Марк Курлански
Треска. Биография рыбы, которая изменила мир

Британцы продолжали упускать коммерческие возможности. В 1598 году ньюфаундлендский флот прибыл в Саутгемптон и продал большую часть трески французским купцам, которые перепродали рыбу в Испании. В то время во Франции шла религиозная война между католиками и гугенотами, и Ла-Рошель принадлежала протестантам, что сократило возможности французского флота. По мере ослабления португальского, испанского и французского флотов британцы начали осознавать коммерческий потенциал рыбного промысла у Ньюфаундленда. Под конец XVI века британские суда наконец получили разрешение поставлять ньюфаундлендскую треску напрямую в порты других стран. Получив такую свободу, британские купцы начали торговать треской, а затем и другими товарами.

Но по прошествии времени эти перемены в британской внешней торговле выглядят незначительными, поскольку в начале XVII века, когда они начались, был заложен фундамент для более важных изменений в мировой торговле. Небольшая группа протестантов, не признававших авторитет официальной церкви и бежавших из Англии в Голландию, разглядывала карту Нового Света и заметила на ней маленький крючкообразный выступ суши с любопытным названием – Кейп-Код, то есть Тресковый мыс.

Стыд, да и только!

СУШЕНАЯ ТРЕСКА

Хорошенько отбейте деревянной колотушкой в течение получаса или больше и положите вымачиваться на три дня, затем варите на небольшом огне около часа, так, чтобы вода едва покрывала рыбу, пока она не станет мягкой, после чего выньте и положите в смесь масла, яиц и горчицы. Или возьмите шесть картофелин (они круглый год продаются в семенных лавках), варите, пока не станут совсем мягкими, снимите кожуру. Нарежьте их, взбейте с маслом, выложите на рыбу и подавайте на стол. Некоторые используют пастернак.

Мне было бы стыдно, если бы для этого рецепта у меня не нашлось ничего лучше абердинской трески и бедного Джека, и я думаю, что не стоит и говорить что-либо о зеленой рыбе или бочковой треске, кроме того, что перед варкой их следует вымачивать в воде.

Джон Коллинз. Соль и рыболовство, 1682

См. также КАК ПРАВИЛЬНО ВЫМАЧИВАТЬ ТРЕСКУ.

4. Треска и скалы

ТЕМНОЕ ЭТО БЫЛО МЕСТО «ПОД КОТЛАМИ», В КОТОРЫХ КРУГЛЫЕ СУТКИ ВАРИЛИСЬ НЕМЫСЛИМЫЕ КОЛИЧЕСТВА РЫБЫ. РЫБА НА ЗАВТРАК, РЫБА НА ОБЕД, РЫБА НА УЖИН, ТАК ЧТО В КОНЦЕ КОНЦОВ НАЧИНАЕШЬ ОГЛЯДЫВАТЬСЯ: НЕ ТОРЧАТ ЛИ РЫБЬИ КОСТИ У ТЕБЯ СКВОЗЬ ОДЕЖДУ? ПРОСТРАНСТВО ПЕРЕД ДОМОМ СПЛОШЬ ЗАМОЩЕНО РАКОВИНКАМИ РАЗИНЕК. МИССИС ФУРИЯ ХАЗИ НОСИТ ОЖЕРЕЛЬЕ ИЗ ПОЛИРОВАННЫХ ТРЕСКОВЫХ ПОЗВОНКОВ, А У МИСТЕРА ХАЗИ ВСЕ СЧЕТНЫЕ КНИГИ ПЕРЕПЛЕТЕНЫ В ПЕРВОКЛАССНУЮ АКУЛЬЮ КОЖУ. ДАЖЕ МОЛОКО ТАМ С РЫБНЫМ ПРИВКУСОМ, ПО ПОВОДУ ЧЕГО Я ДОЛГО НЕДОУМЕВАЛ, ПОКА В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО НЕ НАТКНУЛСЯ СЛУЧАЙНО ВО ВРЕМЯ ПРОГУЛКИ ВДОЛЬ БЕРЕГА СРЕДИ РЫБАЧЬИХ ЛОДОК НА ПЯТНИСТУЮ ХОЗЯЙСКУЮ КОРОВУ, КОТОРАЯ ПАСЛАСЬ ТАМ, ПОЕДАЯ РЫБЬИ ОСТАНКИ, И КОВЫЛЯЛА ПО ПЕСКУ, КОЕ-КАК ПЕРЕСТУПАЯ НОГАМИ И ВОЛОЧА НА КАЖДОМ СВОЕМ КОПЫТЕ ПО ОТСЕЧЕННОЙ ТРЕСКОВОЙ ГОЛОВЕ^[13].

Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый Кит

За XVI век мир, известный европейцам, увеличился вдвое. В следующем столетии голландцам дважды приходилось предоставлять убежище английским пуританам: в небольшом, но хорошо защищенном портовом городке на оконечности острова Манхэттен и в Гвиане на северо-восточном побережье Южной Америки. Из этих двух мест наилучшие возможности, пожалуй, предоставляла Гвиана.

Пятьюдесятью годами ранее в эти места сослали испанца по имени Хуан Мартинес – таков был вынесенный ему смертный приговор. Мартинеса признали виновником несчастного случая, в результате которого взорвался пороховой погреб, и в качестве наказания за халатность посадили в каноэ неподалеку от неизученного северо-восточного побережья Южной Америки, не снабдив даже продуктами. Лодку принесло прямо к одному из местных племен, никогда прежде не видевших европейцев. Индейцы завязали Мартинесу глаза и привезли его в величественный город, состоявший из одних дворцов. Мартинес пробыл там семь месяцев, после чего местные жители нагрузили его золотом и отпустили, снова завязав глаза на обратном пути. По крайней мере, так рассказывал сам Мартинес, когда прибыл на Тринидад.

Этот легендарный город был известен как Эльдорадо. Вскоре Мартинес умер в Пуэрто-Рико, и на протяжении столетий причиной его смерти считалось проклятие, наложенное на золото Гвианы. В начале XVII века уже все знали, что поиски Эльдорадо ничем хорошим не заканчиваются – они обернулись катастрофой даже для великого сэра Уолтера Рэли. Но такова была судьба многих экспедиций в Новый Свет.

Мир, ставший таким огромным, казался пустым и неизученным, и европейцами овладела страсть к исследованиям. Одни запасались питательной сушеной треской и отправлялись в Южную Америку на поиски золота, другие держали путь в Северную Америку – за той самой треской. Однако большинство путешественников, добиравшихся до Нового Света, по-прежнему искали Азию. В XVI веке Ньюфаундленд изображался на картах как остров у побережья Китая. Корабли европейцев заходили далеко на юг, до залива Фанди в заливе Мэн, но так и не нашли прохода в Азию. Испанцы и португальцы продвинулись на юг от Флориды до субантарктической оконечности Патагонии, но тоже не нашли вожделенный проход. Однако идея не умирала.

Французский король при поддержке лионских торговцев шелком отправил уроженца Флоренции Джованни да Верраццано на поиски короткого западного пути в Китай. Но итальянец, служивший французской короне, потерпел неудачу – вслед за испанцами и англичанами. В 1524 году его экспедиция, добравшись до мыса Кейп-Фир в нынешней Северной Каролине, повернула на север и двигалась вдоль казавшейся бесконечной береговой линии. Верраццано отмечал, что коренные жители «проворны и превосходно бегают», оптимистично прибавляя, что, как он понял, это характерно для жителей Китая. Он проплыл вдоль побережья, обнаружил Нью-Йоркскую бухту, залив Наррагансетт и изогнутый полуостров, напоминающий руку, который он назвал Паллавичино – в честь итальянского генерала. Затем Верраццано продолжил путь на север вдоль побережья Мэна, которое назвал «Землей плохих людей», до «земли, которую в стародавние времена открыли британцы». Израсходовав запасы продовольствия и открыв «7000 лиг новой береговой линии», но так и не отыскав прохода в Азию, он признал неудачу и вернулся во Францию, где настаивал на том, что за морем находится настоящий Новый Свет.

Но идеи сильнее фактов, и 78 лет спустя Бартоломью Госнольд все так же искал проход в Азию. В 1602 году Госнольд миновал Новую Шотландию и продвинулся дальше на юг, к Новой Англии, чтобы найти путь в Азию, где он намеревался собрать сассафрас, который высоко ценился за предполагаемое свойство излечивать сифилис.

Северная Америка богата сассафрасом. Индейцы добавляли листья этого дерева в суп. От сифилиса сассафрас не помогал, но из его корней делали превосходный напиток, впоследствии получивший название рутбир (корневое пиво). Госнольд не добрался до Китая, но вернулся в Европу с сассафрасом. «Порошок из сассафраса, – сообщал один из его офицеров, – исцелил члена нашей команды, который объелся брюшками морских собак, очень вкусным мясом».

