Лидия Сивкевич
Опиум
21 октября, сб
Я опустила ладонь на его плечо и притянула ближе к себе, только потом моя рука скользнула ниже и увязла в неровностях на коже. Я ничего не смогла поделать с любопытством, хоть и твердила себе не обращать внимания, но разорвала поцелуй и опустила взгляд вниз.
Он был идеален с одной стороны. Мускулы груди резко обрывались и тенью падали на волны пресса. А с противоположной стороны он будто расплавился, как шоколадная фигурка. И это не один из тех шрамов, что украшают мужчин. Словно чан воска в тон его смуглой коже вылили на него, и вот он застыл в обезображивающих наплывах.
Не знаю, насколько это было бесцеремонно и неприятно для него, но я кончиками пальцев дотронулась до рубцов на коже. Провела по всей длине, от груди до бедра и подняла взгляд. Даня стоял неподвижно, на серьезном лице не отразилось ни одной эмоции, в глазах выстроилась зеркальная стена, которая не пропускала меня внутрь.
– Ты собираешься что-то спрашивать? – наконец, выдал он и глубоко вздохнул.
– Нет. – Шепотом ответила я, и мне действительно не хотелось знать. Как никто другой, я могла понять, насколько горько доставать в своих мыслях историю увечий. Спустя мгновение я вспомнила, чем мы занимались минуту назад. – Ты, кажется, меня целовал. – Сказала я и принялась обезвреживать ремень на его брюках. Даня продолжил стоять как парализованный, будто ждал от меня комментариев. Покопавшись в закромах своей головы, я не нашла ни одной стоящей фразы, потому сделала то, что первое пришло на ум. Я сухими губами коснулась его плеча, следующий поцелуй оставила уже над сердцем, очередной – на груди, а потом прикоснулась к застывшему воску на его рёбрах.
– Ты удивляешь меня. – Даня устроился поудобнее на столе, пока я стягивала брюки вниз по его бёдрам и опускалась на колени.
– Чем же?
– Отсутствием отвращения на этом личике. – Он провёл рукой по моей щеке и запустил ладонь в волосы, чтобы они не мешали мне его ублажать.
– После того, что мы делали друг с другом вчера, ты должен был заметить, что я не брезгливая.
На этот раз мы уже не были так скромны. Вчера мы будто боялись показаться испорченными, боялись обличить свою пошлость, оттолкнуть друг друга раскованностью, а сегодня уже признавались, чего хотим на самом деле. Даня, слыша, как я одобряю его действия стонами, уже не боялся показаться грязным. Изгибаясь на своём столе, пока он водил языком по мурашкам на моей коже, я с каждой секундой становилась смелее. Всё меньше стеснялась своих недостатков и всё больше себе позволяла. Мне было не страшно с ним выглядеть странной, от того мои руки и рот вытворяли такое, что раньше я видела только в порно.
Я взорвалась в этот вечер ярче, оглохнув на пару секунд. Потерялась в пространстве, эгоистично замерев, но тут же вспомнила, что я всё ещё с ним.
***
С этой ночи началось очень странное время нашего совместного существования. Мы знали тела друг друга до миллиметра. На его шраме я вскоре выучила каждую впадинку, будто это было чем-то важным, важнее, чем карта сокровищ. Он, даже не глядя, с поразительной точностью очерчивал пальцами треугольник из родинок на моей спине. При этом друг о друге мы не знали ничего. Нет. Это я о нём ничего не знала.
Так странно было смотреть на человека и читать все его эмоции, предугадывать, как он недовольно поведет бровью спустя секунду, или как его веки дрогнут после определенного услышанного им слова. При всём при этом ещё страннее было не знать ничего о жизни этого мужчины. Мысленно я вела эту игру. Придумывала несколько сценариев его жизни и могла только отметать что-то, а подтверждать – ничего.
