Мария Лабыч
Путь тарбагана
12
Глаза неверно скользнули из-под век. Немногим позже вернулось зрение. Некоторое время взгляд ощупывал окружающее вскользь, без цели, не осознавая, к чему эта картинка. Спустя минуту над глазами возникла нетерпеливая, болезненная пустота. Это был вопрос без сути. Пустой, но однозначный. Глаза засуетились, беспорядочно отрывая предметы от фона. Ничего не прояснилось. Веки зажмурились на мгновение, и поднялись снова. Как кит из глубины, взрывая сознание, вытолкнулось на поверхность массивное чувство «я», и вопрос обрел тело. «Что со мной?»
Брови нахмурились, глаза метнулись более прицельно. Чужое место. Значит, что-то не так.
Справа кто-то живой. Глаза не могли видеть его отчетливо, но ощущение не оставляло сомнений. И неподвижные голубовато-белые складки на овальной поверхности. Белая одежда на чьем-то колене. Чтобы разглядеть, глаза скосились так, что заболели виски. Затошнило. Через боль они предприняли еще одну бессмысленную попытку. Ничего нового. Они устало закрылись. О даре речи сознание еще не помнило.
– Она в сознании!
– Не вижу никаких изменений…
– Говорю тебе, она в сознании…
– Стоп. Паш, сколько раз ты это уже говорил? Тебе нужно успокоиться…
– Энцефалограф!
– Охренеть… Тома! Тома, вы меня слышите?
– Отойди!.. Томка! Родная!
– Да не дергай, идиот! Доктор Чертанов, да возьмите же себя в руки! Вы сорвали подключичку… Тома, вы меня слышите? Если да, то моргните.
Тома слышала… гулко, словно из банки… возню и звук голосов. Она снова открыла глаза и сколько могла внимательно осмотрела двоих в белом. Кажется, требовалось что-то сделать. Они тревожно всматривались в ее лицо и явно чего-то ждали. Их глаза увеличивались с каждой секундой. Чего они ждут? Она сухо сглотнула, попыталась вспомнить, но воспоминание тяжело ушло на дно. Оно существовало, пряталось в голове, но было недосягаемо. Все безвозвратней с каждой секундой. Тома вздохнула, закрыла глаза и мгновенно заснула.
Вокруг, насколько хватало глаз, легло дно Мертвого моря. Она брела по тонкой белой пыли, в пустоте, в пустоту.
Слава склонился над пациенткой, его губы сжались досадливо. Он осторожно сжал ее плечо и сразу почувствовал тяжелую руку на своем затылке.
– Не трожь теперь. – Павел легонько оттолкнул его от кушетки.
– Паш, да ты что?
– Не трогай, сказал. Она спит.
– Необходимо выяснить степень повреждения мозга…
– Необходимо кому? Тебе?
– Да ты что, Паш? Томка вернулась! Это чудо, что она пришла в себя, нужно же…
– Остынь. Ей нужен сон. Так она решила. А то, насколько ты далек от нобелевской премии, мы выясним, когда она проснется. И если ты попытаешься разбудить мою жену, я тебе рожу набью. Это понятно?
Слава глянул со смесью изумления и горечи.
– Ты думаешь, я это ради себя? Да ты что, Паш?
– Прости. Нервы того. Слава богу, очнулась. Ты знаешь лучше меня, сейчас мы не можем ей помочь. Она все сделает сама. Сможет, или не сможет… Но мешать ей я не дам. «Золотой сон», ты помнишь?
– Я понял, успокойся.
Слава отошел, не отрывая взгляда от больной. Надеялся, что опять проснется. Но Тома дышала ровно и легко, как спящий ребенок. Сама. Павел скупо и радостно улыбнулся и почти рухнул в кресло у кушетки. Нечто непомерное спало с его плеч, дало вздохнуть наконец и надеяться.
– Сам понимаешь, я остаюсь. Иди домой. Кстати, позвони Димке. А я уж здесь…
Слава ответил неуверенно:
– Дурак ты, Пашка. Третьи сутки не спишь. Моя смена, я и останусь. Клянусь, будет спать, как царевна.
