Михаил Мельтюхов
Советско-польские конфликты 1918—1939 гг.

«Чудо на Висле»

К 11 августа войска Западного фронта вышли на линию Цеханув – Пултуск – Вышкув – Седлец – Лукув – Коцк. На фронте южнее Варшавы протяженностью 160 км оставалась слабая Мозырская группа. Между тем, накануне штаб Западного фронта из захваченного польского приказа узнал о подготовке противником контрудара из района Ивангорода. Так, в ночь на 13 августа М.Н. Тухачевский по прямому проводу сообщал С.С. Каменеву, что «по перехваченному приказу 3 армия [противника] собирается перейти в наступление и даже опрокинула одну бригаду Хвесина. В общем южнее Холма еще придется много действовать» и просил ускорить передачу в состав Западного фронта 12-ю и 1-ю Конную армии^[248]. Однако никаких контрмер командование фронтом не предусмотрело, видимо, пребывая в приятной уверенности, что противник не сможет предпринять ничего серьезного. Здесь следует отметить, что именно 12 августа советское руководство стало налаживать конкретные связи с Германией, не пропускавшей военные грузы из Франции в Польшу, рассчитывая закупить у Берлина оружие, снаряжение и продовольствие^[249]. Казалось бы, все подтверждало оптимистические ожидания Москвы.

Со своей стороны, главком еще 11 августа отдал командованию Юго-Западного фронта директиву, в которой указывалось, что Западный фронт приступает к нанесению решительного удара с целью овладения Варшавским районом. Ввиду этого предлагалось временно отказаться от немедленного овладения Львовским районом и направить для поддержки Западному фронту возможно больше сил для удара примерно на Люблин – Ново-Александрия. В директиве указывалось, что 12‐я армия главными силами должна наносить удар в общем направлении на Люблин, а 1‐я Конная армия должна выйти в район Замостье – Томашов – Грубешов. Главком считал необходимым скорейшую передачу сперва 12‐й, а затем и 1‐й Конной армии в непосредственное подчинение командующему Западным фронтом. В директиве сообщалось, что Тухачевский указывал срок передачи 12‐й армии 13 августа, а 1‐й Конной – числа 15‐го. Таким образом, только теперь впервые главком ставил новые задачи 12‐й и 1‐й Конной армиям^[250]. К сожалению, эта директива главкома была зашифрована с ошибками, что сделало ее расшифровку невозможной и потребовало нового обращения в Москву о ее перешифровке, которая была произведена в середине дня 13 августа^[251].

Тем временем 12 августа РВС Юго-Западного фронта поставил 1‐й Конной армии задачу овладеть Львовом и выйти на реку Сан и обратился в Москву с предложением вывести армию Буденного в резерв фронта «на случай выступления Румынии»^[252]. С утра 13 августа кавалерия вновь втянулась в бои за Львов, о чем командование фронта в тот же день и сообщило в Москву^[253]. Для содействия Мозырской группе выделялись лишь войска 12‐й армии, которая в то же время обеспечивала с севера удар 1‐й Конной на Львов. 13 августа С.С. Каменев направил Юго-Западному фронту новый приказ, в котором говорилось: «Для развития решительного наступления Западного фронта приказываю: 1. С 12 часов 14 августа командюзу передать в оперативное подчинение командзапу 12-ю и 1-ю Конную армии без 8‐й кавдивизии с разграничительной линией, установленной в настоящее время между 1‐й Конной и 14‐й армиями»^[254]. В тот же день И.В. Сталин ответил главкому, что «ваша последняя директива […] без нужды опрокидывает сложившуюся группировку сил в районе этих армий, уже перешедших в наступление. Директиву эту следовало бы дать либо три дня назад, когда конармия стояла в резерве, либо позднее, по взятии конармией района Львова. В настоящее время она только запутывает дело и неизбежно вызывает ненужную, вредную заминку в делах в интересах новой перегруппировки. Ввиду этого я отказываюсь подписать соответствующие распоряжения Югозапа в развитие Вашей директивы»^[255].

