Марк Корнилов
Город Утренней Зари. Плач Пророка

Глава 1

В просторную школьную рекреацию через широкие окна падал свет. Проходя через перекрестия оконной рамы, он лучами расходился по помещению, которое во время этой перемены было заполнено детьми. Качая головой и меняя угол зрения, можно было заставить эти лучи играть с умом, создавая переливающийся в воздухе танец света. Сейчас же детей интересовал танец смерти. Удар. Ещё удар. Мальчик прислонился к стене, отбиваясь от нападающих. Всего несколько из них были старше на год или два, но для младших классов это давало невероятные преимущества. К тому же их было шестеро, а он – один. Удар. Еще удар. У мальчика потекла кровь из разбитой губы. Он не забился, злобно смотря на обидчиков, ища кого из них он всё же может достать. Но те размеренно, смакуя каждую серию ударов, избивали его, меняясь, чтобы порция удовольствия в равной степени досталась каждому из этой шайки. Это продолжалось уже несколько минут, и они были вынуждены снять темно-синие пиджаки и желтые галстуки школьной формы. Один из старших спокойно сторожил кучу наваленной одежды, надменно наблюдая за происходящим. Остальные в этой школьной рекреации спокойно смотрели на избиение своего одноклассника, боясь выступить против дерзкой шпаны.

Удар. Ещё удар. Если бы к мальчику у стены присоединился хотя бы ещё союзник, то нападающие уже не смогли бы так вольготно измываться над ними. Конечно, эта школьная банда одолела бы и двоих, но уже не так непринужденно. Но пока что с ухмылкой на лице они парами избивали выбранную на сегодня жертву. Удар. Ещё удар.

Внезапно девочка не более двенадцати лет выбежала на несправедливый ринг школьных боев. Она убрала назад рукой свои чёрные слегка вьющиеся волосы, чтобы они не мешали янтарному взгляду широких глаз охватывать каждого участника этого конфликта. Из-под нахмуренных аккуратных чёрных бровей она смотрела на то, как нападающие с кривыми ухмылками уставились на неё. От детского гнева её худое лицо с высокими скулами заострилось еще больше, но она обрушилась не на школьных задир.

– Трусы! Какие же вы все трусы! – обратилась она к стоящим у стены ребятам. – Соберитесь уже вместе и дайте отпор этим козлам! Как же мне противно смотреть на вас! Бесхребетные трусы!

Они все были лишь в четвёртом классе, но она так проникновенно и ярко говорила, что было видно, как в этих детских сердцах пробуждается стыд. Но они так и не смогли перебороть страх и не один из десятка ребят, так и встал на защиту своего одноклассника. Но девочка, благодаря внутренней силе, возвышалась над всеми настолько, что драка прекратилась сама собой.

– Мэри Стоун, заткнись! Богачка долбанная! – крикнул Роланд Чекринс.

Он был раздосадован, так как она прервала череду ударов, а он был следующим. Он бы стукнул её, но по дурацким правилам бить девочек нельзя. Он зло оглянулся на своих подельников. Самый старший из них, кто и внушал ужас во всех остальных в этом месте, махнул рукой и пошёл прочь. Избитый мальчик тяжело дыша с ненавистью смотрел им вслед.

– Повезло тебе, конченный урод! – выпалил Чекринс, который не так давно освоил матерные конструкции своего отца.

Шайка покинула рекреацию, а Мэри Стоун с нескрываемым разочарованием посмотрела на остальных. Мальчик у стены был для неё обычным одноклассником, к которому она не испытывала какой-то особой симпатии. Её просто до глубины души возмутила ситуация равнодушия и страха. С другой стороны, взрослый мог бы сказать, что она добилась результата, прекратив драку, а ожидание пробуждения высоких мотивов в обществе – детская наивность. Но Мэри Стоун не была бы дочерью своего отца, если бы не считала по-другому. Вера в изменение людей поддерживало в ней неуёмную энергию, в которую украдкой влюблялись мальчишки из параллельных классов. Она всегда повторяла себе, что никогда не оставит попыток изменить людей. Как бы она хотела схватить их всех и встряхнуть, чтобы пробудить в них что-то стоящее настоящей жизни. Она обязательно научиться у своего отца, как влиять на людей, раз уж он уже столько лет успешно трудиться на благо общества в администрации президента Южно-Африканской унитарии.