– Я хочу, чтоб она при мне проснулась.
– Ну да. Как знаешь. Домой я не пойду, буду здесь, в процедурке. Если понадоблюсь, звони.
– Есть.
Слава помедлил, не выходя.
– Паш…
– Ну?
– Прости, я это. В смысле, дурак. Если б я… я не хотел ей навредить…
– Спать иди. Я сам попутал.
В следующий раз Тома проснулась спустя сорок шесть часов. Ее разбудил звук… смутно знакомый, но малопонятный. Она слушала сосредоточенно. Что-то живое тяжело хрипело, будто не могло дышать. Она долго лежала, прислушиваясь в полумраке. Звук ей не нравился. Тогда она подтянула колени, села на кушетке, и запуталась в простыне. Пальцы рук не шевелились, а без их помощи эти путы оказались надежнее кандалов. Она поерзала, но не освободилась. Тогда она снова легла на бок и съехала на пол. Перекатилась на живот и, извиваясь, поползла к выходу. Хрип продолжался. Простыня сползла, это позволило встать на четвереньки, и Тома двинулась свободнее. Внутри что-то дрожало, но Тома ясно ощущала, что это пройдет.
Локти подкашивались, но она не сбавляла ход. Плохое место. Много боли и много страха. Ее тревожил запах из крови и химии, никель резал глаза, а задушенный хрип говорил: пора прятаться. Звук издавал тот, кто сидел у двери. Один из тех, двоих или троих, в белом. Пригибая голову, чтобы не быть обнаруженной, она выползла за приоткрытую дверь.
Неотрывно дежуря у постели жены, Павел не спал пятые сутки. Не спал еще пол часа назад. Ему казалось, что он начал различать новые цвета в спектре и слышать тончайшие нюансы звуков, и что внимание его обострилось необычайно. И не замечал, что собеседники обращаются к нему дважды, а простейшие задачи подкрепляют подробными записками. В противном случае он или не слышал их, или сразу забывал услышанное. Павел решил, что его потребность в сне словно атрофировалась, и даже при желании он вряд ли сможет заснуть. Очень удачно… Он думал именно об этом, когда в его голове сработал аварийный выключатель. Сон пришел, как обморок. Его глаза закатились, голова неловко запрокинулась на подголовник кресла. Палату огласил тяжелый храп, который и разбудил Тому.
Дежурный персонал станции состоял из сторожа, молодого саяха Алибека, который в обмен на небольшое количество спирта сдерживал интерес местных жителей к его основным запасам, хранящимся в лаборатории. В своем ауле он был своего рода звездой. Станция была темным местом, где чужие люди делали кроликов из морских свинок, сращивали монстров из двух разных половин или приделывали лишнюю голову крысе. Добрый человек обходил это место стороной. Тем сильнее возрастал авторитет Алибека, который ежедневно дежурил в ней от вечерней до утренней зари.
Между тем почва у дурной славы противочумной станции была давняя и самая реальная.
В советском союзе каждая административная единица должна была участвовать в защите от угрозы военного нападения. Сеть бомбоубежищ, стратегических хранилищ воды и пищи и других подобных объектов густой сетью покрывала страну. Но Приморский край Кытгымского района не был рядовой административной единицей. Это был стратегический военный объект союзного значения.
На пустынном острове Мертвого моря располагался крупнейший полигон для испытаний бактериологического оружия. Место было выбрано идеально.
Неприступный, окруженный со всех сторон водой, остров был вымаран со всех географических карт Советского союза. На военных картах он значился под кодом ПО14. По количеству жителей ближайшее к острову побережье было слабозаселенным, скалистый берег был суровым и малопригодным для строительства. В свою очередь сложный рельеф морского дна защищал остров от случайных визитов рыбаков или транспортного флота. Его нужды обслуживались исключительно военной авиацией.