После ряда согласований приказ был подписан членом РВС фронта Р.И. Берзиным и передан в штаб С.М. Буденного 14 августа, однако никаких новых задач его армии поставлено не было^[256]. Кроме того, как позднее показали в своих работах Б.М. Шапошников и А.И. Егоров, эти приказы безнадежно запоздали – их следовало отдать и начать реализовывать еще 5–6 августа. Время было упущено. Тем временем 1‐я Конная 14 августа вновь заняла Броды, 15 августа – Буск. Понятно, что в условиях, когда советские войска рвались к Львову, рассчитывая взять его со дня на день, командование 1‐й Конной не спешило выполнить приказ главкома, который, кстати, также не видел острой необходимости в переброске кавалерии на Западный фронт^[257]. Тем более что приказ Западного фронта от 15 августа, требовавший перебросить конармию в район Владимира-Волынского, был передан без подписи члена РВС фронта, что позволило не выполнять этот неправильно оформленный документ^[258]. 16 августа войска 12‐й армии вновь заняли Грубешов. Прорвав оборону противника на реке Западный Буг, 17 августа 1‐я Конная штурмовала Львов, но полякам удалось удержать город. На повторный приказ от 17 августа Буденный, надеявшийся на скорое взятие Львова, ответил, что «армия в данный момент для новой перегруппировки выйти из боя не может»^[259]. 1‐я Конная армия продолжала вплоть до 19 августа затяжные, тяжелые бои в районе Львова^[260].

Таким образом, в момент решающих боев Красной армии за Варшаву 12‐я армия и особенно 1‐я Конная армия, являвшаяся мощной ударной маневренной силой, оказались далеко в стороне от главного участка боев и не могли оказать необходимой помощи войскам Западного фронта. Фактически на Львовском направлении советские войска (около 43,1 тыс. бойцов) оказались скованными активной обороной противника (около 44,8 тыс. бойцов). В данном случае, по справедливому мнению В.А. Меликова, сказалось прежде всего «отсутствие твердого стратегического пути и до крайности противоречивая линия стратегического поведения Главного командования (особенно в период с 22‐го июля по 18-е августа)»^[261], а также ряд субъективных факторов во взаимоотношениях среди комсостава на уровне фронтов и армий.

Тем временем 13 августа 1920 г. началось сражение на Висле. По мере приближения советских войск к Висле и столице Польши сопротивление польских войск возрастало. Противник пытался, используя водные преграды, задержать дальнейшее продвижение советских войск и привести свои части в порядок, с тем чтобы в последующем перейти в контрнаступление. 13 августа 21‐я и 27‐я советские дивизии овладели сильным опорным пунктом противника – городом Радзимином, находящимся в 23 км от Варшавы. Прорыв в районе Радзимина создал непосредственную угрозу Варшаве. В связи с этим генерал Ю. Галлер приказал ускорить начало контрудара 5‐й польской армии и ударной группировки на реке Вепше. Подбросив две свежие дивизии из резерва, польское командование предприняло 14 августа яростные контратаки, пытаясь восстановить положение в районе Радзимина. Советские войска отражали натиск противника и даже в отдельных местах продвигались вперед. Советская 3‐я армия во взаимодействии с левым флангом 15‐й армии в этот день овладела двумя фортами крепости Модлина. В боях под Радзимином у советских войск наглядно проявилась нехватка боеприпасов и особенно снарядов.