Дети ушли обратно в класс. Никто не собирался рассказывать о случившемся учителям, тем более классному руководителю. Начался обычный урок по литературе, на котором Мэри без энтузиазма и особого труда воспроизводила правильные ответы по поводу прочитанного рассказа про молодого волшебника. После окончания смены, они по традиции этой школы воспели благодарению Богу, после чего высыпались на школьный двор, покрытый идеально-зеленым газоном, на котором многих из них уже ждали родители. Мэри Стоун уже давно никто не забирал, и она по этому поводу не переживала. От школы до её дома было всего пятнадцать минут ходьбы, но она отправилась в противоположном направлении на свой любимый холм, с которого открывался вид на её родной город Йоханнесбург. Достаточно густо растущие кусты скрывали её от взоров жителей соседних домов, которые в конечном итоге, несмотря на престижность и безопасность района, должны были забеспокоится: почему одинокая девочка одна так долго сидит на склоне. Она же, медленно кушая сочное зелёное яблоко, ждала пока солнце скроется и фонари украсят улицы своим тёплым жёлтым светом. Он нравился ей гораздо больше солнечного, особенно на фоне остального города, многие районы которого были погружены во тьму. Это создавало впечатление, что она живет в царстве света, которое окружает непроглядная тьма. Она в очередной раз вытянула руку, чтобы разогнать эту тьму, но у неё ничего не получалось, так что она сжав ладонь в кулак стукнула по земле. Несмотря на неудачу в борьбе с этой тьмой, она продолжала немного улыбаться этому ночному пейзажу, который она могла бы с лёгкостью созерцать до утра, но становилось прохладно, и школьная форма уже не могла согреть её.

Она встала с земли и отряхнулась. Через полчаса она подошла к своему дому: высокий белый забор, кованная решётка главных ворот, за которыми открывался прекрасный вид на большой двухэтажный дом с крышей из бежевой тигровой средиземноморской черепицы. Мэри ещё некоторое время постояла перед входом и затем уверенно вошла внутрь.

На первом этаже горел свет: и в гостиной, и на кухне. Мэри попыталась проскользнуть наверх в свою комнату, но её окликнул уставший женский голос.

– Мэри, милая, подойди ко мне! – позвала её мама.

Эсмеральда Стоун грациозно лежала на диване, рядом с которым на полу стоял бокал вина и взад-вперёд каталась опустошённая бутылка. Когда Мэри подошла к ней, то сразу стало видно, что она очень похожа на свою мать, но только без тумана грусти в глазах, источником которой являлся большой синяк с левой стороны её некогда прекрасного лица. Она поднялась и обняла дочку. В ней не было пьяной вульгарности родителей, в которых проснулась любовь к своим детям. Мэри обняла её в ответ.

– Опять гуляла допоздна. А когда будешь учить уроки? – она улыбнулась, глядя в большие янтарные глаза своей дочери, являющихся более выразительным вариантом её собственных глаз.

– Я и так всё сдам!

– Конечно! В кого же ты такая умная? – она взяла её за руку.

– В папу.

– Хм… ха-ха-ха… – в этом смехе была вся горечь разбитого женского сердца.