В существовании этого объекта и сейчас сомневались многие местные жители, относя его к страшным сказкам советского времени. Нет, не было здесь ни падения корабля инопланетян, ни двух или даже трех ракетных шахт земля-земля, ни подземных заводов по выращиванию лазерной линзы. Но полигон существовал. И по негласному предписанию, примерно в то же время в районе Кытгыма был организован Противочумный институт союзного значения. На случай, как бы чего не вышло с полигоном. Своего рода страховщик-дублер. Такое серьезное отношение к потенциальной опасности полигона и заботу о местном населении смело можно назвать исключительной редкостью. И как странно, что не Полигон, а призванная защитить от его деятельности противочумная станция и явилась главной причиной трагедии.
Противочумный институт имел собственное современное здание во всем блеске стекла и бетона, более полусотни сотрудников и прекрасные условия для работы. Так было, пока не отступило море.
За двадцать пять лет вода ушла на сотню километров к востоку. Остались набережные, очерчивающие теперь линию пустыни, сухие грузовые порты с остовами ржавых кранов, висящие в пустоте турбины прибрежных гидроэлектростанций, и повсюду вокруг – города. Многоэтажные пустые города-призраки, где сквозь пустые рамы свистит гиблый ветер. Раньше в них жили люди. Их жизнью было море. Когда ушла вода, им не за чем стало оставаться. И они тоже ушли, растворились в песках.
Кытгымский район потерял три четверти жителей. Большинство оставшихся были стариками, в свое время плававшими как рыба и росшими под шум прибоя. Те, что до сих пор слышали этот шум в гуле ветра. Эти умрут здесь. Но молодых и сильных не хватало, Примерно в это время Кытгым закрыл Противочумный институт, и учредил на его базе станцию. В лучшее время в ней трудились не более десятка сотрудников, все преданные маньяки своего дела.
Дом из стекла и бетона рушился, заколоченный. Станция приютилась в бывшем здании ветеринарной клиники. Переоборудование здания проводилось спонтанно и бессистемно, по мере поступления скудных средств. Но культуры и вакцины содержались в идеальном порядке. Утечка была случайностью.
Архитектура ветеринарных клиник не всегда соответствует требованиям заведений, работающих с особо опасными инфекциями. Двенадцать лет назад при замене вентиляционной системы в лаборатории станции была допущена утечка живой чумной культуры. Она была сильно ослаблена в ходе лабораторных работ, и при заражении не давала ясной клинической картины. В результате за северным аулом появилось небольшое чумное кладбище. Через три месяца инцидент был исчерпан, виновные уволены, кое-кто даже побывал за решеткой, а пятно на репутации ПЧС осталось.
Не все умершие от инфекции, а их было семнадцать, имели точный посмертный диагноз. Чума, как причина смерти, не скрывалась ни медиками, ни властями. В половине случаев она была выявлена и подтверждена уже после захоронения, по результатам эксгумации. Трое жителей Кытгыма умерли в тот же период от других причин. До сих пор оставалось загадкой, почему именно этих семнадцать местные жители сразу похоронили отдельно, за пределами районного кладбища. Они увозили трупы, обернутые в несколько ковров, на лошадях по непроезжей дороге за два перевала и хоронили в солончаках в глубоких могилах. Когда ситуация прояснилась, доступ туда закрыли. Новое кладбище сразу стало заброшенным. Ни цветов, ни венков, ни других культовых атрибутов. Лишь одна старуха, Мириам Миртад, часто ездила туда на старом осле к внучке. Девушку звали Айшат, раньше ее знал каждый в районе. Она была чемпионкой мира по шахматам, обладательницей малой бриллиантовой короны. Впрочем, в районе все, короли и нищие, знали друг друга. Если не по имени, то в лицо. Когда в поселке проведали о визитах старухи, она стала изгоем.