Неслучайно еще вечером 13 августа начдив-27 В.К. Путна предложил командарму-16, «прикрывшись заслонами, отойти обратно к Бугу», поскольку считал, что «лучше уйти из-под Варшавы не разгромленными и по своему почину, чем отступить по принуждению со стороны противника и разбитыми»^[262]. Конечно, это предложение было отклонено. Тем более что Главное командование, не знавшее состояния войск на фронте, требовало скорейшего взятия Варшавы. 14 августа председатель РВСР издал приказ № 233: «Герои! Вы нанесли атаковавшей нас белой Польше сокрушающий удар. Тем не менее, преступное и легкомысленное польское правительство не хочет мира… Сейчас, как и в первый день войны, мы хотим мира. Но именно для этого нам необходимо отучить правительство польских банкротов играть с нами в прятки. Красные войска, вперед! Герои, на Варшаву!»^[263]. В тот же день командование Западного фронта отдало приказ № 1812 о формировании 1‐й Польской Красной армии под командованием Р.В. Лонгвы^[264].

14 августа перешла в наступление 5‐я польская армия. Севернее Варшавы ее кавалерийская группа в 10 утра 15 августа ворвалась в Цеханув, где находился штаб 4‐й советской армии. Беспорядочное отступление штаба армии привело к утрате им связи как со своими войсками, так и со штабом фронта, в результате весь правый фланг остался без управления. Получив сведения о действиях противника севернее Варшавы, командование Западного фронта приказало войскам 4‐й и 15‐й советских армий разбить вклинившегося между ними противника, но неорганизованные контрудары не принесли результатов, хотя части 4‐й армии имели возможность выйти в тыл польским войска севернее Варшавы. 14 августа по приказу Троцкого главком потребовал от войск Западного фронта занять Данцигский коридор, отрезав Польшу от военных поставок Антанты^[265]. В ходе боев на подступах к Варшаве 14–15 августа советские войска все еще вели ожесточенные бои за Радзимин, в конце концов, занятый противником, а 8‐я стрелковая дивизия 16‐й армии прорвалась к Висле у Гуры-Кальварии, но чувствовалось, что эти успехи достигались уже на пределе их сил. В 14.35 15 августа командование Западного фронта отдало приказ о перегруппировке 1‐й Конной армии в район Устилуг – Владимир-Волынский за 4 перехода. Однако подписанный лишь Тухачевским приказ вызвал переписку между штабами о его подтверждении^[266]. В тот же день командование фронта, получив от 12‐й армии сведения о сосредоточении сил противника за рекой Вепш, приказало 16‐й армии сдвинуть фронт на юг, но время уже было упущено. Вести с фронта свидетельствовали, что инициатива начинает медленно переходить к противнику^[267].

16 августа началось наступление польских войск на фронте Цеханув – Люблин. На рассвете этого дня с реки Вепш перешла в наступление ударная группа Пилсудского, которая без особых усилий прорвала слабый фронт Мозырской группы и стала быстро продвигаться на северо-восток. Получив сведения об активизации противника на фронте Мозырской группы, ее командование и командование 16‐й армии первоначально решили, что речь идет всего лишь о небольшом контрударе. В этой обстановке польские войска получили важный для их операции выигрыш во времени и продолжили быстрое продвижение к Брест-Литовску, стремясь отрезать и прижать к германской границы все армии Западного фронта. Осознав опасность с юга, советское командование решило создать оборону по рекам Липовец и Западный Буг, однако на перегруппировку войск требовалось время, а резервов в тылу фронта не было. Уже утром 19 августа поляки выбили слабые части Мозырской группы из Брест-Литовска. Попытка перегруппировать войска 16‐й армии также не удалась, поскольку противник опережал советские части при выходе на любые пригодные для обороны рубежи. 20 августа польские войска вышли на линию Брест-Литовск – Высоко-Литовск – реки Нарев и Западный Буг, охватив с юга основные силы Западного фронта. Следует также учесть, что все это время польское командование имело возможность перехватывать и читать радиограммы советского командования, что, безусловно, облегчало действия Войска Польского.