Мэри внешне уже никак не реагировала на такое поведение своей матери. Девочка привыкла и к синяку, который регулярно появлялся то с одной стороны лица, то с другой, то на плече или спине, однажды даже на шее. «Это свидетельства любви твоего отца! – сказала однажды Эсмеральда Стоун. Конечно, нужно было сказать девочке, что это свидетельства неконтролируемой ревности мужа, отца и главы семьи – Генри Стоуна. Эмма уже бы пристрелила бы его давно, но после каждого такого конфликта он засыпал её цветами, водил в самые роскошные места и умолял, что больше этого никогда не повториться. Он искренне хотел в это верить, потому и убеждал в очередной раз простить его. После последнего удара у неё уже не осталось никаких чувств к нему, а точнее они были забиты в самую глубину сердца, из которого уже просто так их не достать. Генри очень сильно любил свою дочь и ради неё Эсмеральда готова была дать ему ещё один шанс. Надежды на это было немного, потому что как только он выпивал лишнего, то начинал ревновать её к любому телефонному звонку и прогулке с подругой. Даже поход в магазин мог вызвать приступ этого безумного обожания. А по работе ему постоянно приходилось участвовать в встречах на самом высоком уровне, многие из которых заканчивались продолжительными фуршетами. Эсмеральда хотела, чтобы он оставался на работе или изменял ей с какой-нибудь смазливой секретаршей, но он не смотрел ни на кого кроме жены и ревность вела его домой снова и снова.

Справедливости ради, в глубине души она понимала, что сама провоцировала его на это, но роль жертвы затмевала эту саморефлексию. Раньше ей нравилось его дразнить, рассказывая, как её красотой восхитился тот или иной сенатор, или директор концерна. Она действительно была очень красива и вела себя крайне непреступно и сдержанно, при этом внутренне давая надежду поклонникам, что ещё более возбуждало мужчин. Ей нравилась такая игра, но подсознанию Генри Стоуна видимо не очень.

– Прекрати! – потребовала Мэри.

Эмма закрыла ладонью глаза, чтобы сдержать слезы.

– Иди в свою комнату. Я перед сном зайду, – тихо произнесла она.

Мэри как-то серьезно, по-взрослому посмотрела в ответ, но ничего не ответила. Когда она пошла к лестнице её взгляд скользнул по букетам цветов, которыми были заставлены стол и подоконник гостиной и столовой. Генри Стоун менял их пока не забудет, что он опять натворил.

Зайдя в просторную комнату, Мэри не хлопнула дверью, но, поставив портфель рядом с письменным столом, села на пол у кровати. Она смотрела на фотографию, которая висела на нежно-розовой стене напротив неё. На семейном фото маленькая трех-летняя Мэри сидела на коленях у матери, а счастливый отец, обнимая правой рукой жену, левой трепетно касался маленьких детских пальцев. Девочка недавно потребовала от отца, чтобы он прекратил так себя вести, иначе она уйдет из дома. Тогда он провел ночь рядом с ней, сидя на то самом месте, где сейчас сидела Мэри. Он сказал, что очень постарается, потому что не может больше мучить их и если у него не получится, то он сам уйдет. Последние слова сильно ранили Мэри, потому что она не хотела того, чтобы отец сдавался – он не такой! Она чувствовала, что не хватает совсем немного: какой-то капли любви, какого-то слова и может быть молитвы. Но сколько раз она просила Бога, чтобы Он сделал их жизнь такой же, как на фотографии на стене и чтобы папа никогда не бил маму. Мэри плакала перед Ним и здесь ночью перед распятием, которое весело над её кроватью, и в храме перед алтарем, но годы шли и все оставалось по-прежнему. Может быть Он не слышит из-за шума города? Им рассказывали на уроках Закона Божьего про древних подвижников, которые в пустынных местах беседовали с Богом. Тогда надо уйти подальше в пустоши. Её будут искать и волноваться, но ради папы и мамы она готова рискнуть.

Она повернулась к страдающему Богу.

– Господи, наконец сделай так, чтобы папа никогда больше не бил маму, чтобы они любили друг друга, как раньше… даже больше… Если Ты сделаешь это, я обещаю, что всю жизнь буду… буду… – она не могла придумать, что она может пообещать Богу, что может дать Ему, чего бы у Него не было.

