальчишки. Губы помощника министра, улыбаясь, говорили «ничего страшного», но глаза кричали «голову с плеч этому холопу».
Теперь же, когда Фауст гораздо плотнее занялся кошачьей безопасностью, они пересекались еще несколько раз. Однажды вечером Кира с Джекобом выходили из театра, в который она затащила его, видимо, с большим трудом, а может быть даже обманом. Фауст курил и наблюдал из темноты как они вышли из здания, о чем-то споря. Кошка все время пыталась заглянуть другу в лицо, а он наоборот словно невзначай отворачивался, отстранялся. Затем он тихо сказал что-то такое, что девушка отшатнулась, пораженная. Развернулась и стала удаляться – с прямой спиной спокойным быстрым шагом по середине дороги. Пес покачал головой, пульнул окурком в сторону пруда и последовал за ней. Он вынырнул из тени совсем рядом, и кошка, испугавшись, шарахнулась в сторону.
– Могу я спросить, почему ты опять идешь домой одна? – Судья по-собачьи сел на тротуар. Он был высоким, поэтому даже когда опускался на четвереньки, становился ниже девушки только на голову.
– Нет! – зло зашипела она на него.
«Что-то он ей очень обидное сказал. Чего ей сейчас хочется?» – подумал пес, продолжая упражняться в тактичности по методу Снейка. Они постояли и помолчали немного, схлестнув взгляды. Оскорбленный, готовый вылиться в скандал взгляд женщины и каменно-спокойный пса. Он просто смотрел, не меняясь в лице и не обращая на ее резкость никакого внимания.
– Тогда я просто провожу тебя, ладно?
Эти слова подействовали на кошку отрезвляюще. Она прикрыла глаза, нахмурилась и потерла рукой лоб.
– Да. Спасибо. Извини.
Они уже двинулись вперед по залитой фонарным светом пустой дороге, когда ее окликнул Джекоб. Он стоял немного позади, встревоженный, немного растрепанный и с недоумением смотрел на них.
– Кира? Что происходит? Кто это?
– Это Фауст, мой телохранитель. Я рассказывала тебе, что в КС заботятся о безопасности своих ученых.
Фауст внутренне усмехнулся, наблюдая за Джекобом.
«Спохватился. Теряешь контроль над ситуацией? Я понял в чем состоял спор – ты снова улизнул от того, чтобы довести ее до дому, предпочел поехать куда-то по своим подлизанским министерским делам, как делал уже много раз. Ты омерзителен. Эх, Кира, что ты с ним забыла?»
Парень переводил взгляд с него на кошку и обратно, не зная, как себя повести. Выглядел он обескуражено, как ребенок, который устроил истерику в магазине, а родители просто развернулись и ушли, не обратив на спектакль никакого внимания.
Пес решил немного развлечься.
– ХулиганОв пОлнО на улицах-тО, – Фауст любил создавать яркие образы и был в этом хорош. Чем лучше ты замаскирован, тем больше информации будет сказано в твоем присутствии. В этот раз он решил прикинуться деревенским дурачком, сделав глупое выражение лица и немилосердно Окая. – С сОбакой не так страшнО-тО. А тО, чтО ж этО девОнька Одна пойдет нОчью-тО – негОже, – он пожал плечами и заставил себя приветливо помахать куцым хвостиком. Краем глаза он отметил, что Кира давится смехом. Джекоб тут же снова обрел уверенность в себе и брезгливо смерил пса взглядом.
– Он еще и разговаривает?
– Джейк! – возмутилась кошка грубости друга.
– Понятно. Кируша, я тут подумал, черт с ним с банкетом, давай я завезу тебя домой. В конце концов, ничего не случится, если я немного опоздаю.
Кошка посмотрела на пса, словно спрашивая разрешения. Он снова пожал плечами.
– Мне-тО чтО? Я рядОм буду.
Он с прищуром смотрел на удаляющуюся к экипажу пару и неожиданно для самого себя тихо повторил: «Я всегда где-то рядом, Джекоб». Ему показалось, что по спине мужчины пробежал легкий озноб.
Пес хорошо помнил свои чувства в тот день. Недоверие и презрение, вот что он испытывал к Джекобу тогда. Да и, видимо, все время после. Но не сегодня. Сейчас было что-то другое.
Он нервничал, как тигрица перед родами, и не мог понять источника своего беспокойства. Кира скрылась в дверях дома больше часа назад, и с той секунды он был словно на иголках. Нужно сказать, что в последнее время отношения между влюбленными были довольно прохладными, так, что это даже было заметно со стороны. Глядя на целеустремленную походку кошки, ее решительный вид, он подумал, что она приехала выяснять отношения.
Что же могло вызвать это гадостное сосание под диафрагмой? Какого рода опасность он ощущает в воздухе?
Фауст сосредоточился на своих чувствах и представил, как с обратной стороны здания в окно влезают воры–убийцы–нисильники в черных костюмах и масках на лице.
«Бред».
Тело никак не отозвалось.
