Людмила Файер
Файерфокс – Огненный лис
Не ожидая такой реакции, мы уселись снаружи в надежде, что Мяу скоро придет в себя и успокоится и занялись приведением себя в порядок.
На краю поляны показалась Ма с тетеревом в зубах. Она все-таки доволокла его. Не бросила. Как это было сейчас важно для нас для всех. Поесть и успокоиться. Ма знала, что делала. Схватка была короткой, всего пару минут, хотя нам казалось, что прошло полдня.
В бою ты так ускоряешься, что время течет медленно. Надо потом узнать у Ма почему так… Но все это потом…
Ма подтащила к тетерева к норе и села напротив обезумевшей от ужаса Мяу. Она просто села и стала неторопливо вылизываться, попеременно вытягивая то одну, то другую лапу. Она смотрела Мяу в глаза и мы видели, как в них начинает появляться осмысленное выражение. Мяу дернулась и перестала шипеть и плеваться. Она заозиралась вокруг, не понимая где находится. Потом ее забила крупная дрожь. Она не могла стоять на лапах, тело ходило ходуном. Но это была Мяу. Наша сестра. Мы видели ее глаза и то, что она нас узнала. Наконец Мяу всхлипнула, и Ма прекратила лизаться.
– Все кончилось, моя хорошая, – сказала Ма тихо. – Я принесла еду. Сейчас мы все поедим и отдохнем.
Мы с братом, как заправские вояки, для которых такие битвы привычное дело, зевнули и плюхнулись на брюхо возле тетерева. Пусть женщины начнут, мы даже отвернулись, прищурясь. А мы, мужчины, подождем, пока насытятся самки.
Мяу выползла из норы. Ее бока ходили ходуном, шерсть на них слиплась от пота. Мяу почуяла запах тетерева и решилась выйти. Ма не мешала ей, подтолкнув голову тетерева к ее носу.
Мяу со стоном вонзила свои зубки в птицу и, отплевываясь от перьев, захрустела. Голод приводил ее в чувство и возвращал обычное состояние. Мы, глотая слюну, отворачиваясь от Мяу с тетеревом, подождали какое-то время, а потом тоже присоединились к сестре и матери. Тетерев был жирным и вкусным. Мы наелись от пуза, съев только половину тушки. И это было хорошо, потому, что охота на сегодня для нас была закончена. Нам нужно было хорошо отдохнуть и зализать свои неопасные и немногочисленные, но все же раны. Да и Мяу мы бы уже не рискнули сегодня оставить одну.
После еды перевозбужденная Мяу впала в легкое оцепенение. Она сидела в глубине норы и тихо икала, глядя в одну точку. Иногда ее ушки снова начинали трястись, но Ма, которая старательно зализывала наши с Мау повреждения, сразу переключалась на сестру, нежно муркала и трогала ее лапкой за ушками. Мяу глубоко вздыхала и успокаивалась.
Тщательно вымыв и расчесав наши шкурки, зализав наши неглубокие ссадины, Ма опустила морду на лапы и задремала.
Мы с Мау чувствовали себя героями. Лежали друг перед другом и важно раздували носы, вспоминая напряжение схватки и быструю победу. Нам хотелось, чтобы девчонки пообсуждали нас и повосхищались нашей храбростью. Мы шумно выдыхали воздух, вздыхали и возились. Жар произошедшей жестокой схватки горячил нашу кровь, не давая успокоиться и поспать. Не каждый день, все же, ты дерёшься с Серой Тенью! Могли бы и посплетничать!
– Ма, – не выдержал я, – а расскажи про Серую Тень, ты обещала! За что они так ненавидят нас, котов?
Ма открыла один глаз и посмотрела на меня. Она сразу все поняла, моя добрая, мудрая Ма…
– Ты герой, Миу-миу! И ты герой, Мау! Вы оба мои герои. Отважные, бесстрашный, яростные и смелые. И еще очень умные, – рассмеялась она. – Ну хорошо, слушайте…
…Когда-то в давние времена, когда по небу только начинали прогуливаться Огненный Кот и Лунная Кошка и даже звезды не были рассыпаны в качестве подношения любви холодной красавице от горячего Огненного Кота, вот тогда, во тьме древнего леса родилось странное существо.
Оно возникло из тьмы лесной чащи, густого мха болот и колючих ветвей вечнозеленых деревьев, мохнатые ветви которых торчат книзу, как широкие пушистые лапы.