У меня было множество версий на счёт его семьи. Я представляла его и беспризорником, сиротой. Допускала вариант, что каждое утро его ждёт дома мать, а может и оба любящих родителя, и не исключала, что семья его где-то далеко, может на карте мира, а может на карте души. Часто я раздумывала, куда же он едет после напряжённых ночей. Может, ищет спокойствия в уютном родительском домике? Или коротает время в роскошном особняке с двумя бассейнами и террасой? Или вовсе отправляется в одну из башен Москва-Сити, смотреть на столицу с высока люксовых апартаментов?
После всех этих безобидных размышлений я тайком запускала свои мысли в темную комнатку под массивными замками. Не каждую ночь он безвылазно сидел в клубе. Порой, Даня проносился ветром по лестнице в сопровождении слаженного строя своих защитников, вылетал через массивные двери в ночь и возвращался после рассвета. И вот здесь я боялась только одного, что моей фантазии не хватит, чтобы додуматься до дел, которые он вёл, прикрываясь клубом.
Вселенная решила помочь моей фантазии, она указала направление. Один из VIP гостей поинтересовался у меня напитком, которого не предлагалось в меню, и он оказался уже не первым. В свободную минуту я решила добраться до заявок на поставки. Отвоевала у Никиты Валерьевича документы с прошлого месяца, и стала изучать их. Например, одного из видов ирландского виски запрашивалось всего два ящика. При этом каждый месяц треть оставалась на остатке. Я уже думала, что могу сунуться к директору с предложением найти поставщика коньяка, которым так часто интересовались, но глаза мои зацепились за цифры на бумагах. Хмурясь и мысленно деля столбиком, я так и не смогла свести цифры, поэтому решила об этом не забывать.
24 октября, вт
Мы нехотя отстранились друг от друга. Обнажённая кожа у обоих тут же покрылась мурашками, пот начал высыхать в горячем воздухе кабинета.
– Кстати, хотела у тебя спросить, – я обмякла на диванчике, притянув к себе ноги. – Почему такой расход крепкого алкоголя?
– Что ты имеешь в виду? – Даня облизал пересохшие губы. Взгляд его сделался заинтересованным.
– Иногда смотрю на бумаги, чтобы точно знать, что предпочтение посетителя в наличии. И порой там громадные цифры. Не может, например, партия Delamain4 уходить за будни, учитывая даже долю на приготовление десертов.
– Если уходит, то так нужно. – Чуть повысив тон, ответил мужчина и спрятал лицо за взглядом в потолок.
– В Нижнем у нас столько за месяц не уходило, сколько здесь за пять дней. – Размышляла я. – Понимаю, что и проходимость в Опиуме куда выше, но пьют-то люди везде одинаково. Так что подсчитать разницу не трудно.
– Рита, так надо. – Настойчивее повторил мужчина.
– Значит, ты в курсе?
– Конечно.
– Тогда ладно. Если ты это контролируешь, то меня не касается. – Я переместилась на другую сторону дивана и уложила голову на его плече. Задумалась, но сама же разозлилась на своё любопытство за то, что оно портило момент. Прильнула ближе к нему и снова погрузилась в узоры на его груди.
– Тебе не нравится, что я так тебя рассматриваю? – спросила я, скользя рукой по его шрамам.
– Мне всё равно, – бросил он, и тише добавил, – если тебе не противно.
– Почему это мне должно быть противно? – я нахмурилась, но быстро поняла, что вопрос глупый. Дело было в его отношении к себе, а может в опыте. Мне захотелось показать, что для меня всё иначе. – Ты напоминаешь мне фигурку из карамельного шоколада, которая растаяла на солнце, а потом её сунули в морозилку, в попытке спасти.
Мужчина нахмурился, слушая мои ассоциации, а затем прыснул со смеху, смягчив напряжение во взгляде. Я любовалась все те несколько быстротечных секунд, пока веселье сидело на его лице, а когда мужчина снова стал серьезным, уложила голову на его груди и прислушалась к своим мыслям.
– Я люблю такой шоколад. – Подытожила я, хотя думала вовсе не о сладостях. – Его делают из белого, добавляя карамель.
