Михаил Мельтюхов
Советско-польские конфликты 1918—1939 гг.

Советское наступление в Белоруссии

Тем временем советское командование принимало меры по усилению войск Западного фронта, который только в июне получил более 58 тыс. человек пополнения. В период подготовки решительного наступления в Белоруссии на фронт прибыло восемь стрелковых дивизий, четыре стрелковые бригады, одна кавалерийская бригада и эскадрон. С учетом тыловых частей и учреждений численность войск Западного фронта возросла с 274 тыс. в мае до 347 тыс. в июне и до 447 тыс. в июле 1920 г. В составе фронта было около 20 стрелковых и 2 кавалерийские дивизии (см. таблицу 12). С 15 апреля по 7 июня, на Западный фронт было отправлено 128,7 тыс. винтовок, свыше 2 тыс. пулеметов, 125,5 млн штук патронов, 243 орудия разных систем, 13 тыс. шашек, 91 самолет. За это же время войска фронта получили более 313 тыс. шинелей, 295 тыс. гимнастерок, 310 тыс. брюк, 175 тыс. телогреек, 605 тыс. пар обуви и других предметов военного снабжения. Еще 8 и 9 июня главком своими директивами потребовал от командования Западного фронта усилить активность своих войск и связать противника в Белоруссии, но в целом действия советских частей ограничились разведывательными поисками и налетами^[180].

К 4 июля 1920 г. на Западном фронте находилась следующая группировка войск: на фронте от города Опочки до озера Жадо протяженностью в 160 км располагалась 4‐я армия (командующий – Е.Н. Сергеев, член РВС армии – В.И. Межлаук), созданная 18 июня из Северной группы. Южнее на фронте от озера Младо до озера Сшо (35 км) находилась 15‐я армия (командующий – А.И. Корк, член РВС армии – Н.С. Тихменев). От озера Сшо до озера Пелик (протяженность фронта 80 км) развертывались Южная группа войск 15‐й армии, 9 июня переименованная в 3-ю армию (командующий – В.С. Лазаревич, член РВС армии – К.А. Мехоношин). На фронте от озера Пелик до Паричи (200 км) располагалась 16‐я армия (командующий – Н.В. Соллогуб, член РВС армии – А.Э. Дауман). Наконец, на южном крыле Западного фронта находилась Мозырская группа (командующий Т.С. Хвесин), занимавшая фронт от Паричи до Мозыря включительно (80—100 км)^[181].

Таблица 12. Боевой состав Западного фронта на 1 июля 1920 г.

Таблица 13. Боевой состав польских войск в Белоруссии

В составе Западного фронта насчитывалось 145 346 бойцов (103 288 бойцов пехоты и 11 294 бойцов кавалерии), 2 758 пулеметов, 693 орудий, 12 бронепоездов, 30 бронемашин, 3 танка и 73 самолета^[182]. Войска противника насчитывали 75,3 тыс. бойцов с 464 орудиями^[183]. Войскам 4‐й, 15‐й и 3‐й советских армий, объединявшим 59,9 тыс. штыков и сабель, противостояла 1‐я польская армия (генерал Г. Жигадлович) в 35,1 тыс. штыков и сабель. Против советской 16‐й армии и Мозырской группы (31,6 тыс. штыков и сабель) действовали 4‐я польская армия (генерал С. Шептицкий) и Полесская группа (генерал В. Сикорский), имевшие 37,5 тыс. штыков и сабель. Таким образом, на направлении главного удара советские войска Западного фронта превосходили противника в 3 раза. В полосе же действия 16‐й армии и Мозырской группы превосходство было не значительным. Польское командование, ожидавшее нового советского наступления в Белоруссии, предлагало отвести войска на линию Барановичи – Лида – Ораны – Вильно, но генерал Шептицкий считал, что следует все же попытаться остановить советское наступление на имеющейся линии фронта.