В этих условиях 17 августа командование Западным фронтом отдало приказ о перегруппировке войск к востоку (слово «отступление» так и не было произнесено), что фактически означало начало отступления советских войск с целью выхода из-под удара^[268]. Правда, еще 18 августа главком надеялся на взятие Варшавы и создание у Брест-Литовска тыловой группы из 48‐й и 55‐й стрелковых дивизий. Однако расстройство тыла и особенно железнодорожного сообщения сводили все эти надежды на нет. Фронту требовалось всего 67 паровозов, но их не было. Отход советских войск от Варшавы проходил в постоянно ухудшающейся для них обстановке. Уже 22 августа части 15‐й армии отошли к Ломже, но атаки противника вынудили советские войска отходить на северо-восток к Грае-во и Августову. В самом тяжелом положении оказались войска 4‐й армии, наиболее далеко продвинувшейся на запад. 22 августа 4‐я армия все еще находилась в районе Млавы, где прорвалась через фронт 18‐й пехотной дивизии противника. Тем временем 22 августа 8‐я польская дивизия заняла Остроленку, а 23 августа 1‐я, 21‐я пехотные дивизии и 4‐я кавбригада выбили советские войска из Белостока. В этих условиях 4‐й советской армии удалось к 25 августа пробиться до Кольно, где 15‐я и 8‐я польские дивизии окончательно преградили им путь на восток. Исчерпав возможность сопротивления, 18‐я, 53‐я, 12‐я стрелковые дивизии 4‐й армии и основные силы 33‐й и 4‐я стрелковые дивизии 15‐й армии 25 августа перешли германскую границу и были интернированы. Части 3‐го кавкорпуса до 26 августа старались пробиться на восток, но, исчерпав боеприпасы, тоже отошли в Восточную Пруссию. Польские войска в боях за Варшаву потеряли 4,5 тыс. человек убитыми, 10 тыс. пропавшими без вести и 22 тыс. раненными. Трофеями польских войск стали 231 орудие и 1 023 пулемета, в плен было взято 66 тыс. красноармейцев^[269].

Польское командование сразу же по освобождении северо-восточных районов страны приступило к расследованию деятельности лиц, сотрудничавших с Красной армией: для их наказания широко применялись военно-полевые суды, заключение в крепость и в концентрационные лагеря^[270]. Одновременно польская контрразведка собирала сведения о поведении советских войск на территории Польши. В итоге штаб Варшавского военного округа сделал любопытное заключение: «Поведение советских войск на всем протяжении оккупации было безупречным, доказано, что до момента отступления они не допускали никаких ненужных грабежей и насилия. Реквизиции они старались проводить формально и платили требуемые цены деньгами, хотя и обесцененными. Безупречное поведение советских войск по сравнению с насилиями и ненужным грабежом отступающих наших частей существенно подорвало доверие к польским властям»^[271].

В изменившейся обстановке 17 августа в Минске начались советско-польские переговоры^[272]. Сразу же выяснилось, что польская делегация была уполномочена вести переговоры лишь с РСФСР, тогда как с советской стороны действовала единая российско-украинская делегация. Решение этого процедурного вопроса затянулось. Первоначально стороны спорили о принципах и правах на территории, находящиеся между Польшей и Россией, выжидая развития событий на фронте. Советская сторона настаивала на границе по линии Керзона, а польская – на линии упомянутой в советском заявлении от 28 января 1920 г. Тем временем 19 августа советская сторона выставила польской делегации свои условия мирного соглашения. РСФСР и УССР подтверждали независимость Польши, а в качестве границы предлагали «линию Керзона» с некоторыми отступлениями в пользу Польши в районе Белостока и Холма. От Варшавы требовалось в течение месяца сократить армию до 50 тыс. человек, создать рабочую милицию, передать излишнее вооружение Красной Армии и прекратить его производство. Польше запрещалось пропускать через свою территорию враждебные РСФСР силы и получать военную помощь из-за рубежа. Прекратить боевые действия предлагалось через 72 часа после подписания перемирия. За это время войска сторон должны были быть отведены на «линию Керзона»: Красная армия размещалась на этой линии, а польские войска – в 50 км к западу от нее. В нейтральной полосе сохранялась юрисдикция польской гражданской администрации под контролем смешанной советско-польской комиссии. Польша должна была возвратить награбленное имущество, восстановить мосты, дороги и т. п. и безвозмездно наделить землей семьи, пострадавшие от войны. Со своей стороны, советская сторона обязывалась после завершения демобилизации польских войск оставить на границе с Польшей не более 200 тыс. военнослужащих^[273].