Этого зверя родил сам Древний Лес. Он был похож на многих лесных обитателей своим внешним видом. Четыре мощные лапы, голова, длинное тело и пушистый хвост. Но он не был котом! Он не произошел от наших предков. Наше племя назвало его Серой Тенью, Псом. Он умел только резать и кусать (песати) все, что попадало ему в его острые, алчущие крови, зубы. Коты предложили ему дружбу и вечный мир, но Серая Тень ощерился и, клацнув зубами, сказал: "Никогда!" И такой дикой ненавистью горели его тусклые зеленые глаза убийцы, что коты поняли – мира и правда не будет никогда.
Тогда старейшина котов, самый заслуженный и уважаемый вожак стаи, дождался утра и на рассвете обратился к Огненному Коту с вопросом: "О, великий небоход! Златоус! Огненный Глаз! За что ненавидит мое племя это новорождённое существо, которое мы назвали Серой Тенью?
Огненный Кот посмотрел вниз и, увидев Серую Тень нахмурился. На небо набежали тучи небесных крыс и пошел сильный дождь с громом и бьющими по деревьям огненными стрелами.
– Это выродок Серой Тьмы, – грозно рокотал Кот. – Она поселяется везде, куда не могут проникнуть мои живительные усы, согревающие все на Земле. Она рождается из небытия потустороннего. Расползается по чащам и рождает злобных монстров. Эта Тень – один из них, сотворенный ночью в глухом заросшем углу Леса. Он рождён, чтобы рвать и терзать все живое, благословенное мной на жизнь. Волк ему имя. Влачащий добычу. Серая Тьма, его создатель и ненавидит он все, что приятно моему глазу, потому, что не приемлет жизни.
Старейшина поклонился Огненному Коту и вернулся в племя рассказать о новом страшном порождение Тьмы. Затем наступила ночь и небо заняла Лунная Кошка. Старейшина снова вышел на поляну и обратился к Матери Ночи.
– О, великолепная и несравненная! Блистательная и непревзойденная в своей красоте! Обрати свой сияющий взор на меня, недостойного старого кота! Что делать нам с новым творением на Земле, которое мы назвали Серой Тенью?
Лунная Кошка открыла глаз и посмотрела вниз. Серая Тень стоял на поляне, смотрел на нее, рычал и скалился, сверкая злобными глазами.
– Оооооо, какое ужасное творение, – сказала Кошка, – оно совсем не понимает моего царственного положения в этом мире. Посмотрите, из его пасти капает голодная слюна, он смотрит на меня, как на добычу! Возмутительно! Куда смотрит Огненный Кот!? Совсем вы тут все распоясались!
В это время Серая Тень задрал морду кверху и громко завыл. У котов шерсть встала дыбом, Лунная Кошка содрогнулась от отвращения и ужаса и один из ее блестящих сияющих усов коснулся головы зверя.
Серая Тень упал, как подрубленный. Он лег на брюхо, пополз и заскулил, пресмыкаясь перед Лунной Богиней. Ее красота поразила его звериную тупую ярость, и Серая Тень признал верховенство Лунной Госпожи на собой.
– Не подползай ко мне, о, ужасный зверь! – воскликнула Кошка, размахивая хвостом. – Ты вечно будешь смотреть на меня снизу вверх, но никогда не посмеешь приблизиться ко мне. И сделай так, чтобы я больше никогда не видела твою уродливую физиономию и не чуяла этой ужасной вони, исходящей от тебя!
Лунная Кошка взмахнула хвостом и Лес сошелся вершинами деревьев, прикрыв от нее ненавистное создание.
С тех пор так и повелось. Серая Тень прячется в чаще, но тяга к красоте Лунной Кошки совершенно непреодолима. Это как вечное наказание. Каждый раз, когда Кошка в своем полном блеске и ярком свечение выходит на небо, Серая Тень не может сдержать свою тоску отвергнутого создания, не милого никому. Он выходит из чащи, любуется белым диском Луны и тоскливо воет всю ночь, пока не займется утренняя заря и Солнечный Кот не выйдет устранить ночной беспорядок. Тогда Тень снова забивается в свой темный угол и грезит о новой ночи и новой песне.
А Лунную Кошку этот вой не трогает больше. Холодная и равнодушная красавица любит, когда живые на Земле страдают. И ей все равно по какой причине.