В основе советского плана лежала та же идея, что и в майском наступлении в Белоруссии, – упираясь правым флангом в Литву и Восточную Пруссию, отбросить войска противника к болотистому Полесью. Группировка и задачи армий были определены в директивах РВС Западного фронта от 30 июня и 2 июля 1920 г. 4‐й армии было приказано главными силами нанести решающий удар из района севернее озера Белая Ельна. 3‐й кавалерийский корпус имел задачу – выйти в тыл противника, действуя в направлении на Свенцяны. 15‐я армия наносила главный удар на Глубокое, 3‐я – на Докшицы – станция Парфьяново. На 16-ю армию возлагалась задача освобождения Минска. Мозырская группа должна была наступать на Глуск^[184]. 2 июля РВС Западного фронта отдал знаменитый политический приказ № 1423: «Красные солдаты! Пробил час. […] Войска Красного Знамени и войска гниющего белого орла стоят перед смертельной схваткой. […] Оправдаем же надежды социалистического отечества. […] На западе решаются судьбы мировой революции. Через труп Белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На запад к решительным битвам, к громкозвучным победам. Стройтесь в боевые колонны, пробил час наступления на Вильно, Минск, Варшаву. Марш!»^[185].

На рассвете 4 июля войска Западного фронта перешли в наступление. Совместно с частями 33‐й Кубанской стрелковой дивизии 15‐й армии в составе ударной группировки впервые использовались 3 отремонтированных на Путиловском заводе трофейных танка «Рено». Наступление началось успешно. 4–7 июля правофланговые войска Западного фронта смяли фронт 1‐й польской армии и нанесли ей тяжелые потери. Так называемая группа «Двина» этой армии была разгромлена, и ее остатки отошли на территорию Латвии, где были интернированы. Другая группа 1‐й польской армии – группа генерала Л. Желиговского (10‐я пехотная дивизия) отступила на линию старых германских окопов, на рубеж Двинск – озеро Нарочь – 20 км западнее Молодечно – Барановичи – Пинск и далее по западному берегу реки Стоход. Потерпела серьезное поражение и третья группа 1‐й польской армии под командованием генерала В. Енджеевского (7‐я резервная бригада и пехотная бригада 5‐й дивизии). Успех был так значителен, что уже к концу первого дня наступления войска правого крыла Западного фронта продвинулись на 15–20 км. Польское командование, не имея возможности остановить наступление Красной армии в Белоруссии, вынуждено было отдать 5 июля приказ об отходе в общем направлении на город Лида.

Советские войска решительно преследовали противника, но полностью окружить 1-ю польскую армию им не удалось, и прежде всего потому, что при планировании операции командование Западного фронта допустило серьезные просчеты. Группировка советских войск, которая должна была совершить стремительный обход фланга 1‐й польской армии (3‐й кавкорпус и 4‐я армия), была значительно слабее группировки советских войск, наносивших фронтальный удар (15‐я армия). Поэтому выдвижение обходящей группы проходило медленнее сковывающей группы, что и позволило противнику избежать окружения, а 6 июля даже оторваться от замедливших наступление советских частей. Поражение и начавшийся отход 1‐й польской армии резко ухудшили положение 4‐й польской армии и создали выгодные условия для наступления частей 16‐й армии и Мозырской группы советских войск.

16‐я армия наступала непосредственно на Минск. Главный удар она наносила силами трех дивизий из имевшихся пяти. Им предстояло форсировать реку Березину юго-восточнее города Борисова на участке от устья реки Равы до устья реки Клевы (ширина фронта 35 км). Наиболее сильной в боевом отношении в составе ударной группировки 16‐й армии была 27‐я Омская стрелковая дивизия (командир В.К. Путна). Она имела около 8 тыс. штыков и сабель, 260 пулеметов и 34 орудия. Дивизия обладала большим боевым опытом: она сражалась с чехословацким корпусом в 1918 г. и участвовала в боях с колчаковцами до полного их разгрома.

В 2 часа ночи 7 июля 16‐я армия перешла в наступление. Уже к 5 часам утра передовые части ударной группы переправились через Березину. Завязались упорные бои. Противник начал отступать. 9 июля Красная армия освободила город Игумен. 10 июля поляки оставили Бобруйск. Бои приблизились непосредственно к Минску, который противник опоясал полукольцом окопов с проволочными заграждениями. 27‐я дивизия должна была обойти город с севера и юга. Наступление на Минск началось на рассвете 11 июля. Противник оказывал ожесточенное сопротивление, которое было сломлено частями 27‐й и 17‐й стрелковых дивизий. К полудню город был полностью очищен от польских войск. С разгромом основных сил 1‐й польской армии и освобождением Минска завершился первый этап наступления советских войск Западного фронта. В этих боях, проходивших с 4 по 11 июля, Красная армия прорвала фронт противника и нанесла ему серьезные потери. На всем фронте польские войска вынуждены были отходить на Запад. С 12 июля начался новый этап в наступлении частей Западного фронта, преследовавших отходившие польские войска. Основные силы, сосредоточенные на правом фланге, должны были наступать, прикрываясь территорией Литвы и Восточной Пруссии, и, нависая над флангом противника, не дать ему закрепиться на удобном для обороны рубеже^[186].