Завтра она придумает свой обет и тогда Он не сможет ей отказать и исполнит её желание. Она быстро и методично собрала в портфель всё что могло ей пригодиться в пустынных местах предместий города. Эта собранность Мэри, как и ум, достались ей от отца. После ванной девочка одела свою любимую голубую пижаму с улыбающимися лунами в различных фазах и легла в кровать. Пижама была очень мягкой, как материнское объятие, которое она запомнила с детства. Сейчас Эмма тоже обнимала свою дочку, но что-то неуловимое исчезло из этой тактильности.

– Может быть пообещать отказаться от моей пижамы? – подумала Мэри, сидя на кровати, после чего нахмурившись замотала головой от такой наивности, потому что если она хочет изменить ситуацию нужно повзрослеть, так как только взрослые меняют мир.

Раздался стук в дверь и в комнату зашел Генри Стоун. Было видно, что он только вернулся с работы, которая обеспечивала этот большой дом и проживание в лучшем районе города. Его уставшие карие глаза, черные и растрёпанные, как космос волосы средней длины свидетельствовали об ещё одном сложном дне в его административной карьере. Несмотря на кабинетную работу, он был атлетично сложен, но сутулость, которую он приобретал под конец дня несколько скрывала это. Когда он приезжал домой, то обязательно заходил к дочери, в надежде, что та ещё не спит. Сегодня ему повезло.

– Хорошо, что ты вернулся? – она широко улыбнулась.

– Мой ангел… – он крепко обнял её.

– А где мама? – спросила она, надеясь, что когда-нибудь они снова будут вместе приходить к ней перед сном.

– Готовит мне поесть. Она позже придет к тебе, – хриплые нотки в его голосе звучали очень мягко.

Мэри потерлась носом по трехдневной щетине отца. От него не пахло алкоголем, а значит сегодня девочке не стоит опасаться услышать ночью очередной звон разбитой посуды и плач матери в ванной, пытающейся скрыть от дочери очередные следы ссоры на лице. Хотя это было раньше, сейчас у Эсмеральды Стоун уже не хватало сил на это.

– Как твоя математика? – хитро произнес Генри.

Мэри пожала плечами и её правый уголок рта еле заметно приподнялся, а глазами она посмотрела в несуществующий левый угол. Это означало только одно – шалость удалась.

– Ты все еще не учишь уроки? Прям как я, – девочка задорно кивнула в ответ. – Тебе завидуют другие?

– Не знаю, а должны?

Вместо ответа Генри обвел взглядом комнату. Несмотря на «розовую» обстановку он чувствовал в своей дочери силу и энергию, с которой её сверстники вряд ли захотят связываться. Она точно пойдет по его стопам! Наверное, даже дальше и сможет для их родного города сделать гораздо больше, чем он. Сколько уже лет Генри пытается сохранить его, чтобы он не провалился в бездну разборок между преступными кланами, которые наводнили предместья вместе с беженцами из соседних стран. Такова цена за полный доступ к ресурсам, которые после массированного применения тактического ядерного оружия на территории соседних государств стало некому добывать. Сохранять баланс в такой безумной геополитике очень сложно, и он проигрывает эту борьбу Самое страшное, что не выиграв ничего, он теряет в этой борьбе свою семью. Может нужно бросить все и попытаться склеить те осколки жизни, которые еще сохранились? Но тогда какое будущее ждет его жену, дочь и всех остальных в конце концов? Он же не для себя все это делает! Генри адекватно смотрел на свой внутренний мир и поэтому понимал, что для себя: ему нравилось преодолевать сложную паутину политических интриг. Ему нравилась эта игра, но в нем было достаточно много здорового честолюбия, что он, кроме победы над противниками, хотел оставить потомкам достойную жизнь, а не выжженную землю после столкновения амбициозных неудачников. Как же тяжело совмещать все это! Но у Мэри получится преуспеть во всем. Он верил в это и потому хотел, чтобы она доросла до этих свершений.

– Давай в выходные поедем куда-нибудь? – неожиданно для себя предложил он.

– Все вместе? Но ты же всегда очень занят? – удивилась Мэри.

– Ради вас с мамой я что-нибудь придумаю, – он поцеловал её в лоб и медленно поднялся с кровати.