Сторож Алибек попал на станцию много позже описанных событий. Он был человеком конкретным и не любил философий и разглагольствований. И если станция место дьявольское, он так всем и говорил. Называл вещи своими именами. По крайней мере, двухголовую крысу он видел лично. Вторая голова была уродливая, без глаз и ушей. Алибек с доктором Павлом Владимировичем пока поймали, гоняли ее по всей уборной. Проворная попалась тварь! Хоть Павел Владимирович и уверял потом Алибека, что это не голова, а искусственно выращенная опухоль зоба. И что теперь они ее попытаются вылечить. Чушь какая.
Микробиологи со станции отчасти Алибеку были обязаны тем, что женщины на рынке, и те с ними не торговались. Называя минимальную цену, прикрывали носы платком и отворачивались, спеша избавиться от их присутствия. От зависти Алибек плевал им вслед, в мыслях готовя историю о монстрах пострашнее. Эти байки, как сороки, разносили по дворам дети. Многие платили за это своим ночным сном, но Алибек был столь же непреклонен, сколь неисчерпаем.
Когда в тот памятный день, находясь на своем посту, а именно возлегая на коврике под столом в коридоре станции, почти трезвый Алибек услышал скрип открывавшейся двери, он еще ничего не успел подумать. А рука твердо легла на двустволку.
13
Окна царапала песчаная буря, обычная в это время года. Она подвывала в щели, скрывая тихие звуки. Напрягая слух, Алибек отделял бурю от остального. Бессменный сторож на страже покоя других. Он не отрываясь смотрел вдоль неосвещенного коридора. Его глаза сузились, как у кошки. Дальняя дверь с отчетливым скрипом открылась, потом так же медленно захлопнулась. И никто из нее не вышел. Нижнюю часть просмотра загораживал угол стола, за которым полагалось дежурить сторожу. Алибек не оценил его удобства, поэтому и располагался сразу за ним, на домотканом бабушкином ковре.
Рука твердо сжала ружье. Его древнее охотничье чутье подсказывало ему: там кто-то есть. Кто-то довольно крупный, несмотря на то, что так хорошо спрятался. Алибек легко поднялся на ноги и заглянул через стол в темноту. Увидев нечто, медленно и неуклонно приближавшееся из глубины коридора, он покрылся испариной и вскинул ружье с короткой мыслью «против духов бесполезно». Ствол скользнул во взмокшей руке. Из темноты на него надвигалось большое существо в лохмотьях, похожих на гнилой саван, и со свисающими, сбитыми в колтун, темными волосами. Из его глотки вылетали сиплые звуки и бормотание. Но не это было самое страшное. Пригибаясь, свесив голову, оно вслепую ползло на четвереньках, изредка ощупывая мертвыми скрюченными пальцами плинтус. Его трясло с головы до разъезжающихся ног, но главное, – казалось, у существа гораздо больше суставов, чем положено аллахом. Конечности издавали жуткий стук, точно существо бросало их об пол, не чувствуя боли. Руки, ноги и торс изгибались в самые странные изломы, голова болталась, а изо рта текла блестящая паутинка слюны. Вихляясь, существо проползло мимо… Но вдруг остановилось. Присев на локтях, оно оглянулось через плечо, как сова свихнув голову за спину, и оглядело Алибека. Подавшись назад, он судорожно сглотнул. А демон ему улыбнулся. Разинул пасть, и Алибек отчетливо увидел, что она полна крови. Существо сверкнуло зубами, дрогнуло, и кровь изо рта полилась прямо на пол. Оно сыто заурчало и продолжило свой путь, теперь не глядя на Алибека.
Павел проснулся от взрыва. Скорее, от выстрела. Он очумело вскочил, взъерошил волосы… и сразу сообразил, что это был сон. Он на станции, стрелять здесь некому… и тут же выстрел повторился. Еще ни о чем не задумываясь, он увидел пустую кушетку, стремглав рванулся к двери и выбежал на звук.
Коридор был пуст. Усталая лампа дневного света с щелчком мигала, натужно загораясь вновь, и все не могла перегореть. Тени двоились. Во входную дверь, скуля, билась буря. Старый линолеум был вытерт добела, на нем тускло поблескивали две стреляные гильзы от охотничьих патронов. В горле стал стреляный порох. С середины коридора до выхода тянулась тонкая кровавая полоса. В ужасе Павел бросился к входной двери.