Командование польской армии стремилось найти силы и средства, чтобы остановить наступление советских войск. 9 июля Ю. Пилсудский приказал войскам удержать фронт по линии Вильно – германские окопы – Лунинец – река Стырь и река Збруч. Его план сводился к тому, чтобы закрепиться на севере по линии старых германских окопов и затем нанести контрудар по войскам советского Западного фронта из района Бреста. Отходя на старые германские окопы, противник рассчитывал упорной обороной измотать и обескровить советские войска и вновь перейти в наступление. Этому плану не суждено было осуществиться. Линия германских окопов, вырытых в 2–3 ряда, соединенных между собою ходами сообщения, с большим количеством бетонированных убежищ и гнездами для пулеметов, уже в середине июля была прорвана армиями Западного фронта. 15 июля Пилсудский приказал отвести войска на линию Пинск – Огинский канал – река Шара – река Неман до Гродно. С целью задержать советское наступление, чтобы дать возможность войскам 1‐й польской армии выйти из-под удара, 4‐я польская армия должна была нанести удар на север во фланг наступающим частям Западного фронта, но этот маневр не удался.

14 июля 3‐й кавкорпус и 164‐я стрелковая бригада после 6-ча-сового боя заняли Вильно. Это событие активизировало литовские войска, выступившие против частей 2‐й Литовско-белорусской пехотной дивизии, которая стала отходить к Лиде. Попытка согласования действий советских и литовских войск из-за нежелания литовского руководства, находившегося под давлением стран Антанты, вылилась в 4-дневные бесплодные переговоры. В итоге было решено, что Красная армия не будет крупными силами переходить линии Новые Троки – Ораны – Меречь – Августов^[187]. 17 июля войска 15‐й армии вошли в Лиду, 19 июля 3‐й кавкорпус неожиданно для противника ворвался в Гродно, выбив небольшой польских гарнизон, а войска 16‐й армии освободили Барановичи. 23 июля Мозырская группа заняла Пинск.

Выбор

В условиях развала польского фронта на Востоке в Варшаве 1 июля был создан Совет обороны государства в составе Ю. Пилсудского, маршала сейма, премьер‐министра, трех членов правительства, 10 депутатов от различных парламентских партий и 3 представителей военного командования. 5 июля Совет обороны решил обратиться к Антанте с просьбой о содействии в мирных переговорах. В ходе переговоров с представителями Антанты в Спа 9—10 июля было решено, что ее посредничество обуславливается следующими условиями: поляки отойдут на «линию Керзона», откажутся от претензий на литовские земли и согласятся на проведение в Лондоне мирной конференции представителей РСФСР, Польши, Финляндии, Литвы, Латвии и Восточной Галиции. Кроме того, Польша обязывалась принять решение Антанты по вопросам ее границ с Литвой, Чехословакией и Германией и о будущем Восточной Галиции. В случае отказа Москвы от предложений Антанты, она поддержит Польшу военными материалами. Польское руководство было вынуждено согласиться на эти условия, но попыталось отстоять свои интересы в Вильно и Восточной Галиции. В итоге переговоров было решено, что Москве будет предложено остановить войска в 50 км от линии Гродно – Брест-Литовск – Буг, Вильно признавался литовским городом, а в Восточной Галиции линией перемирия должна была стать линия фронта^[188]. Польское командование надеялось использовать перемирие как передышку для приведения войск в порядок^[189].