Когда он выходил из комнаты, он ещё раз повернулся и улыбнулся дочери, которая внимательно следила за ним. Мэри улыбнулась в ответ и уже понадеялась, что её молитва услышана, но утром, когда она завтракала перед школой, потухший взгляд её матери, окончательно убедил девочку в том, что необходимо достучаться до небес, так как у этого деструктивного семейного уравнения есть две переменных. Генри Стоуна уже не было дома, и Мэри хотела думать, что он хочет найти время для их прогулки на выходных, но её взрослевшее сердце уже подсказывало, что это не так. Школьный портфель выглядел более выпуклым, чем обычно, но Эсмеральда не обратила на это внимание.

– Мам, я сегодня останусь у Натали. Надо ей помочь с уроками, – сказала Мэри, открывая входную дверь.

– Конечно, милая!

Она уже немного опаздывала, так что вызвали беспилотное такси, которое за минуту домчало девочку до места.

На уроках она, как обычно блистала своей способностью проникать в предмет. Особенно её удались история и литература. Программу закона Божия она уже давно переросла своими взрослыми вопросами, так что местный священник отшучивался от неё, называя матерью Терезой. Однажды она спросила:

– Почему Бог не хочет нашего счастья?

– Э-э-э, Он хочет… э-э-э… блаженство Царства Небесного, – ответил чернокожий священник местного департамента христианской традиции.

– Тогда почему он нас туда не заберет? – кто-то из детей посмотрел на Мэри с упреком, что ей больше всех надо, но она просто хотела понять.

– Мы должны подготовиться, – тут же ответил он.

– Страдая?

– Он пострадал за нас…

– Тогда почему мы продолжаем страдать? – эти вопросы рождались в её сердце со скоростью света, так она что она хотела бы их задать все вместе, но священник так медленно отвечал.

– Э-э-э… теперь наш Господь Иисус Христос страдает вместе с нами…

– Где? Он же на небесах! – детская беспощадность бомбардировала священника и уже остальные дети стали утвердительно поддакивать.

– Э-э-э…тема нашего урока другая… я вам обязательно отвечу в следующий раз… – он попытался ласково взглянуть на Мэри, но той нужны были ответы здесь и сейчас, так как она уже не могла больше ждать.

После уроков она быстро вышла из школы, так как торопилась в один из парков за пределами города, в который их водили на экскурсию. Там она запомнила гору, с которой сегодня хотела достучаться до небес. Мэри внутренне была уверенна, что теперь всё получится и её никто не остановит. Она вызвала такси и стала ждать его у входа на территорию школы.

– Эй, ******* богачка! – окликнул её Роланд Чикринс, который никак не мог придумать по отношению к этой девочке новое ругательство.

Мэри спокойно повернулась к Роланду, который идиоткой расхлябанной походкой шел по направлению к ней. Он явно что-то приготовил, но разве он сможет справится со стойкостью семьи Стоун. Он подошел и замахнулся рукой, остановив кулак в нескольких сантиметрах от лица Мэри. Она даже не моргнула глазом.

– Хм, – ухмыльнулся Чикринс. – Твоя мамаша также не боится, когда её лупит твой отец.

Даже мускул не дрогнул на её лице и тут он растерялся. Чикринс уже пробовал доводить девочек до слез и это оказалось ещё легче, чем толпой избивать очередного неудачника. Если бы Мэри Стоун была на пару лет постарше, то тогда уже спокойно опустила бы этого выскочку, напомнив ему о проблемах в его семье, но пока она таких вещей не знала. Вместо этого Мэри пристально смотрела на него, пронзая его насквозь, пытаясь увидеть в нем то, что делало бы его жизнь оправданной.

– Господи, для чего такие живут? – подумала она.

Она всегда задавала Богу прямые вопросы. Этому она научилась от ее отца, когда год назад они были в одной из церквей в центре города. Генри Стоун о чем-то молился и Мэри спросила его:

– Папа, о чем ты просишь Бога?