Европейцы все еще не понимали, насколько велика найденная ими земля, преграждавшая собой путь в Азию. Казавшееся неудачным путешествие Госнольда в 1602 году вошло в историю главным образом из-за того, что он переименовал полуостров Паллавичино в Кейп-Код, сообщив, что его экспедиции, искавшей азиатский сассафрас, постоянно «докучала» треска.

Месяцы март, апрель и май – самые подходящие для ловли рыбы на этом побережье, и ее здесь так же много, как у Ньюфаундленда… Рыба здесь водится не только на глубине в семь морских саженей и на расстоянии меньше лиги от берега, но также на глубине сорок или пятьдесят саженей и дальше в море.

С точки зрения европейцев эпохи Великих географических открытий, Госнольд действительно «открыл» Новую Англию. Конечно, это побережье было известно и раньше, но больше 75 лет никого не интересовал полуостров Паллавичино. Мир узнал об этой территории именно благодаря названию, данному ей Госнольдом. Тресковый мыс на севере континента стал чем-то вроде Эльдорадо на юге.

В 1603 году бристольские купцы подтвердили рассказ Госнольда, сообщив не только об изобилии трески, но и о скалистом побережье залива Мэн, как нельзя лучше подходящем для заготовки рыбы. Один из побывавших здесь купцов, Джордж Уэймут, поведал об «огромной треске в большом изобилии – некоторые рыбины пяти футов длиной и трех в обхвате». Он также подтвердил наличие сассафраса, но об этом факте в итоге все позабыли.

Новые земли назвали Северной Виргинией. В 1607 году была предпринята попытка основать в этих местах поселение – в окрестностях нынешнего Брансуика в штате Мэн. Это привело к появлению первого океанского судна, построенного в Новой Англии: колонисты намеревались вернуться на нем в Англию после одной зимовки. Северная Виргиния казалась им «слишком холодной» и непригодной для жизни.

Карта Бартоломью Госнольда не сохранилась, но капитан Джон Смит либо видел ее, либо знал некоторые подробности плавания Госнольда. К тому времени, как отцы-пилигримы решили основать в Новом Свете поселение, Джон Смит был уже известным человеком: он основал колонию на юге Виргинии, а в 1614 году предпринял экспедицию в Северную Виргинию, после которой сколотил состояние на треске. На самом деле Смит надеялся заработать на китах, золоте и меди. Но не нашел их – как Рэли не нашел золото, а Госнольд не нашел Китай. Поэтому Смит поручил команде набить трюмы корабля соленой и сушеной треской. Он не скрывал своей нелюбви к рыбной ловле и поручил это дело экипажу, а сам вместе с немногочисленным отрядом отправился на маленьком судне исследовать берег. Прежде он уже изучил более 3000 миль маленьких бухт Чесапикского залива. Теперь Смит нанес на карту береговую линию от залива Пенобскот до Кейп-Кода, с двадцатью пятью «превосходными гаванями», глубину которых он промерил лотом. По какой-то причине среди них не оказалось Глостерской гавани.

Смит нанес на карту полуостров, где сегодня расположен Глостер, и назвал его в честь женщины, воспоминания о которой сохранил со времен турецкого плена. Но английский король Карл I переименовал полуостров в честь своей матери, Анны Датской, и с тех пор он называется Кейп-Энн. Ряду других объектов Смит тоже дал наименования, связанные с его пребыванием в Турции, но ни одно из них не сохранилось до наших дней. Новое название для Северной Виргинии – Новая Англия – оказалось более долговечным.

Смит привез на родину 7000 штук «зеленой» трески, которые продал в Англии, и 40 тысяч сушеных рыбин, которые реализовал в Малаге (к тому времени Англия уже открыла торговлю с Европой). По свидетельству губернатора Плимутской колонии Уильяма Брэдфорда, отцы-пилигримы слышали, что Смит продал куда больше трески – 60 тысяч штук. Но ни один из пуритан не упоминал о том, что Смит подзаработал и на двадцати семи местных индейцах, которых заманил к себе на корабль, запер в трюме, а затем продал в рабство в Испании.