Тем временем 19 августа Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о том, что Крымский фронт является главным, куда должна быть переброшена 6‐я кавдивизия Юго-Западного фронта. Одновременно было решено принять усиленные меры к ускорению общей мобилизации белорусов для пополнения частей Западного фронта^[274]. Поражение Красной армии под Варшавой и подготовка нового польского наступления на восток до линии русско-германского фронта 1915 г., одобренного правительством 27 августа, привели к тому, что переговоры не продвинулись ни на шаг. 28 августа польское правительство решило усилить пропаганду с показом несправедливости «линии Керзона», но даже страны Антанты высказались в том смысле, что именно эта линия должна быть основой восточной границы Польши. Более того, Варшаве было заявлено, что Вильно должен быть сохранен за Литвой. В определенной степени подобная позиция Запада была обусловлена тем, что Антанта сделала ставку на П.Н. Врангеля, который в обмен на ее поддержку признавал царские долги, предоставлял Западу право эксплуатации железных дорог в Европейской России, взимание таможенных и портовых пошлин во всех портах Черного и Азовского морей, получение всех излишков хлеба на Украине и Кубани, ¾ нефти и бензина и ¼ добычи донбасского угля^[275]. Понятно, что подобное соглашение делало очевидным, что «Белое дело» было формой иностранного закабаления страны. Вместе с тем все попытки координации действий между Польшей, С. Петлюрой и Врангелем при посредничестве Антанты ни к чему не привели. Тем не менее, ожесточенные бои в Северной Таврии, развернувшиеся с 12 августа, постепенно привлекали все большее внимание Москвы. Особенно это стало очевидным после поражения под Варшавой, поэтому советская сторона старалась быстрее завершить переговоры с Польшей достижением мирного соглашения.

Понятно, что в условиях успешного наступления польская делегация не спешила с ответом. Тем временем командование Западного фронта обвинило польскую делегацию в срыве заключения мирного соглашения и ведении разведывательной деятельности. Естественно, глава польской делегации заявил, что «делегация вынуждена отказаться от дальнейших переговоров»^[276]. Лишь вмешательство Москвы, которая все еще надеялась, что, несмотря на поражение под Варшавой, удастся принудить Польшу к соглашению и тем самым завершить, как теперь уже стало очевидно, безуспешный польский поход, позволило сгладить ситуацию после официальных извинений советской стороны^[277]. 23 августа польская делегация дала отрицательный ответ на все советские предложения. Тем временем Пленум ЦК РКП(б) 20–21 сентября поставил перед советской делегацией на переговорах задачу, чтобы она в течение 10 дней добилась согласия польской стороны на заключение мира. При этом ей было разрешено согласиться на границу по линии реки Шара, Огинскому каналу, река Ясельда, Стырь и далее по границе между Россией и Восточной Галицией^[278]. Однако следующая неделя не принесла прогресса на переговорах. В итоге 2 сентября стороны согласились перенести переговоры в Ригу, и их делегации покинули Минск.