– Чтобы он сделал меня сильным, мой маленький ангел, – ответил Генри Стоун, вставая с колен перед распятием.

– А ты разве слабый? – удивилась маленькая девочка.

– Да, очень, – он грустно посмотрел на благолепие храма. – Давай попросим вместе.

– Ты же не священник? – Мэри смотрела на него широко открытыми янтарными глазами.

– Боюсь в их молитвах нет моей бо… нет моих переживаний, – Генри вовремя подобрал слова. – Богу от нас нужна прямота и честность, и я не собираюсь скрываться от Него за древними словами, хотя они и красивы… Вставай рядом со мной.

Она тут же присоединилась к нему. Генри, глядя на дочь, подумал, что для неё эта молитва гораздо важнее, чем для него. Вот бы ему такую же ревность и искренность. Он встал рядом с дочерью на колени.

– Боже…

– Боже… – повторила маленькая Мэри.

– … ты все видишь и все знаешь… я жесток к своей жене, я невнимателен к своей дочери… – он посмотрел на дочку, и она увидела насколько лицо отца стало серьезным. – Я хочу быть сильнее… хочу идти Твоим путем…но при этом не хочу… помоги мне или пошли кого-нибудь, кто поможет мне стать лучше, поможет мне обратиться к Твоему свету. Аминь.

– … к Твоему свету. Аминь! – закончила она.

Мэри слушала молитву своего отца и повторяла её, на ходу меняя слова «я» на «он», «своей жене» на «моей маме». Генри снова повернулся к дочери и увидел, что её лицо выглядело крайне собранным. Вот бы его заместители так же внимательно слушали, как эта 11-летняя девочка.

Сейчас же она так же собранно смотрела на Роланда Чикринса, и он явно не выдерживал этого взгляда.

– Чё пялишься, дура недоделанная? – через гримасу воскликнул он.

– Думаю, что ты слабый! Раз не можешь выйти один на один с любым из моего класса! – она услышала подъехавшее такси и спокойно развернувшись села в машину.

– В следующий раз, я пропишу этой ****** богачке! – грозился в след отъехавшей машине Чикринс, а потом обратился к своим приятелям, которые стояли неподалеку. – Нельзя бить девчонок! Кто это вообще придумал?!

Когда она еще стояла рядом с ним он уже хотел толкнуть её, но вдруг ему стало не по себе и животный страх приковал его ноги к тротуару. Ему было стыдно признать это не только перед друзьями, но и перед самим собой. Теперь оставалось только одно: побыстрее найти какую-нибудь новую жертву, за счет которой он сможет отвлечься от внутреннего неустройства собственной души. Ученики быстро расходились после занятий, а значит ему останется только кинуть пару камней издалека. С другой стороны, учебный год в самом разгаре и его внутренний зверь вдоволь насытиться страхом и обидой других детей. Перед тем как вернуться к остальным, он пнул решетку школьного забора, которая виновато зашелестела стальным звеньями.

Мэри даже не повернула головы, когда отъехала от школы, чтобы посмотреть, как Чекринс преодолевает поражение. Сейчас только одно имело значение – её общение с Богом в пустоши. Такси быстро покинуло Дейнферн и через 40 минут привезло юную путешественницу к юго-западному входу в парк Клипервесберга, от которого ближе всего было к её заветной горе. Когда машина уехала обратно, Мэри не оборачиваясь в сторону города быстрым шагом пошла вверх по тропинкам . Через 20 минут она уже заметно устала, но все равно продолжала идти наверх. Ей нравилось слышать, хоть и редкий хруст сучьев под ногами. Это усиливало эффект покорения вершины. Показался поворот, где они во время экскурсии кормили смелую сизоворонку, спустившуюся к детям. Решительная черноволосая девочка решила идти помедленнее, что помогло ей сосредоточиться.