11 июля советским представителям в Англии была передана нота лорда Керзона с требованием остановить наступление на линии Гродно – Валовка – Немиров – Брест-Литовск – Дорогуск – Устилуг – восточнее Грубешова – Крылов – западнее Равы-Русской – восточнее Перемышля до Карпат. Советские войска должны были остановиться в 50 км восточнее этой линии, а в Восточной Галиции на достигнутой к моменту перемирия линии фронта. Окончательно вопросы разграничения территорий в Восточной Европе следовало решить на международной конференции в Лондоне. В случае продолжения наступления советских войск в Польшу, Англия и ее союзники поддержат Польшу «всеми средствами, имеющимися в их распоряжении». Кроме того, предлагалось заключить перемирие с Врангелем, войска которого вели бои в Северной Таврии. На размышления Москве давалось 7 дней и сообщалось, что Польша согласна на эти условия^[190]. 12/13 июля Ленин направил РВС Западного и Юго-Западного фронтов телеграммы, в которых требовал «бешеного ускорения наступления на Польшу»^[191].

13—16 июля советское руководство обсуждало английскую ноту. Мнения в советском руководстве разделились. Ленин предлагал отвергнуть посредничество Антанты и Лиги Наций, продолжать наступление и помочь польским рабочим добиться советизации Польши. «Надо прощупать красноармейским штыком, готова ли Польша к советской власти. Если нет, всегда сможем под тем или иным предлогом отступить назад». Довольно осторожную позицию занял глава НКИД Г.В. Чичерин, предлагавший принять это предложение, выйти на «линию Керзона», на которой следовало вести переговоры с Польшей, подтянув тылы и дав отдых войскам. В случае необходимости можно было с этой линии начать новое наступление. Глава советской дипломатии предлагал выставить встречные условия – начало мирных советско-польских переговоров, сокращение польской армии и выдача ею полученного от союзников военного снаряжения. То, что «линия Керзона» исключала из состава Польши Восточную Галицию, было воспринято в Москве как признание ее прав на эту территорию. Л.Б. Каменев считал возможным пойти на перемирие, но с гарантиями ослабления Польши. Поскольку Восточная Галиция не признается польской территорией, то ее следует занять войсками, пока идут дипломатические маневры. Л.Д. Троцкий, указавший на то, что польская армия отступает в порядке, полагал, что можно пойти на перемирие с Польшей, но не с Врангелем, поскольку это внутренний вопрос России. Посредничество Антанты отвергать нецелесообразно, поскольку полезно иметь делегацию в Лондоне для наблюдения за действиями западных империалистов. И.Т. Смилга считал необходимым продолжать войну с Польшей до ее советизации или получения достаточных гарантий прочного мира. А.И. Рыков указал на сложности в снабжении армии и слабость советского тыла. К. Радек и другие польские коммунисты считали «Польшу не готовой к советизации»: «Наше наступление вызовет лишь взрыв патриотизма и бросит пролетариат в сторону буржуазии». По мнению Мархлевского, можно было бы предложить Польше в обмен на мир районы Холма и Белостока^[192].

Довольно осторожную позицию занимал И.В. Сталин, который еще 24 июня заявил харьковской газете «Коммунист», воздав должное успехам Юго-Западного фронта, что «было бы ошибкой думать, что с поляками на нашем фронте уже покончено». Предстоят еще серьезные сражения, «поэтому, – подчеркивал Сталин, – я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве»… В самой категорической форме я должен заявить, что без напряжения всех сил в тылу и на фронте мы не сможем выйти победителями. Без этого нам не одолеть врагов с Запада. Это особенно подчеркивается наступлением войск Врангеля, явившимся, как «гром с ясного неба», и принявшим угрожающие размеры»^[193]. 11 июля уже в «Правде» Сталин вновь, отметив важные успехи Юго-Западного фронта, подчеркнул: «наши успехи на антипольских фронтах несомненны… но было бы недостойным бахвальством думать, что с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать «марш на Варшаву». Это бахвальство… неуместно не только потому, что у Польши имеются резервы, которые она несомненно бросит на фронт… но и прежде всего потому, что в тылу наших войск появился новый союзник Польши – Врангель, который грозит взорвать с тыла плоды наших побед над поляками… Смешно поэтому говорить о «марше на Варшаву» и вообще о прочности наших успехов, пока врангелевская опасность не ликвидирована»^[194]. В ответ на запрос ЦК РКП(б) Сталин 13 июля сообщил в Москву, что он поддерживает идею прямых переговоров с Польшей без посредников и не в Лондоне, а на территории России^[195].