Пятью минутами раньше Тома встала перед сложной задачей. А выбора не было. Спрятаться негде. Вернуться – поздно. Тот, что сопит за спиной, слишком сильно испуган. Тем и опасен. В его руках… Вред. (Для иллюстрации Тома мысленно воспроизвела звук выстрела). Тот, что сопит за спиной, может воспользоваться Им в любой момент. Сразу, как только опомнится. Тогда будет кровь и, возможно, смерть. Но пока еще есть время, состоящее из его паники, нужно добраться до выхода. Необходимо добраться до выхода.
Тома ползла, а силы стремительно иссякали. Напряженные локти дрожали, казалось, в них лопаются какие-то веревки. Тому водило из стороны в сторону, но она упрямо толкала себя вперед. Сосредоточившись на локтях, Тома забыла про челюсть. В очередном рывке неожиданно сжав зубы, она прикусила язык. От боли девушку передернуло от головы до разъезжающихся колен. Сбившись на миг, она оглянулась, и двинулась дальше. Кровь потянулась вязкая, смешанная со слюной. Ее вкус мобилизовал силы. Она рванулась, и достигла двери в диком корявом прыжке.
Алибек некоторое время продолжал стоять, глядя вслед уползшей твари, и сам себе не верил. Оборотень прополз так живо и так по-настоящему – это больше всего и смущало Алибека. Ни тумана, ни вспышек молнии, ни дрожащего мутного света… Совершенно очевидный демон не просто воззрился ему в лицо, разинув окровавленную пасть! Он еще оставил за собой совершенно очевидный клейкий красный след. Рваную кровавую дорожку.
«Тебе никто не поверит. Почему же ты не стрелял, Алибек?» – вдумчиво спросил себя сторож.
«Потому что Алибек не дурак. Нельзя из простой двустволки убить гостя из преисподней. Это же не медведь. А злить его ни к чему. Ушел в такую страшную бурю, как ни в чем не бывало! Что ему гиблый ветер? Демону дышать не надо, демону только есть. Шел довольный, спокойный, подарил Алибеку его никчемную жизнь… А мог бы – ого-го!» – Алибек с ужасом поежился и перестал думать на эту тему. Изредка опасливо оглядываясь на дверь, он обогнул свое убежище, подошел к следу, присел на корточки. Секунду поразмыслив, кончиком пальца он попробовал кровь на вкус. Она была человеческой, в этом не было никаких сомнений.
– У, шайтан курдт гайгзазг, – выкрикнул он и выстрелил дважды вслед демону.
Кто-то сделал демона сытым. Кто-то умер для этого. Кто? Доктор Паша? Доктор Слава? Доктор Добрая Марина?
Последнее представилось Алибеку наиболее вероятным. Сам он не смог бы сказать, почему. Он снова взвыл, перезарядил ружье и сквозь стену песка в бешенстве кинулся вслед шайтану.
Ворвавшийся в коридор Павел увидел и сизый дымок, и две стреляные гильзы, и кровь, но все равно не поверил.
Он кинулся к входной двери и рывком открыл ее. «Тома!» – позвал он в темноту. Ветер плюнул в глаза песком и свирепо втолкнул его голос обратно в горло. Сам себя Павел не слышал. Он присел, пытаясь рассмотреть скорченную тень справа, сразу за мутным треугольником света от двери. Тревога забилась, путая сердце. Но это оказался всего лишь остов заброшенного колодца. Дальше ничего не разглядеть. Задохнувшись, Павел захлопнул дверь.