Через кустарник она поднялась на достаточно обширное плато. Тропинка здесь была уже почти не видна, так как это место не пользовалось популярностью. В тот раз они вместе с Натали Смоуслоу решили залезть сюда, в то время, как остальные остались на смотровой площадке внизу. Их отругали, но не сильно, так как знали родителей Мэри. Ей очень понравился баобаб, который не был столь величественным, как баобаб Гленко, но всё же внушал уважение тем, что смог вырасти на вершине этой горы.

Мэри потрогала его кору и улыбнулась этому великану, который будет единственным свидетелем её разговора с Богом. Она подошла к обрыву и посмотрела вниз. Шоссе тонкой нитью огибало эту часть парка, боясь потревожить его первозданность. Она была довольна и стала выкладывать из портфеля то, что посчитала необходимом в этом путешествии. Вода, небольшой коврик и теплая толстовка с капюшоном, чтобы ночью не было холодно. Девочка была полна решимости всю ночь просить Всевышнего, чтобы Он не смог ей отказать!

Оставалось придумать обещание, которым можно будет уговорить Творца вселенной. Она стала вслух перебирать варианты: помогать людям в приюте; поехать на войну медсестрой; заботиться о больных на западе континента, страдающих от какой-то страшной болезни, название которой девочка так и не смогла запомнить из-за непонятного ей смешения букв и цифр; уйти в монастырь Марии Магдалины наконец. Последний вариант ей нравился меньше всех, так как при посещении этого места, девушки там показались ей слишком бездеятельными, как будто боялись проявить инициативу, а служение Богу в своем детском сердце она видела по-другому. Из этих вариантов выбирать ничего не хотелось не потому что ей что-то не нравилось, а потому что она хотела успеть все высказанное и даже больше, чем представлялось ей на настоящий момент. А может Бог сам выберет служение для неё? Он же Всеведущий!

Солнце нехотя стремилось на встречу с горизонтом, но нужно было подождать заката. Когда появились первые звезды, и полная луна в окружении нескольких перистых облаков присматривалась чем же займутся люди этой ночью, Мэри взглянула на небо и в присутствии величественного дерева стала просить небеса. Она просила все о том же, раз за разом и ждала пока небеса ответят, но этого не происходило.

– Просвети их! – воскликнула Мэри и порыв ветра опрокинул прядь черных волос ей на глаза. – Ты же можешь! Ты же самый сильный! Мой папа не плохой и моя мама очень хорошая! Почему ты не можешь сделать их счастливыми!

Она заплакала.

– Мне все говорят, что нужно потерпеть! Папа, мама… преподобный Томас… может мы просто не умеем просить тебя? Почему Ты не покажешь Себя, чтобы все увидев Твой свет поняли, что нужно любить друг друга? Я бы показала им это, но кто будет слушать маленькую девочку… А Ты слышишь меня? Все говорят, что слышишь, но почему этого не показываешь. Я не понимаю – просто хочу, чтобы ты ответил мне.

В этот момент ей стало очень страшно, как будто кто-то смотрит за ней со спины. Неужели это дерево обиделось, что она так разговаривает с Богом? Ей очень хотелось повернуться, чтобы посмотреть на того, кто стоит у неё за спиной и вселяет такой ужас, но она сдержалась.

– Я ничего не боюсь, лишь бы Ты исполнил мою просьбу! Я не могу больше ждать!

– Больше уже не нужно ждать, моя девочка! – мягкий голос окутал плато, так что даже баобаб поджал свои ветки, боясь препятствовать его распространению.

– Кто ты?

– А к кому ты сейчас обращалась?

– К Богу… – неуверенно ответила Мэри.

– И чего ты хочешь?

Хотя голос пронизывал всё плато, но казалось, что его источник перемещается, рассматривая смелую девочку.

– Я же уже все сказала! – обиженно произнесла она, но в голове звенели взбудораженные мысли. – Неужели это Он?

Мэри встала с коврика и повернулась, чтобы увидеть того, с кем она разговаривает, но на плато никого не было, кроме огромного дерева и кустарников вокруг него, которые хорошо освещал серебряный свет луны.

– Я уже выполнил твою просьбу! – ответил таинственный собеседник.