С племенем котов у этого зверя мира быть не может. Мы – дети Солнца и Леса, мы горячие, живые, мудрые, как наш прародитель. Мы любим тепло и свет. Мы умеем радоваться. Что может быть общего у нас с Серой Тенью?
Его судьба – вечно влачить жалкое существование под зачаровывающим взглядом Лунной Госпожи. Он ее раб. А где вы видели рабов-котов?
…Мама хитро прищурилась, зевнула и снова задремала, положив голову на лапы…
…Я закрыл глаза и уснул. Мне снились усы Лунной Кошки, сплетенные в блестящую сверкающую сеть, наброшенную на верхушки деревьев. В этой сети запуталось множество птичек и мышек. Они чирикали и пищали от восторга. А под сетью, там, куда не проникает ее свет, в самом темном углу Леса, горели яркие, полные злобы и тоски глаза Серой Тени, изгоя, раба, вынужденного всю жизнь тянуться к недостижимому и вечно выть от собственного бессилия…
На дорогу мрака вступаю
В блужданьях по миру.
Просияй же мне издалёка,
Луна над горною кручей.
(Идзуми Сикибу)
ГЛАВА 13. НАДЕЖДА ЮНАЯ НЕ ГАСНЕТ…
…Вот и отпели последние вьюги. Перестали клубиться белым туманом метели. Ветер больше не выл тоскливо по ночам в кронах высоких деревьев. Старуха Зима умирала, освобождая место весеннему возрождению природы. Страшная, злобная старуха, ненавидящая все теплое и живое. Грязная седина подтаявшего на полянах снега еще лежала толстыми косами под мохнатыми лапами ёлок, но часть земли, согреваемой сияющими усами Огненного Кота, обнажилась, открывая перегнившую хвою и полурассыпавшиеся листья. Острый запах сырой земли щекотал ноздри. Мы втягивали его с жадностью и волнением. Наши носы шевелились и шумно сопели. То и дело ветерок доносил до нашего логова то один, то другой запах чужих оттаявших экскрементов, свежих и старых меток, запах живого зверя, проходящего мимо…
…Мы дожили до этого волшебного дня. Дня пробуждения Солнечного Кота. До нового поворота колеса Сансары. Мы остались живы, пережив страшные морозы, опасности, голод. Мы выжили все. Это было редкой удачей в дикой природе. Несколько шрамов украшало каждого из нас. Но постепенно шерсть зарастит эти места и скроет их от любопытных глаз. И даже ты сам забудешь где были раны. Постепенно это сотрется из твоей памяти, как ненужная информация, чтобы уступить место более необходимым воспоминаниям и жизненным урокам. У нас остался опыт и мы его не забудем никогда. Это запишется на подкорке нашего мозга, чтобы передаться следующим поколениям которые будут жить за нами вместе с набором наших хромосом.
…Мы дожили все. Ма, Мяу, Мау и я, Миу-миу… Ма была счастлива. Она резвилась, как молодая кошечка в период девичьего созревания. Как она еще была молода, на самом деле! Мы никогда не задумывались об этом, потому, что она была нашей матерью, а мы были еще слишком малы, чтобы видеть то, что видели сейчас. Ма резвилась на поляне, охотясь на мышей, покидающих норки ради добычи прошлогодних семян, не перегнивших под снегом. Ее изящные, легкие, высокие прыжки на месте, ее игривость и веселый азарт выдавали юный возраст. Возможно она была всего лишь на год старше нас. Конечно, мы не могли этого знать. Да и она сама не помнила, когда родилась. Мы с Мау уже вымахали с нее размером, Мау даже немного перерос и важно и снисходительно смотрел на резвящуюся Ма. Я был немного мельче Мау, но не комплексовал по этому поводу. Меня успокаивало то, что я был умнее. Я давно понял, что это важнее, чем размер и накачанные мускулы. Умная голова, в которой роятся идеи, способная просчитывать сложные повороты судьбы, находить способы решения проблем, то и дело возникающих по ходу жизни.
Я был вождем. Это накладывало дополнительную ответственность за жизнь всего нашего маленького семейства. Ма объяснила мне, что это такое – быть вождем стаи, пусть небольшой стаи, но нельзя забывать, что и я был всего лишь подростком. И то, что Ма позволила мне ощутить свою значимость, испытать свои силы в роли вожака, дала возможность самостоятельно принимать решения, руководить делами, давать указания, решать каким будет распорядок нашей общей жизни, было большим подарком с ее стороны.