***
Только позже я стала задумываться, что в то время во мне что-то сломалось. Какая-то маленькая, но важная деталь меня как представительницы слабого пола. Любая женщина на моем месте стала бы фантазировать о будущем, даже понимая, что дальше только тупик. Так и я должна была каждый раз перед сном представлять себя в белом платье, а его в черном смокинге, затем уютный домик, наполненный смехом, любовью и безопасностью. Но нет. Вышел из строя какой-то маленький рычажок, позволяющий мне предаться банальным мечтам о счастливой совместной жизни. Немаловажную роль сыграли раны моего прошлого, когда мечты неизбежно утопали в боли и страданиях. Но сейчас я не боялась снова оказаться в грязном засохшем тазике, потому что никто не считал меня тряпкой. Поначалу я приняла это за разумную защитную реакцию. Думала, что мозг не позволяет мне окунуться в представления, которым сбыться не суждено, чтобы в будущем избежать разочарования на пустом месте. И это была настолько хорошая версия, что практически походила на правду. На самом же деле я всего лишь остановилась.
Я жила в комфортном кружочке, под названием влюбленность. Я занимала должность, на которой чувствовала себя уважаемым человеком. Я получала за это деньги, на которые могла позволить себе независимость. А самое главное, практически каждую ночь я прикасалась к человеку, который позволял чувствовать его защиту. Впервые в жизни я остановилась, отстала от потока собственных мечт, чтобы насладиться моментом.
Но момент этот не мог длиться вечно. Мы пропали. Пропали с того дня, как прикоснулись друг другу. И я приняла эту мысль сразу же, а Даня с ней яро боролся.
Всё сводилось к сексу, но на нём всё не заканчивалось. Мы оба делали вид, что хотим лишь тела. Старательно прятали во взгляде тепло и нежность в улыбках. Я не могла быть уверена, что он испытывает те же чувства, что и я, поэтому расскажу только о своих.
Мне хотелось выглядеть идеально. Идеально пахнуть, идеально улыбаться и идеально ощущаться. Сумму в половину зарплаты я без сожаления спустила на роскошное бельё, эпиляцию, пилинги, уход для тела и волос. Вишневая помада грустила в сумке, ведь она не оставалась на моих губах надолго. Размазывалась по щекам и шее, съедалась и сбегала на его губы.
Я и прежде спешила на работу в приподнятом настроении, сейчас же и вовсе улыбалась как идиотка, собирая на себе хмурые взгляды пассажиров продрогшего автобуса. Я перестала нервно оглядываться по сторонам, со страхом увидеть преследователя.
Как только Даня появлялся рядом, внутри меня разгоралось великолепное чувство. И не только между ног, сперва оно ударяло в голову и приятно опьяняло, затем утекало по спине и обволакивало каждое ребро в теле, и только потом отзывалось желанием внизу живота.
Я не могла отвечать за него. Но отчётливо видела в нём перемены. С присущим мне любопытством наблюдала, как он меняется, говоря со мной. Как переходя от разговора с другими сотрудниками ко мне, открывается его взгляд, будто мужчина боится пропустить что-то важное. Как пропадает несколько морщинок из целой вереницы, как каньоны на лбу засыпает песками, превращая их практически в равнину.
Во мне всё чаще мелькала уверенность, будто его перемены значат хоть что-то. Бывали и минуты сомнения, когда голос в моей голове усердно убеждал, что так он меняется и в присутствии ещё парочки женщин, а может и десятка других.
Я ещё могла думать, что мы всего лишь похотливые человечки, затеявшие интрижку для удовлетворения потребностей, но только до того момента, пока мы не начали больше говорить. Лежали, спрятавшись в стенах его бункера, восстанавливали дыхание и рассуждали. Разговоры случались разные: поверхностные, о том, что происходит в клубе; смелые, о неожиданных аспектах жизни, к примеру, о влиянии на людей сексуального удовлетворения; а ещё были диалоги, в которых мы делились восприятием мира и делали друг о друге соответствующие выводы.
Всё же, говорила больше я. Его краткие реплики только поддерживали разговор, позволяли мне продолжать рассуждения.