В 1616 году Смит опубликовал карту и описание Новой Англии в надежде заинтересовать будущих поселенцев. Изучив карту знаменитого капитана, отцы-пилигримы решили обратиться к английской короне с просьбой даровать им землю в Северной Виргинии, где и находился Кейп-Код. Брэдфорд писал: «Большинство склонялись к тому, чтобы отправиться в Плимут, по большей части в надежде заработать на рыбе, которая была обнаружена в тех краях». Когда британский суд поинтересовался, какой прибыльной деятельностью они могут заняться на даруемой земле, будущие колонисты назвали рыболовство.

Из всех неправдоподобных американских историй успеха той эпохи самой невероятной выглядит история отцов-пилигримов. Они отправились в плавание, чтобы исповедовать свою религию и ловить рыбу в Новом Свете. Колонисты прибыли на место в начале зимы, что указывает на то, как мало они знали об искусстве выживания. Как бы то ни было, первые поселенцы в Новой Англии собирались заниматься рыболовством, а не сельским хозяйством, и у здешних берегов, в отличие от Ньюфаундленда, промысловый сезон длится даже зимой; впрочем, сами колонисты об этом определенно не задумывались. Так почему же отцы-пилигримы страдали от голода на самых богатых рыбных угодьях в истории?

По всей видимости, религиозные фанатики не позаботились о том, чтобы захватить с собой достаточное количество рыболовных снастей, – не говоря уже об умении ими пользоваться. Они ровным счетом ничего не знали о рыболовстве. В 1616 году рыбным промыслом в Новой Англии занимались четыре или пять английских судов. В 1621 году, через год после основания Плимутской колонии, когда отцы-пилигримы почти голодали, в водах Новой Англии успешно ловили треску десять британских судов. На следующий год их здесь было уже тридцать семь, а к 1624 году стало пятьдесят.

Проблемы отцов-пилигримов отчасти объяснялись тем, что поток поселенцев не иссякал: на второй год их стало больше на тридцать пять человек, а в 1622 году – еще на шестьдесят семь. Объединял этих людей религиозный пыл. Но они не умели не только ловить рыбу, но и охотиться. Кроме того, они были плохими фермерами. В сущности, богатые урожаи они стали получать только после того, как научились ловить треску и удобрять землю отходами от ее обработки. Похоже, в первые годы у них лучше всего получалось добывать себе пищу, отыскивая богатые запасы продуктов, принадлежавшие индейцам.

Треска на сушилках, Марблхед, Массачусетс. Фрагмент иллюстрации «Вид на Скиннерс-Хед» из журнала Gleason’s Pictorial, вып. 6, 1854 год. Музей Пибоди в Эссексе, Массачусетс

Положение усугублялось тем, что отцы-пилигримы, будучи англичанами, не желали есть незнакомую пищу. Коренные жители Новой Англии называли себя наумкиг и принадлежали к племени массачусет. Свои земли они тоже называли Наумкиг, что означало «рыбное место». Индейцы наумкиг плели лески и сети из растительных волокон, а из костей животных изготавливали крючки. Они добывали треску и другую рыбу, которая подходила к берегу, охотились с гарпуном на полутораметровых осетров, ловили угрей и собирали моллюсков на берегу. Наумкиг показали отцам-пилигримам, как вскрывать больших моллюсков с толстой раковиной (венерок) и маленьких, с тонкой раковиной, которые им нравились больше (современные жители Новой Англии называют их steamers, от steam – «готовить на парý»).

«О боже!» – в ужасе отшатывались поселенцы. Такое они есть не станут! Мидии, которые в изобилии водились в здешних водах, тоже были отвергнуты; в Новой Англии их начали употреблять в пищу только в 1980-х годах. Омаров было так много, что они выползали из моря и толпились на пляже, угрожающе шевеля клешнями. Но отцы-пилигримы и большинство других людей вплоть до XX века не хотели ловить и есть этих огромных пятнистых морских чудовищ. Вероятно, лишь от отчаяния поселенцы в какой-то момент опустились до того, что стали питаться омарами. В 1622 году Брэдфорд со стыдом признавался: положение настолько ухудшилось, что «единственным блюдом, которое они могли предложить друзьям, был омар».