Ма все время наблюдала за мной, подсказывала, когда была нужда в ее советах, делая это ненавязчиво и почтительно, нисколько не умаляя и не принижая мою роль вожака. Я был благодарен ей за это. При отсутствии большого опыта я, конечно, очень нуждался в ее подсказках.
Мяу совершенно выздоровела, сильно выросла и похорошела, превратившись из неуклюжего, длиннолапого подростка в некрупную, хорошо сложеную красавицу-кошку с раскосыми, томными очами, маленькими лапками, пушистыми ушками и розовым носиком сердечком. Она смотрела на нас с Мау снизу вверх, не смея долго всматриваться в наши глаза. Мы были ее братьями и испытывали к ней лишь родственные чувства. Но оценить ее красоту и нежную беззащитность были вполне в состоянии. Когда мы начинали игры, как в детстве, гоняясь друг за другом, стуча лапами по спинам, переворачивая друг друга в прыжках, Мяу, почему-то всегда начинала стесняться, когда наши морды, в попытке изобразить нападение, касались ее пушистого брюшка и места у основания хвоста. Она и пахнуть начала по-другому, наша Мяу! Может и мы для нее пахли не так, как раньше. Нас это мало заботило, если честно. Нам с братом нравилось прыгать и бегать, ловить и задирать друг друга. Ма обычно лежала в отдалении и наблюдала за нашими проказами, попутно оглядывая окрестности, чтобы заигравшийся в детство Вожак "не уронил лицо". Мяу скакала рядом с нами, кувыркаясь в старой хвое, впитывая ее запах, ловя густой шерсткой иголки…
…Мы очень любили ходить по остаткам старого, набухшего влагой, снега. Он проваливался под лапами, оставляя отверстия, быстро заполняющиеся водой.
Лесная живность постепенно просыпалась. С каждым днем все громче раздавалось звонкое чириканье птиц. Всё готовилось к сезону любви и обновления жизни. Мыши шуршали под иголками и сухими листьями, в траве на полянах то и дело поблескивали спинки юрких ящерок, выползающих из зимних норок погреться в солнечных лучах, полежать на камне, впитывая животворное тепло покровителя всего лесного братства – Огненного Кота – который значительно удлинил свою прогулку по небесам, гуляя достаточно высоко над верхушками деревьев и отправляясь вечером на покой не так рано, как зимой.
Ма говорила это оттого, что Кот приглядывает себе новых подруг, истосковавшись за зиму по живому теплу и любви земных кошек. Лунная Кошка, холодная и равнодушная владела его сердцем в период мрака и ледяных оков, но Кот встряхнулся, сбрасывая с себя мОрок белого плена, застывших чувств, закрытых глаз и, широко распахнув свое единственное око, направил его свет на истосковавшуюся по теплу, просыпающуюся в судорогах сведенных корней, землю…
…Ма стала задумчивой и рассеянной. Она часто принюхивалась и ее глаза горели странным светом. Волнение и нетерпение отражалось в них. Это было ожидание чего-то нового, чего мы не знали, но видели, как оно изменило нашу Ма.
Иногда Ма странно пела. Это были глубокие, утробно низкие, звуки, переходящие в нежное муркание. Это был настоящий зов. Она пела, не сдерживая порыва эмоций, которые ее тревожили.
Как-то вечером мы услышали отклик на пение Ма. Низкий, томный и мощный, бесконечно длинный звук раздался неподалеку от места нашей зимовки. Мы услышали, как чьи-то мощные когти дерут нежную кожу молодой сосны, почуяли запах свежих меток чужака.
Шерсть на наших спинах встала дыбом, мы зарычали не сговариваясь и защипели, плюясь и предупреждая непрошенного гостя, что это место занято и что мы готовы биться за него, потому, что оно наше. Мы отвоевали право жить здесь и не позволим никому лишить нас дома.
Ма не рычала, она вытянулась в струнку в сторону чужого запаха и с шумом втягивала воздух. Ма учуяла самца, который пришёл на ее песню. Ее шкура дергалась в нетерпении знакомства, уши вибрировали, "мррррррр" то и дело вылетало из ее горла. Она скоблила когтями землю, цепляясь за корни, терлась мордой о деревья и снова урчала и пела.
Мы никогда не видели, чтобы Ма себя так вела и забеспокоились, перестав играть.