– Я так и не понял, во что ты веришь. – Его вопрос возник после того, как кончая, я глубокомысленно простонала «Боже». – В Бога или в себя саму?
– Не верю я ни в Бога, ни в Беса. – Я откинулась на спинку дивана, уже зная, как именно нужно лечь, чтобы в голую кожу не врезались кнопки на обивке. – Только во вселенную. Если и есть какая-то могущественная сила, то вот она. Ничего сверхъестественного, ничего сверхразумного. Нашу жизнь собирают всего лишь стечения обстоятельств, ход времени и законы физики и химии. Всё, что мы имеем, даёт нам вселенная. И отбирает она же.
– Это вовсе не оправдывает твоих стремлений.
Я молчала, но мне безумно хотелось спросить, на что он намекает. Хотя ответ был очевиден.
– Легко смеяться над моими стремлениями, наблюдая с вершины горы, как я карабкаюсь. Ты сам-то ведь не всегда был тем, кто есть сейчас. И глядя на тебя, я уверена, что ты родился у подножия этой горы и забрался сам, без страховки и скалолазного снаряжения.
Даня молчал. Всего спустя пару минут после секса, он уже выглядел так, будто спокойно лежал последние полчаса: пот на лице и торсе высох, кожа сгладилась от взбухших вен и покраснений, дыхание пришло в абсолютную норму. Ни один мускул на его спокойном лице не дрогнул. А я до последнего надеялась услышать хоть каплю откровения. По моим рукам пробежали мурашки, и кожа на них сделалась гусиной. Я осмотрелась в поисках своей кофты и увидела её на столе. Подниматься было лень. Даня отследил мой взгляд, присмотрелся к рукам, а затем стянул со спинки дивана свой свитер и накинул мне на плечи.
– Спасибо, – устало улыбнулась я и вернулась к мыслям о вселенной. Размышляла вслух: – Мы смирились с мыслью, что вселенная появилась где-то задолго до нашего существования, а умрет она далеко после нас. Мы привыкли, что находимся посередине, а то и вовсе в самом начале. Мне бы хотелось, чтобы мы стояли на грани, близко к завершению алчного мира, этой неизведанной, но уже обречённой вселенной.
Под моими согнутыми коленями кожа потела от жара, я чувствовала, как стекающие капельки пота щекочут мои голени, поэтому вытянула ноги, свесив их с дивана. Даня потянулся и уложил их на своих коленях.
– Противоречишь себе. – Выдохнул он. – Хочешь стать такой, на кого сетуешь.
– Хочу. Потому что так всё устроено. Если нет ни малейшего шанса избавиться от людей, которые живут замечательно во вред другим – нужно самому стать таким. Иначе одни мучения.
– Значит, человечество обречено. Вселенная напрасно старалась над появлением жизни.
– Может и напрасно. Всё же вселенная будет пытаться снова. Наша планета погибнет, человечество сотрётся с лица Земли, даже если успеет перебраться на другие планеты. Затем на подобном клочке вселенной опять с нуля восторжествует цивилизация. И может, она будет такой, какой должна – чистой и оправданной. Но вскоре погибнет не по своей вине, а по стечению обстоятельств. К примеру, материнская звезда вспыхнет сверхновой или громадный метеорит вонзится в благочестивый мирок. И тогда вселенная попробует снова. Снова сойдутся невероятные обстоятельства, и зародится жизнь. Снова разовьётся существо и снова увязнет в грязи. И так будет повторяться всегда. «Всегда» – то самое, которое даже великие умы человечества не могут вообразить. «Всегда», которому мы даже названия не дали, потому как если и понимаем, что вселенная бесконечна, не осознаём, что без нас она нисколько себя не утратит.
Позвонили в дверь. Даня тяжело вздохнул и не сдвинулся с места. Я, наконец, поднялась и стала одеваться. А думала попутно о том, что хоть этот мужчина и спорит с моими сомнительными суждениями, всё же мыслит в том же бесконечном направлении.
Всё приобретало положительный угол развития, но я жила в предвкушении краха этой сказки. Мне казалось, что так не бывает. Не бывает у меня. У других, может, и случается счастье, а я скоро вновь перекочую в своё измерение к страданиям и страхам.