Оценка ситуации военным командованием, изложенная в записке от 15 июля, была довольно оптимистичной^[196], что, наряду с политическими расчетами и общим подъемом, вызванным победами на фронте, привело к отказу от принятия английских условий. Расчеты советского руководства сводились к тому, что поскольку противник слаб, то сильный удар приведет к его окончательному краху и позволит разрушить всю Версальскую систему, не учитывавшую советских интересов. В итоге 16 июля Пленум ЦК РКП(б) решил отклонить ноту Керзона, но при этом не отказываться от переговоров с Польшей и ускорить наступление, чтобы «помочь пролетариату и трудящимся массам Польши освободиться от их помещиков и капиталистов»^[197]. 17 июля Москва официально ответила Лондону, что согласна на переговоры с Варшавой, но без посредников^[198]. В ответ Англия 20 июля заявила, что в случае советского наступления отменит торговые переговоры с РСФСР. Тем временем II конгресс Коминтерна, проходивший в Москве 19 июля – 7 августа, обратился к трудящимся Западной Европы с призывом поддержать РСФСР в войне с Польшей^[199].

17 июля председатель РВСР Л.Д. Троцкий в своей директиве, указав, что правительства Антанты опасаются подрыва Версальской системы в результате побед Красной армии и стремятся вовлечь в войну Румынию, доводил до сведения главкома, что «правительство сочло необходимым отвергнуть английское посредничество». Поэтому «необходимо принять меры к тому, чтобы всесторонне обеспечить наше быстрое и энергичное продвижение вперед на плечах отступающих польских белогвардейских войск». «Преподать твердые оперативные указания командованию Западного и Юго-Западного фронтов в отношении дальнейшего непрерывного развития операции как до границы, намеченной Антантой, так и за пределами этой границы в случае, если бы силой обстоятельств мы оказались вынужденными временно перейти эту границу»^[200]. 20 июля главком приказал войскам фронтов «продолжать энергичное развитие операций… не ограничивая таковых границей, указанной в ноте лорда Керзона»^[201]. В этот момент военное командование Красной армии, Реввоенсовет республики и главнокомандующий вооруженными силами республики, а также командование Западного фронта, явно переоценив успехи, достигнутые Красной армией, и степень поражения войск противника, допустили ряд просчетов.

19 июля член Реввоенсовета Западного фронта И.Т. Смилга сообщал в Реввоенсовет республики о том, что левый фланг польских войск разбит совершенно. 21 июля главком С.С. Каменев срочно прибыл в Минск, в штаб Западного фронта. Ознакомившись на месте по докладам командования фронтом с обстановкой, он отдал в ночь на 22 июля директиву занять войсками Западного фронта Варшаву не позднее 12 августа^[202]. 23 июля главком послал из Смоленска на имя заместителя председателя РВСР Э.М. Склянского телеграмму, в которой сообщал о своем впечатлении об обстановке на Западном фронте: «Самое существенное – это высокий подъем настроения в частях, гарантирующий возможность и дальше продвигаться, не уменьшая энергии. 16 числа занято Гродно, а вчера Слоним. Оба эти успеха свидетельствуют, что линия рек Немана и Шара прорваны и теперь у противника нет на пути их отхода рубежей, на которых они могли бы рассчитывать задержать нас. Не исключена возможность закончить задачу в трехнедельный срок»^[203]. Эта телеграмма свидетельствовала, что главком после докладов РВС Западного фронта, по существу считал польскую армию неспособной к дальнейшему сопротивлению. Такая оценка была ошибочной.

В условиях чрезмерно оптимистических расчетов на скорую победу советское командование стало пересматривать свои дальнейшие планы. Именно в это время идея концентрического удара войсками Западного и Юго-Западного фронтов на Варшаву уступила место эксцентрическому удару на Варшаву и Львов. Исходя из того, что войска Западного фронта продолжали стремительное наступление, не встречая при этом серьезного сопротивления противника, Реввоенсовет Юго-Западного фронта 22 июля направил главкому телеграмму, в которой предлагалось перенести главный удар войск фронта с брестского направления на львовское, то есть в пределы Галиции. Командование Юго-Западного фронта, как писал позднее А.И. Егоров, считало важным в политическом плане освобождение столицы Восточной Галиции – Львова и намеревалось в дальнейшем оказать поддержку войскам наступающего на Варшаву Западного фронта «ударом через Львов в тыл Варшаве». Перенесение направления главного удара в сторону Галиции, по мнению РВС Юго-Западного фронта, диктовалось также опасностью выступления на стороне Польши Румынии^[204]. Соответственно, Сталин сообщил РВС 1‐й Конной армии, что Западный фронт прорвал у Слонима первую линию польской обороны по рекам Неман и Шара и стоит ближе к Брест-Литовску, чем Юго-Западный фронт. «Возможно, что в связи с этим обстоятельством вашей армии придется отказаться от Бреста и свернуть южнее». Ввиду ожидаемого обращения Польши с предложением о перемирии «необходимо, насколько возможно, торопиться с продвижением вашей армии вперед»^[205].