– Ма, ты заболела? – спросил я озабоченно. – Ты какая-то странная, Ма… Как будто нанюхалась травы, от которой весело! – попробовал я пошутить.
– Ма играет с нами? – спросил Мау. Поведение мамы его удивляло и он не знал, как реагировать.
Мяу тоже странно смотрела на Ма. Иной раз в ее глазах появлялось понимание, но она смаргивала и прятала глаза, стесняясь своей догадки.
– Вы слышите, дети мои? – не обращая внимания на наши вопросы тихо урчала Ма. – Огненный Кот пришёл за мной… Он зовет меня…
– Да ну, Ма! – прервал я ее. – Какой еще Огненный Кот? Я вижу того, кто пришел! Это серый, полосатый, мощный самец! У него одно ухо обкусано в драке, и он хромает на правую переднюю лапу. Может он и великий воин, но совсем не Огненный Кот!
– Да, Ма, Миу-миу говорит правду, – поддержал меня Мау. – Я тоже вижу полосатого самца, главное достоинство которого лишь в его размерах…
– Маленькие глупыши! – рассмеялась Ма. – Вы просто не видите… Вы не знаете… Откуда вам знать… Это он. Он надевает чужие шкуры, чтобы не спалить своим огнем ту, которую выберет и полюбит. Я слышу его голос, его зов. Он пришел за мной, как приходил и раньше. Я должна пойти к нему на время. Вы должны отпустить меня. Иначе Сансара остановит свое колесо и Мир погибнет. Нельзя не ответить на призыв!
Мы переглянулись и кивнули.
– Иди спокойно, Ма, – тихо, но твердо сказал я. – Мы справимся. Сейчас начало весны. Мы не замерзнем. И ты хорошо научила нас охотиться. Иди, раз так нужно… Мы понимаем, что ты не можешь отказаться…
Ма быстро лизнула в нос меня и брата, а Мяу что-то муркнула на ухо такое, что сестра прижала ушки и выпучила глаза. В следующее мгновение Ма с пронзительным мурчанием бросилась в сторону бродящего в отдалении полосатого кота, и они ринувшись навстречу судьбе, быстро пропали из виду.
– Ну вот мы и остались одни, – заныл Мау.
– Временно, – поправил я, – она придет. Не знаю когда, но придет…
…Прошло несколько дней. Ма все не было. Мы не встречали ни ее следов, ни следов того самца, с которым она ушла. Как мы жили? Да нормально жили! Мы с Мау ходили на охоту, как и раньше, оставив Мяу охранять нору, приносили много добычи. Сейчас мелкие лесные обитатели в большом количестве повыползали из своих норок. Они были не слишком жирными и откормленными, многие были откровенно тощими. Не всем хватило заготовленных на зиму запасов, чтобы питаться досыта. Сейчас они выходили в поисках еды и тепла, мылись в маленьких лужицах растаявшего снега, чтобы не слишком беспокоили паразиты, встречались с себе подобными, чтобы продлить свой род. Отовсюду слышался щебет, писк, короткое рычание, иногда раздавалось пронзительное мяукание. Это лесные коты собирались на встречи друг с другом. Доказывали свое право сильного громкостью и напором песни, если это не впечатляло соперника, то устраивали мелкие, почти бескровные бои, в которых побеждал сильнейший и храбрейший. Именно ему доставалась лучшая самка, в ожидании сидящая рядом с ристалищем. Она падала перед ним на спину, показывая полное восхищение и покорность, и они уходили для тайных встреч в чащу, подальше от любопытных глаз самцов, оставшихся пока ни с чем. На зов приходили новые самки, и в свою очередь каждый самец получал подругу по заслугам…
…Мы не умели считать и не знали сколько прошло времени. Мы ориентировались по Лунной Кошке. Когда Ма уходила, Кошка только начала раскрывать свой сияющий глаз. Когда Ма вернулась, он был широко раскрыт и кругл. Прямо, как глаз нашей Мяу. Кругл и ослепительно бел. У Мяу глаза были цвета неба. На мой неискушенный взгляд она была гораздо красивее Лунной прелестницы. Честно говоря я вообще не понимал, в чем ее красота, когда мы на Земле вообще не видим контуров ее тела, цвета и густоты шерсти, длины и великолепия хвоста… Мы видим только ее глаз, то медленно открывающийся, то так же медленно закрывающийся. То же я могу сказать и о своем отце, Огненном Коте, но Ма говорила, что это оттого, что его око настолько ослепляет, что за его сиянием мы просто не видим того, что видит она.