27 октября, пт
Предвыходной вечер ничем не отличался от прочих, но ближе к полуночи я всё больше раздражалась от происходящего. После двенадцати я придержала два столика на случай спонтанного появления VIP гостей и закрыла вход. Казалось, добавь в бесчисленную толпу ещё пару людей, и клуб треснет по швам.
Пятница выдалась омерзительно промозглая, и тепла не ожидалось всю неделю, поэтому те, кто мог себе позволить, согревались жаром ночной жизни. Мне казалось, за весь Октоберфест по всей Германии не было выпито столько пива, сколько алкоголя разлили в эту ночь бармены Опиума. Бар заметно обнищал, склады впервые за мою работу здесь оказались настолько свободны. Но не только это меня удивило.
Неприлично пьяный акционер строительной компании клялся мне в любви у стойки администрации, когда бармены сообщили логисту, что остался последний ящик виски «Талламор Дью». Я почувствовала, как мои брови хмуро ползут к переносице, потому что час назад Даня трахал меня над товарной накладной доставленного виски.
Не знаю почему, не хочу ссылаться на свой разум и внимательность, но я начала связывать в голове некоторые детали и события, о которых и знать не должна была. Мне с трудом удавалось не замечать ерунду, происходящую с алкоголем в этих стенах. Будь то на бумаге, в разговорах, или по факту – творилась чертовщина. Меня при этом не покидало чувство, что мне не хватает одной крошечной, но важной детали, чтобы понять суть. Само собой, глядя на Даниила и его двух верных соратников, было ясно, что мужчины знают о каждом кусочке этого тёмного пазла.
Так, по раздолбайству заместителя директора, я снова наткнулась на бумаги и убедилась, что это не ошибка. На его столе, посреди бардака, мой взгляд зацепился за накладную на большую партию коньяка. Документ был подписан неделю назад, однако я была уверена, что это наименование алкоголя в Опиум не доставляли.
Теперь я уже не могла отметать свои догадки и отправилась за ответами к достоверному источнику.
– Ты не занят? – я вошла в кабинет Дани и опустилась в кресло.
– Допустим, не занят. – Он отобрал своё внимание у экрана ноутбука и отдал мне.
– Скажи мне, что за алкогольная чертовщина происходит в клубе? – внимательно всматриваясь в его лицо, я облокотилась на стол.
– О чём ты?
– Давай я перечислю тебе всё, что заметила, а ты объективно ответишь, может ли это быть всего лишь совпадением? Да?
Ответа не последовало, я начала:
– Помню, как сообщила тебе, что поставка задержится на несколько суток, и ты чуть не разнёс кулаком стену. Потом я заметила несостыковки в документах по приходу и расходу. Да и сам факт, что всего за три дня уходит конская доля крепкого алкоголя, уже подозрителен. При этом по бумагам заказана крупная партия, а по факту её нет. Похоже на совпадение?
– Твоё дело гости, так?
– Так, – тяжело вздохнула я и закатила глаза.
– Почему тогда ты суешь свой нос практически во все углы моего клуба?
– Любопытство не запрещено по договору. Я хочу совать свой нос в твои смутные дела. Хочу заниматься в жизни чем-то более интригующим, чем лизание богатых задниц. Хочу знать, чем нужно промышлять в этом мире, чтобы тебя боялись, как гребаного Волан-де-Морта.
– Слишком много «хочу». – Он недовольно скрестил руки на груди, но тем самым дал мне понять, что я вот-вот проломлю его защиту.
– Долго мы будем вести риторические разговоры?
– Если мы с тобой спим, это не значит, что я посвящу тебя во все аспекты своей деятельности. – Он решил защититься нападением. Укол обиды приземлился к моему телу, но попал то ли в ногу, то ли скользнул, почти промазав.
– Мы с тобой просто спим, значит? – поджала я губы, отметив, что раньше не позволяла себе такого из-за помады.