Так чем же собирались питаться эти люди, явно не отличавшиеся широтой взглядов? За отказ есть любых морских обитателей, кроме рыбы, индейцы наумкиг называли их киншон, что в переводе значит «рыба». Отцы-пилигримы не умели рыбачить, но были упорны. В 1623 году они основали рыболовецкую артель в Глостере, но их постигла неудача. Еще одну попытку они предприняли два года спустя – и вновь не добились успеха. Но затем поселенцы послали в Англию за снаряжением и советом и с помощью англичан, которых называли «странствующими торговцами», постепенно овладели искусством рыболовного промысла. Рыболовецкие артели появились в Салеме, Дорчестере, Марблхеде и в заливе Пенобскот. Для получения соли использовались приливные водоемы, заполнявшиеся морской водой. Поселенцы торговали в основном с баскским портом Бильбао, и вскоре их суда начали возвращаться с полными трюмами испанской соли. Они также наладили торговлю с «сахарными колониями» Вест-Индии, и уже в 1638 году один из кораблей привез им соль с острова Тортуга. Путем торговли жители Новой Англии решали проблему с солью, которую британцам не удавалось решить дипломатическим путем.

В 1629 году пуританский священник Фрэнсис Хиггинсон писал, что в Салеме «изобилие морской рыбы почти невероятное». К концу столетия Салем прославился массовой истерией, но изначально он был известен тресковым промыслом. Когда в 1692 году в городе был созван печально знаменитый суд, допросивший сотни женщин, подозреваемых в колдовстве, и приговоривший к повешению девятнадцать человек, на его печати была изображена треска.

Прошло меньше тридцати лет после слухов о том, что Смит продал не 47 тысяч, а фантастические 60 тысяч рыбин, и вот в 1640 году колония Массачусетского залива поставила на мировой рынок уже 300 тысяч.

Главным фактором, определившим различия в судьбе северных и южных земель (первые стали восточными провинциями Канады, а вторые – Новой Англией в составе США), был климат. У побережья Ньюфаундленда, на Большой банке и в заливе Святого Лаврентия рыбу можно было ловить только летом. Корабли отплывали из Европы в апреле, когда дул сильный восточный ветер. Мореплаватели, пересекавшие Атлантический океан, старались подгадать, чтобы ветер дул в корму и можно было плыть по ветру на одной широте, – этот метод назывался отшествием к весту (или к осту, если речь шла о пути из Америки в Европу). Так поступали Колумб, Кабот и многие другие. Надежный способ определения долготы появился только в XVIII веке, и это объясняет, почему многие мореплаватели, достигавшие побережья Нового Света от Багамских островов до Ньюфаундленда, верили, что добрались до Азии. В XVI веке астрономическая навигация была довольно примитивной: широту определяли по положению Полярной звезды или солнца. Корабли из Бристоля, державшие курс строго на запад, достигали побережья Лабрадора и поворачивали на юг, к Ньюфаундленду. Рыболовы из Бретани, следуя за солнцем, попадали к Большой банке и поселению Сент-Джонс. Если же корабль покидал порт Ла-Рошели, огибая два острова, защищавших гавань, а затем продолжал двигаться вдоль той же широты, то добирался до острова Кейп-Бретон, где было основано французское поселение Луисбург – специально для приема судов из Ла-Рошели.

Каждую весну европейцы прибывали к северным отмелям для добычи рыбы и искали на побережье Ньюфаундленда места, подходящие для сушки улова, – их называли рыбными пунктами. По сложившейся традиции в первую очередь обслуживали тех, кто пришел раньше. Рыбу сушили на еловых ветках, и поскольку редкие хвойные леса на севере росли медленно, а каждую весну здесь появлялись новые рыбные пункты, остров почти лишился растительности. Европейцы добывали рыбу все лето, а затем, пока не встал лед, старались поймать западный ветер, чтобы вернуться обратно и продать улов. Затем рыбаки начали оставлять сторожей, чтобы те следили за рыбными пунктами зимой. Эти люди были обречены на полное одиночество, поскольку Ньюфаундленд не привлекал поселенцев.

Крупнейший город Ньюфаундленда, Сент-Джонс, как и Петти-Харбор на другой стороне мыса Кейп-Спир, расположен дальше всего от Канады и Северной Америки и ближе всего к Европе. Вся экономика Ньюфаундленда строилась на том, что европейцы прибывали сюда на несколько месяцев, ловили рыбу и увозили улов в Европу.

В Новой Англии климат мягче: более теплые зимы, незамерзающие гавани, более длинный период вегетации и пригодная для возделывания земля. Но в первые годы важнее было то обстоятельство, что во время зимнего нереста треска подходила ближе к берегу. Самая подходящая температура для нереста трески – от 4,5 до 8,5 °C. Эксперименты показывают, что при температуре 8,5 °C мальки появляются из икринок на десятый или одиннадцатый день, при 6 °C – на четырнадцатый или пятнадцатый, а при 3,5–4 °C – с двадцатого по двадцать третий день. Треска ищет воду с температурой 8,5 °C и нерестится в разгар зимы у побережья Новой Англии, ближе к весне – в окрестностях Мэна, а летом – возле Ньюфаундленда.