– Смотреть нужно уметь не только глазами, Миу-миу, – говорила мне Ма. – Глаза могут обмануть. Учись видеть сердцем. Оно видит по-другому, но видит истину. Оно никогда не обманет тебя…
…Ма вернулась однажды утром, когда мы все еще спали, тесно прижавшись боками друг к другу. Я почуял ее сквозь сон. Что-то мягко и тепло обернулось вокруг моей спины, запахло хвойной прелью, и чей-то язык нежно лизнул мое ухо.
Было так хорошо, что не хотелось открывать глаза, как в далеком детстве, когда Ма укладывала нас спать и рассказывала нам свои легенды.
– Ты пришла, ты вернулась… – тихо муркнул я, не открывая глаз.
– Да, мой хороший, я снова с вами, я так люблю вас, котята мои, мои малыши… – Ма замурчала мне на ухо свою песенку, которую знают все матери, и я, счастливо пряча нос в ее густую шерсть, задремал…
– Вставай, соня! Я завтрак принес!
Я проснулся внезапно после волшебного сна от крика Мау. Быстро протерев лапой глаза, я выскочил из норы и увидел раздувающегося от гордости брата, рядом с которым лежала серая перепелка.
Вот это да! Я проспал охоту! Какой стыд! Как маленький! Ма сидела на солнышке и приводила себя в порядок, счастливо щурясь Огненному Коту в лицо. Я заметил, что она улыбается. Она была спокойна, как будто и не отсутствовала. И еще она выглядела счастливой.
Я вздохнул. Если встречи с Огненный Котом делают Ма такой, как я вижу, то пусть, пусть она ходит к нему.
– Как я умудрился проспать охоту? – бормотал я себе под нос во время завтрака. – Я не услышал как все проснулись, как Мау собирался на охоту и наверняка звал меня с собой. Может и остальные пытались разбудить меня, но я не проснулся. Я подвел свою семью, непростительно подвел. Если бы им грозила опасность, я бы ее ушами прохлопал!
– Почему ты не разбудил меня, брат? – громко спросил я у Мау.
– Да ладно, Миу-миу, ты так сладко спал, уткнувшись в мамин бок! Даже причмокивал во сне, как маленький! Мне жаль было прерывать твой сон. И Ма была такой счастливой рядом с тобой… Ведь я справился! Посмотри какая жирная перепелка мне попалась!
Я досадливо пошевелил усами и решил, что больше такого не должно повториться. Никогда. Потерять бдительность и осторожность в лесу – значит потерять жизнь. Надо быть внимательнее и не расслабляться так по-детски.
Мы поделили перепелку. Завтрак удался. Ма занялась своими обязанностями по чистке норы, Мяу улеглась греться на солнышке, а мы с Мау немного отдохнув от завтрака, провели ежедневный обязательный спаринг. Отработка приемов открытого боя вошла у нас в привычку ежедневной жизни. Это было необходимо. Ма из норы наблюдала за нами с интересом. Мяу лениво поглядывала на нас и щурилась…
Вдруг из-за ближайшего куста выскочил черный, ледащий кот с облезлым боком. Он выгнул тощий позвоночник дугой и зашипел. Мы тут же перестали бороться и бросились на него с двух сторон, гоня его за край наших владений. Кот не ожидал такого яростного напора, подпрыгнул на месте от неожиданности и помчался, взбрыкивая задом, к краю поляны. Мы долго преследовали его, пока не кончились наши метки на деревьях. Рыкнув ему в догонку и просигналив хвостом, что еще один незваный визит закончится для него трагично, мы вернулись к норе.
Ма что-то рассказывала Мяу. Глаза сестры были круглыми и злыми. Она прижала уши, холка поднялась у нее дыбом. Вдруг она зашипела на Ма, сгорбилась и отошла от нее, опустив голову.
Мы с Мау ничего не поняли. Как сестра могла себе позволить такое поведение с Ма? Болезнь повлияла на ее умственные способности?
– Что между вами произошло? – спросил я, подойдя к Ма. – Мяу не в себе. Она обидела тебя? Я должен поговорить с ней…
– Нет, Миу-миу, не стоит… – Ма опустила плечи, улеглась на подстилку из хвои и положила голову на передние лапы. В ее глазах отражалась грусть. – Я еще не сказала тебе и Мау. Может и вы отнесетесь к этому как Мяу…
– Ма, не говори загадками! – попросил я. – Ничто не заставит нас перестать уважать тебя и говорить с тобой, как с недостойной. Что случилось?