– Рита, – он, как и я облокотился на стол. – Проверь мне, тебе не нужно этого знать.
– Что в бутылках? – не сдавалась я, голосом наседая ещё сильнее. Он не отвечал. – Даня, когда мы с тобой, как ты выразился, просто спим, ты даже не прячешь липовые бумаги из-под моего носа! Неужели ты считаешь меня настолько глупой? А если нет, то воспринимаешь меня как бездушную игрушку?
Его брови медленно сползли к переносице, веки нависли над глазами, пряча их в тени.
– Не хмурься ты так, будто я угрожаю тебе статьей за изнасилование, если не женишься на мне.
– Ты слишком много говоришь лишнего. – Ещё заметнее нахмурился мужчина.
– А ты не договариваешь нужного. Должна же я уравновесить.
– Ты не осилишь всё, что я могу тебе рассказать. Не сможешь больше мирно существовать, если я расскажу тебе всё, что ты требуешь.
– Не нужно думать за меня и не нужно беспокоиться о моих нервах. – Я подошла к нему и опустилась на краешек стола. – Ты можешь не говорить только в одном случае, если я последний человек, которому ты доверяешь в своей жизни.
Началась игра в гляделки. Мы сверлили друг друга острыми взглядами, в надежде, что сдастся противник, но оба могли продержаться целую вечность. Я решила мухлевать. Подняла ладонь и прильнула к его щеке, провела по коже, задев указательным пальцем шоколадную кожу на ломаной губе.
– Поехали. – Он скинул с себя моё касание и, зацепив со стола телефон, понёсся к двери. – Возьми свои вещи. Жду у машины.
***
Спустившись по лестнице, я подошла к Ольге – администратору зала и хотела предупредить о своем отъезде:
– Оля, я отлучусь на… – Пока я размышляла, какое количество времени буду отсутствовать, женщина меня перебила:
– Да-да-да, меня предупредили, я сейчас встану на VIP зал.
– Спасибо. – Улыбнувшись ей, я отправилась к выходу. Вера вопросительно изогнула бровь, увидев меня в холле, одетую в пальто. Я решила не отчитываться перед ней, да и сказать мне было нечего. К тому же, я не знала, вернусь ли этой ночью в клуб, но прощаться не стала. Молча, выбралась через тяжёлую дверь на ночную улицу.
Водитель распахнул для меня заднюю дверцу автомобиля, и что-то кольнуло в моей груди. В памяти нашелся портрет мужчины, который занимал эту должность прежде, до того, как взорвался в точно таком же Лексусе.
Весь путь Даня молчал, как и всегда. А я боялась спугнуть его решение довериться мне, потому тоже не произнесла ни слова.
Настало то время года, когда люди удивлялись тому, как искусно осень маскировалась в зиму. Город непривычно пустел после полуночи, напуганный первыми морозами и долгой темнотой. Конечно же, горели огни, но им было не под силу спугнуть ночь и приближение зимы.
Я рассматривала по очереди то темный салон без приметных деталей, будто машина никому не принадлежала, то вид из окна, абсолютно не представляя, где нахожусь. Мое внимание обострилось лишь после того, как мы выехали из города. А может, мы всё ещё находились в Москве, но местность походила на сельскую. Высотки в страхе попрятались, а гордые одноэтажные домики стояли, как ни в чём не бывало.
Моя фантазия разыгралась в продолжительной тишине. Мне представлялось, что мы вскоре очутимся посреди поля, где нас уже ждёт инопланетный транспорт. Моя улыбка была неуместна, глуповата или даже слегка безумна, но я не могла её прятать, представляя, как Даня поднимается на борт, держа меня за руку, и мы улетаем со скоростью света в космос, не успев насладиться картиной ночной Москвы в иллюминатор.
Вопреки моему воображению, мы оказались посреди невысоких построек. Я бы приняла их за заброшенные казармы, но табличка на кирпичной стене гласила «Пивоваренный завод».
– Мне ведь нечего бояться? – спросила я, ныряя в серые облезшие ворота.