На восток

Тем временем к 25 августа фронт стабилизировался по линии Августов – Липск – Кузница – Свислочь – Беловеж – Жабинка – Опалин. Еще 19 августа, когда войска Западного фронта уже отступили от Варшавы, из-под Львова стала отводиться 1‐я Конная армия. Однако, почувствовав ослабление натиска советских войск, противник предпринял рад контратак, и 21–24 августа соединениям конармии пришлось поддерживать своих соседей^[279]. Не добавила ясности и директива Л.Д. Троцкого от 20 августа, требовавшая «энергичного и немедленного содействия конной армии Западному фронту», но обращавшая «особое внимание Реввоенсовета армии на то, чтобы занятие самого Львова не отразилось на сроке выполнения этих приказов»^[280]. Тем самым, вместо четкого приказал о прекращении атаки Львова Москва вновь ограничилась расплывчатым приказом. Не говоря уже о том, что теперь переброска 1‐й Конной армии была уже не нужна. Более того, 25 августа 1‐я Конная армия была по приказу главкома брошена в рейд на Замостье, не имевший ни смысла, ни цели.

Хотя город был взят, длительные дожди, усталость личного состава, нехватка боеприпасов и активные действия противника, стремившегося окружить армию, привели к тому, что в ночь на 31 августа советские войска отошли на восток. В резко изменившейся стратегической обстановке действия 1‐й Конной уже не могли сыграть существенной роли и были обречены на неудачу^[281]. Стратегическая инициатива перешла к польским войскам. Однако в начале сентября на фронте установилось некоторое затишье: стороны приводили в порядок и перегруппировывали войска. Советский Западный фронт к 1 сентября состоял из 6 армий, 19 стрелковых, 4 кавалерийских дивизий, 1 стрелковой и 5 кавалерийских бригад (см. таблицу 15). Всего в этих войсках насчитывалось 81 322 бойца пехоты и 16 943 бойца кавалерии, 1 835 пулеметов и 404 орудия. Штаб фронта полагал, что у противника имеется 102 тыс. штыков и 18 930 сабель, 2 535 пулеметов и 820 орудий^[282]. Управлению 4‐й армии, потерявшему практически все свои войска, были подчинены войска Мозырской группы, управление которой с подчиненными остатками войск 4‐й армии стало Резервной группой фронта. Фактически, по мнению командующего 4‐й армией Е.Н. Сергеева, «из мощной массы Западного фронта остались только глубокие тылы и тонкая ниточка фронта, едва справлявшаяся с ролью сторожевого охранения»^[283].

Таблица 15. Боевой состав Западного фронта на 1 сентября 1920 г.

Хотя командование Западного фронта проиграло Варшавское сражение, оно считало, что войска могут еще раз попытаться взять столицу Польши. Возникла идея бросить войска 12‐й, 14‐й и 1‐й Конной армий на Львов и оттеснить противника до линии Любачув – Самбор, что должно было оттянуть на юг прикрывавшие варшавское направление польские войска. Тем временем пополнившиеся и отдохнувшие войска правого крыла Западного фронта смогут перейти в наступление и вместе с войсками южной группы разбить врага под Варшавой. Однако эти идеи не нашли поддержки у главкома, который был против нового втягивания 1‐й Конной в бои за Львов и 5 сентября потребовал оставить ее в районе Грубешова для удара на Люблин^[284]. Если же учесть, что к 4 сентября в 1‐й Конной имелось всего около 13 тыс. бойцов, измотанных в предыдущих боях, то нельзя не признать осторожность главкома вполне оправданной. Тем более что затишье на фронте было относительным. 1–6 сентября польские войска оттеснили советские части 12‐й армии к востоку от реки Западный Буг южнее Брест-Литовска. Попытки 4‐й и 12‐й армий восстановить положение не дали результатов. Более того, отходить на восток стали и части 4‐й армии, и 12 сентября польские войска взяли Кобрин и Ковель. Тем самым, противнику удалось разобщить 4-ю и 12-ю армию, смежные фланги которых оказались в труднопроходимом Полесье. 14 сентября поляки выбили советские части из Владимира-Волынского, а 16 сентября заняли Луцк. 12‐й армия, не имея возможности остановить противника, с боями отходила на восток к рекам Стырь и Стоход, обнажая северный фланг 14‐й армии, на фронте которой противник себя проявлял слабо. 18 сентября поляки заняли Ровно и Тарнополь.