«Там ее быть не может. И стрелять туда бессмысленно, не видно ничего», – сколько мог твердо сказал он себе и вернулся. В голове мутилось. Он громко звал Тому по имени и кидался от двери к двери. Проверил чулан, туалет, хранилище…
Поняв, что произошло, мрачный, едва проснувшийся Слава обыскивал все следом за Павлом по второму кругу. Между тем он давно понял, что Томы в здании нет, и что ему следует предпринять, когда то же самое поймет пьяный от бессонницы Паша. От того, насколько качественно Слава сможет его обездвижить, будет зависеть жизнь Павла. Снаружи сейчас верная гибель, и Томка обречена. Как знать, может, так оно и лучше. Бог знает, что там теперь, в ее голове. Странно, исчез Алибек. Но это тот еще дурень, с него станется и прогуляться по непогоде. А вот Павел… если вырвется наружу, придется выйти за ним. Слава ни минуты не сомневался, что последует за другом. Но ему этого крайне не хотелось. Поэтому он незаметно взял с полки и положил в карман халата рулон упаковочного скотча с символикой лаборатории.
Павел понял свою ошибку внезапно, словно проснувшись во второй раз. Его сознание перестало буксовать от тотального недосыпания, подключив неведомые дополнительные резервы. Он осознал с кристальной ясностью: Томы в здании нет. Она снаружи. Почти наверняка ранена, поэтому не могла далеко уйти. Об этом говорили гильзы и кровь. Его жена истекает кровью в песках. Дорога каждая секунда. За спиной Слава, который может помешать ему выйти на поиски. Нет времени на споры…
– Разделим зону поиска, – заявил Павел. – Ты – в нижнюю лабораторию и в чулан в дальнем крыле, мне – сортир, раздевалка и стерилизационная…
Продолжая мысленно совершенствовать свой план пленения Павла, Слава попался.
Павел отправил его в дальнюю часть здания, после чего беспрепятственно взял костюм химзащиты и все ключи от станции. Он быстро оделся, проверил фонарь и вышел на улицу. Ветром его сразу сбило с ног и оттащило на метр от входа. Пригибаясь, он вернулся и с грохотом закрыл на замки внешнюю стальную дверь. На окнах станции были решетки. Теперь, пока не вернется Павел, покинуть ее не удастся никому.
Слава был в раздевалке, когда услышал массивный удар стальной двери. Но даже это не сразу вывело его из оцепенения. Он изумленно наблюдал проем в стройном ряду средств химзащиты. Отсутствовал противогаз. Когда он был здесь в прошлый раз, а было это несколько минут назад, противогаз был на месте. Ошибки быть не могло, Слава гордился фотографической памятью. Сейчас его место зияло, как выбитый клык в голливудской улыбке. Алибек исчез значительно раньше, еще до первого осмотра. Павел вошел и вышел при нем с пустыми руками. Оставался единственный вывод. Слава моргнул дважды и вслух спросил:
– Слава, ты не брал?
И сам себе ответил:
– Может, Томка взяла?
Она не просто исчезла, но предусмотрительно исчезла в противогазе.
Когда дверь за Томой закрылась, отделив ее от Того, кто сопит за спиной, она успокоилась. Страх забирал слишком много сил. Рык ветра и метущийся перед лицом песок не произвел на нее особого впечатления. Все это было гораздо надежнее, и в сути своей являлось чем-то нормальным и природно-обоснованным. Только ядовитым, судя по привкусу во рту. Тома поползла в подветренную сторону, чтобы иметь несколько резервных вдохов. Ветер рвал волосы, тянул с плеч ветхую от многократных стерилизаций рубашку и забирался в уши. Тогда она собрала подол, натянула его на голову до затылка, и в таком виде двинулась вдоль южной стены. Она ничего не видела, поэтому ее рука неотрывно скользила по поверхности фундамента. Цель близко. Она не знала, как назвать противогаз, но неуклонно стремилась именно к нему. Главное, верно рассчитать дыхание.
Ветер зализывал следы, едва Тома отрывала колено или ладонь от земли. Штука чтобы дышать находилась за предпоследним окном первого этажа. Пролезть не удастся, но рука просовывается сквозь решетку, а щеколда окна откроется от толчка «туда-сюда». Вплотную прижимаясь к стене, Тома была защищена от основного потока ветра, и передвигалась с относительным комфортом.