– Уже? – растерянно произнесла девочка. – А почему так долго Ты ждал, чтобы исполнить мою просьбу? Это было так сложно для Тебя?! Мне было так больно!

– Я знаю, но не могу заставить людей, только предложить им Мой путь, – ответил голос.

Во время этого разговора все в ней внутри перемешалось. На вершину она поднималась с четкой целью, но теперь она получила результат, но не знала, что делать дальше. Радость, обида, остатки боли, давящий страх – все это смущало её душу, но она на удивление стойко преодолевала эмоциональную бурю.

– И что теперь? – наконец-то спросила Мэри Стоун.

– Вот я и спрашиваю у тебя: что теперь?

– Ты же Бог. Ты и так всё знаешь, – более собранно ответила Мэри.

– Для меня важно, чтобы ты сама не решила. Посмотри в свое сердце и скажи: чего ты хочешь! – голос был все таким же мягким, но казалось, что он закручивается вокруг Мэри, приближаясь к её лицу.

Несмотря на атмосферу пронизывающего страха, Мэри решила, что это испытание и спокойно стояла, решая: чего же она хочет больше всего. Воздух на плато все больше сгущался вокруг возмутительницы спокойствия этого дикого места, и даже луна спряталась за облаками. Девочка всё еще думала. Она хотела быть честной не только с Богом, но и с собой, а это сложнее всего на свете.

– Почему Ты все время прячешься от нас? Почему просто не явишься всем? – Мэри нахмурилась и требовательно ждала ответа.

Хватка таинственного собеседника ослабла, и он вновь отдалился от неё.

– Вы не выдержите Моего света! Вы слишком слабы! – заявил голос.

– Почему?

– Потому что он разорвет вас, даже если вы добровольно откроете их, – не замечая дерзости ребенка, продолжал голос. – Требуются годы подготовки, чтобы капля моей благодати могла упасть на ваши каменные сердца!

– Я готова уже сейчас! – неожиданно произнесла Мэри и даже сама немного испугалась своей смелости. – Да, я готова! И хочу помочь остальным принять Твой свет! Да…да… Ты спросил, и я отвечаю, что хочу именно этого!

Тишина. Никакого ответа от таинственного собеседника. Тиски страха, сдавливающие её исчезли и старый баобаб вновь опустил свои ветви, не ощущая угрозы. Серебряный свет луны острожным лучом вышел из облаков и был тут же поглощён сиянием сверхновой, которое полностью охватило вершину. Казалось, что этот свет молотом раскалывает сами основы мироздания, проникая между элементарных частиц. Мэри упала на колени и уперлась руками, чтобы противостоять потоку благодатного сияния. Свет был везде, так что не возможно было отвернуться или закрыться от него. Мэри тяжело дыша, стиснула зубы. Она открыла свое сердце свету и тут же увидела, что у него есть источник. Светоносная тень, похожая на человеческий силуэт, находилась возле дерева и наблюдала за ней. Она чувствовала удивление и интерес, и радость, которая все больше нарастала в этом сияющем облаке. Свет исчез также внезапно, как и появился.

Перед Мэри появилась легкая дымка, в которой улавливалось что-то чрезвычайно разумное и могущественное. Физическая боль отступала и неописуемая радость наполнила её сердца.

– Я нашел тебя моя девочка! Как же долго я ждал твоего прихода! – в мягком голосе все отчетливее проскальзывали нотки торжества.

– Я не понимаю!

Она села на землю. Из носа и ушей текли тонкие струйки крови, но она этого не замечала, продолжая смотреть на тень.

– Ты понесешь мой свет людям! И они наконец-то обратятся ко мне, чтобы я сделал их счастливыми! Ты согласна?

Мэри задумалась. Не об этом ли она мечтала: сделать всех людей ближе к Богу, чтобы они никогда не чувствовали того, чего пережила она. Но почему Бог не призвал её раньше? Каждый день детской боли это 1000 лет взрослого человека и кому, как не Богу знать это? Мэри нахмурилась.