Тем временем в Белоруссии 14 сентября польские войска начали теснить войска 16‐й армии на Волковыск и 19 сентября заняли Пружаны. Севернее Гродно литовские части еще 3 сентября отбросили поляков к Сувалкам, что, впрочем, не помешало тем провести несколько атак против советской 3‐й армии 20 сентября. 21 сентября 12‐я и 1‐я Конная армии вновь были переданы в Юго-Западный фронт, из состава которого были выделены войска ведущие борьбу с П.Н. Врангелем, ликвидация которого стала основной задачей Красной армии^[285]. В это время командование Западного фронте все еще не теряло надежды на переход в наступление, но главное командование предложило подождать^[286]. 24 сентября 2‐я польская армия, оттеснив литовские войска, форсировала Неман севернее Гродно, обойдя правый фланг 3‐й советской армии. В тот же день главное командование поставило войскам Западного фронта задачу сдерживать противника западнее реки Шара. Юго-Западный фронт тоже получил приказ обороняться и ждать подхода резервов после освобождения Крыма, куда была переброшена 1‐я Конная армия. В крайнем случае, войска фронта могли отойти до линии Коростень – Житомир – Бердичев – Жмеринка^[287].

Попытки командования Западным фронтом наладить взаимодействие с литовским командованием вновь оказались тщетными, поскольку стороны пытались использовать друг друга против поляков. К утру 25 сентября 3‐я армия отошла за Неман, сохранив плацдармы на его западном берегу, и попыталась создать новый фронт против Друскеники, занятого поляками. Однако советские дивизии не могли вовремя завершить чрезмерно большие переходы, и полякам удалось зайти в глубокий тыл 3‐й армии к Лиде. В этих условиях в 20.45 25 сентября командование фронтом отдало приказ об отходе войск 3‐й армии к Лиде, а войск 15‐й и 16‐й армий – на реку Шару^[288]. Плохо организованные марши стали причиной того, что советским дивизиям 3‐й армии пришлось зачастую пробиваться через заслоны польских частей. Опередив отходившие советские войска, поляки 28 сентября заняли Лиду, что вынудило советское командование отводить 3-ю армию южнее города. Бои в ходе маршей постепенно ослабляли части 3‐й армии, правый фланг который поляки постоянно обходили по литовской территории. Поэтому 28 сентября командование фронтом приказало отвести войска на линию старых германских окопов^[289]. Тем временем 23 сентября польские части заняли Волковыск, но были выбиты из города частями 27‐й советской дивизии, которая 26 сентября оставила его в связи с общим отходом на реку Шара. В тот же день 16‐я армия оставила Барановичи. В результате фронт 4‐й армии оказался наиболее выдвинутым на запад, чем воспользовался С.Н. Булак-Балахович, отряд которого 26 сентября прорвался к Пинску и захватил город. Находившийся там штаб 4‐й армии в панике бежал и утратил управление своими войсками, что, впрочем, не помешало им организованно отойти к реке Ясельда^[290].

На Украине командование Юго-Западного фронта, учитывая, что войска 12‐й армии уже отошли на восток, 17 сентября приказало отвести и части 14‐й армии на реки Иква и Серет^[291]. Позднее 14‐я армия отошла на реку Збруч, а к 24 сентября вышла на линию Староконстантинов – Проскуров – Старая Ушица. К 25 сентября войска 12‐й армии закрепились на реке Горынь, но сил для обороны не хватало, и к 30 сентября она отошла к рекам Уборть и Случ. 3 октября командование Западного фронта предложило главкому разрешить отвести войска на линию оз. Нарочь – Сморгонь – Молодечно – Красное – Изяслав – Самохваловичи – Романово – река Случ к 5 октября. В ответ на это предложение главком резонно указал, что отвод войск на эту линию затруднит советской делегации ведение переговоров в Риге, поэтому следует удержать максимально возможную территорию^[292]. Тогда командование Западного и Юго-Западного фронтов решило немного потеснить противника^[293], но поляки, упредив советские атаки, вновь по литовской территории обошли правый фланг 3‐й армии, вынудив ее отойти к реке Западная Двина^[294]. 15 октября поляки заняли Минск, но 17‐го оставили город, отойдя к демаркационной линии.