– Поздно бояться. – Даня шёл за мной с поникшими плечами. Я нахмурилась и отвела взгляд к человеку, который спешил к нам из темноты. Мужчины поприветствовали друг друга кивком головы, но человек в чёрном спецназовском костюме сделал это строгим отточенным движением. Раз уж мне не кивнули, я решила быть невежливой – здороваться на словах не стала.
– По протоколу? – спросил мужчина, лицо которого пряталось в тени черной кепки.
– Свободен. – Буркнул Даниил и пошагал вперёд.
Я шла за ним и рассматривала всё вокруг. Это действительно был пивзавод, который спал после смены. Залы пустовали без рабочих, непонятные мне машины отдыхали в тишине. Воздух пропитался запахом гнилых яблок, спрятанных в свежевыпеченном сером хлебе.
– Осторожно, – тихим голосом предупредил Даня, – смотри под ноги.
Так я и сделала, опустила взгляд и в углу зала увидела лестницу вниз.
Стены подвала выглядели так, будто именно они когда-то давно были пивзаводом, но ушли под землю и укрылись ещё одним этажом. Здесь запах пива летал уже едва уловимый, его затмевала сырость. Ничего больше я рассмотреть не успела, моё внимание заняли люди вдоль стен. Сперва трое, ещё двое через десяток метров, возле высоких створок железных ворот. Я и не пыталась разглядеть черты лиц, одежду. Моё внимание приковывало только одно – их взгляды. Я и прежде замечала эту покорность, эту податливость, граничащую с боязнью. И прежде на Даниила смотрели, как на неоспоримую власть, на величие. Но именно сейчас, под любопытством моего разума просыпалась дрожь. Эти люди будто зависели от него, будто он источал кислород, необходимый для их жизни.
Осадив в себе мысли о его величии, я нашла ещё кое-что, принадлежащее уже мне. На лицах мужчин мелькали смешанные чувства, словно они впервые видели существо, коим я являлась. Не будь я собой, во мне бы зародился страх лишь от взглядов этих людей. Так не пугала ни темнота, к которой мы шли, ни певучие скрипы железа где-то поблизости, ни стук тяжёлых ботинок.
Даниил остановился у стены и поднял голову вверх. Я проследовала взглядом до потолка и нашла в самом углу камеру.
– Отсек три. – Проговорил он в никуда. Спустя секунду стена со скрипом утекла вверх. Даня переступил через порог и потерялся где-то там. Я, бросив взгляд за спину, туда, где переглядывались мужчины, тоже нырнула в темноту.
Еще две стены испарились по его приказу, прежде чем мы оказались у хранилища с хромированной дверью.
Я решила, что это последний шанс передумать, возможность развернуться и уйти, так и не узнав правды. Но ноги вели меня только вперёд, к порогу в его тайну.
Отперев последнюю дверь, за которой уже не находилась охрана, он спросил:
– Ты знаешь, что такое тетраоксид диазота?
– Нет. – Я всмотрелась в темноту.
– Компонент жидкой взрывчатки. – Чётко проговорил Даня и щёлкнул рубильником где-то на стене.
Я всегда шутила со своим внутренним голосом, что этот мужчина инопланетянин. В эту минуту я будто оказалась на его родной планете. К моим щекам прилип холод, влажный и дерзкий. Над головой жужжал потолок и этот звук отдавался в голове так, словно меня посадили в старый советский холодильник. В нос ворвался запах, который я не вдыхала ещё никогда прежде. Чтобы почувствовать всё это, мне понадобилась секунда, а дальше я просто смотрела на стальные отсеки, наполненные бутылками.
– Ты ввозишь взрывчатку под видом алкоголя?
– Я спонсирую производство её компонентов и доставляю в страну.
Какое-то время в моей голове не появлялось мыслей, наверно, это называют шоком. А потом я тихо посмеялась:
– Иронично, учитывая, что тебя пытались взорвать полгода назад. – Я подошла к одной из стоек: – И на что способна одна такая бутылочка? – наклонившись, я стала всматриваться в янтарную жидкость сквозь прозрачное стекло. Она словно застыла, вовсе не походила на виски, даже на его тягучий вид в заморозке.