Имевшиеся в главном командовании опасения относительно возможного вмешательства Румынии привели к появлению идеи усиления действий войск Юго-Западного фронта в Восточной Галиции. В этой ситуации вполне понятно появление директивы главкома от 21 июля, поставившей перед Юго-Западным фронтом задачу занять к 4 августа районов Ковель – Владимир-Волынский, а остальными силами, в том числе и 1‐й Конной армией, разгромить 6-ю польскую и Украинскую армии, оттеснив их на юг к границам Румынии, тем более что командование фронта само предлагало подобный вариант, который был 23 июля утвержден С.С. Каменевым^[206]. При этом главком был убежден, что Западный фронт в августе 1920 г. один без помощи Юго-Западного фронта может сломить сопротивление противника на Висле и занять Варшаву. Более того, Каменев считал, как он писал об этом 21 июля в РВС республики, что для выполнения этой задачи вполне достаточно будет трех армий Западного фронта (4‐й, 3‐й и 15‐й), если Польша не получит существенной поддержки, помимо выступления Румынии и Латвии^[207]. Эти три армии в общей сложности в то время имели немногим более 80 тыс. бойцов. 16-ю же армию главком планировал вывести в резерв на случай, если на помощь Польше выступит Латвия. Кстати сказать, 19 июля Тухачевский, исходя из вероятных сложностей при прорыве линии германских окопов, также предложил отклонить действия 1‐й Конной на юго-запад^[208].

Новым стратегическим решениям советского Главного командования способствовало и то, что 22 июля Польша предложила РСФСР договориться о «немедленном перемирии и открытии мирных переговоров»^[209]. Уже 23 июля Москва сообщила Варшаве, что главное командование Красной армии получило распоряжение «немедленно начать с польским военным командованием переговоры в целях заключения перемирия и подготовки будущего мира между обеими странами»^[210]. Одновременно в 18.35 23 июля главком потребовал от войск Западного фронта еще ускорить наступление на Варшаву^[211]. В тот же день И.В. Сталин сообщил РВС 1‐й Конной армии, что Польша обратилась с предложением о перемирии и ждет ответа до 30 июля. «Исходя из этого требуется самое стремительное наступление от вас в сторону Львова и вообще нужно постараться, чтобы до тридцатого успеть завладеть максимумом того, что можем взять»^[212]. 23 июля командование Юго-Западного фронта поставило войскам следующую задачу: 12‐я армия, создав заслон в направлении Брест-Литовска, должна была наступать в направлении Холм – Красник – Аннополь, 1‐я Конная армия – не позднее 29 июля занять Львов, а 14‐я армия – наступать от реки Збруч в общем направлении Тарнополь – Перемышляны – Городок^[213].

Таким образом, действия Юго-Западного фронта должны были отныне направляться не на содействие войскам Западного фронта, который наносил главный удар на варшавском направлении, а на решение по существу самостоятельной задачи, связанной с ликвидацией войск противника на львовском направлении и освобождением Галиции. При этом ударные группировки Западного и Юго-Западного фронтов должны были действовать в значительном отрыве друг от друга. Изменение направления главного удара войск Юго-Западного фронта накануне решающих боев, от которых зависел исход советско-польской войны в целом, противоречило реальной обстановке. Поэтому трудно не согласиться с мнением В.А. Меликова о том, что 21–23 июля «главком… допустил ошибку стратегической важности»^[214]. А обстановка была такой, что на отдельных, наиболее важных направлениях бои затягивались на несколько дней и сопротивление польских войск все более и более усиливалось.