Поражение Красной армии под Варшавой стало холодным душем для советского руководства. Уже 30 августа И.В. Сталин предложил Политбюро ЦК РКП(б) создать «комиссию из 3 человек по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Зап[адном] фронте»^[295]. Однако 1 сентября Троцкому на заседании Политбюро удалось отклонить это предложение. Исходя из военной обстановки, советское руководство решило перейти «к политике соглашательского мира с Польшей»^[296]. Объяснение случившемуся советская сторона искала в популярной тогда идее интернациональной солидарности трудящихся. Например, К.Е. Ворошилов 4 сентября отметил в письме к Г.К. Орджоникидзе, что «мы ждали от польских рабоч[их] и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к «русским». Конечно, если бы нам удалось добраться до Лодзи – Петрокова и Домбровск[ого] района, положение резко изменилось [бы], но пока дело обстоит довольно неважно»^[297].

Состоявшийся 20 сентября Пленум ЦК РКП(б) обсудил сложившуюся ситуацию в отношениях с Польшей. Пытаясь найти некий компромисс между реальной обстановкой и идеологическими представлениями соратников, В.И. Ленин предлагал сделать полякам максимальные территориальные уступки. «Теперь нам остается лишь их надуть, поскольку наши военные дела плохи. Постараемся купить у них перемирие, хотя мало шансов, что они на это пойдут. За ближайший месяц мы должны во что бы то ни стало покончить с Врангелем. А когда мы с ним покончим, на съезде Советов отвергнем этот мир и двинем все силы на Польшу, если будет выгодно. Чтоб было похоже на правду, на сессии ВЦИК закажем патриотические речи Бухарину, Сосновскому и др., пусть 1/3 проголосует против мира. Скажем, что оппозиция на съезде превратилась в большинство, и опять двинем на Варшаву». Л.Д. Троцкий высказался за уступки Польше с целью заключения как минимум перемирия, которое чрезвычайно необходимо по военным соображениям. В целом дискуссия свелась к обсуждению размеров возможных уступок. В итоге было решено обратиться к польскому правительству с предложением о мире. Пленум избрал комиссию в составе Л.Б. Каменева, К.Б. Радека и Г.В. Чичерина для выработки проекта «декларации для сессии ВЦИК по вопросу о мирных переговорах с Польшей». Было одобрено в принципе предложение о переброске 1‐й Конной армии с польского на врангевлевский фронт.

Естественно, что при обсуждении содержания политического отчета ЦК на предстоящей партийной конференции возникли оживленные споры по вопросу о том, кто виноват в варшавском поражении. В.И. Ленин и И.В. Сталин полагали, что виноват не ЦК, а военное командование, которое слепо ринулось выполнять приказ. По мнению Л.Д. Троцкого, «военное командование тут совершенно ни при чем. Оно получило от правительства приказ взять Варшаву и должно было ее взять». Е.А. Преображенский высказался в том смысле, что виноваты и ЦК, и военное командование, которые ошиблись в своих расчетах. Н.И. Бухарин «настаивал, что политической ошибки не было. Общая линия на переход от обороны к наступлению взята правильная, и борьба еще не кончилась». Однако предложение Преображенского «назначить следственную комиссию по поводу нашего поражения под Варшавой» было отклонено, как и предложение Ленина пригласить на заседание партконференции, на котором будет обсуждаться политический отчет ЦК, главкома и начальника Полевого штаба РККА. Также Пленум отклонил предложение Троцкого, Бухарина и Сталина отказаться от прений по политическому отчету ЦК РКП(б) на предстоящей партийной конференции^[298].