– Да, сынок, случилось. Примерно через два открытых глаза Лунной Кошки у меня появятся малыши. Такие же, какими были вы. И к этому времени мы должны расстаться с вами. Вы уже взрослые, самостоятельные. Вы знаете, как выжить в лесу, кого стоит опасаться и кого бояться. Умеете хорошо охотиться и даже сражаться. Вы сильные, умные и здоровые. Вы должны будете уйти и оставить нору мне и моим новорождённым детям. Таковы правила. Таков закон. Мы будем все вместе еще какое-то время. Когда придет срок, я скажу вам. И мы расстанемся. Быть может навсегда.
Я не мог поверить своим ушам. Расстаться? С мамой? Но почему? И откуда вдруг у нее возьмутся какие-то другие малыши? С какой стати? Она выглядела как всегда… Как всегда… Хотя нет, не совсем, как всегда. Она пахла по-другому…
Меня осенила внезапная догадка.
– Это Солнечный Кот? Да, Ма? Он подарит тебе малышей? Это будут его дети? И среди них опять будет такой, как я? Цвета Солнца?
– Ты такой умный, мой мальчик! – Ма нежно лизнула меня в нос. – Умный и догадливый. Да Огненный Кот подарил их мне и Лесной Кот подарил их мне. Надеюсь, очень надеюсь, что среди них будет подобный тебе, солнечный котенок, моя нежнятинка…
Я отошел от Ма и стал думать, как рассказать обо всем брату. Сестра сидела в дальнем углу норы, повернувшись ко всем спиной. Ее шерсть на спине и загривке брезгливо подергивалась. По бокам волнами пробегала дрожь. Она не хотела смотреть на нас. Не хотела общаться. Мяу надулась, как птица с ярко-красной грудкой, которая не улетает на зиму, а продолжает свою обычную лесную жизнь даже в самые трескучие морозы.
По всему было видно, что Мяу очень обижена на Ма. Она считала себя котенком, по сути еще и была подросшим котенком, ей в голову не приходило, что у Ма могут появиться другие дети, пока мы с ней.
Я сначала решил поговорить с братом и дать сестре время успокоиться и подумать.
– Мау, брат, – обратился я к нему, вызвав его на поверхность, – понимаешь, брат…
Я запнулся, не представляя как рассказать то, что услышал от Ма.
– Наши дела плохи, Миу-миу? – грустно посмотрев на меня, сам начал разговор Мау. – Я заметил, что с Ма что-то не так. Она пахнет необычно. Она больна?
Я с облегчением рассмеялся.
– О, нет, Мау, она не больна! Я бы сказал даже наоборот, она слишком здорова! Так здорова, что у нее скоро будут малыши!
– Вот оно что… – зачесал Мау ухо, отчаянно скребя задней лапой, как будто хотел его оторвать. – Значит вот почему от нее так странно пахнет. Мне показалось, что я уже когда-то чувствовал этот запах. Когда-то давно, в далеком детстве. Так пахла мама, когда нас было много и не всем доставалась еда из ее бугорков на брюшке…
Мау зажмурился в попытке вспомнить те ощущения радости единения с матерью, мотнул головой, чтобы стряхнуть слишком сладкие воспоминания и спросил.
– Так я не понял! Ну, будут малыши… Это же как мы были, правда?
– Да, Мау, это как мы. Ты помнишь, что кроме нас возле Ма больше никого не было?
– Помню. Меня почему-то это совсем не удивляло…
– В этом-то и проблема, брат, – я наконец смог выдавить из себя главное, – нам всем придется уйти… Насовсем…
– Как уйти? Куда уйти? Зачем уйти? – глаза Мау напряжённо смотрели прямиком в мои, которые я не знал, куда девать от огорчения. – Ма выгоняет нас?
– Нет, Мау, не выгоняет, мы сами должны уйти, сами, понимаешь? Таковы правила. Когда самка котится, выросшие дети должны покинуть родное гнездо и уйти во взрослую жизнь. Искать своей доли, создавать свои семьи… Ма призналась мне, что Огненный и Лесной коты подарили ей малышей. И что мы должны будем покинуть ее. Это не значит, что она больше не любит нас. Просто она больше не сможет о нас заботиться и малышам нужно будет пространство для роста. Нора не бесконечная. Там скоро станет очень тесно.