– 500 миллилитров смешивается с двумя компонентами и на выходе мы имеем пять литров взрывчатки. Этого хватит, чтобы обвалить весь завод.
– Значит, сейчас мы стоим рядом с взрывчаткой, способной уничтожить этот город? – меня передёрнуло, по спине помчались мурашки.
– Да, но эта жидкость не взрывается просто так. Без остальных компонентов она лишь горюча и слегка токсична.
– Сколько стоит одна бутылка?
– Ящик из пятидесяти бутылок стоит миллион американских. Я не считал стоимость бутылки.
– Примерно полтора миллиона рублей. – Рассчитала я, закатила глаза и тяжело вздохнула, только сейчас почувствовав кислый привкус во рту. Захотелось уйти, но не потому, что мне стало страшно находиться в хранилище, а потому что в носу начало щипать. Я вышагнула за хромированную толстую дверь и прислонилась спиной к сырой холодной стене. Даня запер хранилище и встал передо мной:
– Всё, что ты только что узнала, может тебя убить. – Он произнёс это таким голосом, который напугал бы любого, но меня разозлил. Уверенным шагом я прошла весь этаж и поднялась по лестнице. Даня догнал меня и остановил, ухватив за руку твёрдой хваткой. – Я даю тебе день, – наклонившись к моему уху, произнёс мужчина. – Хорошо подумай, готова ли ты стоять рядом теперь, зная, с кем стоишь.
Мы с моим шоком так и не придумали слов, чтобы ответить на этот устрашающий тон.
– Тебя отвезут домой. – Даня кивнул к выходу, развернулся и пошагал прочь, стуча по бетону грузными подошвами.
***
Я захлопнула за собой дверь квартиры и от этого звука зашуршали все косяки. Сев на пол прямо в коридоре, я стянула туфли и провалилась в мысли. Я, наконец, получила ответ, который жаждала, но вопросов в моей голове родилось ещё больше, чем умерло. В чем он признался, показав мне истинное амплуа? В терроризме, в том, что с его помощью воюют и убивают?
Это не имело значения. Я неуклюже перекрестила ноги и призналась себе в том, что мне не было никакого дела до войн и смертей. Мне не было дела до всего мира, пусть это многое говорило обо мне, как о человеке. В тот самый момент я поняла, что если равнодушие и эгоизм это качества плохого человека, то я плохой человек.
Я сидела и думала обо всех этих женщинах из книг и сериалов, которыми увлекалась в юности. О женщинах, которые спасали мир, как только узнавали, что их любимый мужчина собирается этот мир уничтожить. Отказывались от любви, предавали чувство и человека, только чтобы спасти мир, который впоследствии оказывался пустым и ненужным.
Что не так со мной, если мне плевать на всех и каждого?
Наверное, слишком долго всем было плевать на меня.
Сейчас же мне было абсолютно всё равно на жизнь и смерть кого-то там, людей, с которыми я не знакома, меня волновала только жизнь любимого человека и тех, кто стоял на его стороне. А ещё волновал его мотив оттолкнуть меня. Чем он руководствовался, давая совет держаться подальше?
Даня либо пытался избавиться от меня с помощью убедительных угроз. По крайней мере, сложно было поверить в безопасность этого промысла. Большие деньги и большие, в кавычках, люди всегда ведут большие и опасные игры. А может, этот мужчина хотел защитить меня от мира, про опасности которого знал не понаслышке?
Так я и просидела, пока не перестала чувствовать задницу от твердости и холода пола.
Щёлкнув выключателем, я вошла в ванную. На стене напротив меня сидело многоногое существо, размером со спичечный коробок. Живность не собиралась бежать, не боялась ни меня, ни света, да и вовсе выглядела так, будто имела больше прав находиться в ванной, чем я. Скорее всего так и было. Сороконожка, вероятно, прожила в этой квартире дольше меня и застала других постояльцев. Сперва я подумывала смыть её в раковину, а затем просто выключила свет и ушла мыть руки в кухне.