Люди, жившие на берегах Северной Атлантики, традиционно сочетали земледелие и рыболовство. В Исландии, где, как и на Ньюфаундленде, мало пригодной для возделывания земли и короткий период вегетации, местное население наряду с рыболовством занималось и сельским хозяйством – как минимум разведением овец. Треска уходит от южного побережья Исландии зимой, когда солнце лишь ненадолго показывается над горизонтом и фермерам почти нечего делать. Даже в наше время немногие исландцы официально считаются рыбаками, поскольку большинство причисляют себя к фермерам. Но даже если бы рыбакам Ньюфаундленда удавалось возделывать неплодородную почву в условиях короткого сезона, треска у их берегов все равно появлялась бы только летом и рыболовный сезон совпадал бы с сельскохозяйственным.

В Новой Англии, самом южном районе обитания атлантической трески, два рыболовных сезона: зимой в прибрежных водах и летом в открытом море. Кроме того, там плодородные земли. Если Ньюфаундленд оставался малоосвоенной территорией с летними рыбными пунктами, то в Массачусетсе было постоянное население, которому требовались бондари, кузнецы, пекари, кораблестроители – иными словами, ремесленники, люди с семьями, составляющие основу сообщества. Это сообщество постепенно становилось сельскохозяйственным, поскольку поселенцы продвигались на запад в поисках плодородных земель, чтобы выращивать продукты для растущего рынка на побережье. Будучи самой процветающей американской колонией к северу от Виргинии, Новая Англия имела все условия для развития торговли. Треска пользовалась спросом в Европе и европейских колониях и повышала покупательную способность местного населения, которое, в свою очередь, нуждалось в европейских товарах. Именно благодаря этому появился Бостон.

Экономика Новой Англии не способствовала развитию Ньюфаундленда и Новой Шотландии, а напротив, истощала их экономики. Эти северные территории, не имевшие собственного населения и внутреннего рынка, оставались рыбацкими форпостами, которые обслуживал Бостон. Улов трески, добытый у берегов Ньюфаундленда за летний сезон, с апреля по сентябрь, был больше, чем могли вместить трюмы рыболовных судов. Торговые суда, получившие прозвище sack ships («корабли-мехи»), поскольку перевозили vin sec, белое сухое французское вино, приходили из Англии, загружали в трюмы треску и везли ее в Испанию, откуда возвращались обратно в Англию с вином и другими товарами с юга Европы. Они подстегивали развитие торговли в Англии – но не в Новой Шотландии и не на Ньюфаундленде. По мере того как Бостон рос и богател за счет этой трехсторонней торговли, «корабли-мехи» все чаще курсировали между Ньюфаундлендом и Бостоном. Ньюфаундлендская треска продавалась в Бостоне, а на вырученные деньги покупались продукты сельского хозяйства, такие как зерно и скот, которые доставляли на Ньюфаундленд. Вплоть до моратория 1992 года многие рыбаки Ньюфаундленда продавали треску в Бостоне. Таким образом, Новая Англия развивалась, а северные колонии, специализировавшиеся на добыче рыбы, оставались далекими фронтирами с малочисленным населением, которое постепенно сокращалось. Жизнь там была слишком тяжелой, и многие люди переселялись в процветающие колонии Новой Англии.

Тем временем жители Новой Англии становились успешными и независимыми коммерсантами, ненавидевшими монополии. Владельцы сахарных плантаций Вест-Индии богатели на защищенных рынках, тогда как население северных колоний преуспевало в условиях свободной торговли, свойственных капитализму. Так в Новой Англии возник культ индивидуализма, а коммерция превратились почти в религию. Даже рыбаки были независимыми предпринимателями, работавшими не за зарплату, а за долю в выручке (такая практика по сей день распространена по всему миру). Знаменитый экономист XVIII века Адам Смит в своем фундаментальном труде о капитализме «Исследование о природе и причинах богатства народов» отдал должное рыбакам из Новой Англии. Смит считал рыболовную отрасль превосходным примером процветания экономики в условиях свободной торговли.

Британская корона никому не собиралась предоставлять подобную свободу, но теперь у нее появилась колония, которая не нуждалась в метрополии: опасный прецедент в самом сердце империи.