Мау резко отвернулся, скрывая слезу. Он был очень привязан к матери. И хоть давно перерос ее размерами, до сих пор в душе оставался котенком, любил нежность и ласку.
– Я все понял, брат, – муркнул Мау. – У жизни есть и неприятные стороны, но это обычай и правило. И мы должны придерживаться правил, которые были приняты нашими предками. Ты сказал Мяу? Это поэтому она такая странная? Не хочет играть…
– Ма сказала ей, – ответил я. – Она не поняла и разозлилась. Нам придется объяснить ей, что таковы правила и это неизбежно. Поди, позови ее.
Мау вызвал сестру наверх. Она вышла какая-то потерянная, ссутулившаяся, как будто боялась удара. Она правильно боялась. Этот удар должны были нанести мы своими словами…
…Мы долго разговаривали втроём, ругаясь, споря, доказывая друг другу то, что невозможно доказать тому, кто не хочет слышать. Мяу плакала, кричала, снова плакала, обиженно сопела, даже пару раз отчаянно замахнулась на меня лапой…
Я объяснял, как мог. Мау вторил мне. Мы расписывали перед взором Мяу прелести свободной самостоятельной жизни, о которой сами ничего не знали. Мы рисовали ей картины ее будущего счастья в своей собственной семье. Мяу слушала, щуря глаза и мотая хвостом. Она не верила, что все будет хорошо.
– Вы врете! Вы все врете! – кричала она. – Не может быть хорошо, когда нет дома, нет мамы, нет братьев рядом! Кто защитит меня? Кто добудет мне еду? Где я стану жить?
– Мы уйдём все вместе, Мяу, – посмотрев на Мау и дождавшись ответного кивка сказал я. – Я обещаю тебе, что мы с братом не оставим тебя до тех пор, пока ты будешь нуждаться в нас. Мы уйдём все вместе. Мы найдём новый дом. Мы станем охотиться, и ты никогда больше не будешь голодать, сестра. Только когда ты встретишь свою судьбу в одном из обличий Солнечного Кота, мы оставим тебя с ним. Потому, что он не потерпит нашего присутствия рядом.
Мяу уткнулась носиком в мой бок и ещё долго всхлипывала. Мау старательно вылизывал ее ушки, успокаивая, как мог.
Мы вернулись в нору, когда стемнело.
Ма дремала на подстилке из сухой травы, ее усы подергивалась в улыбке, лапы куда-то бежали – может ей снились прогулки с Огненным Котом, а может она видела во сне своих будущих детей и бегала вместе с ними по зеленому лугу, как когда-то бегала с нами…
– Теперь некому будет рассказывать нам легенды… – прошептал Мау. – Ма будет не до нас…
– Я расскажу вам легенду на ночь! – быстро сказал я, опасаясь, что Мяу снова расплачется и разбудит сладко спящую Ма. – Слушайте!
…Когда-то очень давно, в такие давние времена, что их не помнят даже старейшины, жила маленькая серая полосатая кошка. Она была не слишком красивой и заметной, прямо скажем, она была обычной. Таких в округе было много. Серых, лесных, полосатых. Кошку звали Серкой. Когда-то она жила в семье вожака стаи Серка и его жены Длинноусы. Она была младшей в помете. Самой маленькой и слабенькой. Старшие всегда обижали ее, отбирая мамины бугорки с молоком, отпихивали ее от теплого брюшка по ночам. Серка безропотно терпела такое отношение. Другого не бывает в дикой природе. Всегда выживают сильнейшие. Но шло время, количество котят уменьшалось. Кто-то заболел и ушел на Радугу, кого-то унес ночью Уух Ужасный, а Серка будучи тихой и незаметной, выжила и выросла в крепкую, некрупную, но выносливую кошечку. В ней не было ничего особо приметного. Только в ее прекрасных раскосых глазах светился ум, полученный от отца и нежность, впитанная с молоком матери. В надлежащее время Серка покинула жилище родителей и отправилась во взрослую, самостоятельную жизнь. Сначала ей было страшно в лесу одной, но потом, она привыкла, нашла себе нору под вывороченными корнями огромной сосны, охотилась, мечтала, лежа на холмиках, покрытых зеленой, мягкой травой. Она вообще любила нежиться на травке, позволяя лучам Солнца ласкать свое брюшко…