Полный радужных ожиданий, как и все советское руководство, И.В. Сталин 24 июля информировал В.И. Ленина о том, что операция на Львов, возможно, удастся. Относительно общей политики он полагал, что «теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу, и более или менее сносную Красную Армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши для того, чтобы реорганизовать, перевооружить польскую армию, создать кавалерию и потом снова ударить, может быть в союзе с другими государствами – в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революции в Италии. Нужно признать, что мы уже вступили в полосу непосредственной борьбы с Антантой, что политика лавирования уже потеряла свое преобладающее значение, что мы можем теперь и должны вести политику наступления (не смешивать с политикой наскакивания), если мы хотим сохранить за собой инициативу во внешних делах, которую мы завоевали недавно. Поэтому на очередь для Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить). […] Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало‐мальски наладить свою разлаженную телегу, а он может еще наладить ее кое-как на известный период, и сам не перешел в решительное наступление»^[215].

30 июля главком С.С. Каменев вновь требовал от войск «наступление на польском фронте вести с прежним напряжением и энергией…дабы в кратчайшее время абсолютно уничтожить польскую армию»^[216]. В этих условиях командование советского Западного фронта всякими уловками затягивало согласование процедуры перехода польской военной делегацией линии фронта, оттянув его до 30 июля^[217]. Как ни странно, эта затяжка вовсе не вызвала раздражения в Варшаве, поскольку польское командование не спешило заключать какое-либо соглашение под давлением большевиков. Его вполне устраивало временное перемирие в худшем случае по «линии Керзона», но никакого вмешательства во внутренние дела Варшава допускать не собиралась^[218]. Для расширения социальной базы польское правительство еще 15 июля добилось одобрения Сеймом принципов аграрной реформы. 24 июля в Варшаве было создано правительство национальной обороны с участием всех политических сил, а 25 июля в Польшу прибыла англо-французская военная миссия и начали прибывать военные грузы с Запада.

В конце июля 1920 г., по словам итальянского посла в Варшаве Ф. Томмазини, польское руководство попыталось склонить Германию к нанесению удара из Восточной Пруссии во фланг и тыл советского Западного фронта. Однако Берлин стремился не только вернуть данцигский коридор и Верхнюю Силезию, но и под предлогом спасения Польши от большевиков попытался добиться пересмотра военных ограничений Версальского договора и принятия Германии в Лигу Наций. В результате эти контакты завершились безрезультатно^[219]. 27 июля Ю. Пилсудский отдал директиву, требовавшую от войск удержать фронт по линии реки Западный Буг – Остров – Граево (или Остроленка – Омулев) и организовать контрудар от Брест-Литовска на север и от Острова на восток^[220]. В этих условиях польское руководство так же не спешило начинать переговоры и прибывшие 1 августа в Барановичи польские делегаты не имели полномочий от правительства на ведение переговоров о мире, а лишь полномочия от военного командования на ведение переговоров о перемирии. Советская же сторона была заинтересована в одновременном заключении соглашений о перемирии и прелиминарного договора. Поэтому 2 августа она потребовала от польской делегации получить соответствующие полномочия и с 4 августа начать переговоры в Минске. Но польская делегация отказалась и вернулась за линию фронта^[221].

Польская пропаганда всячески подчеркивала «самоотверженную борьбу польских войск с нашествием большевиков», что должно было не только укрепить польский тыл, но и способствовать получению военных материалов от Антанты, в которых Варшава очень нуждалась. С целью поддержания порядка в армии, деморализованной поражениями, и борьбы с дезертирством польское руководство 24 июля ввело чрезвычайные и полевые суды. Тем временем 24 июля, после трех дней напряженных боев, советские войска Западного фронта прорвали линию Гродно – река Неман – река Шара – Слоним. Под Гродно советские войска взяли в плен до 5 тыс. человек, 32 орудия, 3 танка, свыше 100 пулеметов, 500 лошадей и большие запасы продовольствия. Кроме того, было освобождено около 500 пленных красноармейцев^[222]. Форсировав Неман и Шару, 25 июля советские войска вступили в город Волковыск, 27 июля в Осовец и Пружаны, 29 июля – в Ломжу, а 30 июля был занят Кобрин. 1 августа Красная армия вступила в Брест, 3 августа советские войска заняли Остров, а 6 августа – Остроленку. Вместе с тем бои начала августа показали, что польское сопротивление усилилось, и в течение недели войска 16‐й армии и Мозырской группы не могли форсировать реку Западный Буг.