Представил, как кошку сваливает сердечный приступ, она, задыхаясь, летит кувырком по лестнице, как дом дрожит от землетрясения – ничего не изменилось, пусто. Его внутренний зверь не отзывался на эти фантазии.
Был и еще один вариант, хоть и маловероятный. Но Снейк хорошо выучил своего ученика, вбив тому в голову, что собственный сексуальный мотив нужно проверять всегда. Пес замешкался, но все же представил, как Кира и Джекоб нежно занимаются любовью. Как она стонет, повинуясь его напористым движениям, закидывает голову назад и томно прикрывает глаза, как он ласково прикасается губами к ее шее…
К счастью, самцовой ревности он к кошке не испытывал, и при этой мысли его тревога никак не изменилась.
«Слава Богам, нет».
Тогда он представил, как пара ссорится на кухне. Они кричат, ругаются, бьют посуду. Как Джекоб замахивается на кошку и влепляет ей звонкую пощечину…
В глубине живота что-то шевельнулось, насторожилось. Вот оно верное направление – Джекоб.
«Оп–па… значит, парень мне не просто не нравится, а представляет для Киры угрозу… Любопытно».
Фауст продолжил искать, представлять…
… Как Джекоб рвет на ней одежду, душит и насилует прямо на полу гостиной, грубо хватаясь своими толстыми пальцами за ее грудь…
«Не то…»
Как избивает девушку, забившуюся в угол, палкой от швабры…
«Снова нет. Скорей уж наоборот, она не из слабаков»
И тут в голове возникла яркая картина, как Киру душит черная плотная мгла, копия той, что была в театре.
Грудь, живот и голова взорвались, все чувства мгновенно обострились, зрение самопроизвольно перешло на энергетический спектр. Он с силой сжал руль и нахмурился. Зверь внутри него рычал и готовился к прыжку. Вот что он почувствовал – вероятность нападения.
Он никоим образом не хотел влезать в личную жизнь подопечной. И сейчас совершенно не понимал, что может в данной ситуации сделать. Одно дело это пойти ее искать в опустевшее здание оперы, и совершенно другое – вломиться в спальню к любовникам, только для того, чтобы проверить, все ли в порядке. Но внутренний тревожный звоночек настойчиво дергал его за всякие жилы и он прекрасно понимал, что нет ни одной причины не доверять своим опасениям. Значит нужно идти, стучаться, говорить какую-нибудь чушь – что угодно, любыми средствами добиваться, чтобы Кира была у него на виду, пока эта звенящая тревога, это ощущение угрозы не отступит.
Дорожка к крыльцу была обрамлена ухоженными розовыми кустами. Он поднялся по свежим, крепким белым ступенькам и, еще с секунду помедлив, решительно постучал в выкрашенную в глубокий синий цвет дверь длинными костяшками на пальцах. Никто не ответил. Он прислушался. Голоса звучали очень глухо, будто из бункера. В доме была хорошая шумоизоляция. Как он и предполагал, влюбленные переругивались. Он постучал снова. Кира что-то жестко и холодно сказала Джекобу, и, по всей видимости, пошла открывать. Шагов пес не услышал, но голос стал немного ближе, хотя разобрать, что именно она говорила, было невозможно. Его вдруг захлестнуло глупое детское чувство неловкости. Сейчас она ему откроет – и что он скажет? Но прежде, чем этот неприятный сценарий свершился, он почувствовал новую волну тревоги и непроизвольно ощетинился. Повинуясь внутреннему импульсу, он с силой загрохотал кулаком по двери.
– Кира?!
Практически сразу он услышал из-за дверей страшный шум – что-то тяжелое полетело на пол, разбилось, топот, угрожающее злое шипение кошки и звуки борьбы. Не дожидаясь больше никаких сигналов, он легко выбил хлипкую дверь плечом. Выломанный замок разлетелся фонтаном длинных розоватых щепок. Звуки возни и, к ужасу пса, отчаянный женский крик послышались со второго этажа. Он взлетел по лестнице, одним скачком достиг двери в дальнюю спальню. Он не осознавал, что видит, что происходит, а действовал автоматически, отпустив узды разума совсем. Главное – успеть.
Влетев в комнату, он увидел, как Джекоб навалился на Киру, и то ли душит ее, то ли просто придавил лопатками к кровати. Увидел собственные руки, с чудовищной силой дергающие парня за лодыжки, выдирая, наверное, ноги из суставов. Он слышал собственный низкий рык, поднимающийся из глубины груди вместе с гневом. Тело Джекоба показалось ему каким-то слишком уж мягким, будто бы это была кукла, набитая опилками. Мужчина выпустил кошку и при падении сильно ударился головой о бортик кровати, но не издал ни звука.
В следующее мгновение его тело неестественно выгнулось, поднялось над полом, опираясь только на кончики пальцев ног. Не давая опомниться ни псу, ни кошке, черная струящаяся мгла начала вытягиваться, выливаться из глаз, рта, носа, ушей Джекоба. Знакомый жуткий вой, не имеющий ничего общего с человеческим голосом, наполнил комнату. Фауст растерянно наблюдал, как черная масса принимает форму кривой когтистой руки с длинными многосуставчатыми пальцами и тянется к девушке.