Девушка едва успела обогнуть угол здания, когда позади раздались крики Того, кто сопел за спиной. Тома приостановилась и прислушалась. Тот стоит во весь рост, вцепившись в притолоку. Гремящий вред и теперь в его руке. Это было слышно из его сбивающихся криков. Ветер рвет из его рук ружье, ему тяжело с этим справиться. Равнодушно Тома продолжила свой путь. Тот, кто кричит за спиной, безвреден теперь. Он глуп. Сейчас он замолчит, сделает несколько шагов вперед, и потеряется в буре. Вот и те самые шаги. (крик сдвинулся и растворился) Теперь он не попадет и в собственную ступню, если сам того захочет. Он одумается через десяток шагов, попробует повернуть назад. Но ветер внесет поправки в его курс. Обратно он пройдет на расстоянии вытянутой руки от стены здания, мимо, отклоняясь все дальше. Его найдут потом. Когда встанет солнце и сядет песок.
Виски стучали: мало воздуха. Спеша, девушка доползла до нужного окна, посчитав проемы окон пальцами. В несколько попыток она вытянула с полки ближний противогаз, села спиной к стене и ловко натянула его на голову. Сквозь окуляры бегло осмотрела расцарапанную створкой руку, и снова не нашла ничего серьезного. Ссадины, и только.
Отдышавшись в противогазе, Тома оттолкнулась от стены и по-пластунски поползла в сторону полей. Они были на востоке.
Видимость не превышала полутора метров, и Тома двигалась вслепую, иногда выбрасывая перед собой левую руку. Направление она ощущала в голове, что-то вроде светлого участка в темноте перед мысленным взором. Внешних ориентиров не требовалась. Она обогнула старый колодец, безошибочно ощутив полость под землей, едва приваленную сверху камнями. Многие метры криво уходящей вглубь пустоты под тонкой коркой земли. Она напрягла локти и пересекла полость как можно медленнее и осторожней, скользя руками и не отрывая ладоней. Провалится скоро. Очень, очень скоро.
Без труда выровняв направление, она двинулась вперед, на восток, прочь от жилья и людей.
Шли часы. Павел давно должен был вернуться. Вернулся бы, если бы был в порядке. Без особой надежды Слава проверил все телефоны здания. Мертвы, что и требовалось доказать. О сотовой связи и думать не стоило, хотя он проверил и эту мизерную возможность. Сообщение «поиск сети» знакомо горело на дисплее.
Он осмотрел все окна, и вот уже несколько часов долбил второе крепление оконной решетки туалета огнетушителем. Голый по пояс, в мокрых насквозь штанах, он ровно дышал, занося железный баллон над целью. Тусклая лампочка играла жирными бликами на его бугристой спине. Снаружи сквозь ветер далеко разносился звон кузницы.
С рассветом ветер начал спадать, и Слава услышал звук мотора. Он бросил огнетушитель и криво сел в лабораторное кресло, обессилено свесив голову. Загремели замки. Слава предполагал увидеть Диму, и вздрогнул, услышав ровный стук каблуков.
Он помедлил, и лишь только встал – Марина уже стояла перед ним.
– Где он?
– Понимаешь, ночью исчезла Томка… Но он в химзащите.
– Где Он?!
– Я не знаю… подожди!
Марина уже возилась в гардеробной. Не обращая внимания на Славу, без юбки, в одних колготках, она натягивала костюм химзащиты.
Слава отвернулся и сказал:
– Стой, прошу тебя. Мы найдем его, только не выходи одна…
– Быстрее! – бросила она через плечо у самой двери, на ходу нахлобучивая капюшон на маску.
Слава комкал костюм в распухших от огнетушителя пальцах. Какой идиот разработал такие замки? Он долго бился, и наконец бросил это бессмысленное занятие, надел только маску и пошел вслед за Мариной.
Едва открыв дверь, он понял: Марина нашла Павла.