Он услышал хруст. Ощутил короткое упругое сопротивление шейных позвонков. В ту же секунду, когда вывернутая резким движением голова Джекоба безвольно опала на пол, черная рука растворилась в воздухе, не дотянувши до кошки буквально нескольких дюймов.
Его сердце бешено стучало. Дыхание было частым – он не утомился, а испугался. Он смотрел на Киру широко раскрытыми черными глазами.
«Жива».
Это было самое главное. Кира сидела, съежившись на смятой койке, оторопело смотрела на него. На щеке ее наливалась ссадина, она была тоже перепугана до полусмерти, дрожала, но была жива и цела. В ее серых глазах с узкими, практически точечными зрачками была пустота. Она вжалась в угол еще сильнее, закрыв рукой рот и пытаясь как-то справиться то ли с дурнотой, то ли с чувствами.
Фауст проследил за ее взглядом и вдруг осознал, что только что на глазах у девушки убил ее любовника. По щекам Киры потекли слезы, оставляя за собой темные дорожки на светлой сизой шерстке. Рыдания сотрясали, сводили судорогой ее хрупкое тонкое тело.
«Вот же мудак!»
От досады за собственную оплошность он зажмурился, осел на пол по стенке и закрыл голову руками.
Он стоял немного в отдалении, прислонившись к мобилю и курил то ли пятую, то ли шестую сигарету. Он наблюдал за суетой, развернувшейся в доме. На происшествие приехала целая толпа народу – и местные правоозранители, и вездесущие репортеры, и люди из министерства и, конечно же, сотрудники КС.
За Кирой приехала какая-то ее подруга на быстрой красной машине очень хищного дизайна. Фауст издалека наблюдал, как бойкая темноволосая женщина, приобняв укрытую пледом девушку, увезла ее в неизвестном направлении. Их сопровождала Ютзи – невысокая японка в белом кимоно. Судья Баньши. Она нашла Фауста взглядом и коротко кивнула ему точеным фарфоровым личиком. Он кивнул в ответ.
«И я рад видеть тебя среди живых, Ютзи»
Все правильно. Сейчас Кире не хочется видеть рядом с собой мужчин, и в особенности его.
Прибыл сам Волфтейн. Марк быстро навел порядок в воцарившемся было хаосе: сделал официальное заявление для министерства, раздал указания Анубисам и полицейским, отогнал прессу, поломав пару фотоаппаратов – о раскрытии личностей агентов теперь можно было не беспокоиться. Информационные стервятники притихли и дожидались в сторонке, когда лев насытится, и они смогут приступить к трапезе. Пес не мог не восхититься его организаторскими способностями. Марк окинул всю эту ладно работающую бюрократическую машину хозяйским взглядом, удостоверился, что все идет своим ходом, и направился к нему.
Помолчали. Волфтейн пытался подобрать слова.
– Молодец, Фауст. Ты все правильно сделал.
Пес нехорошо усмехнулся. На сердце у него было тяжело. В этот момент из дома вынесли тело. Псоглавые анубисы чинно и торжественно несли на плечах закрытый черным плотным чехлом низкий паланкин. Открывать тело сейчас было нельзя, потому что все лицо, грудь и живот Джекоба были изрезаны глубокими страшными ранами от когтей – кошка билась насмерть. Репортеры голодными глазами посматривали в сторону грозной фигуры диабола и с трудом сдерживались, чтобы не накинуться на добычу, не растерзать ее фотовспышками, лишь изредка позволяя себе сверкнуть с дальнего расстояния. Фауст снова покачал головой.
– Не все, Маркус, – тихо и очень серьезно сказал он.
– Ты сделал что мог. Главное – свою задачу ты выполнил, девочка цела.
– Марк, – оскалился пес. – Я у нее на глазах убил ее близкого человека.
Волфтейн потупился. Ему было нечего сказать.
– Снимай меня с задания. Я… я не справляюсь.
Марк смерил пса брезгливым взглядом.
– Фауст, друг мой, а что заставило тебя вылезти из мобиля и пойти проверять как там дела у сладкой парочки?
Пес безразлично пожал плечами.
– Почувствовал. Тревожно мне было, вот и пошел.
– Ага… И в Дродорфе почувствовал? И в театре тоже почувствовал. Никому бы и в голову не пришло подозревать этого… как его, маэстро или лезть в семейные ссоры со своими проверками. Нет, Фауст. Даже не заикайся об этом больше, я не сниму тебя с задания. Твое чутье – ее последняя надежда. А нам эта девочка нужна живой и здоровой.
Он раздраженно выдернул у пса изо рта сигарету и растоптал ее широким массивным копытом.
– И хватит уже курить! Распустил нюни! Марш на пост – я кому сказал девку из виду не упускать!?
